Сумерки. Сага. Последняя битва.

Часть 1. Белла. - Эдвард... – прошептала я, чувствуя как на губах пылает любимое имя... Времени оставалось все меньше. Зря мы пришли сюда. Маленький дом, который подарили нам родные через пару дней после моего перерождения к новой жизни сейчас выглядел снаружи как пыльный заброшенный склеп, но внутри... Я судорожно сглотнула горечь, подкатившую к горлу, едва касаясь пальцами полога, которым была задернута колыбель Несси. Она так стремительно из нее выросла! Здесь почти все было по-прежнему: нетронутые вещи дочери в ее комнате – книги, игрушки... Шкура медведя на полу у камина в гостиной... Какая-то одежда все еще висела на плечиках в шикарной гардеробной, устроенной Элис... и даже пыль, перекатывающаяся мягкими шариками не скрадывала впечатления, что хозяева вот-вот вернутся в это жилище... Мы, конечно забрали отсюда все самое необходимое, но то что осталось - создавало иллюзию почти полного присутствия. Здесь сохранился запах моего счастья. Такого недолгого, как оказалось... - Белла... Я обернулась через плечо. Эдвард - потерянный и взъерошенный сейчас едва ли походил на самого себя, скорее - на какого-то бледного, неупокоенного призрака. И я подумала о том, как высока степень вероятности, что вся наша семья в скором времени превратится... лишь в воспоминания, как на этой рождественской фотографии? Протянув руку, я в коснулась золоченой рамки, затем схватила и прижала ее к груди, до стеклянного скрипа. - Белла... - снова позвал меня муж. Голос его споткнулся, будто он пытался проглотить отчаяние, не отпускавшее его ни на секунду. - Разожги камин. - попросила я. Усевшись возле огня я бездумно рассматривала как яркие всполохи пожирают деверо, обращая его в пепел. В прах. В ничто... Эдвард опустился рядом. Отблески огня озарили его лицо. Такое прекрасное. Такое родное. Неизбывная тоска по прошлому и бесконечная вереница воспоминаний теснили мою грудь. Рана в ней пульсировала. Неужели я смогу вынести это? - Белла, любимая... - Эдвард нежно взял мое лицо в ладони. Руки его были теплыми, согревшись от пламени. Он смотрел на меня как будто в последний раз, и я тонула в теплом омуте золотистых глаз, сама не в силах оторваться от них, пытаясь навечно запечатлеть в памяти. Мы действительно прощались. Навсегда. Малодушно надеяться, уже даже не стоя на краю пропасти, а решительно шагнув вниз, что вдруг отрастут крылья. Сколько раз мы уже оказывались на волосок от гибели, а все рано привыкнуть невозможно. Новая встреча со смертью неизбежна. Но в этот раз все по-другому. Мы больше не вместе будем открыто смотреть в лицо этой костлявой старухе. Она явится ко мне в черно-грифельном плаще Вольтури, а Эдвард увидит ее звериный оскал вервольфа. - Я обещаю тебе… – прошептал Эдвард, мои пальцы жадно потянулись к любимым губам: - Пожалуйста, не надо ничего обещать. - Ты думаешь, у нас нет даже толики надежды? – Я молчала. Разве стоит цепляться за надежду, если все предрешено? Остается только уповать на то, что ценой наших жизней мы сможем выторговать у судьбы шанс на спасение нашей дочери. Что ж, эту цену я готова заплатить сполна. - Я обещаю тебе, Белла! – твердо произнес Эдвард. – Я спасу нашу дочь во что бы то ни стало! Я сама впилась в его губы, пальцы судорожно вцепились в густые шелковистые волосы. Эдвард, простонав от бессилия, подался мне навстречу с таким отчаянием, что мы оба просто задохнулись – это было не просто желание, а острая до боли потребность слиться в единое целое, срастись, соединиться каждой клеточкой, вобрать в себя как можно больше, отдать себя без остатка, раствориться и потонуть друг в друге навсегда... Навечно. Если бы это было возможно! На рассвете Эдвард ушел, подарив мне совсем другой поцелуй – исполненный горечи и страдания. У меня не было сил смотреть, как они с Карлайлом и Элис садятся в машину. Как она уносит их прочь – все дальше от меня, все ближе к смертельной опасности. У меня не было сил прощаться с ними... Я, закрыв глаза, в оцепенении лежала на кровати, все еще хранившей волнующий, сладковатый запах его тела. Эдвард все понял. Он ушел, а я осталась, теша себя ложными надеждами - "все хорошо, он просто ненадолго отлучился и скоро вернется".. Это было так легко представлять. Но действительность не оставляла мне времени на самообман. Пора. Часть 2. Эдвард. - Белла... - мои пальцы нежно очерчивали идеальные холодные скулы. Любимая закрыла глаза, мягкий свет пламени придавал ее лицу какую-то детскую беззащитность. Длинные ресницы отбрасывали тени. Они трепетали как крылья легкого мотылька. - Родная, я обещаю… - Белла не дала мне закончить, ее глаза распахнулись и я прочел в них отчаянную решимость идущего на смерть человека… - Не надо ничего обещать… - Черт возьми! Она прощается со мной! Навсегда! Как я мог допустить такое?! Мое горло перехватил спазм. Я задыхался, неизбежность нашего расставания стальными тисками сдавила мое каменное сердце и оно теснило грудную клетку, раздирая ребра, готовое лопнуть от тоски и безысходности. Нет! НЕТ! Все мое естество протестовало против этой безумной затеи. Присутствие Беллы в моей жизни необходимо, как утопающему человеку бывает необходим глоток воздуха, без которого он погибнет. Она была для меня ВСЕМ: моим космом, моим центром мироздания, моей жизнью. И сейчас как утопающий я хватался за нее как за соломинку. - Белла, Белла… - хрипло бормотал я. Бессвязные мысли затопили сознание: я не должен этого допускать, я могу спасти нас… С какой - то болезненной, щемящей обреченностью она подалась мне навстречу и я сдавил ее тонкое изящное тело в неистовых объятьях, пытаясь удержать возле себя. Пока она еще здесь, пока я могу обнимать ее, пока она не растаяла как призрачный мираж. На рассвете я уходил. Белла зарылась лицом в подушки и молчала, не в силах даже посмотреть мне вслед. Я рванулся и побежал сквозь лес изо всех сил – окружающие купы деревьев слились в размытое зеленое пятно, ветер трепал волосы и одежду. А я бежал и не мог поверить, что ухожу от нее, Ради всего Святого! Неужели я действительно ЭТО сделал? Позволил ей отправиться в логово чертовых подонков!? Мне страшно было представить, во что превратиться для меня вечность, если с Беллой что-нибудь случится! Единственное, что могло оправдать мой поступок - это цель, которой мы подчинили сейчас все свое существование – спасти дочь.