Путешествия в параллельные миры (альтернативное продолжение)

Часть вторая - Даг

– Лиззи! Дай я тебя обниму! Ты ни капельки не изменилась! Джон! Приятель! Отлично выглядишь! Как мы давно не виделись! – Скосив глаза из-за плеча Картера на Керри, прислонившуюся к перилам лестницы, ведущей на второй этаж, Даг не увидел в ее глазах удивления. По всей видимости, она знала его лучше, чем он сам знал самого себя, ибо он был не просто удивлен, он был шокирован своим поведением, своими словами – всей этой насквозь пропитанной фальшью демонстрацией бурной радости. Они все постарели, и ни на одном из них время не позабыло оставить отпечаток в виде морщин и других малосимпатичных следов старения, но то, что оно сотворило с их бывшими друзьями – двойниками их бывших друзей – было поистине устрашающим зрелищем. «Особенно Элизабет, – подумал Даг, пытаясь за радостной улыбкой узнавания замаскировать ужас и отвращение, – Боже правый, особенно Элизабет!» Куда девались роскошные кудри этой некогда привлекательной женщины, перед ним растягивал бесплотные губы в жутком подобии улыбки скелет, обтянутый тонкой кожей землистого оттенка. – Как здорово, что вы приехали! – ни на минуту не замолкая, продолжал восклицать Даг, с усталой обреченностью сознавая, что заставить себя замолчать собственными силами у него не получится. – Почему же мы не встречались так долго?! Ведь нас связывает так много! Ребята, как же я вам рад! – А Лиззи еще сомневалась, как вы нас встретите, – одутловатое лицо Картера оскалилось в улыбке, демонстрируя Дагу два ряда отличных зубов – слишком ровных и слишком белоснежных, чтобы быть настоящими, – а я говорил ей, что такую дружбу, как у нас, не убить ни годами, ни расстояниями! Договорив, Картер хлопнул Дага по плечу своей огромной ручищей и, пыхтя так, словно только что пробежал несколько-часовой марафон, отступил назад, встав рядом с Элизабет, явно смущенной излишне радушным приемом хозяина дома. Даг стиснул зубы, чтобы с его губ вместе – или вместо – с радостными восклицаниями не сорвался крик ужаса или истерический смех. Замершая перед ним парочка являла собой странное и даже жутковатое зрелище. Насколько Элизабет была тонка, настолько же Картер был толст и огромен. Они смотрелись бы комично, если бы не выглядели так жалко и так уныло. «Два персонажа из фильма ужасов! – пронеслось в голове Дага. – Третьесортного фильма. Создатели которого не стали тратиться на гримера». Он переводил взгляд с одного на другую, безуспешно пытаясь отыскать в их лицах хотя бы намек на черты тех людей, которых он знал когда-то. А они стояли против него и улыбались. Улыбались, не двигались… и молчали, как если бы, с ужасом подумал Даг, собирались простоять в прихожей его дома целую вечность. – Девочки должны вот-вот прийти, – голос Керри прозвучал для него, словно музыка, и Даг благодарно посмотрел в ее сторону. – Обедать будем где-то через полчасика. Мы с Лиззи накрыли на стол в гостиной. – Да, пока Джонни спал, мы с Керри многое успели сделать, – статуя с лицом Элизабет Кордей – с лицом трехсотлетнего вампира из фильма ужасов! – ожила и, взмахнув ручками-палочками, подмигнула его жене. Даг перевел взгляд на Керри и с удивлением увидел понимающую ответную улыбку на ее лице. В этой улыбке было что-то еще… но он не мог поверить, что правильно истрактовал выражение ее лица. Во взгляде Керри, устремленном на страшную женщину, которая даже не была их подругой, а только ее изменившимся до неузнаваемости двойником, читались любовь и нежность… и Даг слишком хорошо ее знал, чтобы заставить себя поверить в то, что он просто ошибся. – Ну да, ну да, – прогрохотал рядом с его ухом голос Картера, заставив Дага вздрогнуть от неожиданности. – Пока мужчины на охоте или на отдыхе, их женщины, словно феи, создают им уют. Даг посмотрел в лучащееся самодовольством лицо Джона. Со слов Элизабет они с Керри немного узнали о бурной личной жизни «малыша Джонни», но даже этого «немного» оказалось вполне достаточно, чтобы в его душе всколыхнулось позабытое чувство брезгливости, которое вызывал в нем двойник его лучшего друга – все то недолгое время, что они были знакомы. – А мы с Дагом всегда были падки на фей, – хохотнул Картер, и Даг опустил глаза, чтобы не встретиться взглядом ни с одной из женщин. Ему было противно и неловко, как если бы он сам произнес эти слова. – Пойдемте в гостиную, – тут же пришла ему на помощь Керри и, подойдя к Элизабет, взяла ее под руку. – У нас есть отличное французское вино. – Да, сын привез его из Парижа в прошлом месяце! – Даг благодарно улыбнулся жене, и та едва заметно кивнула в ответ. – Джон, пошли. Мне интересно твое мнение как знатока и ценителя. Не сомневаясь, что Картер купится на очевидную лесть, Даг слегка приобнял его за плечи и повел в комнату. Больше всего на свете ему хотелось сейчас побыть одному, хотя бы на пару минут, чтобы привести в порядок мысли и продумать свое дальнейшее поведение, но он не мог подвести Керри еще раз. Он и так повел себя не по-мужски, когда сегодня утром под выдуманным на скорую руку предлогом сбежал на работу, оставив ее наедине с их общими призраками. Сбежал трусливо и подло. А вместо того, чтобы отплатить ему той же монетой, она снова протягивала ему руку помощи. «Вот так, как сейчас», – разливая вино по бокалам, подумал Даг, понимая, что, если бы Керри не позвала всех в гостиную, он все еще стоял бы истуканом посреди собственной прихожей, смотрел бы в пол и не знал, что сказать. – Давайте выпьем за нашу встречу? – предложила Элизабет, когда Даг вручил ей бокал. Ее истончившиеся болезнью пальцы слегка коснулись его руки, и он… … Пальчики, тонкие и бесцветные, слегка приподнимаются над одеялом, дотрагиваются до его ладони и тут же бессильно падают обратно. Он смотрит в ее глаза, которые кажутся такими огромными на осунувшемся и бледном личике, и улыбается. Отгоняет от себя мысли о смерти и улыбается. Смотрит в ее глаза и заставляет себя улыбаться. – Тебе нужно поспать, – произносит она очень тихим, чужим голосом. Он знает, что она права, что его организм не выдержит еще одной бессонной ночи, но отрицательно качает головой. И продолжает улыбаться. Она пытается улыбнуться в ответ, но ее практически уже бесплотное тело сотрясает очередной приступ кашля. Он ничем не может помочь ей. Облегчить ее боль не в его силах. Его любовь оказалась бессильной перед ее болезнью. И он закрывает глаза и медленно считает до ста. Продолжает считать, пока кашель не затихает. В молитвы он больше не верит. И когда ее кашель возобновляется, он закрывает глаза и начинает считать… … вскинул голову, чтобы встретиться взглядом с глазами Элизабет, кажущимися огромными на бледном и осунувшемся лице. – Да… я… я очень рад, что ты… вы оба здесь, с нами, – с усилием Даг заставил себя произнести эту вопиющую ложь. Подойдя к Керри, он стиснул в своей руке ее ладошку и отрицательно качнул головой в ответ на ее вопросительный взгляд. Он ничего не мог ей сказать, как и не мог отпустить ее руку. Вместе с Элизабет в их дом пробралась смерть – отступившая, но так до конца и не сдавшая свои позиции. «Мы слишком молоды, чтобы умереть», – подумал Даг, сознавая идиотизм этой мысли, которая своей наивностью могла посоперничать разве что с утверждением: «Это не может случиться со мной, плохое случается только с другими». Он опустил взгляд на покоящуюся в его ладони руку Керри. На мгновение прикрыл глаза и сосчитал до десяти, отгоняя болезненное воспоминание. Ее ладошка – тоненькая и миниатюрная, как у ребенка, выглядела настолько хрупкой и уязвимой, что у него защемило сердце. Он знал, что ему нечего противопоставить смерти. Как знал и то, что, проиграв однажды, смерть, рано или поздно, возьмет реванш… и как же ему хотелось уйти первым! Он просто не мог представить себе, как сможет пережить… … Прибор, отсчитывающий ритм сердца, заходится на пронзительно-высокой ноте. Его выставляют из палаты, и он смотрит на закрывшуюся перед его лицом дверь. Смотрит и пытается сообразить, что ему теперь делать. «Нужно позвонить сыну… Нужно сказать девочкам», – думает он… понимает, чтó несут с собой эти мысли, закрывает глаза и считает до ста. Сбивается и начинает сначала. «Она не могла умереть», – думает он, и перед его глазами, словно на экране телевизора, прокручиваются кадры ближайшего будущего: вот он заходит в дом, ставший пустым и чужим… без нее; вот он разговаривает с девочками, они плачут, а он безучастно смотрит на них и не знает, чем им помочь… «Керри бы знала, что им сказать», – думает он, и от этой мысли становится так невыносимо больно, что его тело сотрясают рыдания, и теперь уже девочки, открыв рты, смотрят на него и не знают, что им сделать, чтобы его утешить; вот они возвращаются с похорон, и Уолт, бледный и строгий, сообщает, что ему нужно вернуться в университет; вот девочки, одна за другой, уезжают от него в колледж… выходят замуж; вот он, одинокий и никому не нужный старик, спотыкаясь, бредет по берегу моря, перебирая в уме воспоминания – единственное богатство, которое у него осталось… «Она не может умереть! Мы слишком молоды, чтобы умирать», – одними губами шепчет он, не сводя напряженного взгляда с закрытой двери. Эта мысль кажется ему глупой, но он закрывает глаза и шепчет: «Она не умрет. Мы слишком молоды, чтобы умереть». Мысль, тем более наивная в устах врача, на руках которого от рака умирали маленькие дети, и тем более смешная в устах человека, готовящегося разменять седьмой десяток, приносит ему некоторое облегчение. Он смотрит на дверь. Он не двигается с места. Он начинает считать до ста, но сбивается на цифре «пять». Начинает сначала. И снова сбивается. Он не может заставить себя помолиться. Все его молитвы разбивались об ее кашель. Все его надежды разбились о пронзительный писк прибора, отсчитывающего ритм ее сердца. Он стоит, смотрит и ждет. А когда из палаты выходит сестра и говорит, что его жене лучше и что он может зайти к ней, он продолжает стоять, ждать и смотреть. Он не верит ее словам. Он не может понять их смысл. Но подчиняется и идет вслед за сестрой, когда она тянет его за рукав халата. Зайдя в палату, он слышит размеренный писк аппарата, но все еще не верит в счастливый исход. Она кашляет и протягивает ему руку. И глядя на ее крошечную, как у ребенка, ладошку, покоящуюся в его ладони, он чувствует, как на глаза наворачиваются первые слезинки. Она пытается ему что-то сказать, но он отрицательно качает головой. Она кашляет, минуту смотрит на него и закрывает глаза. Он слушает врача, который рассказывает об ее состоянии. Он делает вид, что понимает то, что ему говорят. Он заставляет себя кивать и даже пытается улыбнуться. Ему предлагают пойти и поспать. Сестра-сиделка заверяет его, что не отойдет от его жены, пока он будет отдыхать, но он говорит «нет», и они друг за другом выходят, оставляя его в палате. Он осторожно держит в своей руке ее невесомую ладошку, понимая, что никакие силы не заставят его разжать пальцы. Он будто тягается со смертью. И смерть одержит победу, стóит ему отпустить руку Керри. Но Даг знает, что не даст ей ни малейшего шанса. Он гладит ее тоненькие, так похожие на детские, пальчики и чувствует на губах солоноватый вкус собственных слез. Он не способен анализировать – слезы ли это облегчения, или последствие пережитого ужаса, все, о чем он может думать сейчас, как он сможет пережить… … этот кошмар снова. Если смерть вернется и вновь попытается забрать у него самого дорогого человека. Человека, без которого его жизнь обернулась бы унылым и бессмысленным существованием. Пальцы Дага непроизвольно сжались, и он посмотрел на Керри виноватым взглядом. Аккуратно высвободив ладонь из его руки, она пристроила свой бокал на краешек стола и потерла ладошку, на которой остались следы от его пальцев. Даг тяжело вздохнул. Объяснить свое поведение он не мог. Прошел почти год, а он все еще не был готов говорить ни о своих чувствах, ни о том, что тогда случилось. Ему почти удалось забыть. Он думал, что справился и примирился, но… Даг посмотрел на Элизабет, которая продолжала что-то говорить, высоко подняв бокал с вином… он даже и не догадывался, насколько он ошибался. Когда Керри, смущенная и напуганная своим поступком, сообщила ему, что пригласила Элизабет и Картера погостить у них пару дней, Даг сначала не понял, о каких людях шла речь. Потом, уже после того, как память услужливо нарисовала ему безрадостную картинку их странного прошлого, он наивно решил, что ничего страшного не случится. Может быть, в его жизнь вернутся забытые кошмары. Может быть, нахлынувшие воспоминания спровоцируют эмоции, некогда разрывавшие на части его душу. Но со всем этим он мог справиться. Однажды ему удалось одолеть свои страхи; вид беззубого побежденного монстра больше не вселял в него животный ужас. Воспоминания об их путешествиях казались такими далекими и призрачными, будто воспоминания о некогда просмотренном фильме. А они и вправду были похожи на фантастический фильм, воспоминания о том, что когда-то с ними случилось. Всякий раз, когда он задумывался о прошлом, в его голове возникало неприятное чувство – А было ли это на самом деле?! – что его разум попал во власть ложной памяти. Не могло его успокоить и то, что у его жены были точно такие же воспоминания. Параллельные миры, падения в воронку – все это настолько выходило за пределы их привычной, размеренной – нормальной! – жизни, что даже вид Элизабет и Картера – их чертовых двойников! – так и не смог окончательно убедить его в реальности их совместного приключения. И если бы он знал заранее, какие эмоции и воспоминания спровоцирует приезд Картера и особенно Элизабет, он сделал бы все возможное и невозможное, но ни тот, ни другая никогда не переступили бы порог его дома. Воронка и несомые ею другие реальности более не имели над ним власти. Как выяснилось, он страшился совсем других воспоминаний… Керри приблизила бокал к его лицу, и только тогда Даг понял, чего от него ждут. Лиззи, наконец, замолчала, и теперь все трое замерли в ожидании, протянув к нему свои бокалы. – Извините, – смущенно пробормотал он. Их бокалы со звоном встретились. – Да, очень приятное вино, – похвалила Элизабет вкус напитка, и Даг сделал большой глоток, не в силах заставить себя встретиться с нею взглядом. Смотреть в эти жуткие, словно у ожившего мертвеца, глаза было невыносимо – как если бы он заглянул в зияющие глубины своих самых страшных кошмаров. В ассоциативном ряду: «Элизабет – смерть – воронка – потери» можно было менять местами слова, это ничего не меняло. «От перемены мест слагаемых сумма не меняется» – правило, заученное в школе, к ужасу Дага, срабатывало безотказно. – Даг, с тобой все в порядке? – одними губами спросила Керри, воспользовавшись моментом, пока Картер увлеченно рассказывал что-то об одном из своих последних браков. Что-то, связанное с вином и разоблаченной изменой, не вслушиваясь в рассказ, отметил Даг и попытался улыбнуться. Тревога никуда не исчезла из взгляда Керри, а морщинка между ее бровями стала глубже. – Может быть… – начала она, но оживленные голоса входящих в гостиную девочек оборвали ее на полу-фразе. – Привет! – звонким голосом отрапортовала Викки, более чем когда-либо напомнив Дагу молоденькую Керри. – Я Викки. Это моя сестра, Мэдди. Мы очень рады, что у нас гости! Нам нужно переодеться, и мы будем готовы к обеду. – Меня зовут Джонни. И я почти-что ваш дядюшка! – сказал Картер, и Даг невольно шагнул к дочерям в нелепой попытке защитить их от маслянистого взгляда «дядюшки-Джонни». На самом деле он должен был сделать только одно – никогда не впускать этого человека в их дом. – Одну из вас я видел совсем ребенком! – Да, это я, – застенчиво улыбнулась Мэдди. В отличие от младшей сестры, она не торопилась выходить вперед, предпочитая держаться в ее тени. – Девочки, переодеваться! Быстро! Обмен любезностями отложим до обеда! – скомандовала Керри, подталкивая Мэдди к лестнице. Дагу хватило одного взгляда, брошенного на плотно сжатые губы жены, чтобы понять, что она разделяет его опасения по поводу Картера. Проходя мимо Дага, Викки коснулась двумя пальцами его руки и незаметно для остальных прижала их к своему левому плечу – знак-жест, понятный только им двоим. Знак-жест, происхождение которого затерялось где-то в раннем детстве Викки – самой папиной дочки, какую только можно было себе представить. Даг улыбнулся и скрестил средний и указательный пальцы. Довольная мордашка Викки осветилась ответной улыбкой. Тряхнув волосами, девочка… … присаживается перед ним на корточки. Она упирается руками в его колени и смотрит на него серьезным и сосредоточенным взглядом. – Ты выглядишь хуже зомби. Тебе надо поспать. Ты безвылазно сидишь здесь третьи сутки, – произносит она. Он чувствует легкое раздражение от этих слов, ему надоело, что каждый входящий в палату человек считает своим долгом прочитать ему нравоучение, но… раздражение улетучивается, когда он замечает притаившуюся в уголке глаза Викки маленькую слезинку. – Нет, я… вы не понимаете. Я должен быть с мамой, я… – Ты убиваешь себя, вот что ты делаешь! И этим ты никому не поможешь! – жестко и резко говорит Викки, ее губы плотно сжимаются, когда она делает паузу между фразами. Она так похожа на свою мать в этот момент, что у него перехватывает дыхание. – Пожалуйста, папочка, тебе нужно поспать… – откуда-то издалека долетает до него тоненький голосок Мэдди. Он с трудом поворачивает голову и видит, что девочка стоит совсем рядом. Они обе правы, ему нужно поспать. Он не только выглядит, он и чувствует себя хуже зомби. Но… Даг поворачивается к кровати и смотрит на лежащую на ней женщину… он не может позволить себе уйти, он даже не может себе позволить уснуть около ее кровати. Он боится, что когда проснется, кровать Керри окажется пустой и заправленной. – Ты должен пойти и поспать. Мы никуда не уйдем, пока ты будешь отдыхать. Ты меня слышишь?! – Металлические нотки в голосе Викки снова напоминают ему о Керри. И на какое-то кошмарно-прекрасное мгновение он утверждается в мысли, что устами их дочери с ним разговаривает любимая женщина. Но пальчики Викки с силой сжимают его колени, и наваждение падает. Он встряхивает головой, чтобы прийти в себя. Где-то далеко, как ему кажется за сотни и тысячи километров отсюда, слышится тихий плач Мэдди. – Я должен остаться с мамой, – с трудом разлепляя пересохшие губы, произносит Даг, и девочка… … произнесла: «Мы быстро!» и… … на мгновение закрывает глаза, а когда вновь открывает, на ее лице появляется озорная улыбка. – Я заменю вас на вахте, капитан! – говорит она и, резко поднявшись, вытягивается в струнку и отдает ему честь. Невольно он начинает смеяться над их старой полузабытой игрой. Но его смех обрывается, как только он вспоминает, что они не играют в мяч на берегу моря, а находятся в больничной палате. Викки не обращает внимания на изменившееся выражение его лица, она наклоняется вперед и касается его руки двумя пальцами. – Обещаю вам, что за время моего дежурства не произойдет ничего плохого, капитан! Она касается левого плеча двумя пальцами, улыбается ему и ждет от него ответного жеста-знака. Даг не может поверить самому себе, когда его средний палец ложится на указательный, а губы, словно принадлежащие кому-то другому, сами собой растягиваются в улыбке. Он поднимается на ноги. Смотрит сначала на одну свою девочку, потом на другую. В их глазах столько надежды и страха, что он отворачивается. Смотреть им в глаза невозможно и стыдно, а еще страшнее увидеть их лица после того, что он собирается им сказать. Он не может покинуть свой пост. Он не может оставить женщину, которую любит больше жизни, умирать в этой маленькой больничной палате, так похожей на чисто-прибранную тюремную камеру… Он уже раскрывает рот, готовясь увидеть разочарование на лицах своих дочерей, когда за его спиной звучит голос Керри – одновременно уверенный и слабый. – Наклонись, – говорит она, и он подчиняется, заворожено глядя в ее глаза, в которых, словно в зеркальном отражении, читается ее любовь к нему… а еще злость и упрек. Она может ничего не произносить вслух. Ее взгляд красноречивее любых слов. Даг на мгновение закрывает глаза, чувствуя, как его щеки заливает краска стыда. Он подвел ее. Он не справился: не сумел подавить эмоции, не позаботился о девочках… и чуть не убил самого себя. Три бессонные ночи, беспрерывное волнение и отказ от еды вполне могли заменить выстрел в голову или упаковку таблеток снотворного. Но Керри начинает говорить, и он открывает глаза и ловит каждое ее слово. – Со мной все будет хорошо, – произносит она, делает паузу, чтобы вобрать в легкие воздух и не испортить кашлем произведенный словами и взглядом эффект, и продолжает, – я тебе обещаю. – Папочка, я провожу тебя в мамин кабинет. – Пальчики Мэдди вцепляются в его рукав. – Мы уже постелили тебе на диване, – вторит сестре Викки и тянет его за другую руку. – Береги себя, – одними губами шепчет Керри. И Даг позволяет вывести себя из ее палаты. – Юнга-Мэдди проводит вас, капитан! – Викки вытягивается в струнку и отдает ему честь. – Я останусь на вахте и не сомкну глаз! Сами собой его губы растягиваются в улыбке. Он смотрит, как девочка, развернувшись на каблуках… … бросилась догонять уже поднявшуюся по лестнице сестру… … исчезает за дверью палаты… Покачнувшись, Даг ухватился за перила лестницы. Воспоминание, которое, как ему казалось, он давно смог похоронить в самых отдаленных закоулках памяти, вонзилось ему в мозг сотней иголок. – Лиззи, помоги мне на кухне, – откуда-то издалека услышал он голос Керри, как если бы она обратилась к ним из другого – параллельного – мира. – Не скучайте тут без нас, – улыбнулась – воронка – потери – смерть – Элизабет. Ее бескровные щеки заливал нездорового вида пунцовый румянец, как Дагу хотелось бы верить, от вина или от удовольствия. Он проводил женщин тоскливым взглядом и повернулся к Картеру. – Ну, как тебе вино? – спросил Даг, в глупой надежде провести оставшиеся до обеда минуты в светской ни к чему не обязывающей беседе. – Кто бы мог подумать, что она достанется именно тебе, – сказал Картер, отказываясь играть по не им установленным правилам. Его губы расползлись в неприятной усмешке. – Когда она вышла замуж за своего иностранца, я думал, это всерьез и надолго. – Керри? – зачем-то уточнил Даг. – Керри, – невозмутимо ответил Картер. – Он умер, если ты этого не забыл. – Да, и кто-то весьма ловко подсуетился, – хохотнул Картер. Подойдя к развешенным на стене семейным фотографиям, он дотронулся пальцем до их свадебного снимка – «Никаких платьев в пол, тюлевых занавесок и букетов невесты», – настаивала Керри, а он и не думал ей возражать, все, что им было нужно, узаконить свои отношения официально – и усмехнулся. – Она изменилась в твоей глуши. Ты ведь специально спрятал ее от мира? Даг посмотрел в ухмыляющееся заплывшее жиром лицо Картера и вдруг понял, что смертельно устал. Эмоциональное напряжение последней недели, вид Элизабет, спровоцировавший тяжелые воспоминания… – с него было более чем достаточно. – Извини, но она была достаточно взрослой девочкой, чтобы самой решить, с кем и где ей жить, – процедил Даг сквозь зубы, жалея, что взгляды не могут убивать. Если раньше Картер вызывал в нем лишь легкое чувство брезгливости и неприязни, то сейчас он возненавидел его всем сердцем. – И я не вполне понимаю, почему это до сих пор волнует тебя. – Сбавь обороты, дружище! – Картер рассмеялся и поднял вверх руки. – Я давно переболел и перегорел. Если бы не славная Лиззи, я никогда бы не сунулся в ваш райский уголок. И, да, твоя женушка неплохо сохранилась, но, Даг, ты же не будешь отрицать, что в нашем возрасте начинаешь интересоваться девочками помоложе… от пятнадцати до девятнадцати – то, что доктор прописал! Самый сок! – Моей младшей дочери пятнадцать, – произнес Даг и на всякий случай сделал шаг назад. Он не доверял себе и боялся испортить торжественный обед в честь приезда старых друзей, изувечив одного из своих гостей. Керри столько всего наготовила, девочки будут так сильно расстроены… да и огорчать Элизабет ему совсем не хотелось. Поэтому засунув руки в карманы джинсов, Даг прикрыл глаза и принялся мысленно считать до десяти. – Господи, Даг! Ну, не строй из себя святого! – Голос Картера оборвал счет на цифре «пять». Даг скрипнул зубами и посмотрел на него тяжелым взглядом. – У меня тоже есть дети. Шестеро! И это только от официальных браков! – он хохотнул и, опрометчиво приблизившись к Дагу, по-приятельски хлопнул его по плечу. – Ну что ты на меня смотришь, как инквизитор на ведьму? Уж ты-то никогда не был сторонником верности одной женщине. Не говори, что наша малышка превратила тебя в другого человека! Мы оба знаем, как она… – Джон, – вкрадчивым голосом проговорил Даг, и Картер, почуяв опасность, отдернул от него руку, словно обжегся. – Не называй мою жену «нашей малышкой». И, пожалуйста, пока ты находишься в моем доме, хорошенько подумай прежде, чем что-то сказать. – Ну… – Картер отступил к столу и, явно стараясь скрыть нервозность, наполнил свой бокал и осушил его в несколько глотков. Даг смотрел, как раздуваются его багровые мясистые щеки всякий раз, когда он прикладывался к бокалу, невольно пытаясь сопоставить эту малосимпатичную картинку с образом своего почти уже позабытого друга, и, когда у него ничего получилось – снова, Даг почувствовал себя так, словно с его плеч сняли тяжелый груз. Этого человека не нужно было сравнивать с Картером. Они не могли быть похожи ничем, кроме внешности, хотя Даг не был уверен даже в последнем. Что-то подсказывало ему, что вряд ли их всегда подтянутый и заботящийся о своем здоровье друг к пятидесяти годам мог превратиться в одряхлевшего заплывшего жиром старика, неспособного без одышки произнести пару коротких фраз. Поежившись под его пристальным взглядом, Картер громко сглотнул и пробормотал. – Если ты перестал обращать внимание на благодарных пациенток… – Мои благодарные пациентки не старше семнадцати лет, и я обращаю на них внимание исключительно как их лечащий врач, – доверительно сообщил Даг, сделав акцент на последнем слове. Он не хотел читать Джону нотации, как не собирался на правах «старшего товарища» учить его жизни. Стоящий перед ним человек не вызывал в нем никаких чувств – ни жалости, ни презрения. Ему было все равно. И он не мог понять, как получилось, что столь очевидную истину он смог осознать только сейчас, спустя столько лет после своего падения в воронку. Он вспомнил, какое впечатление произвел на них с Керри найденный им дневник Кэрол. Вспомнил выражение разочарования на лице Керри и свое собственное, еще более сильное, замешанное на презрении и нежелании «мириться с недостатками своей покойной жены». Но правда была проста, и она состояла из одной короткой фразы: «Та Кэрол, что писала дневник, не была его женой». И она, и Картер, и Элизабет, и погибший Ковач – все они были людьми из другого мира, со своими собственными взглядами на жизнь, со своими нравственными установками, со своими принципами, желаниями и стремлениями. Казалось бы, ничего не стоило принять эту истину и смириться, но в реальности это не удалось сделать ни ему самому, ни Керри. Внешне приспособившись к этому миру, они боялись разорвать последние связи с тем, другим миром, который долгое время продолжали считать родным. Только так можно было сберечь самих себя, потому что, играя по чужим правилам, день за днем притворяясь другими людьми, так легко оказалось «заиграться» и забыть, кем они были до вступления в эту игру. И, раз за разом разочаровываясь, они продолжали искать в двойниках своих близких знакомые и родные черты и испытывать боль и разочарование, обнаруживая вместо сходства все новые и новые различия. В этих различиях глупо было кого-то обвинять, как если бы они объявили бойкот целому миру за то, что он оказался так мало похож на тот, к которому они привыкли. Как позже узнал Даг, от всех этих поистине невыносимых противоречий существовало только одно лекарство: им нужно было уехать. Уехать как можно дальше от всего, что, так или иначе, связывало их с навсегда потерянным прошлым. Создать свой собственный маленький и безопасный мирок. Только так можно было спасти себя и уберечь любимого человека от каждодневного разочарования и тоски по тому, что нельзя было ни повторить, ни возвратить. Картер бросил на него затравленный взгляд и нервно пригладил заметно поредевшую шевелюру. Даг равнодушно посмотрел на него, отмечая все новые следы невоздержанности и неразборчивости стоящего перед ним человека в еде, сексе и прочих радостях жизни. Как рассказала ему Керри, Картер, находящийся в перманентном состоянии развода с очередной из бесконечной череды своих жен, то делил «совместно нажитое имущество», то боролся за право опеки над своими отпрысками, о количестве которых Элизабет тактично умолчала. «Шестеро! И это только от официальных браков!» – вспомнил Даг с гордостью произнесенные слова Картера, на мгновение задумался и… мысленно улыбнулся: ему было все равно. Теперь, когда вместе с эмоциональной вовлеченностью в жизнь двойников их бывших друзей отпала и потребность любой ценой зацепиться за прошлое, Картер мог делать и говорить все, что ему угодно. Единственное, что Даг собирался сделать, это не оставлять никого из своих девочек, включая их мать, наедине с «дорогим гостем». Впервые с тех пор, как, благодаря словам Керри, он вспомнил о воронке и их падении, Даг почувствовал себя свободным. Его ничего не связывало с этими людьми. И от одной этой мысли на душе становилось покойно и легко. – Ты вряд ли поймешь и вряд ли поверишь, – просто чтобы занять оставшееся до обеда время, произнес Даг, – но я не сплю ни с коллегами, ни с пациентками, ни с их благодарными матерями. И я не сплю с ними по одной причине. Я счастлив в браке. И нужно быть полным кретином, чтобы разрушить то, что у меня есть. Я хотел бы сказать, что мне жаль тебя, потому что ты не веришь и не понимаешь… но мне все равно, что ты думаешь. У меня было и остается куча возможностей, – оглянувшись на закрытую дверь кухни, он слегка понизил голос, – чтобы удариться во все тяжкие, но все женщины, которые мне нужны, находятся под крышей этого дома. И, да, опережая твой вопрос, могу заверить тебя, что моя жена разделяет мои взгляды. Считай нас обоих старомодными идиотами, но хранить верность друг другу – это наша старомодная идиотская причуда. – Вот уж никогда не думал, что услышу такие слова из уст Дага Росса, но… – прерванный звонким смехом спускающихся по лестнице девочек Картер замолчал и, пробормотав себе под нос что-то о необходимости принять лекарство перед обедом, торопливо покинул гостиную. – Я думала, все уже за столом! – громким голосом воскликнула Викки, как всегда бурно выражая эмоции. Невольно Даг улыбнулся, глядя на ее выразительную мордашку. – Видишь! Я же говорила, что ты зря меня дергала и торопила! – шикнула на нее Мэдди и, пользуясь преимуществом в росте, обогнала замешкавшуюся на ступеньках сестру и первая сбежала по лестнице. – Папочка, а в Чикаго у нас не осталось родственников? Улыбка медленно сползла с лица Дага, и он усилием воли заставил себя посмотреть в глаза своей девочке. Она столь мало была похожа на Кэрол, что Даг с трудом сдержал удивленный возглас, разглядев за обычной застенчивой восторженностью дочери требовательный взгляд ее матери. – Видишь ли, милая, мы давно потеряли с ними связь… – проговорил он, не найдя в себе силы соврать. – Когда твоя бабушка умерла, я еще раза два возил тебя в Чикаго, но… – Разве тебе мало нас? – со странными интонациями в голосе проговорила Викки, всунувшись между ним и Мэдди. – Зачем тебе какие-то незнакомые родственники, когда у тебя есть мы?! Даг обернулся к ней, гадая причины ее вопроса. Зная Викки, можно было подумать, что она просто ревнует к тому, что у ее сестры было что-то, чего не было у нее, но… Даг больше склонялся к мысли, что Викки боится потерять Мэдди и не хочет делить ее привязанность с – «незнакомыми родственниками» – кем-то другим. «Когда дело касается Викки, ты всегда готов верить в лучшее», – сказала бы Керри. «И была бы абсолютно права», – подумал Даг и облегченно вздохнул, когда появление Элизабет, нагруженной уставленным снедью подносом, заставило девочек пусть временно, но закончить тяжелый для всех троих разговор. К их общей с Керри радости, дети мало интересовались прошлым родителей и, мягко скажем, труднообъяснимой ситуацией со смертью матери Мэдди и отца Уолта. Всего пару раз Уолт заговаривал с ним на эту щекотливую тему, и Даг знал, что, будучи умным и сообразительным мальчиком, он не мог не просчитать, что Викки, которая ко всему прочему еще и была как две капли воды похожа на родную дочь его крестного, была зачата в то время, когда его отец был жив, здоров и женат на его матери. И хотя Керри была ярой сторонницей «лжи во спасение», Даг так и не сумел заставить себя солгать, глядя в доверчивые глаза своего мальчика. Постаравшись как можно более деликатно преподнести сыну историю своих отношений с его матерью, Даг обошел стороной тему «параллельных миров» и не вдавался в подробности, рассказывая о тяжелом характере доктора Ковача. Уолт был благодарен ему за честность и не задавал лишних вопросов. Но, к сожалению, Даг хорошо это сознавал, когда вопросы о непростых родственных связях «отцов и детей» в их семье назреют в головах у Викки и Мэдди, он не отделается словами: «Спасибо, папа» и парой деликатных вопросов «ни о чем». Рано или поздно, это должно было случиться… и как бы ему ни хотелось, чтобы это «позже» никогда не настало, девочки подрастали, и внутренне он был готов к разговору о Кэрол, Луке, их с Керри романе и о двойном убийстве. Пусть Даг и понятия не имел, о чем и какими словами он будет им говорить. – Даг, ты же хозяин дома, не стой столбом, помоги принести горячее, – тихим голосом сказала Керри и, проходя мимо, толкнула его локтем. Даг усмехнулся, глядя ей вслед и думая о том, как ему повезло с сыном и старшей дочерью. Если бы они, подобно Викки, унаследовали или переняли «напор и ярость» своей матери, его семейная жизнь грозила превратиться в ежедневную битву характеров и борьбу за главенствующее место в доме. Нет, двух Керри с него было более чем достаточно! Он попытался согнать с лица улыбку, но, по всей видимости, неудачно, потому что, когда он вошел в кухню, Керри вернула на плиту пышущую паром кастрюлю и смерила его подозрительным взглядом. – Что? – спросила она, по свойственной ей «милой» привычке, не затруднив себя формулировкой более-менее внятного вопроса. – Дядюшка Джонни находит, что его бывшая дама сердца неплохо сохранилась, – засунув руки в карманы, произнес Даг и загадочно поводил бровями. – Мне это даже польстило. А ты что думаешь? – Учитывая, что мы никогда в глаза не видели даму сердца дядюшки Джонни… – с серьезным выражением лица протянула Керри, – то, да, безусловно, мне очень льстит его мнение о ней! – Ты что-нибудь ела? – спросил он и, заранее зная реакцию Керри, опередил ее, положив руки ей на талию и притянув к себе прежде, чем она попыталась сбежать. – У тебя покраснели глаза, – он внимательно вгляделся в ее лицо, – ты, что, плакала? – Господи, Даг! – Керри попыталась высвободиться из его рук. – Сколько можно изображать из себя мою мамочку! Я ела! И, да, у нас с Элизабет был тяжелый разговор. И, да, мы немного поплакали! Я потом тебе расскажу, если ты мне все-таки позволишь накормить наших гостей и детей обедом! – Мне сказали, что ты была в клинике, – сказал Даг, не обращая внимания на слова Керри и даже не думая убирать руки с ее талии. – Почему ты не нашла меня? Она опустила глаза и перестала дергаться, задумавшись над ответом. – Я не хотела тебе мешать… – наконец, медленно произнесла она и подняла на него робкий взгляд. – Тебе нужно было время. А ведь это я пригласила сюда Лиззи и Картера… ты имеешь полное право на меня злиться. Даг тяжело вздохнул и осторожно погладил ее по щеке. – Сколько раз мне нужно повторить, что я на тебя не злюсь, – наклонившись к лицу Керри, спросил Даг, – чтобы ты мне поверила? И сколько должно пройти лет, чтобы ты уяснила для себя, что ты не можешь мне помешать? – Прекрати, – она улыбнулась и слегка отклонилась в его руках, чтобы встретиться с ним глазами, – я и так чувствую себя виноватой. Не нужно быть настолько хорошим. Ты же знаешь, что я не смогу тебе соответствовать. – Глупенькая, – Даг засмеялся и шутливо поцеловал ее в нос. – Почему ты такая дурочка? И почему тебе всегда нужно чему-то или кому-то соответствовать? – Даг, это не тот разговор, который… – начала говорить она и замолчала, когда он прибегнул к своему излюбленному способу останавливать ее пространные монологи и на корню гасить ее протесты и возмущения. С удовольствием отметив готовность, с которой Керри ответила на его поцелуй, Даг запустил руку ей в волосы, когда со стороны двери раздались грохот падающих предметов и сдавленное проклятие. Резко обернувшись, он встретился взглядом с широко распахнутыми глазами Элизабет. – Простите… я… я только… – смущенно забормотала она, до корней волос заливаясь краской. Нагнувшись, она подобрала с пола выроненный поднос и, не глядя, пристроив его на кухонном столе, еще раз извинилась и вылетела из кухни. – Это мы похожи на озабоченных маньяков, или Элизабет повела себя как невинная школьница? – медленно проговорила Керри, глядя из-за плеча Дага на закрывшуюся за Лиззи дверь. – Второе, – он рассмеялся и, поцеловав жену в шею, разжал руки, выпуская ее из объятий. – Мы же не занялись сексом на обеденном столе. Я даже дверь закрыл, прежде чем начал тебя целовать. – Лучше бы прежде мы, наконец, подали на стол, – Керри подтолкнула его к плите. – Девчонки голодные! Чувствую, у нас даже Картер исхудает до своих прежних размеров… – Ты тоже была в шоке, когда их увидела? – спросил Даг, пока Керри возилась с супницей и тарелками. Она на мгновение оторвалась от своего занятия и посмотрела на него расширившимися глазами. – Я была в трансе, – сказала Керри. – И Лиззи… она… скажи честно, я тоже выгляжу… такой старой? Даг нервно усмехнулся. – Ты меня опередила. Я хотел задать тебе тот же вопрос, – он оглянулся на дверь и поднял нагруженный Керри поднос. – Честно, я понятия не имею… Наверное, для них мы тоже… эээ… шокирующее зрелище. – Ну, да. Никто из нас не молодеет, – пробормотала Керри так тихо, что Даг чудом услышал ее слова. Уже выходя из кухни, он обернулся и, наклонив голову, демонстративно оглядел фигурку жены с головы до ног. – По-моему, лучше не бывает. И для меня ты никогда не изменишься, – произнес он, и Керри неестественно рассмеялась, неудачно пытаясь замаскировать смущение саркастической улыбкой. – А ты никогда не изменишь своей привычке красиво врать, – быстро сказала она и, отвернувшись, принялась тереть сверкающую чистотой столешницу. Даг уже собирался ответить, что измены в принципе давно перестали входить в его привычки, но передумал и направился в гостиную, где девочки с гостями уже расселись за столом и ожидали только их и обещанное Керри «горячее». Позднее, всякий раз, как Даг мысленно возвращался к «торжественному обеду», перед его глазами вставала одна и та же картинка: отдувающийся Картер, с угрюмым лицом поглощающий гигантские порции как горячего, так и «холодного», и счастливая, ни на секунду не замолкающая Элизабет, которая, казалось, даже не притрагивалась к своей тарелке. Эти люди как будто специально работали на контрасте – везде и во всем, даже в одежде. И если Элизабет спустилась к столу в белоснежном шелковом платье, то Картер оделся подчеркнуто небрежно и исключительно в темные цвета. Точно так же, когда после обеда Керри предложила подышать в саду свежим воздухом, Картер натянул ядовитого оттенка зеленую спортивную куртку, а Элизабет облачилась в бежевое, практически бесцветное, строгое пальто. Даг смерил взглядом антагонистическую парочку, усмехнулся и, стянув перчатки, подлил себе немного бренди. В сгущающихся сумерках, когда лица гостей оказывались в тени еще не облетевшей листвы, трудно было побороть соблазн притвориться, что последние пятнадцать лет ему просто приснились. Даг посмотрел на Керри, которая поверх своей куртки накинула его зимнее пальто, укутавшись так, что из-под вороха одежды выглядывал лишь кончик носа, и на мгновение зажмурился. Он словно перенесся в прошлое. В один из… … Разламывая пополам очередную ветку, он оборачивается, чтобы взглянуть на костер. Керри, наблюдающая за действиями Картера, который продолжал сдвигать пылающие ветки к облюбованным ими для ночлега деревьям, словно почувствовав на себе его взгляд, поворачивает голову в его сторону. Он не может разглядеть выражение ее лица, он даже не может утверждать, что она смотрит именно на него, но его губы сами собой растягиваются в улыбке. Она кажется ему такой забавной во всей одежде, что на ней надета. И они с Картером… … миров, где они побывали когда-то все вместе. «Вместо Чикаго был лес, – подумал он, с удивлением отмечая, что не вспоминал об этом мире едва ли не с последнего прыжка в воронку. – А Америка не была открыта…» Они сидели вокруг костра, пытаясь согреться, в окружении качающихся на ветру деревьев. И когда он случайно бросил взгляд на Керри, положившую голову на колени Картера, у него вновь мелькнула мысль о том, как они… … хорошо смотрелись вместе. «Очень естественно», – думает он и поворачивается к Кэрол, идущей к нему с целой охапкой хвороста. Она улыбается ему и… … помахала рукой. Ее вьющиеся волосы развивались на ветру и, когда она наклонилась к Керри… только тогда, наваждение спало. Они сидели не в темном лесу, казалось, поглотившим в себя все бесчисленное множество существующих и существовавших параллельных миров. Они находились в саду их с Керри дома. Мигающий огонек костра обернулся светом, струящимся из окна кухни. А Кэрол… – Зайка, ты что-то хотела? – он улыбнулся Мэдди, и та отрицательно качнула головой, отчего ее волосы взметнулись вверх… точь-в-точь как когда-то взметались вверх волосы женщины, которую он любил. Девочка вновь что-то зашептала на ухо матери, и, поднявшись, Керри взяла ее за руку и извинилась перед гостями. Даг смотрел, как они, то попадая в полоску света, то скрываясь в тени деревьев, медленно брели к дому, испытывая странные, ни на что не похожие – соскальзывание – ощущения. На несколько мгновений – одновременно кошмарных и невыразимо прекрасных – он словно выпал из окружающей его реальности. Продолжая оставаться ее частью, он чувствовал себя сторонним наблюдателем, наблюдателем извне этого мира. Извне всех существующих миров. Он был здесь, в своем саду. И он был далеко отсюда – много лет и миров назад. Смотрел на идущих впереди него женщин, одну из которых он любил, а другой – в недалеком будущем предстояло стать самым главным человеком в его жизни. Он смотрел на своих дочь и жену, идущих к дому, но, всякий раз, когда их фигуры скрывались в тени деревьев, он – соскальзывал – словно переносился в другую реальность, туда, где ему только казалось, что он понимает истинное значение слов «боль», «страх» и «потери». Как будто невидимая рука не самого доброго божества забавлялась с «выключателем», зажигая для него то одну, то другую действительность… вышвыривая его из одного мира, перенося в другой и тут же возвращая обратно. – Даг. – Чуть теплая ладонь Элизабет коснулась его пальцев, и Даг вздрогнул. Он посмотрел в кажущееся более больным, чем когда-либо, лицо Лиззи и попытался улыбнуться. Она грустно покачала головой, давая понять, что меньше всего на свете сейчас ей необходимо его притворство. – Джонни уснул, – сказала она. Он проследил за ее взглядом и быстро кивнул. Картер, похожий на огромный зеленый кокон, действительно, спал – бесшумно, словно младенец. – Он… такой, как был… тогда, раньше, – невпопад сказал Даг, разглядывая удивительно помолодевшее во сне лицо двойника своего старого друга. – Мы все сильно изменились, Элизабет… очень сильно… – Нет, не все… – Она резко качнула головой, и Даг вскинул на нее удивленный взгляд. – Ты почти не изменился. И Керри тоже. Да, ты скажешь сейчас, а как же мои морщины и поседевшие волосы, но… посмотри на меня, посмотри на него, – Элизабет кивнула на спящего Картера, – и только посмей мне это сказать. Твои морщины и седина… они не делают тебя неузнаваемым. Ты все так же дьявольски хорош, Даг Росс. Черт бы тебя побрал! Даг хмыкнул, попробовал улыбнуться, но быстро оставил это занятие. Все, что ему хотелось в этот момент, остаться в одиночестве… и позволить себе заплакать. Не самое достойное для мужчины желание. – Керри сказала мне, что она тяжело болела… – произнесла Элизабет, и Даг почувствовал, как земля начинает медленно уплывать из-под его ног. – Ты поэтому так на меня реагируешь? Ты даже не можешь посмотреть мне в глаза. – Я… я смотрю… я… с чего ты взяла… – выдавил Даг, но даже ему было ясно, что этот лепет куда лучше подтверждал правоту Элизабет, чем если бы он просто сказал: «Да, Лиззи, как ты во всем чертовски права». – У Марка был такой же взгляд… – медленно проговорила она, ее руки судорожно вцепились в шарф, как если бы ей нечем было дышать. Даг смотрел на нее и не мог понять, какие силы удерживают его рядом с этой женщиной… когда все его существо так и рвалось – куда угодно, подальше отсюда, от его любимого сада, от Элизабет… и ее медленного угасания. – Когда мне поставили диагноз… мы впервые пошли на прием к онкологу… приятелю Марка… там, в коридоре, была женщина… видимо, после химии… такая же жуткая, как и я сейчас. И он смотрел на нее так, как ты весь вечер смотрел на меня. Со страхом и ненавистью. Будто бы одним своим присутствием я могу открыть «воронку» для злых сил. Будто через меня смерть может вернуться за твоей женой… Но, Даг… я просто больна. И я… я просто хотела попрощаться с вами. Не знаю, сможешь ли ты меня за это простить… Я… – она замолчала и часто задышала, сдерживая слезы, – я не знала, как это будет… Я думала, что мы друзья… – Лиззи… ну что же ты говоришь… – сдавленным голосом проговорил Даг. Ему хотелось обнять ее, сказать, что она неправа… но он продолжал сидеть и смотреть, как по впалой щеке Элизабет медленно стекает одинокая слезинка. Его тело ему больше не подчинялось. – Правду, Даг… Я говорю правду… – сказала Элизабет, быстрым движением смахнув слезинку, как будто отмахнувшись от своих предыдущих слов и болезни. – Один из немногих плюсов моего состояния. Я могу позволить себе быть искренней… не опасаясь за последствия. Марк передавал тебе привет. Он скучает. – Я… спасибо… я… я тоже скучаю по нему, – после небольшой паузы солгал Даг, и Элизабет, запрокинув голову, звонко рассмеялась. – Уверена, ты с трудом вспомнил, кто он такой, – сказала она. Протянув руку, она погладила его по плечу. – Не думай, я говорю это не для того, чтобы тебя обидеть. Керри рассказала мне о вашей жизни. Это хорошо… хорошо, что в ней нет места для воронки и глупых воспоминаний. – Они не глупые, Элизабет… Я не считаю их… – Знаю, что не считаешь, – она не дала ему закончить фразу. – У вас очень красивые девочки. Жаль, я не привезла с собой сыновей. Они бы понравились друг другу… И жаль, что я не увидела Уолтера. Я хотела посмотреть, каким мужчиной он стал. – Достойным… он… он стал достойным мужчиной, – сказал Даг и впервые за вечер искренне улыбнулся Элизабет. – Я только что закончил читать его первый роман. Не могу поверить, что этого мальчика я когда-то купал и носил на руках… Пальцы Элизабет нашли его руку, и, на этот раз не колеблясь, Даг ответил на ее пожатие. – Я рада… не смотря ни на что, я рада, что приехала. Рада, что увидела вашу жизнь здесь… рада, что она именно такая. Я всегда любила Керри, очень любила. И пусть она… неважно, – она замолчала, словно боясь сболтнуть лишнее, – я всегда желала ей счастья. Рада, что ты смог ей его подарить. Она кажется такой сильной… на первый взгляд. Но я не встречала более ранимого человека… стóит лишь слегка копнуть. Ты понимаешь, о чем я? Даг молча кивнул. Он знал Керри лучше, чем кто бы то ни было, и Элизабет могла не рассказывать ему о ее ранимости. Если когда-то он вместе со всеми называл Керри «железной леди приемного покоя», теперь он хорошо знал, насколько хрупким было «железо», из которого она была сделана. – Береги ее… слышишь меня? – охрипшим голосом сказала Элизабет и стиснула пальцами его ладонь. – И не нужно думать о смерти. Мы все уйдем. Рано или поздно… кто-то раньше… кто-то нет… Важно другое. Важно быть рядом. Важно любить друг друга… говорить о своих чувствах… не позволять быту взять верх над своей любовью… Не повторяйте моих ошибок. Я утонула в дурацких заботах. Я променяла на них свое счастье. Мне все время казалось, что нужно еще немного подождать. Что сейчас не время. Что потом, когда будет подходящий момент, я смогу нагнать, сказать то, что давно собиралась, но так и не сказала Марку… Я думала, что у меня всегда будет время, – голос Элизабет, набравший силу к концу последней фразы, дрогнул. Она посмотрела на него растерянным взглядом и пожала плечами. – А потом оно стало заканчиваться. Вдруг. Резко. Очень быстро… А сейчас я сижу и не знаю, увижу ли я завтрашний рассвет… или солнце взойдет для других людей. – Лиззи… – он на мгновение закрыл глаза, а потом посмотрел на нее сквозь застилавшие глаза слезы и улыбнулся, – если я тебя обниму, ты позовешь на помощь Картера и полицию нравов? – Нет, – уже не скрывая слезы, Элизабет отрицательно замотала головой. – Я просто на один миг почувствую себя очень счастливой женщиной. Когда-то, – в ее глазах зажглись и тут же погасли озорные искорки, – ты очень мне нравился. Да, у тебя была Кэрол. Да, потом у меня был Марк, а я ни одного мужчину в своей жизни не любила так, как его… но факт остается фактом: ты был и остаешься самым привлекательным и сексуальным мужчиной из всех, кого я встречала. И если ты, наконец, меня обнимешь, я буду очень рада, – она засмеялась сквозь слезы, и когда он бережно прижал ее к себе, тихо прошептала, – я соскучилась. По тебе, по Керри… по нашему прошлому… – он промолчал, и она добавила. – Наверное, когда с будущим у тебя большие проблемы, невольно начинаешь тосковать по прошлому… – Лиззи… ну, не нужно так говорить… – пробормотал Даг, ощущая себя никчемным, бесполезным чурбаном. Весь разговор с Элизабет он только и делал, что мялся, смущался и бубнил себе под нос что-то бессвязное… «Керри была бы очень удивлена, если бы слышала наш диалог…», – подумал Даг, даже сейчас, спустя столько лет со дня их свадьбы, плохо представляя себе, откуда у его жены взялась ее непоколебимая вера в его дипломатические и коммуникативные способности. Учитывая, что он хорошо помнил, какими словами она крыла его хваленую «дипломатию» лет …дцать назад, когда романтические отношения между ними могли им привидеться разве что в кошмарных снах. – Я очень устала, – сказала Элизабет, первой размыкая их объятия, попыталась улыбнуться, но, увидев испуг в его глазах, оставила попытки скрыть свое состояние. – Сегодня было столько эмоций… столько впечатлений… – едва слышно проговорила она. – Я хочу лечь… – Я… – начал говорить Даг, но Элизабет жестом осадила его порыв предложить ей помощь. Даже при плохом освещении неестественная бледность, залившая ее лицо, бросалась в глаза. – Но… – он предпринял вторую попытку. Элизабет окинула его грустным взглядом и отрицательно покачала головой. – Джонни меня проводит, – категоричным тоном сказала она. – Ты видел уже достаточно, – Элизабет с видимым усилием поднялась на ноги и повысила голос. – Джонни! Пора вставать… Пока Картер приходил в себя, долго соображая, где он находится и что от него хотят, Даг думал о том, что сказала – «Потом время стало заканчиваться. Вдруг. Резко. Очень быстро…» – Элизабет. Он очень хотел, чтобы сказанное ею оставалось для него просто словами, и еще несколько лет назад так и было бы, но... болезнь Керри разделила его жизнь и все его мироощущение на «до» и «после», и обманывать самого себя не имело смысла. Он знал, как вдруг, резко и очень быстро может заканчиваться время. И в глубине души, при всем его искреннем сочувствии Элизабет, много больше ему было жаль Марка. Видеть каждодневное угасание любимого человека… видеть и не иметь возможности хоть как-то помочь ему, облегчить его страдания, забрать себе его боль… это было по-настоящему страшно. И еще страшнее было думать об – «Я утонула в дурацких заботах. Я променяла на них свое счастье. Мне все время казалось, что нужно еще немного подождать. Что сейчас не время. Что потом, когда будет подходящий момент, я смогу нагнать, сказать то, что давно собиралась, но так и не сказала Марку…» – упущенных возможностях, словах, которые могут быть сказаны, но не услышаны, поступках, для которых никогда больше не наступит подходящего момента… У него тоже все это было. И он также клялся самому себе, что если только его жена поправится, он никогда и ничто не станет откладывать на потом, что вся их жизнь изменится, если только… – Даг. – Голос Керри нарушил ход его мыслей, и он нежно пожал ее руку, когда она тронула его за плечо. – Ты что тут сидишь один? Здесь же холодно. – Что хотела Мэдди? – спросил Даг, растерянно оглядывая пустой и темный сад и пытаясь понять, как давно Картер и Лиззи распрощались с ним и ушли спать. – Она написала стихотворение к юбилею их школы, – ответила Керри, присев на подлокотник кресла, на котором он сидел. «Кресла, – мысленно поправил себя Даг и усмехнулся, – к которому я примерз». – И как? – потянув Керри на себя в безотчетной попытке согреться, спросил он. – Еще у одного ребенка в семье обнаружился литературный талант? Керри пожала плечами и развернулась в его руках так, чтобы видеть его лицо. – Для стихотворения о школе очень даже неплохо, но… – она рассмеялась, слегка смущенно, и Даг догадался, что она собирается сказать, раньше, чем она раскрыла рот. Такой смех и забавно-серьезное выражение лица говорили об одном: Керри готовилась расписаться в собственной некомпетентности, что для нее всегда было трудным и в чем-то даже героическим поступком. – Ни черта не понимаю в литературе… ну, кроме «нравится/не нравится» и «поняла/не поняла». – И…? – из последних сил сдерживая смех, повторил он свой вопрос. – И… – Она расхохоталась первой, и он, облегченно выдохнув, присоединился к ее смеху. – Понравилось. Поняла. Там же про школу… как я могла этого не понять? – Заканчивай прибедняться! – Его ледяные губы коснулись ее щеки, и она вздрогнула. – Я же в курсе, какую серьезную литературу ты читаешь. И в каком количестве. – Керри уже открыла рот для ответа, но он опередил ее на долю секунды. – И не надо мне говорить, что «медицинские справочники – нельзя называть серьезной литературой». – Но я… – вновь попыталась она, но Даг вновь не позволил ей закончить фразу. – Но ты, – сказал он, посмеиваясь над ее раздражением. – Если ты не забыла, я живу с тобой под одной крышей, вот в этом славном домике, уже… ээ… лет… пятьдесят? – Прекрати! – она возмущенно ударила его по руке. – Благодаря Элизабет и Картеру, я и так чувствую себя древним ископаемым! – Ну, хорошо, – Даг примиряюще улыбнулся и заглянул ей в глаза. – Я просто хотел сказать, что я в курсе всех твоих занятий и увлечений. Так что сказочками про медицинские справочники можешь кормить кого-то, кто не живет с тобой в одной комнате. – Даг, но я постоянно читаю медицинскую литературу… – Хорошо. Перефразируем. Я в курсе, что ты читаешь не только медицинские справочники. Так лучше? – спросил он, и когда Керри серьезно кивнула, оба расхохотались. – Ради разнообразия, всего на один вечер ты можешь перестать со мной спорить? – Была бы счастлива. – Ее глаза погрустнели, и она отвернулась, по всей видимости, не желая, чтобы он это заметил. – Но то, что Уолт выбрал тебя своим первым читателем, говорит, куда красноречивее всех споров и слов. – Дурочка, – сказал Даг. Взяв Керри за подбородок, он развернул ее лицом к себе и шутливо шлепнул ее по носу. – Сколько раз я уже повторил тебе, что выбор Уолта продиктован мужской солидарностью, и только? – Много, Даг, но… – Но! Опять это твое «но», – он закатил глаза, – хотя бы один раз сказала: «Да, дорогой, ты настолько прав, что у меня нет слов!». – У меня нет слов, – послушно повторила она и увернулась от его руки, когда он сделал вид, что собирается ее ударить. – Даг, он выбрал тебя. Это его право. И неважно, кто и чем при этом мотивировался… – Я тоже могу обидеться. Мэдди не стала читать мне стихи о школе. Если это не часть Вселенского Женского Заговора Против Мужчин, то тогда я вообще ничего не понимаю в этой жизни! – Дорогой, ты настолько прав, – не удержалась Керри, – мне тоже порой кажется, что ты ничего не понимаешь в этой жизни… Или нет, как ты сказал? Настолько прав, что у меня нет слов? – Все, квиты, – он улыбнулся. – Так значит, Мэдди у нас пишет стихи… Кстати, я понимаю, почему она не прочитала их мне, но почему не Викки? – Дословно: «Ты же знаешь, что она будет надо мной смеяться». – Викки стала бы над ней смеяться? – Видимо, – Керри пожала плечами. – Она так сказала. – Когда они обе успели так вырасти? Мне все чаще кажется, что я говорю на другом языке… Насколько же проще мне было с Уолтером… – едва слышно произнеся последнюю фразу, Даг вскинул голову и обвел глазами темный сад. – Какого черта мы тут сидим? Лиззи и Картер пошли спать? – Да. Я встретила их, когда они поднимались по лестнице, – она на мгновение прикрыла глаза и спрятала голову у него на груди. – Когда он ее практически затаскивал на второй этаж… Она выглядела, словно… – Керри замолчала, но, к искреннему сожалению Дага, ей и не нужно было договаривать. Он очень хорошо мог представить сцену, которую Керри увидела на лестнице… и это было так тяжело и страшно, как если бы он увидел ее своими глазами. – Ты совсем закоченела, – произнес Даг, пытаясь отогнать навязчивый образ Картера, волочащего на себе обессиленную Элизабет… образ, от которого рукой подать было до не менее болезненного воспоминания: Картер, поднимающий на руки Керри перед очередным прыжком в воронку… воспоминания, о котором хотелось забыть раз и навсегда. Того Картера больше не было и никогда не будет: в их прошлое нельзя было купить обратный билет. «Впрочем, – Даг поднес ледяные ладошки Керри к губам, отогревая их своим дыханием, – каким бы чудесным, годы спустя, не виделось бы прошлое, я никогда не оставил бы это настоящее». – Хватит грустить, – он подмигнул ей, поймав ее взгляд. – Ну что? Будем убираться и ложиться? Или…? – Или, – высвободив руки из его пальцев, Керри обхватила его лицо ладонями, прижалась губами к его губам и отстранилась от него прежде, чем он попытался ответить на ее поцелуй. – Мне нужно привести в порядок мысли. И я хочу… рассказать тебе о том, что сказала мне Лиззи. Это важно и… – И – хорошо, – он кивнул и, поставив ее на ноги, поднялся с кресла. Размяв одеревеневшие ноги, Даг быстрым шагом направился к дому и лишь на мгновение обернулся, чтобы сказать, – жди здесь! Керри послушно осталась на том месте, где он ее оставил, и, когда Даг притащил теплую куртку, шарф и перчатки, безропотно позволила ему натянуть на себя всю эту одежду, словно на маленького ребенка. – Я думал, ты съездишь мне по физиономии, – произнес Даг, оценив податливость Керри, и улыбнулся в ответ на ее улыбку. – За то, что ты снова ведешь себя как моя мамочка? – За то, что я снова веду себя как последний мужлан, – исправил ее Даг, заключительным аккордом нацепив на нее капюшон, и так сильно затянул шарф на ее шее, что Керри протестующе вскинула руки. – Давай-ка закончим с играми в переодевания. – Она ослабила затянутый им узел и глубоко вдохнула. – У нас всего час. Я обещала Мэдди помочь с выбором платья для праздника. – Все, как ты скажешь, – сказал Даг, натянув перчатки, и взял Керри за руку. – На наше место? Она кивнула и на один короткий миг обернулась на дом. Это было быстрое, едва уловимое движение, но Даг знал, что, а вернее кого ждала Керри, и сильнее сжал ее ладонь в своей руке. Она вскинула на него грустный взгляд и вымученно улыбнулась. – Я знаю, что их нет… – тихо сказала она и вслед за Дагом медленно двинулась к калитке. – Помню и знаю… но все равно, всякий раз, как мы направляемся к морю, я ловлю себя на мысли, что собираюсь их позвать… – Мы купим щенка, – проговорил Даг, пропуская Керри вперед. Он сам не знал, кого пытается утешить: ее, себя… или их обоих? – Когда пройдет достаточно времени… И все станет как прежде… Керри резко тряхнула головой и обернулась. – Как прежде не будет. Но… да, ты прав. Мы купим щенка… и попытаемся начать все сначала, – она подождала, когда он ее догонит. – Кто бы мне сказал еще лет десять назад, что я настолько влюблюсь в этих двух оглоедов… и буду так сильно по ним скучать… я бы ни за что не поверила в такую несусветную глупость! – Ну да, ты у нас ни на секунду не собачница, – усмехнулся Даг, вспоминая яростные протесты Керри против покупки щеночка; она оставалась неумолимой ни к слезам на детских мордашках, ни к его уговорам… но когда тайком от нее в дом были принесены целых два пушистых комочка, которые с оголтелым энтузиазмом принялись разрушать их дом, Керри подозрительно быстро смирилась с их присутствием. Настолько быстро и настолько подозрительно, что, проанализировав ее поведение, Даг пришел к выводу, что она просто не хотела, чтобы ответственность за приобретение животных легла на ее плечи… так ей было бы куда как сложнее изо дня в день пилить их за «покупку этих жутких дворняг без ее ведома и разрешения». Подняв воротник пальто, Даг ускорил шаг, нагоняя Керри. В холодное время года их излюбленный путь к морю занимал гораздо меньше времени, чем в теплую погоду. – Опять ты плетешься черепашьим шагом! – пряча лицо под шарфом от пронизывающего ледяного ветра, воскликнула Керри. Ее возмущение его позабавило. Он знал, чем оно было вызвано, и с удовольствием наблюдал за тем, с какой скоростью и присущим походке Керри изяществом она передвигается, с легкостью преодолевая препятствия в виде луж и наваленных вдоль тропинки, ведущей к пляжу, камней. На мгновение перед его мысленным взором возник образ трости с рукояткой в виде головы кошки, пылящейся в темном углу кухни. «Она больше ей никогда не понадобится!» – повторил про себя Даг привычную мантру, в которую тщетно – но очень страстно и искренне! – он хотел поверить. Хуже всего было то, что в это не верила и сама Керри. Он несколько раз предлагал ей убрать трость в кладовку, но она всякий раз лишь отмахивалась от его слов. Даг полагал, что постоянное присутствие вещи, ненависть к которой Керри даже не пыталась от него скрыть, было необходимо ей как ежедневное напоминание о том, что рано или поздно произойдет с ней… к чему ей рано или поздно придется вернуться. И как бы сильно ему ни хотелось убедить самого себя в обратном, но трость с кошачьей головой и для него служила постоянным напоминанием о том, что нужно жить здесь и сейчас, наслаждаясь каждой мелочью, способной принести радость, и ничто и никогда не откладывать на потом. Даг вспомнил, уже во второй раз за этот вечер, о своем обещании, данном у постели больной жены. Об обещании, исполнение которого в суете каждодневных хлопот, кажущихся такими важными в момент своего появления и мелкими и бессмысленными по прошествии времени, всякий раз откладывалось. – Давай возьмем отпуск и съездим в какое-нибудь интересное место? – неожиданно для себя предложил он, когда они добрались до небольшого углубления в скале – всего в нескольких шагах от моря, защищенного от ветра и открывающего поразительной красоты вид на волны и раскинувшийся шатер звездного неба. Они с Керри называли это углубление «нашим местом» и никогда не приходили сюда с детьми или друзьями – только вдвоем и в основном ночами или поздним вечером, в то время, когда на пляже редко можно было встретить прогуливающихся туристов или случайных прохожих. – Ты не говорил, что хочешь уехать, – сказала Керри, глядя на него пристальным взглядом, словно пытаясь вычислить возможные тайные мотивы его предложения. – На кого мы бросим девочек? У них школа, их нельзя срывать с места посреди занятий. – Можем поехать все вместе на Рождественские каникулы? Или… оставим их одних и попросим соседей за ними приглядывать. Мэдди, в конце концов, уже шестнадцать… – Даг прислонился спиной к скале и притянул Керри к себе так, чтобы и она могла любоваться роскошным видом, сцепив руки у нее под грудью, – их привычная, неизменная поза, которой они тоже могли дать название «наша». – Не знаю, надо поговорить с девочками, – произнесла Керри, к его удивлению, даже не пытаясь с ним спорить. – Мы на самом деле давно никуда не выбирались… из нашего убежища. – Но нам же было здесь хорошо, – возразил Даг, поймав себя на мысли, что еще немного и они поменяются местами, и она, а не он, будет уговаривать его хотя бы ненадолго уехать из их чудесного приморского городка. – Да, но мир не заканчивается нашим местечком… каким бы уютным и красивым оно нам ни казалось, – сказала Керри и продолжила прежде, чем он нашелся с ответом. – Я так боялась приезда Лиззи. Ты даже представить себе не можешь! Одна возможность того, что она может появиться в нашем доме, сводила меня с ума. Мне почему-то казалось, что, если она здесь появится, все рухнет. Сейчас я пытаюсь понять, почему наш мир казался мне таким хрупким, и мне ничего не приходит в голову. Может быть, потому что мы… сбежали от прошлого и попытались его забыть? – Керри, ну мы же не просто сбежали, мы… – он несколько мучительных мгновений пытался подобрать всякий раз ускользающее от него нужное слово, – жили. Жили, а не играли в прятки с Элизабет или нашим прошлым. – Да, я знаю. Я это всегда знала, – Керри кивнула, и тихий звук ее голоса потонул в шуме набежавшей на берег волны. – Но я все равно испугалась. Я не хотела, чтобы она приезжала. И тем более, я не хотела видеть то, во что превратил себя Картер. – Столько лет прошло. Они не могли не измениться, – сказал Даг, отгоняя от себя воспоминание о шоковом состоянии, в которое несколько часов назад его ввела встреча с изменившимися до неузнаваемости Элизабет и Джоном. – Но я и представить не мог, насколько катастрофическими окажутся произошедшие с ними перемены. – Катастрофические, – повторила за ним Керри. – Верное слово. Я сидела сегодня в саду, до прихода Мэдди, смотрела на них, на тебя, представляла, как сильно я сама изменилась за эти годы… и знаешь, мне пришло в голову, что только Кэрол из всей нашей пятерки заслужила почетный приз – навсегда остаться молодой и красивой. – Керри, я всегда поражался, сколько же в тебе такта! – Он невольно рассмеялся и, не видя ее лица, мог с уверенностью сказать, что оно приняло сейчас сосредоточенно-обиженное выражение. – Но, да, ты права! Другого способа остаться молодым и красивым еще никто не придумал. – Элизабет… – Керри отклонилась в его руках и повернула к нему голову. Ее широко раскрытые глаза вглядывались в его лицо со странным, знакомым ему выражением, она словно боялась и одновременно наслаждалась той новостью, которую собиралась ему рассказать. – Элизабет знает о нас. Она приехала, чтобы узнать правду. Убедиться, что тогда, много лет назад, она не ошиблась. Не только Кэрол тогда догадалась, что мы не их Даг и Керри. И она, Элизабет, спросила меня, правда ли, что мы не просто упали в воронку, а выпали из нее в этом мире. Даг застыл, радуясь присутствию за своей спиной каменной глыбы, которая не позволила ему рухнуть на землю. Каждым своим словом Керри буквально выбивала почву у него из-под ног. И только минуты спустя, до него потихоньку начало доходить, что ничего непоправимо-ужасного не случилось. – Вначале я тоже очень испугалась, Даг, – с нежностью в голосе сказала Керри и, вытянув руку, погладила его по щеке. – Но потом… мы с Лиззи поговорили… и ты знаешь, я почувствовала облегчение. Невероятное облегчение, Даг! Все это время, пусть я не думала об этом, мне приходилось сдерживать свои воспоминания, прятать их – глубоко-глубоко, чтобы они не смогли нанести вред нашей жизни… нашему настоящему. И это неправильно… неправильно, потому что все то, что с нами случилось, сделало нас теми, кем мы стали. И мы будто предавали самих себя всякий раз, когда принимались отрицать свое прошлое… утверждая, что там, в Чикаго, с нами не произошло ничего страшного и непоправимого, кроме того, что Луку и Кэрол убили во время их романтического свидания. Когда ты возил туда Мэдди, ты думал о том, что с нами случилось? – Нет, я… – Ему пришлось откашляться, потому что его голос прозвучал глухо и сдавленно, словно он пытался ответить ей из-под земли. – Я не вспоминал о том, что случилось. Я привозил Мэдди к родственникам Кэрол, оставлял ее там и ехал в гостиницу. А потом забирал ее. И отвозил снова. А все то время, что она была с ними, я спал, гулял или читал. Ты права… будто ничего не было, – он посмотрел на нее удивленным взглядом. – Как будто ничего ужасного в этом городе с нами никогда не происходило… кроме их убийства… – Лиззи сказала, что она очень любила Керри… ту, другую, не меня. – Керри прислонилась к нему спиной, глядя на разбивающиеся о берег волны. – А я рассказала ей, как сильно я любила нашу Элизабет. И ты знаешь, я впервые начала думать о своем двойнике с уважением. Лиззи немного рассказала мне, какой она была… и, наверное, мне было бы, чему у нее поучиться. Лиззи сказала, что она всем нравилась. Потому что она была яркой и ни на кого не похожей… Даг засмеялся и, наклонившись, поцеловал Керри в щеку. – Дурочка, нашла чему завидовать! Это ты у меня ни на кого не похожа, – прошептал он ей на ухо. – А Картер? Он знает? – Нет. Лиззи сказала, что он увлечен только собой. И… – она на мгновение задумалась, прежде чем закончить фразу, – я понаблюдала за ним во время обеда и поняла, что она права. Даг молча смотрел, как волны, одна за другой, с плеском и брызгами накатывают на остроносую вершину большого осколка скалы, затонувшего неподалеку от берега. Это вечное движение неизменно оказывало на него исцеляющее и успокаивающее воздействие. Он крепче прижал к себе Керри, думая о том, что она сказала, и всякий раз приходя к одному и тому же выводу: она была права, им давно пора было выбираться из убежища, в котором они добровольно заточили себя много лет тому назад… как бы комфортно и уютно они себя в нем ни чувствовали. – Я тоже поговорил сегодня с Лиззи, – проговорил он и почувствовал, как она вздрогнула от неожиданности. – Мы говорили о ее болезни… и о тебе. – Даг, ну я же не умирала… то есть… я… Сколько ты еще будешь себя изводить? – Керри высвободилась из его объятий и развернулась к нему лицом. Даг очень хотел, но так и не смог удивиться тому, как быстро она догадалась, о чем он собирался ей сказать. Усмехнувшись про себя, он вновь вспомнил об оборотной стороне медали: если он за годы, что они прожили под одной крышей, научился читать ее как открытую книгу, то и она никак не могла не научиться точно такому же фокусу. – Я знаю, как ты за меня испугался, но ведь… прошло уже столько времени! Почему ты не можешь об этом забыть? – Потому что я не должен об этом забывать, – сказал он совсем не то, что хотел ей сказать. Взяв Керри за плечи, он пристально посмотрел ей в глаза. – У меня почти получилось забыть. Так же, как у нас получилось забыть о воронке и о нашем мире. Но я хочу, чтобы ты сказала мне сейчас, в чем разница? Если ты сама несколько минут назад говорила, что нельзя было отказываться от своего прошлого, каким бы страшным оно нам ни казалось. Промолчав, Керри опустила глаза, но он, взяв ее лицо за подбородок, заставил ее встретиться с собой взглядом. – Элизабет своим появлением словно перенесла меня обратно… в твою больничную палату… и ты снова лежала там… и медленно умирала. А я сидел рядом, держал тебя за руку и пытался не сойти с ума от ужаса и бессилия. – Я не умирала, Даг! – почти выкрикнула она, но, когда он вновь заговорил, сникла и отвернулась. – У тебя была остановка. Они использовали дефибриллятор. Тебе, наверное, проще забыть, но… ты понимаешь, что я думал, что остался один? – Ты бы в любом случае не был один… – неуверенно проговорила Керри, даже сквозь толстую ткань ее куртки он мог чувствовать пробирающую ее дрожь. – Уолт… и девочки… – Они не в счет, ты же знаешь, – просто ответил он, и она, словно против воли, кивнула в ответ. – Кроме того, Уолт в Париже. Девочки… – Зная наших детей, они сбегут от нас при первой же возможности! Они такие же чертовски самостоятельные, как и мы… к сожалению… – тихим голосом добавила Керри и посмотрела на него грустным взглядом. – Я только очень надеюсь, что они не уедут от нас на край света… Уолт хотя бы остался в Европе. Никогда себе не прощу, что это я начала обучать его французскому… – Я никогда не позволю девочкам уехать от нас на край… – с горячечной убежденностью начал говорить Даг, но так и не закончил фразу, вдруг с пугающей ясностью осознав абсурдность своих слов. Дети взрослели, и не в его власти было их удержать. – Да, ты правильно замолчал, – невесело рассмеялась Керри. – Им стóит лишь один раз тебе улыбнуться, и любящий папочка сам побежит покупать им билеты на самолет, – она посмотрела на него исподлобья и медленно проговорила, – что мы будем делать, когда они уедут учиться? – У нас будут наши собаки. Будем наряжать их в собачьи костюмчики и называть доченькой и сыночком, – попробовал отшутиться Даг. Керри продолжала смотреть на него в упор, и он сдался. Тяжело вздохнув, он пожал плечами. – Я не знаю, что мы будем делать. Можно будет начать путешествовать, как это делают все уважающие себя пенсионеры Европы… – Не могу представить нас путешествующими пенсионерами! – резким голосом произнесла Керри, и Даг мог понять причину ее злости. – Может быть… Уолт вернется, женится и родит для нас внука? – Для нас? – Даг рассмеялся и притянул Керри к себе. Иногда она вела себя как эгоистичный ребенок… и он так и не смог объяснить для себя, почему любил ее в такие моменты еще сильнее. – Я не знаю, чем мы займемся, когда девочки уедут учиться, но… у нас будет наша работа, наше место, наш дом… и мы. Мы будем друг у друга, ты не забыла? – Как ты там говоришь? Меня одной тебе слишком много? – уткнувшись ему в плечо, неразборчиво пробормотала Керри. – Мы можем пожить для себя… хотя я даже не представляю, что для этого нужно сделать… – Ты специально перевела тему? – Он осторожно отстранил ее от себя, чтобы заглянуть ей в глаза. – Можно я закончу свою мысль? – попросил он и, когда она обреченно кивнула, продолжил. – Я не хочу думать о том, что с тобой… с нами тогда случилось. Это слишком тяжелые воспоминания. Я, правда, на несколько минут поверил, что ты… тебя… что случилось непоправимое. И я не знаю, я, честно, не знаю, как мне удалось их пережить. Никогда в жизни мне не было так плохо и страшно, как в те минуты… Но мы… я! Я не должен забывать о них. Вернее о том, чему они меня научили. Элизабет нашла сегодня очень правильные слова. Она рассказала, как вдруг и быстро закончилось для нее время. И сейчас я как никогда чувствую, как оно утекает сквозь пальцы. Я не хочу ничего откладывать. И я не хочу замалчивать свои чувства. Я хочу, чтобы мы, ты и я, поехали куда-нибудь… в какое-нибудь необычное и красивое место. Жизнь такая короткая штука, и если в моих силах сделать ее яркой и насыщенной, я готов сделать для этого все возможное! Я тебя люблю. И я ужасно боюсь тебя потерять. Ты даже не представляешь, как мне страшно… – Даг… – Она стиснула в своих руках его руки и застыла, напряженно вглядываясь ему в лицо. – Ты не потеряешь меня. Я тебе обещаю. Ну посмотри на меня, – выпустив руки Дага, она обхватила его лицо ладонями и быстро заговорила. – Все будет хорошо. Если ты хочешь, мы поедем… в любое место, которое ты выберешь. Захочешь, возьмем с собой девочек. Нет, поедем вдвоем. Ты когда-то говорил о морском круизе? Да, меня все так же тошнит от качки, но я готова набрать с собой пачки таблеток от морской болезни! Только не надо больше мучиться… я тебя очень прошу! Я же позволяю тебе надевать на меня всю эту груду теплой одежды! Ты заставляешь меня правильно и регулярно питаться. За последние несколько лет я болела всего один раз! Да, тяжело. Да, это было ужасно… но ведь это было всего один раз за годы, Даг! Я… – она замолчала, чтобы набрать в легкие воздуха, – Даг, я тоже боюсь тебя потерять. И иногда, когда я вспоминаю, сколько лет ты уже меня терпишь, мне становится страшно… страшно, что я могу тебе надоесть, что ты найдешь себе женщину покрасивей и помоложе… я стараюсь не думать об этом… я боюсь этих мыслей… но я хочу, чтобы ты знал. Я тоже боюсь тебя потерять. – Дурочка, – он с нежностью отвел от лица ее руки и, наклонившись, поцеловал ее в губы, – разве похоже, что я тебя просто терплю? Она покачала головой и улыбнулась ему сквозь слезы. – Сейчас я готова расцеловать этого волшебника-недоучку, из-за которого завертелась вся эта кутерьма с воронками, – медленно проговорила она. – Если бы тебя не было, тебя стоило бы придумать. Я люблю тебя. И мою жизнь нельзя сделать еще более насыщенной и яркой. Я счастлива от того, что ты просто рядом, – засмеявшись, Керри смущенно поправила шарф и, прикусив губу, подняла на него глаза. – Ну да, я не умею говорить красивые слова… и ты знаешь, что я не особо это люблю, но… я хотела тебе это сказать. Ты правильно сказал, ничего не стóит откладывать на потом. Он бережно обнял ее, понимая, как сильно ее смутили собственные слезы и произнесенные признания, и желая дать Керри время прийти в себя. Они редко говорили о любви, и он, и она искренне полагали, что поступки говорят куда красноречивее слов; и сейчас, прижимая к себе ее хрупкую, подрагивающую то ли от холода, то ли от переживаний фигурку, Даг не мог не думать о том, что, если бы они не придерживались этого негласного правила, слова, сказанные Керри, не смогли бы произвести на них и толики испытанного ими ошеломляющего эффекта. Даг улыбнулся. Не смотря на то, что он знал ее так хорошо, как никто, она не переставала его удивлять. У них было несколько знакомых пар, с которыми они регулярно общались, а с некоторыми даже дружили, и очень часто мужья с большим и даже бóльшим, чем у него, стажем семейной жизни, выпив кружку-другую пива, принимались жаловаться ему на опостылевшую и разъедающую их брак скуку. Всякий раз, внимая пьяным откровениям приятелей, Даг облегченно вздыхал: уж что-то, а скучно ему никогда не было. Керри могла выводить его из себя, бесить, рассмешить до истерики или растрогать до слез, но в ней никогда не было скучной предсказуемости, не смотря на то, что по характеру она была и оставалась до скрипа в зубах педантичной аккуратисткой. С ней никогда не бывало просто, но всегда – очень легко, настолько легко, что даже теперь, столько лет спустя, он не мог до конца в это поверить, невольно вспоминая о стычках и ссорах, которые между ними когда-то были. – Так ты мне так и не сказал, как тебе роман Уолта? – спросила Керри, пристроив голову у него на плече так, чтобы иметь возможность видеть его лицо. – Я могу хотя бы узнать, о чем он, прежде чем его опубликуют? – До сих пор не могу поверить, что они купили у него этот роман… – не в силах скрыть явственно прозвучавшую в голосе гордость за сына, произнес Даг. – Ну… там о молодом мужчине, который женат на одной женщине, а сам любит другую, у которой тоже есть муж… и это на самом деле хорошо написано. Даже удивительно, учитывая, сколько мальчику лет, и то, что он никогда не был женат. – Даг… а в конце там никто не умирает? – едва слышно спросила Керри, и он посмотрел на нее удивленным взглядом. – Ну, да… Муж той женщины, в которую влюблен герой, умирает и… – Своей смертью? – Да, то есть не совсем. Там был несчастный случай… а что? – А ребенок? У женщины, которую он любил, не было сына? – У нее была маленькая дочка. Почему ты задаешь такие странные вопросы?! – Черт… что конкретно ты ему рассказал о нашем романе? – «в лоб» спросила его Керри, и только тогда Даг понял. – Да нет! Там не об этом. Они собирались расстаться, потому что герой собирался уехать во Францию к больной матери, но в этот момент выяснилось, что его женщина ждет ребенка. И он так и не узнал, кто был отцом этого ребенка, потому что… Черт, – Даг остановился, на мгновение задумался и неуверенно улыбнулся Керри. – Ах, вот почему сюжет показался мне странно знакомым… – Даг, почему он не узнал, кто был отцом ее ребенка? – спросила Керри, глядя на него расширившимися глазами, словно страшась его ответа. – Ну… эээ… это же он не про тебя написал… – протянул Даг и отвел взгляд. Он хорошо знал о способности Керри из маломальского пустяка раздуть вселенскую драму, и меньше всего на свете ему хотелось отвечать на ее вопросы. – Даг! Что с ней случилось? Она умерла? Он ее бросил? – Отстранившись от него, Керри требовательно посмотрела ему в глаза. Даг смирился и коротко кивнул. – Да. Он ее бросил, и она покончила собой, – нехотя произнес он и быстро добавил, – но потом он всю жизнь любил только ее! Он ходил к ней на кладбище, вырастил ее дочь. И в конце он, уже старик, приходит на ее могилу, рассказывает случайной прохожей свою историю и умирает прямо там, над ее надгробием. Девушка, с которой он говорил, думает, что он задремал, и уходит. Это очень хорошо написано! Правда, сильная концовка… Ну из-за чего ты расстроилась? Я же говорю, он не про тебя писал! – Ну да, не про меня, – с горечью в голосе сказала Керри и отвернулась. – А потом, когда-нибудь, когда он станет знаменитым писателем, его биографы напишут, что он стал тем, кем стал, из-за того, что его мать была деспотичной шлюхой. Услышав последнюю фразу Керри, Даг изумленно уставился на нее, не зная, смеяться ему или плакать. – Детка, ты что, ради всего святого, сейчас сказала?! – на всякий случай переспросил он, но в ответ она лишь пожала плечами. – Керри, побойся Бога! Мальчик посвятил тебе свой первый роман, а ты говоришь, что он считает тебя… что ты вбила себе в голову?! – Что? – Она посмотрела на него исподлобья и неуверенно улыбнулась. – Ты это придумал сейчас и собираешься сегодня же позвонить Уолту, чтобы он срочно садился писать посвящение? Посмеиваясь, Даг поцеловал ее в нос и, развернув Керри спиной к себе, обнял ее за талию и притянул к себе. – У меня в тумбочке лежит распечатанный вариант его рукописи. Когда мы вернемся домой, и ты своими глазами увидишь посвящение любимой мамочке, я буду ждать твоих искренних извинений. – Хорошо. Я готова извиниться уже сейчас, – сказала Керри и положила свои руки поверх его. – Но… то, что он взял за основу нашу с тобой историю… тебя самого это не пугает? Даг задумался и медленно покачал головой. – Нет. У нас была очень нестандартная история. Понятно, что она не могла не задеть такого впечатлительного мальчика. Кроме того… его отец погиб, я был его крестным… Викки выросла как близняшка похожая на Мэдди… Ты сама не понимаешь, насколько ему хотелось узнать правду о нашем с тобой романе? Он спрашивал меня, я, что мог, рассказал ему, но… конечно же, он хотел знать больше. И, видимо, нашел утешение в создании собственной версии этой истории. – Да, в которой ты меня бросаешь, я кончаю собой, Викки не рождается, а ты, годы спустя, умираешь на моей могиле, – произнесла Керри, и оба, несколько нервно, расхохотались. – Веселенькая версия у него получилась! – Ну да, а теперь ты скажешь, что он наказал нас, вернее наших персонажей, за то, что мы обманули его отца? – Но ведь так оно и было, – сказала Керри. Пожав плечами, она помолчала, обдумывая сказанное Дагом. – Ты говорил ему о романе между Кэрол и Лукой? – В общих чертах, – не сразу проговорил Даг, не зная, какого ответа она от него ждала. – Ну что ж… если наша история поможет ему стать богатым и знаменитым, то мы можем только порадоваться, что хоть на что-то ему сгодились! – Она помолчала и добавила. – Твоя мечта! Помню, как в детстве он заинтересовался трансляцией чемпионата по плаванию, и ты построил на заднем дворе бассейн, уверяя меня, что он просто необходим будущему олимпийскому чемпиону. – Ага, и отказывался слушать тебя, когда ты говорила, что в пяти минутах ходьбы от нашего дома есть море и что в школе у них есть и бассейн, и кружок по плаванию… – Даг смущенно улыбнулся, радуясь, что она не может видеть его лица, – куда Уолт так и не записался… – И мы демонтировали бассейн за ненадобностью… – закончила за него Керри и замолчала. Волна с яростным грохотом обрушилась на торчащий из воды осколок скалы и рассеченная на две половинки, побежденная, с тихим плеском отхлынула обратно… чтобы, собравшись с силами, все с той же отчаянной яростью ринутся в свой заранее обреченный на поражение бой, вечный как сама жизнь… С усилием Даг оторвал взгляд от этого завораживающего зрелища и тихонько хмыкнул. – И все-таки… я не думаю, что Уолт… – Тебе так нравится заниматься самообманом? Даже если его героиня высокая, роскошная, роковая брюнетка… – Керри замолчала, когда смех Дага заглушил ее голос. – Что я смешного сказала? Я размечталась, и она лысая и безобразная? – Да, ты размечталась, – он крепче прижал ее к себе и прошептал ей на ушко, – она миниатюрная и... Ну, ладно, я сдаюсь, а ты как всегда права. – У нее рыжие волосы? – Риторический вопрос? – Все ясно, – сказала Керри смеющимся голосом. – Интересно, если этот роман будет иметь успех и его когда-нибудь экранизируют, кого они позовут на мою роль? – Никогда не думал, что твои амбиции будут простираться даже на твою героиню! – Даг развернул Керри к себе и в притворном ужасе заглянул ей лицо. Она рассмеялась, слегка смущенно, и посмотрела на него исподлобья. – Нет у меня никаких амбиций… И еще минуту назад ты горячо доказывал мне, что никакой героини у меня нет, не было и быть не может, – сказала Керри и поежилась. Оглянувшись на потемневшее небо, она медленно проговорила. – Луна скрылась. Думаю, это знак, что пора возвращаться в реальность. Даг улыбнулся и, поправив на ней шарф, взял руки Керри в свои ладони. – Давно пора. У тебя руки, даже сквозь перчатки, кажутся ледяными. – Даг, ты меня так укутал, что я могу тут заночевать и чувствовать себя, словно в тропиках! Он видел, что она из последних сил старается говорить не дрожащим голосом, но ему не хотелось с ней спорить. – Идем? – Он первым спустился с выступа и протянул Керри руки. Освещенная светом вновь показавшейся из-за тучи луны она улыбнулась ему и… … Колеса все глубже увязают в песке, но Уолт отмахивается от его помощи и продолжает толкать коляску вперед. Оставив мальчика в покое, Даг наклоняется, чтобы поправить на Мэдди сбившуюся на бок шапочку, когда его окликает голос успевшей уйти далеко вперед Керри. Он оборачивается, и на его губах застывает крик ужаса. – Керри, куда тебя… – только присутствие навострившего ушки Уолта заставляет Дага сдержаться. – Пожалуйста, подожди меня! Он почти бежит, и пронизывающий зимний ветер пытается сбить его с ног, отдаваясь в ушах пронзительным свистом. – Куда тебя понесло?! – выдыхает Даг, поравнявшись с высокой скалой, о которую с грохотом разбивались гонимые ветром волны. Он пытается привести в порядок сбившееся от быстрой ходьбы дыхание и не может поверить своим ушам, когда слышит безмятежный смех Керри. – Если я вдвое увеличилась в размерах, это не означает, что я растеряла свою координацию! – Ухватившись за выступ, она забирается на образованную углублением в скале каменную площадку. Он на мгновение закрывает глаза, чтобы не видеть ее падение. Однако Керри даже не думает падать и, продолжая смеяться, протягивает ему руку. – Хватит устраивать драмы по пустякам! Иди сюда, пока мы не заморозили детей. – Драмы?! – Он отталкивает ее руку и, по примеру Керри, ухватившись за выступ в скале, поднимается на площадку. – Тебе рожать через неделю, а ты карабкаешься по скалам, словно… – Через две! И ничего рискованного я не сделала, – прерывает его Керри и, взяв его за плечи, разворачивает лицом к морю. – Посмотри! Я не видела ничего более прекрасного! – Послушай, я не собираюсь… – начинает он очередную гневную тираду, но слова застревают у него на языке, и Даг поворачивает к ней изменившееся лицо и кивает. – Да… как ты углядела эту площадку? – Случайно, – Керри счастливо улыбается, довольная произведенным на него эффектом. – Сюда птица залетела. Смотри! – схватив его за руку, она тянет его к небольшому углублению, похожему на маленькую каменную комнатку. – Если встать здесь лицом к морю, то можно любоваться потрясающим видом и не бояться, что тебя сдует ветром! Господи, я так рада, что мы сюда переехали! – Зайка, иди ко мне… – севшим голосом произносит он и привлекает ее к себе. Ему хочется сказать ей так много, но он лишь крепче обнимает ее и невольно улыбается, слушая ее восторженный голос. – Мы можем приходить сюда вечерами… И, наверное, летом здесь еще более красиво! Все-таки я самая гениальная женщина на свете! – говорит Керри, и Даг хохочет над ее последними словами. – Только обещай, что, пока не родится ребенок, ты не станешь сюда карабкаться, – просит он, и его ни на секунду не успокаивает ее беспечное: «Конечно, обещаю, как скажешь!». – Пусть это будет «наше место»! – произносит она возбужденным полушепотом, и в ее глазах вспыхивают восторженные искорки. Он так хорошо помнит, как всего несколько месяцев назад эти сияющие глаза смотрели на него с тоской и отчаянием, и понимает, что готов согласиться с каждым словом Керри, даже если бы она потребовала от него невозможное. – Пусть будет, – быстро говорит он и, боясь напугать ее набежавшими на глаза слезами, стискивает женщину в объятиях. И выпускает ее, только справившись с эмоциями. – Идем домой? Пока Уолт не доломал несчастную коляску. – Идем! – Керри улыбается ему, и хотя он понимает, что они оба окутаны не по-зимнему ярким солнечным светом, ему кажется, что она светится изнутри. Даг хватается за выступ и, спустившись, протягивает Керри руки. Она смеется и… … бесстрашно прыгнула в его объятья. Поставив Керри на ноги, Даг оглянулся на пустой темный пляж, словно надеясь увидеть маленького Уолта, толкающего увязшую в песок коляску с Мэдди. Невозможно было поверить, что тот же самый мальчик неделю назад звонил им из Парижа, обещая в свой следующий приезд домой познакомить родителей и сестер со своей невестой. Казалось, только вчера его маленькая ручонка цеплялась за ладонь Дага, кажущуюся такой большой и сильной… «А сейчас… – Даг опустил взгляд на свою руку и тут же спрятал ее в карман пальто, – мальчик выше меня на целую голову…» – Эй, что за вселенская драма тебя вдруг постигла? – спросила Керри, вновь безошибочно угадав его настроение, и шутливо пихнула его локтем. Он посмотрел в ее смеющиеся глаза, и его губы сами собой расползлись в ответной улыбке. – Наверное, задумался о том, какому красавчику отдадут твою роль? Может быть, Уолту доверят выбрать актеров для фильма по его книге… ты бы чудно сыграл главного героя… в его преклонные годы. – Преклонные, значит? – ухватив Керри за край куртки, прежде чем она успела от него отпрыгнуть, Даг притянул ее к себе и попытался придать лицу гневное выражение. – Ты понимаешь, что мне памятник надо поставить за то, что столько лет… – … я терплю тебя, – не дав ему договорить, подхватила Керри, словно отличница, выучившая наизусть задание учителя, – твой дурной характер, твои бесконечные издевки, твои лидерские замашки, твои идиотские шутки… черт, сдаюсь! Забыла, что тебя еще во мне не устраивает? – Педантичность, формализм, перфекционизм, маниакальный аккуратизм… – Все-все-все! – Керри вскрикнула и замахала руками. – Твои «измы» могут перечисляться до бесконечности! Мой дурной характер уже не исправишь, а платье Мэдди само себя подшивать не станет. – Ты такая смешная, – медленно проговорил Даг, наклонившись к лицу Керри. С нежностью пригладив выбившуюся из-под ее капюшона прядку волос, он поцеловал ее в щеку и улыбнулся. – Я обожаю твой дурной характер, все твои «измы», замашки и шутки. Ты это знаешь? Не сводя глаз с его лица, Керри загадочно улыбнулась. – Знаю. – Очень скромно! – Он пристально посмотрел ей в глаза, и все с той же улыбкой она отрицательно покачала головой. – Нет. Зато честно. Крепко прижав к себе женщину, Даг на мгновение зажмурился. Этот день, благодаря встрече с Элизабет и Картером, обернулся днем воспоминаний, и перед его мысленным взором одна за другой возникали и исчезали сцены их с Керри совместной жизни. – Если бы ты тогда не споткнулась… – прошептал Даг, чувствуя, как от одной этой мысли начинают дрожать колени. Было страшно просто представить, что его жизнь сложилась иначе… – То падение в воронку – это лучшее, что могло с нами случиться… Наверное, я говорю сейчас страшные вещи, но… – Даг, – высвободившись из его объятий, Керри вскинула руку и, погладив его по щеке, ласково улыбнулась, – я так долго изводила себя этим кошмарным чувством вины за то, что из-за меня мы оказались в этом мире. А сегодня мы сидели за столом все вместе, ты, я, девочки, Картер, Элизабет… и ты знаешь, мне кажется, я, наконец, себя простила. Если бы не то падение, у нас не было бы Викки. Не было бы нашего места… этого моря… да, было бы что-то другое, но я даже не могу об этом подумать без дрожи! Я не могу представить свою жизнь без тебя. – Девочка… – выдохнул он и, обхватив ее лицо ладонями, поцеловал ее раскрывшиеся ему навстречу губы. – Если ты права, – после паузы произнес он, – а обычно так всегда и случается, – Даг засмеялся, увидев на лице Керри довольную улыбку, – то именно наше падение в воронку помогло Уолту осознать свое призвание. Еще один плюс. – Да, и если когда-нибудь у него закончатся идеи, мы всегда можем подкинуть ему парочку-другую, рассказав об одном из миров, где мы побывали. – Пулитцеровская премия за описание «обнаженного мира» ему гарантирована! – он улыбнулся, вспоминая обнаженного Питера Бентона, перекрасившегося в блондина и раздающего прохожим листовки. – Черт, я все равно не могу поверить, что это было на самом деле. Я все помню. Но поверить в это… – Да, я знаю… – прошептала Керри, задумчиво глядя на набегающие на песок волны. – Но, тем не менее, это было. Элизабет такая умница, что приехала. Нас надо было встряхнуть, а то мы бы тут совсем одичали. – Это точно, – кивнул Даг и проследил за ее взглядом. – Мне давно уже начало казаться, что мир начинается и заканчивается этим пляжем, – взяв Керри за подбородок, он развернул ее лицом к себе. – Решено. Выбираем маршрут. Заказываем билеты. Пакуем чемоданы. Собираем девчонок. И едем смотреть мир. – Хм, – Керри расправила воротник его пальто и притворно вздохнула, – насколько же проще было с воронкой. Достаточно было дотронуться друг до друга, и она сама выбирала маршрут. Даг рассмеялся и протянул Керри руку. – Пошли, а то девочки наверняка нас уже потеряли, – сказал он и, сжав ее пальцы в своей ладони, медленно двинулся к набережной. – А интересно, какому актеру-красавчику могли бы отдать мою роль? – спросил Даг, и Керри расхохоталась. – И этот человек что-то говорил про мои амбиции! Побойся бога! «Если бы этого мира не было, его стоило бы придумать», – вспомнив недавно сказанные слова Керри и ощущая себя бесконечно счастливым, подумал Даг. Продолжая смеяться, он ускорил шаг, увлекая ее за собой. И вскоре перед ними, словно путеводные огоньки маяка, засияли ярко-освещенные окна их общего дома.

К О Н Е Ц

2010 год, ноябрь