Рыцарь для прекрасной дамы

Каждый маг Круга с нетерпением ждет Истязаний. Еще бы, это же признание относительно самостоятельным магом и даже возможность выйти за пределы Башни, если направят куда-либо. Иоланта Амелл была очень удивлена, узнав, что ее Истязания будут скоро, — ей всего шестнадцать, это так рано!.. Некоторые маги и в восемнадцать их не дожидаются. Слухи о тайнах этого ритуала подогревали не только ее интерес, но и интерес к ней — кто-то завидовал, кто-то пытался подбодрить, а Иоланта считала, что не готова. И вряд ли она когда-нибудь посчитала бы себя готовой. Она никогда не чувствовала себя магом в полном смысле этого слова. Она не получала удовольствия от своего дара, ее не отпускало осознание, что все это предназначалось не ей. И долгий путь к Истязаниям, силы, потраченные на борьбу с самой собой, с окружающими, с магией внутри, были тому подтверждением. Иоланта на каком-то интуитивном уровне чувствовала, что это не ее, что ей должна была достаться другая жизнь, наполненная криками нянечек и фрейлин, уроками по вышиванию и этикету, а так же ведению бесед и верховой езде. Да, у нее при этом был очевидный магический дар, живой ум и любознательность... Но все это перечеркивалось ее уверенностью в том, что она представительница рода тех самых Амеллов из Вольной Марки, ведь не бывает подобных совпадений. Иоланта читала об этом семействе в самых старых и самых новых книгах и не раз слышала разговоры Первого Чародея Ирвинга и рыцаря-командора Грегора о том, кто она на самом деле, — очень уж ей везло. К тому же, пусть Иоланта и была в Круге с малых лет, она отчетливо помнила большой дом, светлые комнаты, свечи, гербы, дам в нарядах, мужчин в латах... Для нее не было других вариантов своего происхождения. Она даже понимала, почему оказалась в Денеримском Круге, а не в Казематах Киркволла — это же печать позора на семью с такой историей! И лучшим вариантом для всех было бы, чтобы Иоланта никогда не понимала, кто и что она. Только не получилось — наверное, это у Амеллов порода такая, лезть, куда не просят, и не подчиняться правилам. Но происхождение было не самой большой бедой Иоланты. Она, да и не только, считала себя бездарнейшей магессой за всю историю Круга. И если с шести лет до десяти она упорно учила историю Тедаса, во многих случаях даже просто запоминая рассказы наставников-чародеев, то с практическим применением магии все было очень плохо. Редкими подтверждениями, что у нее есть дар, были слова Ирвинга, которые никто не решался оспаривать, а так же магические огоньки, которые Иоланта выпускала от злости на саму себя, и работающие руны — но к этому, она была уверена, имеют отношение родовые способности к каллиграфии. Юные маги — существа самоуверенные и эгоистичные, и каждый, кто видел, что у Иоланты ничего не выходит со стихиями и проклятиями, считал своим долгом ей об этом сообщить в особо язвительной форме. Она обычно расстраивалась, не находя слов и возможностей достойно ответить обидчикам. И до того, как преступить порог Зала для Истязаний, Иоланта чего только о себе не наслушалась. Ей говорили в лицо, что она бездарность, над ней смеялись и называли «принцесской», «королевишной», улюлюкали вслед, изображали поклоны и ржали во весь голос... Иоланте всегда хотелось сначала провалиться сквозь пол, потом она выкидывала подобные мысли из головы и думала о том, как хорошо было бы заморозить насмешников, разбить, потом оживить и спалить дотла... Но от злости она только вызывала безобидные зеленые огоньки, а обидчики получали еще один повод для смеха. Иоланта в слезах убегала в библиотеку или в коридоры и сидела там, пока не найдут и не выгонят, пусть и за пропуски занятий или поздний сон ей влетало. Она пыталась понять, чем так не угодила всем этим магам. Вроде они старше, должны больше понимать, может, им не стоит воспринимать ее рассказы об Амеллах всерьез... Может, им вообще лучше не воспринимать ее всерьез и потому не смеяться? Неужели они не могут сделать вид, что ее не существует? Лучше уж когда тебя не замечают, чем видят и насмехаются. Может, это все еще и из-за внешности? Будь она действительно знатных кровей, то не было бы веснушек, появляющихся от одного касания солнечных лучей во время прогулок, не было бы этих сероватых русых волос, вечно выбивающихся из кос, не было бы этой ужасной пухлой фигуры и щек... Все-таки Иоланта была девочкой и не могла не замечать, что другие магессы хотя бы лучше выглядят, не то, что она. А таким, как она, лишь оставалось, стиснув зубы, терпеть насмешки и пытаться что-то сделать со своей магией. Благо, старшие чародеи говорили о большой вероятности, что скоро, лет в двенадцать, у нее начнет все получаться. Но в день двенадцатилетия Иоланты Амелл чудес не произошло — ни ледяных, ни тем более огненных заклинаний у нее сотворить получилось. Да и никто не ожидал их, кроме ее самой. Вообще вряд ли кто-то помнил, что у нее день рождения. Поздравил только Старший Чародей Ирвинг — это его обязанность в какой-то степени — и Йован, единственный из учеников, который над ней не посмеивался, а даже пытался помочь. Но чем может помочь тот, кто терпит почти такие же насмешки?.. От осознания, что их теперь двое, Иоланте стало легче, а еще Йован был старше на два года и все время рассказывал то, до чего более младшие не доходили. Может, чудо должно было быть таким — вот он, человек, который тебя понимает. Обычно это лучший подарок. Несмотря ни на что, Иоланте было спокойно в этот день, почти ничего не омрачало ее приподнятого настроения — с утра даже никто не назвал «принцесской», что было явным прогрессом для окружающих учеников. И лишь потом Иоланта поняла, что это было затишье перед бурей... Потом почти все как будто сговорились, и каждый мимо проходящий считал своим долгом сказать насмешливым тоном «О, с днем рождения, ваше светлейшество!», громко захохотать и убежать. Иоланта сжимала кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу, кусала губы до крови, чтобы не ответить, глотала слезы, чтобы не утирать. День так хорошо начинался и так плохо продолжался — что ж, пора прекращать верить в чудеса, их не бывает. Ведь все переврут, до слез доведут, увидев слезы, довольны останутся... А Иоланте просто хотелось быть самой собой, и в детстве она не думала, что ее честность и рассказы обернутся в такое издевательство. И если бы проходили мимо, кидаясь словами вслед, то было бы терпимо, но они же иначе себя вели! Когда Иоланта шла по вроде как безлюдным коридорам из библиотеки, навстречу ей выскочили два ученика, ровесники Йована, преградив путь. Она выдохнула, прижала книгу к груди и приготовилась к очередной тираде от старших — не впервой. Мальчишки начали улюлюкать, надвигаясь на нее, отчего Йоланта вжалась в стену и прикрыла глаза, лишь бы не видеть их лиц и не думать, что вообще в их головах. — И сколько принцессе лет исполнилось? Слушки правдивы? — Иоланта чувствовала дыхание прямо рядом с собой, сжимаясь в комок от того, как ее личное пространство нарушали. Она даже не слушала, что они там говорили; она надеялась, что они не придвинутся еще ближе. Иоланта затаила дыхание и стиснула зубы от очередного залпа насмешек. — Ну и как, что-нибудь получается? Да у тебя год от года вообще никаких успехов. И, кажется, это касается не только магии, — послышался гадкий смех, а Иоланта все еще боялась дышать от страха, что будет дальше от этих мажков-недоучек. Она сползла вниз по стенке, хоть как-нибудь подальше от них... — Эй, а ну прекратите! — донесся со стороны низковатый и не очень уверенный голос. Он не был Иоланте знаком, но открыть глаза и посмотреть на его обладателя она была еще не готова. Однако, если верить слуху, то тяжелая поступь, последовавшая за этим окликом, могла принадлежать только храмовнику. — Пошли вон отсюда. Если узнаю, что опять подходили к этой девочке и говорили подобное, отведу к Грегору, — несмотря на громкость и приказной тон, Иоланта слышала явные нотки волнения. А еще жизнь в Круге обязывает знать почти всех своих стражей — храмовников – и их голоса соответственно, но это был не тот случай. И когда рядом раздались звуки возни, она приоткрыла один глаз и увидела устремившихся куда-то вдаль учеников, а над ней возвышался незнакомый храмовник. Точнее сказать, Иоланта, может, пару раз его и видела, но он точно был новичком... Однако она лишь успела подумать о том, что как-то многое упустила за своими слезами и попытками понять, что не так, как он протянул ей руку. — Поднимайся. Не сиди на холодном полу, простудишься же, — волнения в голосе прибавилось, и храмовник, к тому же, попытался улыбнуться. Иоланта смотрела на него, распахнув глаза, переводя взгляд с протянутой руки на пол, с пола на протянутую руку, с протянутой руки на лицо... Она их всегда обходила стороной. Некоторые даже пытались общаться, но, как известно, общение с храмовниками в Круге магов неуместно. Храмовники — их стражи, тюремщики, и каждый маг не ждет от них человеческого отношения. Насмешки будут более похожи на правду, но такое Иоланта получала только от магов. Храмовники же, кажется, никогда ее не замечали до этого дня, будто она пустое место. Хотя, для них она в какой-то степени пустым местом и была — магии в ней почти нет, а потому и нет особой опасности. — С... с... спасибо, — Иоланта несколько удивилась, что только с третьей попытки смогла выговорить это простое слово, начало которого целых два раза застревало в горле. Храмовник терпеливо ждал, когда она хоть как-то отреагирует на протянутую в галантном жесте руку и, видимо, поняв, что с этой магессой лучше не связываться, наконец решил ее убрать. И именно в этот момент Иоланта, краснея, бледнея и, по своему уверению, переливаясь всеми цветами радуги, вцепилась в его пальцы и поднялась, прижимая к себе книги. Она быстро отдернула ладонь, как будто обожглась о храмовника, и продолжила блуждать взглядом по сторонам, лишь бы на него не смотреть. Иоланте казалось, что если она сейчас еще раз на него посмотрит, то уже и слова из себя не сможет выдавить, — ей и стыдно было за всю эту сцену, но благодарность была искренней. Просто Иоланта не разговаривала раньше с храмовниками, потому и не знала, как это делается. И боялась рассмотреть его, вдруг это окажется не по правилам, неприличным, она же не знает, что у них там в уставе, например... Но для себя Иоланта отметила, что улыбка у него хорошая, а в светлых волосах как будто заплутало солнце. — Не за что. Я просто не мог больше смотреть на то, как третируют девочку. У меня другое воспитание. За что они с тобой так? Иоланта приготовилась выдохнуть и обнаружить, что храмовник ушел туда, откуда появился, но он все еще стоял перед ней, сведя руки сзади и перекатываясь на ступнях, — так и Йован постоянно делает, когда волнуется. И почему он не пошел дальше смотреть, не разнесли ли ученики школу? Зачем вообще спрашивает? Иоланта подумала, что это очень странный храмовник, может, даже только потому, что неопытный. — Они... так... со мной... — Иоланта покачала головой, убрала с лица выбившуюся из кос прядь, расправила складки одеяния и осмелилась посмотреть на него, не выдержав и улыбнувшись, — он казался таким искренним. В Круге это редкость среди магов, не говоря уже о храмовниках. — Потому что я главная неумеха, и, к тому же, я Амелл, — выдохнула Иоланта, готовясь к тому, что вот сейчас он возьмет и уйдет. Ведь наверняка знает, кто такая Амелл или какие им там инструкции выдают. — А я боялся, что ты сейчас разразишься или молнией, или огнем. Согласись, это было бы довольно неприятно, — он продолжил говорить, а Иоланта ушам своим не верила. Мало того, что он за нее вступился, так еще и выясняет, почему это инцидент произошел! С ним явно что-то не то, не доглядел Рыцарь-Командор что-то в своем ордене. — Нет! Самое большее, на что я способна, — это раскидывать вокруг себя магические огоньки, а они если на что-то влияют, то только на боевой дух. А в случае с магами, то просто смешат! — с чего он вообще взял, что она нормальная, правильная ученица со способностями? От удивления Иоланта даже запинаться перестала и опять посмотрела в лицо храмовнику — он улыбнулся уголками губ. И тут же посмотрела в пол — проблема была в том, что она катастрофически не знала, как себя вести с мужчинами, которым примерно восемнадцать, и они являются храмовниками. Особенностям общения в Круге не учат, а знания из книг об этикете и способах поведения далеко не всегда на практике имеют те же последствия, что в теории. — Неужели вас не предупреждают о наиболее «одаренных» личностях? — Все в этой башне — особо одаренные. Так что следим мы за всеми, — ответил храмовник, оглядываясь по сторонам — ну вот, на счастье или несчастье Иоланты, он уже подумывал о том, чтобы все закончить. — И главная задача — не допустить, чтобы вы не наделали глупостей. Кажется, я подобную глупость предотвратил. И даже не одну, — какой же странный храмовник, продолжает и продолжает говорить. Иоланта поняла, что с ней давно никто не разговаривал, вот так, не об учебе, не об ее способностях, а вот чтобы просто говорить. Только ее все еще напрягало, что он оглядывается по сторонам, — вести беседы с храмовниками не запрещено, может, ему тоже не по себе от осознания, что он тратит время на одну ученицу, а не выглядывает случаи использования магии или нарушения дисциплины. — Ты сказала — ты Амелл? И что это значит? — спросил он дальше, когда Иоланта готова была провалиться под землю. — Ты не слышал об Амеллах из Вольной Марки? — она в который раз удивилась ему — неужели он про Амеллов не знает? Она вещала о них лет с восьми, как только вообразила, нет, придумала, нет, поняла, что она одна из них. Видимо, он в Башне совсем недавно. — Это... известный знатный род, который перестал быть знатным, как только в нем начали появляться дети-маги. Это такое пятно на репутации. И я... одна из этих детей. И потому в Ферелдене, чтобы в Вольной Марке никто и не вспоминал об этой семье, — как на духу выпалила Иоланта — ну вот все, сейчас он узнает, вспомнит и уйдет по своим делам. Но храмовник лишь покачал головой и улыбнулся, мягко и тепло. — Я родом из ферелденской деревушки под Редклиффом. И никогда не слышал об Амеллах, — как же он болтлив. Или не болтлив, а просто хорошо воспитан. Иоланта уже не так сильно прижимала к себе книги и не так скованно себя чувствовала, видя, что на ее заявление реагируют без насмешек. — И что такого, что ты Амелл? Чем твой род провинился? — Эм, — его вопрос заставил Иоланту замешкаться и задуматься. Впрочем, он же должен был слышать, как ее называли, неужели ничего не понял... Раз не понял, надо использовать момент и пояснить, пока не ушел восвояси. — Я считаю, что мне не место здесь, в Круге. Нет, не потому, что я хочу быть свободной, отступницей или что-то в этом роде... — затараторила Иоланта, понимая, какую ошибку совершила, рассказывая такое храмовнику, — теперь за ней будут следить и следить. — Я просто... с детства уверена, что должна быть знатной дамой. Но мне не повезло, у меня оказался дар, и я тут, — еще одна глупость. Иоланта глубоко выдохнула, смотря в пол, и до боли закусила губу, ожидая хоть какой-то реакции. Тут храмовник чуть ли не рассмеялся, подавив смешок и прикрыв рот рукой. Он внимательно посмотрел на Иоланту серыми глазами, предлагая продолжить. Она не сразу его поняла и, спустя минуту молчания и растерянности, наконец, осознала, что он просит пояснений. — И поэтому надо мной издеваются. Называют «принцесской» и так далее, хотя я никогда не говорила о королевском роде, — сложно было говорить о таких вещах не только не магу, вообще человеку, которого видишь в первый раз в жизни. А храмовнику такое было говорить опасно, но Иоланте было приятно, что за нее заступились. И потому она платила только тем, чем могла, — честностью со своей стороны, так не нужной в ее мире. — Здесь надо, чтобы ты думал или о том, чтобы стать лучше Первого Чародея Ирвинга, или о побеге. А я вечно говорю о каких-то других мечтах, побег в числе которых не значится, — заверила Иоланта, смотря на улыбающегося храмовника. Он вообще понял, что она тут о побеге распинается? Или он решил примкнуть к тем мальчишкам? Что он так улыбается вообще?.. — Действительно, есть в тебе что-то необычное, но мне о тебе не говорили, — храмовник не смеялся над ней, только улыбался этой недо-улыбкой уголками губ, а Иоланта не могла поверить, что к ней по-доброму относятся. — И чего такого плохого, чтобы быть придворной дамой? Думаю, некоторые правители... не отказались бы от придворной магессы. Никогда о таком не думала? — Хорошая идея, — прошептала Иоланта, не в силах отвести от храмовника глаз. Он предложил ей вариант для будущего. Не осмеял, ничего не сказал, а наоборот, поддержал. Что случилось в Тедасе и в каком месте прорвалась Завеса, если такое происходит? Иоланта, которую волнение от сложившей ситуации уже отпустило, даже набралась смелости, чтобы озвучить первую мысль, посетившую ее голову. — Тогда вы знаете, что у каждой придворной дамы есть рыцарь, защищающий ее честь? — Я слышал о таких традициях, — без прежнего энтузиазма ответил храмовник и, прищурившись, посмотрел на Иоланту, когда та, собирая в кулак всю силу воли, сразу же выдохнула следующий вопрос. — Будете моим рыцарем? Вы ведь... Защитили мою честь, — Иоланта, правда, очень смутно себе представляла, что есть та самая честь, о которой обычно говорят дворяне, и как именно ее нужно защищать, но она чувствовала, что обязана была это спросить. Неважно даже, какой потом последует ответ. — Если я буду твоим рыцарем, то ты будешь настоящей леди, — храмовник рассмеялся очень искренне и абсолютно беззлобно, а напряженная Иоланта даже присоединилась к нему, понимая, на что он подписался. Хотя, нет, он и так был больше похож на юного рыцаря, чем храмовника. — И как к леди обращаться?.. — Иоланта, — она опешила, не сразу поняв, что тут надо сказать имя. И все это время они разговаривали так, не будучи представленными друг другу! — Тогда я смею вас оставить, миледи. Ваш покорный слуга рыцарь Каллен, — храмовник широко улыбнулся и отвесил шуточный поклон, а Иоланта не верила своим глазам. Конечно, это все было невсерьез, шуткой, но он ей подыграл. В другой ситуации она бы задала вопрос, зачем он это сделал, но сейчас не хотелось. Сейчас в первую очередь хотелось радоваться тому, что кто-то воспринял ее «фантазии» об Амеллах и воспринял почти всерьез. Почти. — Только прошу вас держать это в тайне, ведь вы знаете, как тут относятся к традициям за пределами Круга, — он подмигнул, еще раз поклонившись, развернулся и пошел в библиотеку. Иоланта смотрела ему вслед и не понимала, одноразовая ли это шутка, в которой странный храмовник Каллен ее поддержал, или что-то большее. Но, определенно, это был лучший подарок на день рождения. На следующий день для Иоланты стало открытием появление Каллена в библиотеке и вежливый вопрос о том, как миледи спала. Она не сразу сообразила и вспомнила вчерашний день, посчитав, что Каллен и уговор про «рыцаря и леди» был всего лишь обрывком очень неплохого сна. Но храмовник Каллен оказался вполне реальным, и при любом удобном моменте он появлялся и смешил ее, рассказывая свои истории из детства и даже обучения. Как обучаются маги он видел, а как обучаются храмовники — интересовало уже Иоланту, хотя она и не сомневалась, что слышит далеко не все. И еще удивительным потом было то, что другие ученики почти к ней не цеплялись, — то ли видели ее с храмовником, то ли на них повлиял ее новоиспеченный рыцарь. В любом случае Иоланта была ему очень признательна за такое доброе отношение, которое могло прекратиться в любой момент. Присутствие рядом «рыцаря» Каллена взбадривало Иоланту до того, что она решила, что станет хорошей магессой, — ведь при дворе не будут держать кого-то со стороны, и потому с головой ушла в учебу. Лет в тринадцать у нее начали получаться первые целительные заклинания. Иоланта больше прежнего сидела в библиотеках, занималась со старшими магами, от чего похудела и осунулась, или, может, это все был подростковый возраст. Иоланта смотрела в зеркало и даже начинала скучать по ярким веснушкам и пухлым щекам, но такое отражение, пусть даже и с залегшими под глазами темными кругами, нравилось ей больше. И ее даже стало интересовать, нравится ли такое отражение Каллену, но только никак не могла набраться той храбрости, с которой сама же затеяла эту игру. И, как назло, Каллен начал приходить реже. А Иоланта, поскольку ничего и не оставалось, больше времени проводила с Йованом, тоже успевшим измениться, — он вытянулся ростом, стал мрачнее и выглядел еще более уставшим. Иоланта привыкла к такому ритму жизни и размышляла о том, что не так уж и плохо быть магом, пока не наступил день ее Истязаний, к которым, все-таки, Иоланта не была готова.