Тот, кто способен спасти от безумия

От себя не убежишь, к несчастью... От легкого покачивания меня немного тошнит. Запах резины и натуральной кожи буквально въедается в нос, заставляя меня невольно сморщиться от противного ощущения. Затхлость воздуха и неизвестность тут же приводят меня в чувства, вызывая замешательство от увиденного. Я никак не хочу принимать тот факт, что нахожусь в одной машине с Дмитрием, да и еще в лежачем положении на заднем сидении с жуткой головной болью. Учитывая мой недавний позор, а именно - совершенно глупое падение из - за неровного асфальта, я вполне могла рассчитывать на такой ход событий, пусть и сильно сопротивлялась этому. Оценивая обстановку, в который раз отмечаю, что Дмитрий не изменился: он взял, как обычно, поддержанную машину, зато оснащенную мощным двигателем, позволяющим разгоняться до небесной скорости, даже по такой выемчатой дороге, заставляющей меня чувствовать все новые и новые спазмы при резких поворотах и объездах. Кроме того, порывистый ветер, врезавшийся в лобовое стекло и проливной дождь, угрюмо отбивавший свою мелодию по окнам, раздражали и заставляли голову болеть еще сильнее. Дмитрий наверняка уже заметил мое пробуждение, но не подавал виду, поэтому я без всяких опасений обхватила голову руками, в надежде прекратить страдания. Послышался тихий стон, и я с трудом узнала собственный голос сквозь пелену воздуха, накопившегося в моих ушах. Даже после таких действий, он не предпринял ни одной попытки изменить хоть что - то в сложившейся ситуации: все так же, казалось, спокойно вел машину, сосредоточенно глядя на дорогу, и лишь плотно скрепленные пальцы у руля, выдавали всю напряженность его тела, которая была присуща ему только во время ожидания. Уж слишком хорошо я его знаю. Не смотря на мое немного болезненное, но вполне терпимое состояние, мне хватило лишь несколько секунд дабы принять сидячее положение и направить свой взор на мускулистую фигуру, сидящего впереди мужчины. А он даже глазом не моргнул, чтобы соизволить рассказать мне о том, куда мы едем и с какой целью. Не выдержав такого молчания, я решила первой заговорить по этому поводу, пытаясь говорить спокойно и уверенно: - Куда мы едем, товарищ? Молчание. - Я к стенке обращаюсь? - вновь спросила, язвительно усмехнувшись. Снова молчание. Причем слишком раздражающее. - Ты мне ответишь, или нет? Этот тип даже не соизволил повернуться. - Ну ладно, как хочешь. В долю секунды, оказываюсь прямо возле задней двери, прежде, чем Дмитрий успевает заблокировать заднюю дверь и предотвратить мои последующие действия. Я стремительно выскакиваю из машины, чувствуя холодные капли дождя и пытаясь перед падением как можно лучше сгруппироваться, чтобы снизить вероятность сильного удара и вовсе не покалечить себя. Резко сбавленная скорость автомобиля немного помогает, и я чувствую только, как моя спина скользит по крайне неровному асфальту, заставляя сцепить зубы от неожиданной боли. Вслед за тем, чувствую, как меня рывком поднимают сильными руками, волоча к машине и пришпиливая к боковой двери, крепко сжимая мои ладони и не давая вырваться. Я знаю, что только он способен на такую ярость и сдержанность одновременно. Даже не представляю, как он так умудряется. - Что ты творишь, идиотка? - он задает вопрос грубо, властно, все время, прожигая меня свирепым взглядом, пока дождь стремительно обрушивается на него. - Неужели ты соизволил произнести хоть что - нибудь? - язвлю, игнорируя собственный инстинкт самосохранения и холод, разрастающийся от стремительного потока воды, - и с какого это времени я идиотка? Неужели ты избавился от своего дзен - буддизма, который до этого мешал тебе называть меня как - нибудь еще, помимо русской версии моего имени? - С тех пор как ты убежала и стала творить сумасшедшие вещи, как например это. О чем ты думала, выпрыгивая из машины на скорости сто километров в час? - Я теперь по жизни сумасшедшая, Беликов. Смирись, - на секунду, в его глазах цвета жженой умбры, появилось непонимание, вновь сменившееся яростью от сказанных далее мною слов, - и с другой стороны, я ведь в порядке. Со мной все нормально, видишь? Его взгляд прошелся по мне в поисках, каких - либо повреждений. В этот момент я искренне радуюсь, что удар пришелся на спину, скрытую черной толстовкой, проливной дождь ухудшает видимость, а поверхность ткани, отличавшаяся от других участков потертостью в месте соприкосновения с покрытием дороги, скрыта от внимательного взора стража. Затем его глаза натыкаются на мои руки, до этого скрытые его массивными ладонями и он недовольно цокает языком, рассматривая их. В полном замешательстве я тоже смотрю на них. Оказывается, из-за всех этих событий я просто напросто забыла о том ожоге, полученном от долгого контакта с чашкой, наполненной кипятком и о тех нескольких царапин, полученных при разбивании этой же белоснежной посудины с целью повредить кисть Дмитрия. Правую руку также "украшает" длинная ломаная линия от соприкосновения с осколком неправильной формы, получившегося в результате вспышки гнева, обрушившейся на потертое зеркало в моем прошлом, как я уже поняла, месте жительства. Кроме того, вся кожа густо усеяна разнообразными рубцами, что тоже не осталось от внимания мужчины. В этот момент мне даже становиться как-то стыдно, и я стремительно опускаю взгляд вниз на зеленую траву, местами пробившуюся сквозь старый асфальт. Видимо, почувствовав мое нежелание находиться в таком положении, он, молча, отходит, все еще крепко держа меня за руки и, открывая дверь пассажирского переднего сиденья, кивает с указанием садиться в машину. Я повинуюсь, отмечая, как же ему идут мокрые волосы, в сочетании с промокшей насквозь футболкой, открывающей все очертания его мышц и, пока сажусь в автомобиль, все еще не понимаю почему он продолжает держать меня за руку, пока не слышу звук щелчка и резко не поворачиваюсь в сторону источника звука. На мгновение, я вижу блеск металла возле кисти, и до меня сразу же доходит то, что теперь я уж точно не смогу никуда сбежать. Волна беспокойства накатывает сразу, и я даже не успеваю ничего возразить, как дверь с громким ударом захлопывается передо мною, оставляя меня в состоянии полного шока. Мне остается всего лишь молча наблюдать за передвигающейся фигурой брюнета, который целенаправленно подходит к противоположной двери и, как ни в чем не бывало, садиться рядом с непроницаемым выражением лица, заводит мотор и пристегивает ремень безопасности. Конечно, Дмитрий у нас всегда ведь такой правильный. А приковать человека к машинной дверце против его воли? В этом он мастер. Следя за его такими непринужденными действиями, я в конце концов не выдерживаю: - Серьезно? - в свой вопрос я выливаю все свои эмоции, и в результате получается, чуть ли не истерический крик, разбавленный резким звоном наручников о фасад обивки машины. Он снова молчит, немного сжимая челюсть, но я все равно замечаю это действие и понимаю, что он не совсем настроен на разговор. Но, к моему удивлению, он все же выдавливает из себя одну единственную фразу тоном, который как всегда не подлежит обсуждению: - Так будет безопаснее. Несколько минут мы просто смотрим друг на друга, как будто соревнуясь, кто из нас главный. На его щеках видны следы от капель воды, а волосы налипают на рельефный лоб, придавая ему мужественности и делая из него настоящего Бога. Мне хочется целиком раствориться в этом суровом, но таком родном взгляде. Мне запрещено вот так вот смотреть на него, иначе это принесет ему вред. Но я все равно продолжаю, зная, что именно запретный плод слаще всего. Мне с трудом удается оторваться от пленительных глаз Дмитрия, и я неохотно отворачиваюсь к окну в попытках заглушить разбушевавшиеся эмоции внутри. На окне все так же ощущается толща воды, а может, это только кажется, ведь еще чуть - чуть, и пелена перед моими глазами превратиться в слезы. Отчего - то становиться совсем горько и, кажется, что больше не удастся найти выход из ситуации, но ведь это не я, если вновь не пойду против Вселенной. Я справлюсь. Я сильная. Дмитрий молчит, все еще повернутый в мою сторону. Я ощущаю его тяжелый взгляд на себе, пока не слышу тихое шуршание со стороны заднего сидения. Он что - то протягивает мне, и я кидаю мимолетный взгляд на предмет в его руке, чтобы он не увидел всю мою слабость в данный момент. Пакет с продуктами. - Тебе нужно поесть, возьми. К этому времени мне удается прогнать неестественную пелену с глаз, и я поворачиваюсь к нему, задавая вопрос: - А сигареты мои у тебя? Он кивает. - И как часто ты куришь? - в его словах столько осуждения, что мне становится даже как - то не по себе при таком вопросе. - И как часто ты лазишь по чужим карманам? - мой тон спокойный, но все равно в нем ощущается присущая мне всегда язвительность. Беликов тяжело вздыхает. - Мне это действительно необходимо, - вновь обращаюсь я к нему, и под моим взглядом, он все же сдается, доставая со своего кармана пачку сигарет и протягивая ее мне. - Ты ведь понимаешь, что это вредно, и тебе нужно избавиться от такой привычки? - произносит он, выехав на дорогу и набирая скорость. - Наверное, - пожимаю плечами я, лихорадочно доставая сигарету и приоткрывая окно для удобства. Знал бы ты, что необходимо избавиться не только от этого. Тогда бы курение показалось тебе всего лишь мелочью в сравнении с настоящими проблемами. После первой сигареты я чувствую небольшое облегчение, но, не испытав полного ощущения спокойствия тянусь ко второй. Меня останавливает голос и, опять - таки, осуждающий взгляд Дмитрия: - Достаточно, теперь поешь. - Не хочу, спасибо за заботу, - немного обиженно отвечаю я, и вправду не чувствуя голода. Он снова молчит, понимая, что разговор уже не состоится. Разогретая машина распространяет тепло от печки и меня немного клонит в сон. Я разрешаю себе повернуться к окну и сесть поудобней, но с рукой, зафиксированной наручниками, у меня это плохо получается. Как - то уместившись на неудобном сидении, я все же чувствую себя более - менее удобней, и, уже засыпая, задаю вопрос Дмитрию: - Может, все же скажешь, куда мы едем? - В Бийск. Это последнее что я слышу, прежде чем ощущаю на себе покрывало, накинутое Беликовым, и засыпаю.