После войны

Мако всегда просыпается ровно за минуту до звонка будильника. Но вместо того, чтобы тут же его выключить, она дожидается, пока будильник разразится нетерпеливым писком — и только тогда привычным жестом хлопает по кнопке. Райли не удивляется — у каждого из них свои странности. Свои способы убеждаться в контакте с окружающей реальностью. Сам он проснулся уже давно, но не хотел будить Мако — просто лежал рядом и смотрел, как размеренно поднимается и опускается ее грудь, как вздрагивают пушистые черные ресницы, слушал ее ровное дыхание. На нее можно смотреть бесконечно и ни о чем даже не думать. Мако выбирается из постели и вздрагивает от холода, зябко обнимая себя за плечи. Обнаженная кожа мгновенно покрывается мурашками. — Ты опять окна оставил открытыми на всю ночь? — возмущается она. — Во-первых, свежий воздух, — спокойно отвечает Райли, не поднимаясь. — Во-вторых, не холодно ведь, ну серьезно. — Это тебе не холодно, а я с такой жизнью скоро вымерзну совсем, — Мако ожесточенно роется в куче их одежды. — Боже, Беккет, что мы вчера делали, что я теперь не могу найти свои вещи? Оставив безнадежные поиски, она натягивает первое, что попалось под руку — его свитер, благо по длине он ей доходит до середины бедра. — Еще скажи, что тебе не понравилось, — усмехается Райли. Мако краснеет и, похоже, не находит достойного ответа. — Кстати, под одеялом все еще тепло, так что возвращайся. Спешить нам сегодня некуда, планов никаких… — Ну вот еще! — фыркает Мако, подворачивая рукава свитера, чтобы не мешались. — Встали — значит, встали. — Ладно, — вздыхает Райли, выбираясь из постели с видом покорности судьбе, — не могу же я позволить себе оставить даму в несчастье… Мако отвернулась, чтобы закрыть наконец окно — и он обнимает ее со спины, прижимая к себе. — Так теплее? — его горячее дыхание щекочет ее затылок. На мгновение Мако замирает в кольце его рук, переплетает свои пальцы с его. Их обоих накрывает волной дрифт-похмелья, и они чувствуют, как два потока их мыслей на мгновение становятся одним. — А окна все-таки надо закрывать, — она встряхивает головой, сбрасывая наваждение. — То, что ты, дитя северных снегов, не мерзнешь — не аргумент. Может, тебя вообще пингвины воспитывали. — На Аляске нет пингвинов, — смеется Райли. — Значит, белые медведи, — Мако с легким сожалением выворачивается из его объятий. — В общем, так: я в душ, а ты за это время, пожалуйста, найди мою одежду, хорошо? — Опять меня строят в три ряда на подоконнике, — с театральной печалью вздыхает Райли. — Маршальское воспитание — страшная сила… — Между прочим, я попросила вежливо! — за Мако захлопывается дверь ванной. Райли, все еще улыбаясь, смотрит на злополучное окно, так и оставшееся открытым. Там расходятся облака, и все ярче сияет юное весеннее солнце.