"Седьмой грех"

И был, как суша, сух песок, Была мокра вода. Ты б не увидел в небе звезд — Их не было тогда. Не пела птица над гнездом — Там не было гнезда. «Морж и Плотник», Льюис Кэррол, «Алиса в Зазеркалье». Бартлби не появлялся уже почти полгода, такое с ним и раньше случалось. Он мог однажды прийти и на несколько лет занять диван Локи, поместившись туда с чипсами и бесконечными кроссвордами. Мог поселиться по соседству и каждое утро трезвонить в дверь, приглашая на утреннюю пробежку. А мог не показываться месяцами, с головой укрывшись от мира своей бесполезной любовью. Локи не беспокоился: в новостях было тихо, и, как ни крути, дальше границ штата Бартлби не убежит. Возможно, ничего такого страшного не случилось бы, если бы однажды утром они собрались и поехали к морю, или в горы, или в пустыню. Возможно. Но изгнанники никогда не пробовали пересечь установленную черту. А зачем? Куда бы они ни отправились, за окном всегда будет все то же дерьмо собачье. В смысле – человеческое. Первые триста лет были самыми простыми: друзья верили, что вот-вот, еще немного, и они отправятся домой. Бескрайня милость Господня. Господь любит своих детей и прощает их. А потом Бартлби первый раз сказал про то, что Господь любит и прощает свое человеческое потомство. А своим слугам не спускает ошибок. Тогда Локи отлично начистил ему морду, на многие века вперед получив имидж примитивной обезьяны. Дрался не потому что Бартлби сказал неправду, а потому что стало очень страшно. В 1787 году в штате Висконсин было официально запрещено рабство. Бартлби в порыве нерационального оптимизма решил, что с этого дня станут свободными все. Его постигло горькое разочарование: чернокожие получили свои права, а сброшенные на землю ангелы – нет. Чтобы скрасить остро навалившееся уныние, Локи и Бартлби почти сто лет играли в конное ранчо, но потом лошадиный навоз их совсем одолел, и они сожгли все к чертовой матери, разогнав животных по округе. В 1939 году в стране началось массовое производство телевизионных приемников с девяти-дюймовыми экранами, и ждать небеса стало немного легче. Теперь вот была Бирма. Его, Локи, карманный суррогат Бога. Она была так же похожа на Иисуса, как сухое картофельное пюре из пакета на настоящее. И за это он ненавидел её еще сильнее. Однажды, а было это во вторник, 17 июня, Локи разделся перед Бирмой догола и расправил свои крылья. Предварительно он тщательно задернул все занавески в доме и запер парадную и заднюю двери. Остро пахло скипидаром: Бирма натирала пол воском, её волосы под цветастой косынкой вспотели, а платье было мятым. Замерев от изумления, она стояла перед Локи на коленях, выронив щетку, и её лицо застыло, подобно лицам на античных статуях. – Я Локи, – сказал Локи, – карающий меч Господа. – Ох, – ответила Бирма, не отводя взгляда от кукольно-девственной территории, где испокон веков должна была быть поросль и все остальное, – ладно меч, но тебе даже кинжала не дали. Все так же не поднимаясь с колен, она подвинулась ближе и провела рукой между ног Локи, а потом испуганно перекрестилась. Подумала – и наспех прочитала молитву. – Ты же не веришь в Бога, – насмешливо сказал Локи. – Я и в правительство Соединенных Штатов не верю, – отозвалась Бирма, – но ему на это наплевать. На самом деле Бирма не верила только в Иисуса, а существование Будды вполне допускала: кто-то ведь освободил её от родителей. Бегство добропорядочных католиков в ласковые объятия братьев по разуму пришлось Бирме по душе: больше никто не заставлял ей ходить в школу и есть хлопья на завтрак, теперь она могла носить короткие юбки и украшать себя татуировками, курить травку за железнодорожной станцией и кататься на машинах с мужчинами. Один из них однажды навсегда увез её из родного города. Несколько лет хаотичных скитаний привели Бирму к хроническому гаймориту и забору BAAP. Локи находил забавным тот факт, что крупнейший в мире завод по производству боеприпасов построен на его территории. Это был всего лишь очередной вызов Богу, не больше: смотри, я, Локи, твоя карающая длань, даже здесь, среди барсуков и коров, все еще Локи. Без меча. Без неба. И почти без надежды. Все равно Локи. Глядя на то, как мимо проносятся огромные, груженные смертью фуры, Локи каждый раз не сдерживал ухмылки. Смерть разносилась по миру отсюда, разлеталась осколками по минным полям, обрушивалась на землю огнем, и в каждой пуле, и в каждой бомбе был личный привет от Локи равнодушному к нему Богу. Ты так радеешь за этих тварей, созданных по образу и подобию, так плачь о каждом невинном. И Локи страдал вместе с ней, потому что и сам был не приучен убивать хаотично. И эта боль тоже делала его немного к ней ближе. Когда же и этого было мало, Локи заводил двигатель своего потрепанного бледно-голубого пикапа и отправлялся в городок Ла-Кросс, расположенный в двух часах езды от Барабу. Здесь, в тени монастыря Святой Розы из Витербо, его ждал небольшой домик и легкая добыча в виде легковерных монашек. Бартлби называл это «обокрасть Господа Бога». Именно сюда, в Ла-Кросс, Локи и привез Бирму. По утрам в монастыре мелодично звонили колокола, и ответным эхом отзывался им Собор Святого Иосифа. По воскресеньям мимо окон тянулась немногочисленная нарядная паства. Тусклые монашеские одежды были для местных жителей чем-то таким же неизменным, как сыр и пиво. Летом здесь проводили соревнования по ловле форели, осенью – яблочные фестивали. Из года в год ничего не менялось, и это доводило Локи до припадков бешенства, до эпилепсии, до рвоты из ненависти и злобы. Иногда ему хотелось сжечь весь этот город дотла, и только монашки и часовня Ангелов примиряли его с тем, что такой паршивый городок все еще коптит небо.