Внимание! Вы окружены!

- Лезь давай, иначе башку прострелю! – ХёнСына буквально зашвыривают в неглубокую яму, которую тут же закрывают сверху решеткой. От неудачного падения с полутораметровой высоты неприятно саднят локти и колени, неудобно закатываются рукава на замызганной куртке. Места в этой самодельной «камере» всего-то пара квадратных метров, что и для одиночной камеры больше места выделяют. Секундой позже ХёнСын осторожно принимает более удобное сидячее положение, стараясь не думать о до жути болящих рёбрах, но внезапно натыкается взглядом на маленькую фигурку, вжавшуюся в рыхлую земляную «стену». От усталости и голода ХёнСыну с трудом удаётся сфокусировать взгляд и понять, что перед ним девушка, едва ли намного старше школьного возраста. Худенькая такая, в затасканной походной одежде, босая. Видно, сидит здесь далеко не первый день, потому что на руках ссадины, которые стали заживать, в глазах сияет не столько любопытство, сколько настороженность, которая засекает любое слишком резкое движение. Солнечный свет ей не нравится, это ХёнСын замечает сразу: уж очень недовольно хмурится она, когда в этой полутьме, становится слишком светло. - Ты кто? – наконец выдыхает ХёнСын, понимая, что это знакомство явно не на один день. - ХёнА,- коротко отвечает девушка, не отводя внимательного взгляда, - а ты? - ХёнСын. Знакомство на этом заканчивается. Над решеткой раздаются какие-то визги и пьяные выкрики, которые приближаются. И это не предвещает ничего хорошего. - Сегодня можно и отдохнуть! – мужик гнусавит, но это не мешает ему уверенно разглагольствовать на тему своего будущего времяпрепровождения. ХёнСын особо не вслушивается, потому что чувствует, как тело одолевает усталость, которую он накопил за последние три бессонные ночи, когда скрывался от погони. На земле сыро и холодно, но даже это не отгоняет забытьё. - Открывай и давай сюда девку! – вот эти слова заставляют его широко распахнуть глаза и переместиться к девушке поближе. И спросить шепотом, который, кажется, он сам не очень расслышал. - Что они хотят? – мутит безумно, дышать больно, но ХёнСын продолжает сидеть на корточках перед ХёнОй. Та только улыбается спокойно и легонько треплет по голове и шепчет. - Меня хотят. Тебя пока не тронут, можешь не бояться, - от этих слов хочется расплакаться от стыда, потому что раскусили его первые мысли. Страх. Бессилие. Слабость. - А что будет с тобой? - Неважно,- ХёнА принимает упор сидя, готовясь выпрямится во весь рост, когда решетку уберут. - Пускай ножки свои пошире расставляет,- доносится пьяный смех, и ХёнСына передёргивает, когда всё же доходит суть происходящего. - Не иди. - Не я здесь выбираю,- девушка поправляет аккуратно заплетённую косу, а затем невесело улыбается, - что мне делать. Всё внутри сжимается от мысли, что его оставят одного, а эту девушку подвергнут насилию. Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ?! ХёнСын чувствует, как подкатывает истерика, но он крепко сцепляет зубы, что-то для себя решая. - Вылазь! – ХёнУ грубо подхватывают за руку и тащат наверх. ХёнСын же в эту секунду хватается за края ямы, подтягивается и вылазит наружу. Голова идёт кругом, но адреналин заставляет стоять на ногах. Он с отчаянием лупит одного из так называемых солдат, который больно вывернул руку девушки. От нескольких ударов ему удаётся увернуться за счёт гибкости и скорости реакции, но преимущество не на его стороне. Меньше, чем за минуту боя его вырубают ударом приклада в висок. Сознание исчезает мгновенно. В себя он приходит только через несколько дней. Есть хочется просто нереально, но голова почти не болит и несколько ссадин даже успели немного зажить. Просыпается он от ощущения, что кто-то гладит его по волосам, а его голова находится на чьих-то коленях. Но, учитывая условия, вариантов, кто это, немного. - Ты снова в этой реальности? Будешь есть? – ХёнСын согласно кивает и медленно, но упрямо принимает сидячее положение. Ему вручают кусок хлеба, бутылку с водой и два яблока. Когда он с жадностью набрасывается на еду, то не сразу понимает, что с ним разговаривают. - Ты на кой чёрт полез за мной? У тебя не было ни одного шанса победить! Радуйся, что ты им нужен, а то убили бы,- ХёнА сидит совсем рядом, но не прикасается к нему ни единым сантиметром своего тела. Да и голос у неё всё такой же спокойный, словно ругает его за мелочь какую. ХёнСын перестаёт жевать и поворачивается лицом к девушке, чтобы вести разговор дальше. Первым, что он замечает, так это огромный синяк на её скуле и раскатанные рукава кофты. - Тебя били? - Неважно. Молчание снова легко завладевает ими: ХёнСын сам не особо болтливый, а ХёнЕ просто нечего сказать. Трапеза оканчивается в тишине. - Как ты здесь оказалась? – парень уже полностью разворачивается к ней, ожидая ответа. - Из Сеула выслали в разведку. Сказали, что хорошая подготовка, а, видишь, что вышло…Из секретных служб я, работаю, в основном, с техникой. От моей команды, с которой я была отправлена, в живых остались я и ещё один парень. Но что с ним сейчас я не знаю,- ХёнА вздрагивает. - По идее, у нас был высокий шанс пересечься именно в Сеуле, но познакомились мы только в этой яме, - ХёнСын пытается шутить, но заметив непонимающий взгляд, поясняет, - я тоже из спецслужб, только переводчик. - Полиглот, что ли? Эй, что ты делаешь?! – ХёнА дергается, когда её босые ступни накрывает чужая куртка. - Ты вся продрогла. Полиглот…Тебе семь языков хватит? – ХёнСын, подражая позе девушки, прижимает к груди колени, с удовлетворением отмечая, что может дышать без препятствий, настолько притупилась боль в рёбрах. Плечи сразу покрылись мурашками, но как-то всё выглядело ничтожным, по сравнению с тем, что могло быть. - А какие языки ты знаешь? – ХёнСын вздрагивает, потому что был уверен, что никто с ним сегодня уже не заговорит. - Корейский, китайский, японский, английский, испанский, французский и неплохо польский. - Заучка,- фыркает ХёнА. - Кто бы говорил, задрот, - незло отвечает ХёнСын. Раз в день их выводят в туалет. Еду приносят с утра, и даже швыряют им старый плед, потому что по ночам зверски холодно. ХёнУ не трогают, и ХёнСын не знает радоваться ему этому или начинать подозревать. Идя на компромисс с самим собой, он просто старается спать чутко, сидеть ещё ближе, почти вплотную, но не касается. Потому что ЕЙ не нравится. Кривится, нос недовольно морщит и молчит потом до самой ночи. А тишина оглушает больше, чем вся ругань, которая слышна снаружи. Когда ХёнА обижена, то обычно утыкается лбом в колени, иногда сжимая пальцы на ногах. Этакий ребёнок десяти лет, который оказался явно не в той обстановке, в которой должен быть. И от этих мыслей становится совсем плохо. - У тебя родители есть? - Я давно никого из них не видела. - Друзья? - Ты сам понимаешь, какой глупый вопрос задал? - А почему пошла работать сюда? - Так сложились обстоятельства. ХёнСыну часто кажется, что разговаривать с ХёнОй нужно не словами, а прикосновениями. Потому что тактильно проще изъясняться, по крайней мере, ему. Но это сложно, хотя она и сидит совсем близко. Поэтому он отвлекается. Отвлекается думами о невыполненном задании, тщательно высчитывая, где же он прокололся, что его заметили. Тоже ведь отбился от остальной группы, потому что остался без информации, куда дальше направляться. Голова начинает болеть. - Девку вытаскивай – сегодня мы заслужили,- ХёнСын уже забыл, когда сидел расслабленно. ХёнА начинает приподниматься, как и в прошлый раз, но это задевает ещё больше. - Сиди. - Ты опять за своё, дурачок? – улыбка получается слабой и натянутой, но с собой сложно совладать, когда знаешь не самые приятные подробности ближайшего будущего. - Я запрещаю тебе,- ХёнСын не любит быть грубым, но если хочешь, чтобы тебя услышали… - Вылазь! – доносится сверху. ХёнА даже руки не успевает поднять, чтобы её вытащили, когда в неё вцепились мёртвой хваткой, рвано дыша где-то в районе темечка. - Пусти! - Я тебя им не отдам! - дурацкое отчаяние нахлынуло огромной волной, заставляя задыхаться и вспоминать о все ещё не до конца заживших рёбрах. - Придурок! Слышишь, ты идиот, самый настоящий! Хуже ведь будет! – едва ли не впервые у неё меняется интонация в голосе, она визжит, брыкается, плачет даже. - Нет! - Ты посмотри, защитничек решил напомнить о себе,- ХёнСына бьют по лицу прикладом, отчего он падает, утаскивая за собой девушку. - Стойте! Я слишком ценный объект, чтобы вы меня вот так просто избивали,- шипит он, не разжимая рук. - О, типа, очень смелый? – те несколько солдат, которые стояли рядом с ямой, заинтересованно переглянулись. - Вы же сегодня раздобыли что-то из техники, я прав? Почему я уверен, что никто из вас не знает, что написано в инструкциях к этой махине? - Русский знаешь? – на ХёнСына смотрят пристально, всматриваясь в каждую его даже мелкую эмоцию. Но за годы тренировок в переговорах с высокопоставленными лицами, это напряжение от слишком большого количества внимания сошло на нет. - Я смогу перевести,- голос не дрожит, глаза не бегают, даже поза остаётся расслабленной. - Хорошо, значит, сейчас тебя отправим к вернувшимся – они тебе расскажут детали и… - У меня есть условия. - Парень, ты умом тронулся?! Ты хоть понимаешь, что ты не в том состоянии, чтобы так разговаривать? – мужчина в военной форме насмешливо улыбается, с интересом ожидая ответа. - Я более, чем уверен, что как раз таки наоборот – без моей помощи вы не сможете использовать то, ради чего потеряли энное количество солдат. - Ладно, предположим, я соглашусь. Но условия должны быть не самые наглые – я не собираюсь тебя отпускать. - Меня и ХёнУ перевести из ямы в помещение. Плюс пускай ваши солдаты прекратят её домогаться. - Что, решил сам её оприходовать?! Совсем не промах, - вражеский начальник уже откровенно смеётся,- но ничего сверхъестественного ты не просишь, так что я даже предоставлю вам адекватную камеру. - Буду благодарен. И ХёнА будет рядом со мной во время переводов. - Наглец, ещё какой наглец..! Хорошо, но учти, что одно неверное движение и вас убьют. И я буду очень изобретательным, придумывая для вас смерть помучительнее. - Мы переезжаем. - Чего вдруг? - Благодаря переводу. - Язык? - Русский. - Придурок. ХёнСын не обижается, потому что ему самому страшно подумать о том, как ему придётся выкручиваться, чтобы понять хоть какой-то приблизительный смысл схем и документаций. - Такое ощущение, что нам решили перед смертью дать порадоваться,- комната небольшая, крохотная даже, с кроватью, пусть и продавленной, есть выход в санузел. Вот только окна зарешёчены, да и военные снуют по коридору периодически. - Они даже полотенца, мыло и одежду не пожалели. А ещё оставили нам надежду на побег,- ХёнА держит в руках стакан, из которого секунду назад пила. - И какую же? – ХёнСын поспешно стягивает с себя верхнюю одежду, которая давно не стирана и вешает её отдельно на сквозняк. - Если завернуть этот стакан в полотенце и разбить его о стену, то осколками можно перерезать горлу тому парню, который приносит нам еду, отобрать у него ключи и оружие. А потом спокойненько свалить,- она делает ещё один маленький глоток. - Тебе его не жалко? Того, кого ты собираешься убить? – ХёнСын невесело улыбается. - Нет. Им же не было меня жаль,- пожимает плечами ХёнА,- я первая в душ. - Надо было попросить книги,- ворчит ХёнСын, разглядывая записи, которые ему принесли, - дьявольская грамматика! - Зачем книги? Тебе и так весело,- ХёнА сидит совсем рядышком, хотя может спокойно уйти в другую часть комнаты или даже запереться в ванной. Но сидит же, дышит тихонько и отпускает язвительные замечания. - Ты же скучаешь без дела, а я не могу тебя сейчас развлечь,- он сам удивляется, что вообще начинает говорить как герой любовного романа подобные тем, которые ему в детстве вслух зачитывала мама. Домой бы… - Видел бы ты себя со стороны, то прекрасно меня бы понял. - Так села бы напротив – шоу позрелищней будет,- огрызается ХёнСын, нахмурившись. Слова едва ли были узнаваемы, обороты в предложениях напоминали лабиринт - неимоверно сложно переводить с русского языка, что очень злит. - Привыкла рядом с тобой сидеть, поэтому перестань плеваться ядом,- ХёнА кладёт голову ему на плечо и вздыхает,- здесь, кстати, опечатка в слове «карбюратор»,- указывает она на одну из строк. ХёнСын смущённо молчит. И лишь парой секунд позже до него доходит вторая часть фразы. - Что ты сказала? - Опечатка, говорю,- ХёнА задумчиво водит пальцем по бумаге, на которой изображены схемы механизма,- к тому же, на конструирование этого объекта нужны квалифицированные ребята, и если наши заточители передадут эти документы дальше, то это логично, если же собрались делать сами - ничего не выйдет. - Ты же сказала, что ты хакер… - Я сказала, что работаю с техникой, а это понятие пообширней. И переводить не так уж и сложно, особенно если учитывать, что здесь есть от чего отталкиваться. ХёнСын неверяще смотрит на неё. Это что получается, данное ему количество информации было не то что мизерным – его вообще ни во что не посвятили! - Не смотри на меня так,- ХёнА уже уложила свою голову к нему на колени и уставилась куда-то в стену. От неожиданности ХёнСын даже дышать перестаёт. Словно парализовало. Слишком близко, последнюю грань добровольно сломали. Как-то уже не особо помнилось, что они сидят пленниками, что за окном – военное время, а их собственные жизни в безопасности не навсегда. Просто сейчас рядом в мешковатой футболке и подкатанных штанах находится самое милое для него существо на свете. Похоже, такие ощущения возникли из-за отсутствия выбора о ком заботиться и к кому испытывать симпатию. ХёнСын смотрит вниз, отчего ему приходится вцепиться в бумаги, которые он держит в руках: из-за широкого ворота можно заметить обнаженные участки кожи, хрупкие ключицы, не прикрытые предплечья, маленькие ладошки, которые обхватили его за колено – остатки самообладания потихоньку исчезают. - Знаешь, я хочу домой,- едва слышно говорит ХёнА,- я маму почти четыре года не видела, - тихий всхлип. ХёнСын мысленно со всей силы бьётся головой о стену, потому что позволил себе слишком откровенные мысли, когда ХёнА оказалась такой уязвимой. - Не плачь. Я не могу обещать, что всё будет хорошо, но всему когда-нибудь приходить конец. Война вот тоже закончится. Нас освободят и… - …и я больше никогда тебя не увижу. - Ты этого хочешь? – ХёнСын старается сохранить спокойствие голоса, но это невероятно сложно, когда мысли начинают в панике разбегаться во все стороны, сердце же болезненно колет. Вместо ответа его колено сильнее сжимают ладонями. - Эй, парочка! Почему до сих пор не получил жалоб о непристойных стонах из вашей камеры?! Парень, ты тормозишь! Тёлку отвоевал, а фигнёй страдаешь! – в комнату вваливается не очень трезвый охранник с подносом еды и парой бутылок воды. Самый безобидный из всех приходящих. Ерунду, правда, часто говорит, но, по крайней мере, не пытался дотронуться до ХёнЫ как нечаянно, так и просто её зажать в углу. Потому что в последний раз ХёнСын разбил губу одному из таких «поклонников». - Такое ощущение, что вы сто лет вместе живёте, что даже смотреть друг на друга уже не можете. Требую порнухи! – мужчина ещё раз икает, и минутой позже уходит прочь. ХёнСын едва не ставит кляксу на почти готовом переводе и испуганно оглядывается на девушку. Но та мирно спит и вряд ли слышит, что вообще вокруг происходит. Он вздыхает и устало трёт лицо руками. Всё кажется чем-то не реальным: слишком хорошо к ним относятся, легко принимают требования. Разве на войне так должно быть? Обман какой-то. Иллюзия.