Дари мне боль

POV Tom Red — Nothing and Everything Вновь оказываюсь в этой серой холодной комнате. Сильный толчок в спину, и я падаю. Дверь с шумом закрывается, остаюсь один. Обреченно подхожу к кровати, присаживаюсь, с омерзением отшвырнув яблоко, которое я «заслужил», и судорожно обхватываю колени руками. Сейчас я не настолько голоден, чтобы есть трофей, доставшийся мне таким способом. Но и не взять его я не мог, мало ли что он решил бы сделать, проигнорируй я эту «награду». В тот момент моим единственным желанием было уйти с глаз этого человека… Нет, этого животного. Не могу смириться с тем, что вынужден подчиняться ему беспрекословно, потому что боюсь. Он одним словом заставляет дрожать все внутри. То, что я ему делал, ужасно. Настолько ужасно, настолько постыдно, что в груди все сжимается от одного лишь воспоминания. В голове до сих пор не укладывается, что это произошло со мной. Противно от себя, от того, что я все еще жив. Так всегда происходит в моей жизни: я делаю, что велят, и у меня нет выбора. У меня нет ничего, что могло бы помочь мне, кроме моей веры. Если у меня отнимут и ее, я останусь один на один со всем злом, что меня окружает. И я держусь за единственный источник моей силы, отнять это у меня никто не сможет, только если вырвут и вытрясут мою душу. От бессилия из глаз покатились слезы. Наконец-то могу выплакаться, выплеснуть всю боль, что засела в моей душе. Слезы стали частью моей жизни в этом кошмаре. Когда поплачешь, становится легче. Кто-то курит, кто-то пьет, а я плачу. Плачу от бессилия, от одиночества, от осознания того, что ничего, кроме этой комнаты, мне не светит, что мне никто не поможет. Я один. Я совсем один. И вера. Жизнь жестока, особенно тогда, когда ты начинаешь за нее бороться. Каждая мысль, каждый вдох, каждый удар сердца — всё это оказывается мелочью в больных фантазиях, что рождаются в головах у этих безжалостных людей. Для них я не человек. Им безразлично, что я испытываю. Их не волнует, что я, как и они, дышу и чувствую боль. У них иная мораль, иная жизнь. Нет, скорее существование. Когда-то я считал, что, живя в приюте и терпя издевательства мальчишек, я несчастен, а теперь осознаю, какие это были мелочи. Незначительные слова, которые тогда меня обижали до глубины души, на которые сейчас я даже не обратил бы внимания. Они были глупыми и совсем не жестокими, по-детски наивными. А эти люди… Они ненормальны. Ведь нормальный человек не опустится до такого. Находясь здесь, я осознал, что такое настоящая жестокость, страх и боль. Теперь я понимаю, как был глуп. И увидев другую сторону жизни, даже мыслить начинаешь по-новому. Сейчас во мне будто ломается что-то, что-то такое, что раньше придавало мне веры в людей и в лучшее будущее. Будущее, которого у меня нет. Я всегда был добр ко всем, всегда ценил честность, чистоту души, старался всех прощать. Я никогда и никого не ненавидел, не держал зла, но сейчас я могу сказать, что ненавижу этих людей, ненавижу всем сердцем. Я не могу отрицать своих чувств, хотя и понимаю, что мои мысли ужасны. Как можно простить за то, что он сделал со мной? За то, что они делают со всеми? Что, кроме ненависти, можно чувствовать к этим чудовищам? Он обрекает меня на это, он издевается, убивая все самое чистое и светлое в моей душе. Как можно быть таким? Я никогда не смогу понять людей, которым доставляет удовольствие смотреть на чужие страдания. Жутко хочу в туалет, смотрю в угол комнаты, где имеется небольшое углубление, обитое досками. Некое подобие туалета. В прошлый раз я чуть не свалился в него. Справив нужду, возвращаюсь к кровати, ложусь и прикрываю глаза. Сейчас я как робот, исполняющий команды. Утром придет охранник, и все по кругу. Только вот я не знаю, чего еще ожидать от этого монстра, этого жестокого, неприступного и властного дьявола. Вспоминаю, как он негромко стонал, сжимая мои волосы, как я чуть ли не давился его… Нет, господи не хочу вспоминать. От вызывающих отвращение мыслей широко распахиваю глаза, становится противно от картины, возникшей в моем сознании. И никуда от них не убежишь. Это было. И это было со мной, теперь это останется со мной навсегда, и я не знаю, сколько еще раз мне придется испытать то, что я испытал сегодня. Сколько мне еще плакать, сколько раз дрожать от страха, сколько мне еще мучиться? *** После моего первого унижения прошло три дня. Почти ничего не изменилось, только в углу комнаты прибавлялись фрукты, которые я «заслуживал», и которые мне в горло не лезли. Утром мы шли в столовую, потом в душ, потом нас заводили к ним в зал. Только мой монстр теперь не трогает меня днем, после завтрака он обычно прогоняет меня в мою комнатку, в которой время становится мерзкой, тягучей, серой массой, обволакивающей меня с ног до головы, заставляя теряться во времени. Я просто сижу в этих сырых стенах и бесконечно думаю. От своих мыслей я порой боюсь сойти с ума. Не знаю, ночью или поздним вечером охранник отводит меня к нему. Я делаю то же самое, что и тогда. Странно, но он всегда мне говорит: «Возьми, что хочешь». Я всегда беру что-то одно и ухожу. Беру не потому, что хочу, а потому что боюсь его разозлить. Да, все это мерзко, противно, но как бы это ужасно не звучало, я немного привык. Первый и самый отвратительный раз, когда я это делал, уже позади. Теперь я стараюсь делать все как можно быстрее, сильнее и глубже, чтобы он поскорее закончил и выгнал меня обратно в мою темную дыру. Я немного наловчился и понял, как этот процесс ускорить. Но, наверное, не стыдиться и не краснеть никогда не смогу. Мысли о том, какое я ничтожество, стараюсь отгонять, мне и так очень плохо. С каждым днем надежда, что я смогу так прозябать да еще и выживу, теряется. Про побег я даже не думаю, это кажется невозможным. А если меня поймают, не представляю, что со мной сделают. Хотя я бы, наверное, даже попытался, только не знаю как, у меня нет плана, я не знаю, как можно незаметно выбраться отсюда. Нет, это невозможно. Крис до последнего верит и ждет грузовик с продуктами, он считает, что есть шанс уехать на нем незаметно, в чем я очень сомневаюсь. Но надежда, как говорится, умирает последней. По сравнению с остальными мне еще повезло. Как же глупо звучит здесь эта фраза, но так оно и есть. Именно это мне сказал Крис, когда я увидел на его руке два сломанных пальца. С каждым днем синяков и ссадин на его теле становилось все больше, в то время как на моем -ни одного. «Тебе повезло, Том», — помню, как он похлопал меня по плечу здоровой рукой и слегка улыбнулся. Посоветовал делать, что хозяин велит, и сказал, что возможно именно я выберусь отсюда живым. Что мне повезло еще и в том, что мне достался не какой-нибудь старик-извращенец, вроде жирдяя или священника, и что мой темноволосый хозяин очень красив. Опять же, странно говорить о внешней привлекательности своего мучителя, но не заметить, что он красив, невозможно. Он совершенно закрыт и весьма необычен, его хочется разглядывать и разгадывать. Если бы я не знал, кто он, я бы, наверное, подумал, что это прекрасная девушка, и залюбовался. Хотя в моем случае роли это почти не играет, когда берешь в рот мужской член, внешность мало что меняет, на душе в любом случае останется одинаково грязное пятно. Я понимал свою удачу, глядя на всех искалеченных ребят: на лысую девочку без зубов, которая еще пару дней назад была так мила, на парня с исполосованной спиной, или же на парня без нескольких ногтей на ноге. С каждым днем все страшнее было выходить утром и замечать все это. В то же время все они смотрели на меня с какой-то ненавистью, с укором, будто вопрошая, почему я страдаю меньше их. Смотрят с немым вопросом: «Почему он цел и невредим?» Я удивляюсь, что даже они так жестоки, что даже эти несчастные люди не имеют сострадания. Мне безумно жалко и больно смотреть на них, я часто плачу, вспоминая их увечия, и молю Бога, чтобы их мучители остановились. Я не могу сказать, что мой хозяин совсем не издевается надо мной, но хотя бы не бьет и не калечит. В любом случае он груб со мной, иногда насмехается, говоря гадости, называя меня ничтожным и жалким. Высокомерный, наглый, властный, он в силах сделать все что угодно, и постоянно на это указывает своими словами и действиями. Но, конечно же, это мелочь по сравнению с тем, что здесь делают с другими. И мне, как не крути, пока везет немного больше, чем остальным. С каждым днем я все сильнее боюсь, что мой тиран тоже начнет совершать со мной эти вещи: бить, измываться, калечить. Я боюсь, я трясусь, видя его. Замираю, когда он начинает что-то с ухмылкой говорить или смеяться, поглаживая свою изящную шею, облизывая губы, как он это всегда делает. И конечно же я боюсь, что однажды он меня изнасилует. Расспросил у Криса, набрался смелости узнать, что с ним сделали. Он все рассказал. Рассказал, какая страшная боль пронзает тело, и что лучше расслабиться, тогда будет легче. Конечно, я был в шоке, но после всего, что я здесь увидел, шок был не такой сильный, как если бы я узнал это раньше. Я готов ко всему. Я смирился и жду своей участи, как бездомный щенок в руках живодера. Сижу и смотрю на серую стену. За эти дни я изучил все трещинки, они похожи на странный орнамент. Я даже собрал картинку из незамысловатых линий. Узор похож на огромную лошадь, если конечно хорошо присмотреться и пофантазировать. Хорошо, что здесь горит свет. Пусть и тусклый, но, все же, благодаря ему, не так страшно. В темноте я бы точно сошел с ума. Понимаю, что уже давно нахожусь в комнате, и скоро за мной придут, чтобы отправить к нему. За эти дни, когда я немного успокоился и свыкся со своим положением, стал замечать кое-какие детали. Узнал, что его зовут Вильгельм. А еще он всегда злится, когда его называют Биллом. Обратил внимание, что один парень из числа этих тиранов, весьма привлекательный, с коричневыми волосами, ищет с ним встречи, пытается разговаривать, но тот каждый раз его отталкивает и грубит. Я, слава богу, не так много провожу с ним времени, только после душа и вечером, но даже этого достаточно, чтобы заметить, что он никого к себе не подпускает, почти ни с кем не общается и не особо ладит со своим братом, тем ужасным человеком, который измывается над Крисом и который едва не изнасиловал меня в гостиной. Не могу спокойно вспоминать произошедшее, эти глаза и эти грубые руки. Как я понял из разговора с Крисом, остальные ребята целыми днями, а иногда даже ночами находятся в комнатах у своих хозяев. Иногда они собираются в зале и все вместе делают ужасные вещи. Крис мне не стал рассказывать, что именно там происходило. Ни меня, ни моего хозяина там не было. Я, если можно так выразиться, рад, что мой тиран уделяет не так много времени издевательствам надо мной. Вздрагиваю, услышав открывающуюся дверь. Я уже поднялся на ноги, чтобы проследовать в комнату хозяина, но вместо злого охранника увидел эти ужасные глаза. Брат Вильгельма стоял напротив меня, сверля взглядом. Что ему нужно? Почему меня не отправили к хозяину? Уже знакомое чувство страха. Он надвигается на меня, ядовито улыбаясь. В тусклом свете его лицо еще жестче и безжалостнее. Неосознанно шагаю назад, не в силах что-либо сделать или сказать. Да и что я сейчас могу? — Что, тварь, испугался? — одним рывком приближается ко мне и толкает на кровать. Нет, не надо. Прошу, не надо. Руки и ноги словно онемели. Не могу, не хочу, чтобы он касался меня. Пусть лучше Вильгельм, но не он. Никогда не думал, что подумаю об этом, но сейчас я уверен, что если бы у меня был выбор, я бы выбрал именно моего хозяина. — Какой ты шуганный. Вроде мой недалекий братец тебя почти не трогает, а ты все равно забитый. Или это я тебя так пугаю? — широко улыбается, после чего его улыбка сменяется злобной гримасой. Молчу, не в силах вымолвить даже слова. — Передай своему хозяину, а вернее, этому выродку, являющемуся по недоразумению моим братом, что он жалкое ничтожество, недостойное находится в этом месте. Я ошарашено слушал его, боясь сделать лишнее движение. — Ты слышал, что я сказал? Едва киваю и напрягаюсь всем телом, когда он склоняется к моему лицу. У меня даже мышцы на ногах сводить начало. — Он наверное расстроится, что я трогаю его шлюшку снова? — он грустно вздохнул, отстраняясь от меня, вынимая из кармана пиджака пачку сигарет и спички. После ловко достал сигарету и прикурил, выдыхая дым мне в лицо. Знакомо. — Он тебя так и не трахнул? Твоя задница до сих пор невинна и чиста? — Анис издал странный смешок и шлепнул меня по пояснице. — Ну, отвечай. Я молчал. В прошлый раз я сказал, что ничего не было, и он попытался меня изнасиловать, поэтому сейчас рисковать я не стану, просто промолчу. Я не сразу понял, что произошло, он внезапно схватил мою руку, и меня пронзила жгучая боль. Я попытался вырваться, но он держал крепко, что-то с силой прижимая к кисти. Как я понял позже, это была сигарета, он тушил об меня сигарету, которая и жгла мою кожу. В глазах заблестели слезы, но я сдержался, сам не знаю как. Наверное, я закаляюсь в этой обстановке. — Когда он увидит это, он поймет, что я к тебе заходил. Можешь поблагодарить, что не трахнул тебя прямо здесь и сейчас, — после этих слов он схватил меня за зад и крепко сжал, отчего я поежился и зажмурился, прижимая к груди обожженную руку. — Еще увидимся, — бросил он напоследок, выходя из комнаты. POV Bill Одно из моих любимый занятий — расслабляться в ванной. Сколько я уже здесь? Нехотя поднимаюсь из воды и накидываю халат на влажное тело. Ванная комната находится через две от моей, но даже эти две двери я стараюсь преодолеть как можно быстрее. Не хочу, чтобы кто-то застал меня в таком виде. Оказавшись в комнате, вижу мальчишку, стоящего возле стены и рассматривающего чего-то на обоях; я даже забыл, что приказал привести его к полуночи. Черт, я совершенно забываю о нем, хотя нахожусь здесь именно для того, чтобы развлекать себя глумлением над этим существом. Поражаюсь своей глупости. Но у меня совершенно нет желания увечить его, как это делают остальные. Я жесток, но не имею привычки кого-то бить или уродовать, я получаю удовольствие от других вещей. Люблю наблюдать, как сложно моему подопечному совершать некоторые действия, мне нравится видеть его беспомощность, и смотреть, как он мне отсасывает в конце концов. И этого вполне достаточно. Мне, но не другим. Чувствую, этого без внимания не оставят, и в первую очередь — мой братец. Не хочу сейчас заморачиваться по этому поводу. Думаю, если мальчишка меня разозлит, я, не задумываясь, отметелю его как следует, я достаточно вспыльчив и уверен, что скоро появится подходящий повод. Не спеша устраиваюсь на кровати, взглянув на тонкую фигурку, стоящую у стены, и привычно раздвигаю ноги. Он уже знает что делать, послушно подходит и садится между моих ног, стараясь не смотреть мне в глаза. Сегодня я совсем непривычно для него выгляжу: без макияжа и в халате, поэтому он все-таки поднимает взгляд на меня, но сразу же отводит. На секунду мне даже показалось, что он хотел мне что-то сказать, но промолчал. Давай, малыш, постарайся сегодня. — Приступай, — даю команду. Он берется за полы халата и немного отодвигает их в стороны. Так. Стоп. Что это? Хватаю его за запястье и смотрю на кисть, на которой вижу свежий ожог. Такой знакомый, режущий память след. Анис. *** — Отпустииии! Отпусти меня, — черноволосый мальчишка лет пятнадцати настойчиво вырывается из рук крепкого парня, который прижимает его к столу, давя на спину, принуждая того согнулся. — Сука. Значит, перед жалкой прислугой, перед этим голодранцем ноги раздвигать ты можешь, да? И загинаться можешь, наверное, неплохо? Шлюха, Билл. Ты маленькая шлюха! — Ничего такого не было! Я тебе клянусь! Чем хочешь поклянусь! — Мне уже по*уй, потому что этого ублюдка больше нет. Слышишь? Неееет! — парень склонился к уху мальчишки, издевательски растягивая последнее слово. — Отец ему сегодня горло перерезал! Было стоооолько крови, — он рассмеялся, подминая под себя худенькое тело и прижимая его к твердой поверхности. — Неправда! Неправда! — мальчик заплакал и ударил по столу ладонью. — Ты врешь! Он жив! Не верю! — Правда, Билли, правда. Но не расстраивайся, я отлично смогу заменить его и иметь твою тощую задницу сколько угодно. — Я ненавижу тебя, ненавижу вас всех! Отпусти! — из последних сил мальчишка попытался вырваться, но ему это не удалось: Анис был гораздо старше и сильнее. Билл сдался и ослаб в грубых руках, обессилено положив голову на стол. Слезы катились из карих глаз, срываясь на гладкую, холодную поверхность. — Тебе понравится, — Анис потянулся к пуговице на брюках Билла и, расстегнув ее, спустил их вместе с трусами до колен. Паренек вновь попытался воспротивиться, но был грубо прижат к столу. — Не дергайся, будет только хуже. — Что ты хочешь сделать? Не надо, пожалуйста, ты ведь мне брат… Пожалуйста, Анис, — Билл умолял, он бы встал перед мучителем на колени, он бы сделал все, что тот пожелает, лишь бы отпустил его. Он привык терпеть ненависть Аниса, но не предполагал, что тот способен на такое. — Тссс, — Анис ловко расстегнул свои брюки и вытащил возбужденный член из штанов. Плюнув на руку, он растер слюну по члену, после чего еще раз плюнул и нетерпеливо поднес пальцы к анусу мальчишки. — Тише, — он вогнал в него сразу два пальца, от чего Билл громко всхлипнул и крепко зажмурил глаза. Он понял, что теперь тот его точно не отпустит, теперь над ним надругаются, используют. Горечь заполняла душу и солеными струйками стекала из глаз. — Больно, — он заскулил, когда брат добавил еще один палец и быстро задвигал ими, ощущая его узость. — Анис… прошу… остановись… — сквозь слезы умолял Билл. — Лежать, — брат грубо прижал рукой его голову к столу, а второй двигал в нем пальцами. Сгорая от нетерпения, он вынул пальцы и подставил свой член к входу, после чего резким движением вогнал его до основания. Издав что-то наподобие рыка, он на мгновение остановился, а после принялся вдалбливать мальчишку в твердую поверхность стола. От пронзившей его боли Билл вцепился пальцами в стол и истошно закричал. В зал вбежала служанка, но увидев как мальчишку жестко трахает его собственный брат, прикрыла рот рукой и выскочила из комнаты. Люди, работающие в этом доме, многого натерпелись. Эту девушку не раз пользовал сам Анис, но чтобы собственного брата… Такого невинного и доброго, так разительно отличающегося от всего этого жестокого семейства. Девушка в шоке сбежала на кухню подальше от увиденного, сдерживая крик, крепко зажимая рот рукой. — Билли, тебе нравится? — Анис, не останавливаясь, вколачивался в тонкое тело, слабо постанывающее под ним. — Ты стонешь, значит, тебе нравиться, — словно убеждая в этом самого себя, прорычал парень, оглаживая худую спину, проводя пальцами по выпирающим позвонкам. Он принял стоны боли за стоны удовольствия. Или хотел, чтобы так было. Парень был одурманен происходящим. — Я так… долго… ждал, — сбивчиво выдыхал Анис, припадая губами к плечу мальчишки, который был не в состоянии даже плакать, а лишь сдавленно всхлипывал.  — Ты… мой… — Анис склонился сверху, опираясь на стол руками, после чего сделал несколько сильных движений бедрами и, закусив губу, кончил. Не вынимая члена, он обхватил мальчишку за талию и лег на него, прижимая своим весом к столу. Отдышавшись, он отстранился от измученного тела и натянул брюки. Билл, не меняя позы, лежал на столе. Шок, отчаяние, боль. Сколько эмоций перемешалось в душе юного невинного мальчика, которого изнасиловал собственный брат. — Только мой, — Анис грубо схватил его за талию, поднимая и поворачивая лицом к себе. Билл не открывал глаза. Его веки были плотно сомкнуты, а черные ресницы отчетливо контрастировали на словно фарфоровом лице. Он был словно кукла. Такая же беспомощная и неживая. Белое, аккуратное, по-девичьи нежное лицо наполовину закрывала черная челка, тело обмякло в руках Аниса, а влажные от слез губы были слегка приоткрыты. — Ну, почему ты такой? Я ненавижу тебя! — Анис схватил Билла за горло, после чего жадно припал к его губам, впиваясь поцелуем. Билл не отвечал, он даже не шевелился. Анис же терзал губы брата, словно стараясь высосать его всего без остатка, не оставить ни капли. Перейдя грубыми и жадными поцелуями на шею, он кусал, засасывал нежную кожу, оставляя яркие отметины, лизал, желая взять как можно больше. Наконец оторвавшись, он усадил Билла на стол. Тот открыл глаза и обреченно посмотрел на брата. — Зачем? — хриплым голосом спросил мальчишка. — За что? — он крепко схватился за край стола, и, если бы у него были для этого силы, он бы разломал его в щепки и разбросал по комнате. Словно придя в себя, Анис достал сигареты и присел рядом с Биллом. — Поцелуй меня, — выдыхая дым, попросил Анис. Он не приказывал, он просил. Казалось, в его голосе прозвучали нотки сожаления. — Никогда, — преодолевая боль, Билл сполз со стола и натянул брюки. — Я лучше умру. — Ты сам сделал этот выбор, — Анис вскочил со стола и оказался лицом к лицу с Биллом. — Каждый раз, как я останусь неудовлетворен, ты будешь жалеть об этом! — Он схватил руку мальчишки и прижал окурок к тонкой белой кисти. — Запомни, боль — это единственное, что ты теперь будешь получать от меня. *** POV Bill — Что он тебе сделал? — вскакиваю на ноги, откидывая от себя мальчишку. Чувствую, как в висках пульсирует боль, а кровь буквально закипает. Я готов разорвать в клочья любого, кто сейчас подойдет ко мне. Как заведенный мечусь по комнате, понимаю, что Анис намерен доставать меня любыми путями, и он нашел самый легкий. И вот сейчас, видя эту метку на руке мальчишки, я вспоминаю события восьмилетней давности, которые когда-то были моим кошмаром. Эта сволочь добилась своего. Я столько бежал, уходил от этих воспоминаний, а Анис так беззастенчиво их вернул. Он никогда не оставит меня в покое. Хочется пойти и разодрать ему лицо, сломать ему руки, просто убить его и скинуть в ближайшую канаву. Хочу выговорить ему все, что накипело в душе. Но нет, я умнее этого ублюдка, и я сдержусь, не поведусь на его явные провокации. Но для начала мне нужно успокоиться. — Что. Он. Тебе. Сделал? — еще раз повторяю вопрос, склонившись над мальчишкой. — Р-руку прижег, — заикаясь говорит этот жалкий кусок дерьма. — Говорил… п-плохие вещи п-про вас… — Заткнись, — не хочу слышать грязь адресованную мне из уст этого ничтожества. — Он поимел тебя? — спрашиваю наконец о том, что меня интересовало больше всего, и ловлю его непонимающий взгляд. — Черт, трахнул он тебя или нет? В ответ мальчишка замотал головой, прижимаясь спиной к кровати. — Что ж, давно пора это сделать! — хватаю его за ворот майки. Кажется, настал тот момент, когда я отделаю этого щенка как следует. Трахну, а потом отделаю. Мне даже повод не нужен, мне просто нужно выплеснуть всю злость. С легкостью поднимаю его на ноги и толкаю на кровать. Развязываю халат и намереваюсь приказать ему раздеться, но окидываю взглядом лежащее передо мной тело. Дьявол, он такой худой, такой жалкий, и глаза… полные страха… колени трясутся. Напоминает меня. Опять… Опять он напомнил меня самого. Еще эта отметина на руке. Резко запихиваю халат, не успев снять, и, сжав голову руками, отхожу от кровати по направлению к шкафу с алкоголем. Кажется, это единственное, что поможет мне хоть как-то успокоиться. Я чувствую себя загнанным в ловушку. Я даже трахнуть и избить его не могу. Неужели я жалею его? Неужели во мне остались эти чувства? Сейчас я ненавижу себя больше всего. Это не он, а я жалкий и ничтожный. Опрокидываю в себя стакан виски и наливаю еще. Поворачиваюсь и ловлю на себе его взгляд. Он уже присел на край кровати и почему-то пристально смотрит на меня. С непонятной надеждой. Обычно он боится, а сейчас смотрит. Неужели он почувствовал, что я не могу и не хочу над ним издеваться? — Что? — зло спрашиваю, стараясь быть как можно жестче. Он ничего не ответил, а просто отвел взгляд. Чувствую себя пойманным на месте преступления. Допив второй стакан, я даже усмехнулся всему происходящему. Какой же я кретин. Раздавшийся стук в дверь отвлек меня от мыслей. Не дождавшись моего ответа, в комнату вошел Бен. Ну надо же, в самый подходящий момент! — Чего тебе надо? Я не разрешал входить! — без особой злости кидаю незваному гостю. — Я просто хочу поговорить. Трахнуть его что ли? Неплохой способ отвлечься. — Заходи, присаживайся, — бросаю ему и наполняю еще один стакан. — Угощайся, — протягиваю стакан Бену, от чего он приоткрывает рот в удивлении. — Какой ты учтивый. Твое настроение от чего-то конкретно зависит? Расскажи, чтобы я знал, когда стоит тебя навещать, — он отпивает виски и ставит стакан на столик. — Ты был прав, я здесь нахожусь только из-за тебя, — вдруг совершенно серьезно и решительно выпаливает. — Все? — спрашиваю без капли удивления. — Чем я плох? Почему ты меня отвергаешь? — Бен перешел сразу к делу. — Встань, — приказываю мальчишке, сидящему на кровати, и жестом указываю, чтобы он шел в угол, где висит цепь. Он послушно идет и садится в углу. — Ты неплох, мне понравилось с тобой, эмм… Что еще ты хочешь услышать? Предложение руки и сердца? — Можно просто проводить время вместе, — он не спеша поднимается и подходит ко мне почти вплотную. Пристально смотрит в глаза, а в его — я уже вижу похотливый огонек. Что ж, ты сам этого захотел и к тому же угадал мои желания, трахнуть тебя я сегодня не прочь. Вижу, как он медленно наклоняется к моим губам, чтобы поцеловать. — Стоп, — слегка отстраняюсь. — Только не в губы, — медленно провожу рукой по его щеке, подбородку, спускаясь к шее. — Хорошо, — немного оскорбленный, но тут же оттаявший от моих прикосновений Бен прикасается губами к моей шее. Нежно ласкает кожу поцелуями. Нежность. Ненавижу нежность. Хочу грубости, но не останавливаю его. Становится даже приятно, прикрываю глаза и запрокидываю голову, давая больше места для поцелуев. Словно обезумевший от моей покорности, он крепко хватает меня за талию, прижимая к себе, спускаясь поцелуями на грудь, которая обнажилась в распахнувшемся халате. Руки гладят мою спину, поясницу, спускаются на зад. Хорошо, трогай, сегодня я разрешаю. Обнимаю его за талию, продолжая наслаждаться ласками. Как давно меня никто не целовал, как давно я никому не позволял этого делать. Сейчас мне это необходимо, и ничто не сможет этого изменить. Он ловко развязывает пояс на халате, и я ощущаю теплые руки на своей спине. Подталкивает меня к кровати, попутно снимая единственное облачение. Я покорно падаю, позволяя ему целовать все мое тело. Он такой горячий, такой возбужденный, что мне начинает сносить крышу от осознания, как сильно он меня хочет. Шумное дыхание Бена меня заводит, я хочу большего, глажу его волосы, слегка сжимая, подталкиваю вниз. Ну же, давай, сделай это. Он прекрасно понимает, чего я хочу, и спускается поцелуями к моему члену. POV Tom Этот парень вновь пришел, и мой тиран его не оттолкнул, а наоборот… Такой добрый сейчас, хотя полчаса назад рвал и метал. Слава Богу, меня не тронул, хоть и хотел… Что же его остановило? Его невозможно понять, невозможно предугадать его действия. Брат его так разозлил тем, что трогал меня? Я понимаю, что ему просто не нравится, когда прикасаются ко мне не потому, что это я, а потому, что я — его вещь. Он бы так за любую свою вещь переживал и бесился. На душе так скверно стало, когда ощущаешь себя не человеком. Приказывает мне идти в угол комнаты, где цепь висит. Теперь я буду на цепи как собака сидеть? Впрочем, мне все равно. Сажусь в угол, но он не подходит, чтобы надеть на меня этот железный ошейник, а продолжает беседовать со своим ночным гостем. Слушаю их разговор. Они беседуют будто меня и нет. Ну правильно, я ведь не человек для них. Из разговора понятно, что парень этот хочет, чтобы хозяин с ним общался, и… он… О, господи, этот парень его целует. У меня даже глаза округлились. Он распахивает его халат, гладит, обнимает. А Вильгельм закрывает глаза и наслаждается. И никакой злости с его стороны, никаких грубых движений или приказов. Шатен делает все с такой нежностью… И ведь его никто не заставляет, он сам этого хочет. Неужели он все это время только этого и хотел, искал встречи с моим хозяином только для этого? Они плавно переместились на кровать. Обнаженный хозяин, а сверху шатен покрывает расслабленное тело поцелуями. Я чувствую как краснею, наблюдая эту картину, отворачиваюсь, но через секунду поворачиваюсь снова и наблюдаю за каждым движением. Мне должно быть стыдно, и мне стыдно, но я ничего не могу с собой поделать, не могу оторваться от происходящего… Шатен стягивает с себя одежду и остается только в нижнем белье. Я уже прекрасно понимаю, чем они сейчас будут заниматься, и что я буду свидетелем этого и наглядно все узнаю. От этого мои щеки и уши просто горят. Я боюсь, что хозяин откроет глаза, повернется и заметит, что я все вижу, но, затаив дыхание, я смотрю на два горячих тела не в силах оторваться от зрелища. Губы парня исследуют каждый участок кожи Вильгельма, он гладит его, прикрывая глаза и наслаждаясь. Никогда бы не подумал, что от этого может быть хорошо, но по лицу парня можно понять, что он действительно получает удовольствие. Спускается поцелуями все ниже и наконец целует хозяина в низ живота. Потом нежно касается губами его члена и берет его в рот. Делает то же, что делал и я. Но он совершает все действия с таким удовольствием, будто очень желает этого. Я чуть не подавился воздухом. С каким отвращением делал это я, и с каким чувством делает это он. И его никто не заставляет. Это нормально? Я наверное многого не понимаю, раз для меня это так дико. Но Вильгельм… Он так стонет, сминает в руках простынь и выгибается. Боже мой, мне не по себе, я снова отворачиваюсь и ругаю себя. Я не должен смотреть. Не знаю на сколько меня хватило, но не выдержав слушать их стоны, я вновь повернулся, и встретился с пристальным взглядом хозяина. По телу прошла странная дрожь. Вильгельм стоял на коленях между разведенных ног парня и трогал его там. Шатен откинулся на кровати и стонет, а хозяин продолжает смотреть на меня, облизывая и прикусывая нижнюю губу. Его стройное тело освещает лампа, стоящая на тумбочке. Оно слегка блестит от пота, растрепавшиеся влажные волосы спадают на тонкую шею, прилипают к ней. Он прекрасен. Я как завороженный смотрю на него, а он на меня. Не отрывая взгляда, он провел рукой по своей груди, животу и спустился к члену, проведя по нему несколько раз, отчего у меня дыхание перехватило. — Я больше не могу, давай, — простонал шатен. Хозяин, не отрывая от меня взгляда, толкнулся вперед и заерзал на нем. Парень вскрикнул, а после начал стонать и что-то бормотать. Вильгельм запрокинул голову и продолжил двигаться с еще большей силой. Я вспотел. Чувствую, как мое тело горит, и, самое ужасное, я почувствовал что-то приятное внизу живота. Я возбудился. Я проклинал себя, проклинал их, я бы даже заплакал, если бы хозяин вновь не посмотрел на меня. Его почти черные глаза исследовали меня. Он постанывал, и вдруг поднес палец к губам и облизал его, глядя мне в глаза. Всем своим видом он показывает, что хочет сделать все это со мной. А я, вместо того чтобы отвернуться, ловил каждое его движение, каждый взгляд, я видел только его. Ловким движением он перевернул лежащего под собой парня и поставил на колени. Его движения стали быстрыми и резкими, он сжимал талию шатена, с силой подавая на себя, шлепал его по бедрам, кусал свои губы и стонал. Я никогда не думал, а в этот момент я вообще не думал, что смогу смотреть, как люди занимаются этим. Наверное, я себя плохо знаю, потому что я больше ни разу не отвернулся и не закрыл глаз, я наблюдал за ним и часто встречался с его безумными черными глазами. Я потерял счет времени, я потерялся в этой комнате и в его движениях, в изгибах его тела, стонах. Мне было так хорошо, что я забыл, где нахожусь. Я не заметил, как стал тяжело дышать, кусать свои губы, впиваться ногтями в свою кожу, а потом яркий взрыв, отчего я крепко зажмурился и ощутил, как по всему телу разливается что-то до жути приятное. Я открыл глаза и навалился на стену. Что это было? Меня потряхивало, руки не слушались, а тело стало таким слабым, что я не мог перевернуться. Отдышавшись, я посмотрел на хозяина, который почему-то улыбнулся уголками губ, глядя на меня, и вдруг громко застонал, выгнулся и упал на кровать рядом с шатеном. Что произошло? Я что… Я кончил? Незаметно я просунул руку в штаны и почувствовал, что там мокро. Господи, прости меня. Я чувствую себя предателем. Я ничтожество. Я ужасный человек. Только сейчас я осознаю, что я наделал, какую совершил ошибку. Несчастный грешник. Бог меня никогда не простит. Отвернувшись от них я тихонько заплакал, чтобы они не услышали. Мне так противно от себя. Во что я превратился? Разве так можно? Я получил удовольствие, глядя на своего обнаженного тирана. Это все так неправильно. Вся моя жизнь теперь неправильная. Или у меня вообще больше нет жизни? После того, как я оказался здесь, мое существование стало совершенно бессмысленным. Я сам себе больше не принадлежу. Даже то, что произошло пару минут назад, зависело не от меня, а от моего тела, которое меня предало. Боюсь повернуться и увидеть эти почти черные глаза. Я не знаю, что теперь будет, ведь они только что чуть не свели меня с ума, решусь ли я посмотреть в них еще раз…