Смерть - это не повод перестать жить

      Сефироту снился сон.       Ему было тринадцать и ему было скучно так, как бывает скучно сидящему в четырёх стенах подростку, чья жизнь подчинена поминутному графику и бесконечному контролю. Конечно, он привык подчиняться, но чем старше он становился, тем сложней это получалось, и тем яростней он начинал противопоставлять себя окружающим. Это не радовало доктора Ходжо, но он наверняка знал что-то неведомое Сефироту, и потому терпеливо выжидал, глядя сквозь пальцы на растущие в лице маленького сильверхэда проблемы.       Хотя проблемы доставлял и не только он.       Один из лаборантов случайно обмолвился, что несколько монстроподобных амфибий рано утром сбежало из экспериментального террариума, разгромив прилегающую лабораторию и украв оттуда связку каких-то ключей. Что могло в них заинтересовать тупых тварей, Сефирот не знал, но этот факт оказался трагедией для окружающих его людей почище исчезновения целой группы монстров. Те сбегали нередко, но быстро обнаруживались и уничтожались оперативной группой. А вот ключи были в единственном экземпляре. В дополнение ко всему, твари, оказавшиеся не такими уж и тупыми, умудрились открыть этими ключами вход в потайной коридор, круто уводящий вниз, и затеряться в обширном подвале, куда и без того никто не заходил по меньшей мере десяток лет. Встревожившиеся лаборанты, безвылазно живущие в доме Ходжо, бросились за помощью, а Сефирот, неизвестно чем руководствуясь, тайно от всех скользнул в так и оставленную приоткрытой дверь и скрылся во мраке с твёрдым намерением уничтожить монстров самостоятельно. Ему казалось, что будет забавно, когда оперативная группа из трёх до зубов вооружённых мужчин спустится в подвал, осторожно прощупывая каждый шаг перед собой в темноте, а их встретит худой вихрастый подросток, с демонстративной ленцой попинывающий сваленные штабелем трупы. Сефирот не был самоуверен, он прекрасно знал свои возможности, свою исключительную силу и ловкость, так что шутка вполне могла бы получиться удачной.       Вот только одно будущий Солджер не рассчитал - замысловатую протяжённость подземных катакомб, рисующих целый лабиринт со своими секретами по углам. Так что, когда Сефирот догнал последнюю сбежавшую тварь, оказалось, что заблудился он довольно основательно и в какой-то момент даже испугался, что не найдёт дороги обратно. Почему-то он не взял с собой ни рации, ни даже фонаря. В темноте он видел едва ли не лучше, чем днём, но фонарём можно было хотя бы посигнализировать по тёмным коридорам в надежде, что прибывшая оперативная группа обратит внимание на свет.       Когда Сефирот понял, что окончательно заблудился в бесконечном лабиринте подземных сводов, до него дошло, почему та дверь всегда была заперта. Протяжённость этих коридоров была несравнимо больше территории его дома, хоть Сефирот и не знал, зачем Ходжо нужен был этот многоуровневый подвал. В тревоге, он сел на какие-то вывороченные из стены каменные глыбы, чтобы подумать куда идти, и вдруг увидел перед собой тусклый блеск металла, на поверку оказавшемся скрытой в каменной нише железной дверью. Любопытство пересилило страх и Сефирот в какой-то азартной надежде вытащил из кармана окровавленную связку так кстати попавших к нему ключей и стал по очереди подбирать их к замку на двери.       Удача его была велика. Уже второй ключ беспрепятственно вошёл в скважину, со скрежетом провернулся, и дверь с тяжёлым скрипом качнулась в сторону, открывая нутро мрачного, затхлого, неосвещённого склепа. И Сефирот увидел два ряда зеленоватых каменных саркофагов, стоящих прямо на полу, в широкой нише дальней стены. Он никогда не слышал, чтобы под домом было кладбище или что-то вроде того, и это открытие его заинтересовало. Настолько, что Сефирот совершенно позабыл о том, что нужно искать дорогу обратно, и бесстрашно шагнул внутрь склепа, на всякий случай крепко обхватив рукоять короткого обоюдоострого меча.       Внутри было пусто и тихо, как наверное и должно было быть в подобных местах. Сперва Сефирот решил, что перед ним гробы с останками когда-то живших здесь людей, но не было запаха разложения и смерти, так что он осмелел настолько, что нерешительно подковырнул крышку первого попавшегося саркофага клинком и попытался сдвинуть её. Она скользнула в сторону неожиданно легко, но внутри оказалась лишь пустота с редкими нитями паутины по углам.       Два последующих, к разочарованию Сефирота, так же оказались пустыми, а вот четвёртый, стоящий у самой стены, поддаваться не захотел. Парень просунул в щель между саркофагом и крышкой клинок и азартно нажал, пытаясь использовать его как рычаг. Даже ногой упёрся в каменный бортик, всем весом повисая на рукояти меча. Пропустить этот саркофаг и попытаться открыть другие Сефирот не пожелал. Он был любопытен и не брезглив, и ещё его крайне подмывало узнать, что за секреты хранит его опекун в своём доме.       Едва он об этом подумал, как что-то внизу треснуло, последовал сильный удар и Сефирота отшвырнуло вместе с крышкой, упавшей, к счастью, с другой стороны от гроба. Конечно, мальчишка тут же вскочил, вскидывая меч над головой, готовый к драке с затаившимся внутри чудовищем, но в руке осталась только литая рукоять с обломанным у самого клейма лезвием. Остриё валялось перед сдвинутым с места саркофагом, и подхватить его уже не было никакой возможности.       Из гроба плавными текучими движениями поднималась на глазах переплавляющаяся в монстра человеческая фигура, безошибочно отыскав взглядом в кромешной темноте нарушителя своего заточения.       Сефирот медленно шагнул назад, прикидывая возможность отступления. Он не очень-то боялся внезапных монстров, но безоружному, ему было бы трудно справиться с крупным чудовищем. Всё же сердце его колотилось так сильно, что наверняка было слышно за десяток шагов. Неожиданность, страх и изумление владели Сефиротом поровну, и пока бы что-то одно не победило, с места он двигаться не собирался.       Чудовище казалось оглушённым и растерянным, и Сефирот почувствовал, как страх сменяется любопытством. Что-то подсказывало, что бояться того, кто сам удивлён не меньше, не стоит.       Создание внимательно смотрело на юного сильверхэда светящимися в темноте жёлтыми глазами, и тот, помедлив, опустил меч, чтобы не провоцировать чудовище на прыжок.       Оно было странным. Его плоть беспрестанно менялась, какие-то белёсые обрывки тряпок или бинтов перетекали в костяные щитки доспехов, длинная синеватая шерсть распускалась подобием хризантем, чтобы исчезнуть через несколько мгновений, превратившись в плотную тёмно-красную шкуру с роговыми пластинами чешуек, а та, в свою очередь, истлевала пергаментными клочьями и осыпалась хлопьями пепла, обнажая бледную человеческую кожу с багровыми рубцами шрамов. Всё выглядело так, словно перед Сефиротом сидело по меньшей мере пятеро различных созданий, никак не могущих решить между собой, кто же займёт общее для всех тело.       Только глаза оставались неизменными. Горящее в темноте золото до жути разумного взгляда не отпускало Сефирота ни на мгновение, с каким-то болезненным интересом изучая его лицо.       Сефироту нечего было терять в его новой жизни, всё было оставлено много лет назад - за сожжённым в припадке гнева Нибельхеймом, за предательством самого близкого человека, за отречением от себя-настоящего, потому что так было нужнее в тот момент, а после уже ничего нельзя было вернуть. Он никогда не питал ложных надежд, одурманивающих разум, предпочитая правду, какой бы она ни была, и если бы она гласила "всё плохо", он бы упрямо перетерпел, вместо того, чтобы с необоснованным оптимизмом верить во что-то, могущее щелчком пальцев изменить этот прогноз.       Сефирот перестал относиться к своей жизни как к ценности в тот самый день, когда впервые сошёл с ума.       Незадолго до первой смерти.       Наверное, он и сейчас был безумен, но это было то безумие, которое заставляло выискивать изъяны в том, что до этого казалось незыблемым и законным.       Он не знал, что закрытая клиника на окраине Эджа, в которой его держали, совсем недавно была частным лепрозорием для больных с Геостигмой. Обмолвился врач, заметив, что немногие находят деньги, в условиях непрекращающегося кризиса, на персональное и полное обследование. Сефирот не придал этому значения, денег у него всё равно не было.       Первое время он активно сопротивлялся. Его привезли под охраной Турков, часть которых до сих пор неусыпно несла стражу на подступах к больнице. Неясно, кого и от кого они охраняли, но Сефирот, ещё совсем недавно мрачно решивший не сдаваться живьём, в какой-то момент просто утратил желание какой бы то ни было деятельности. Давила невозможность принятия самостоятельных решений, непонимание поднятого вокруг него врачебного ажиотажа, да и ожидание того, что каждый день мог принести ему приговор, выматывало хуже сражения с десятком ОРУЖИЙ. Да, ему нечего было терять, но предательски поманившая за собой надежда, что его могут оставить в покое, оказалась слишком большой ценностью для не имеющего власти даже распоряжаться собственным телом Солджера.       Его не навещали.       С одной стороны это было неплохо. Сефирот довольно быстро привык к врачебному графику, абстрагируясь от внешнего мира и переживаний. Немало тому поспособствовали обязательные беседы с психотерапевтами, да и собственные сознательные процессы перестраивались, позволяя взглянуть на происходящее другими глазами. С другой стороны... Сефироту было скучно. Охранники с ним не сближались, врачи ощутимо побаивались, не задерживаясь рядом дольше, чем того требовали медицинские функции, и Солджер всё чаще ловил себя на том, что подолгу смотрит в окно на единственную ведущую к клинике дорогу, в ожидании знакомого силуэта.       Винсент просил его хорошо себя вести и Сефирот с какой-то детской, едва ощутимой обидой, негодовал, что тот так и не пришёл проверить, как исполняется его поручение. Сам Сефирот этого не осознавал, или не хотел осознавать, но это глупое ожидание почему-то портило настроение, заставляя вновь и вновь возвращаться мыслями к загадочному Турку.       Вообще, Сефирот о многом передумал, сидя взаперти и не имея выхода даже в прилегающий сад. Поздняя осень не баловала погодой и бывший Солджер не особенно переживал по поводу отсутствия свежего воздуха. Иногда он читал - молодая медсестра, кажется, единственная не знавшая, что за пациента она перевязывает, принесла ему несколько книг из ординаторской. Иногда разминался - полный комплекс тренировки был невозможен в силу его нынешнего состояния, но ненадолго вернуть бодрость духу и телу у сильверхэда получалось. Но чаще всего он, конечно же, возвращался мыслями к тому первому дню его новой жизни, по новому оценивая чужие и свои поступки.       Сефироту нечего было терять, но он отчётливо понимал, что в данный момент ему не хватало чего-то очень важного, только что ещё бывшего такой естественной частью его существования.       А ещё он заметил, что проклятая память - своя и чужая, кусками всплывающая при каждом удобном случае - внезапно начала тускнеть. Очень быстро, но избирательно и бывший Солджер, заметив это лишь через несколько дней, со смешанным чувством понял, что в основном рассеиваются воспоминания его искусственно созданных проекций. Уже через три дня он с трудом мог вспомнить, как Лайфстрим волей Дженовы вынес его подземными протоками в Северный Кратер, а ведь именно тогда сущность Матери, заключённая в клетках её мозга, окончательно слилась с телом Сына, завладев его волей и желаниями. Через неделю сгладились воспоминания о том, как сформировавшая ряд его чудовищных подобий Мать трансформировала Чёрную Материю в Призыв, в надежде уничтожить на Гайе жизнь и распорядиться опустевшей Планетой по своему усмотрению. Нет, все воспоминания остались, но потускнели и размылись настолько, что Сефирот не различал даже цветов. Только небрежным монохромным наброском: расплывающиеся пятна лиц, вспышки взрывов, да вид на Мидгар с парапета крыши небоскрёба, над которым тусклым заревом отливали пронзённые Метеором небеса.       Что-то ещё мелькало в веренице минувших событий перед глазами: не особенно осмысленное, обрывистое и тревожное, но Сефирот уже старался не обращать внимания. Ничего не забывший за бесконечные семь лет анабиоза, сейчас он чувствовал, как физически освобождается от груза чужой памяти, а с нею и от ответственности за совершённые поступки. Теперь ему было почти всё равно признают ли его вменяемым, или обвинят в попытке уничтожить мир. Он сам перестал чувствовать себя виноватым, и это было важнее всего.       А потом на смену теряющим актуальность воспоминаниям стали приходить другие, совершенно забытые за десятки лет. Они всплывали из подсознания с настойчивостью упрямых мух, проникали в сны, вспыхивали перед внутренним взором так ярко, что Сефирот всерьёз забеспокоился, не колют ли его галлюциногенами. Преимущественно это были моменты его службы в армии Шин-Ра - самые эмоционально окрашенные и, подчас, негативные, но бывали и иные, едва ли заслуживающие доверие, но смутно тревожащие своим ощущением незавершённости...       Высокий свод таинственного склепа давил на плечи, но Сефирот больше не замечал этого, неотрывно глядя, как переплавляются под кожей нечеловеческие мышцы, и как меняются черты лица, превращая его то в морду неведомого зверя, то в безжизненную каменную маску с вязью трещин-сосудов на коже.       — Что ты такое? — очень медленно спросил Сефирот, отчаянно надеясь, что монстр не разозлится на голос. Но к его восторгу, тот склонил голову к плечу, словно раздумывая над ответом, и прикрыл горящие золотом глаза.       — У нас нет имени, смертный. Мы смерть.       Его голос был глухим и дрожащим - вероятно от беспрестанной трансформации, задевающей гортань и связки, но Сефироту показалось, что причиной тому может быть и иное. Страх исчез совсем. Странное создание не двигалось с места и сейчас было похоже на человекообразного пса с вытянутой серой мордой и впалой грудной клеткой.       Сефирот открыл было рот спросить, что он делал в саркофаге, но этот образ родил в его памяти внезапную ассоциацию и Сефирот высказал её даже прежде, чем осознал, что именно он произносит.       — Я могу звать тебя Цербером?       Монстр равнодушно щёлкнул пастью и отвернулся, медленно, словно независимо от своего желания, изменяя облик. Говорить ему наверняка было трудно.       — Что такое Цербер?       — Так звали моего пса, — честно ответил Сефирот и внезапно испугался, что монстр посчитает, что его пытаются подчинить себе таким грубым намёком. Но эта безволосая широкая морда с настороженно сдвинутыми над переносицей надбровными дугами, до сих пор казалась ему почти точной копией собаки, сопровождавшего Сефирота на протяжении последних трёх лет его жизни. Её подарил парню начальник Ходжо, верховный директор Шин-Ра, и говорили, что такой же щенок есть у его сына, хотя Сефирот никогда никого из них не видел.       Создание снова повернулось к сильверхеду, но вместо ожидаемой реакции и вспышки ярости, лишь удивлённо наклонило голову.       — Мы не твой пёс, — произнесло оно с тенью недоумения и Сефирот едва сдержался от смеха - так не подходил этот неуверенный тон той тщательно сдерживаемой мощи, которую не скрывая демонстрировал монстр.       — Ну должен же я к тебе... к вам как-то обращаться.       — Нет, не должен! — внезапно рыкнул зверь, неуловимым движением спрыгивая со ставшего подобием постамента саркофага, и Сефирот вздрогнул, осознавая где он и с кем разговаривает. — Ты должен убраться отсюда! Мы смерть!       С металлическим отзвуком лязгнули по каменному полу гробницы когти. Чудовище неторопливо приближалось к замершему на месте подростку, низко наклонив тяжёлую голову и шумно втягивая воздух широкими ноздрями. Его глаза горели в темноте, не сводя пронизывающего взгляда с Сефирота.       — Простите... Я не хотел тревожить вас, — осторожно произнёс мальчик, виновато глядя в лицо существа. — Я просто искал, как выбраться обратно. Я не знаю, куда идти.       Отчасти, он не врал. Он действительно не собирался будить никаких монстров, ему просто было интересно. Но создание почти по-человечески хмыкнуло, и Сефирот осознал, как глупо прозвучала его фраза. В самом деле, кто будет вламываться в запертый склеп и шарить по древним тайникам в поисках дороги обратно?       Зверь навис над ним угрожающим силуэтом. Он был огромен - даже на четырёх ногах выше стоящего в полный рост Сефирота, а крупная голова и мощные покатые плечи только усиливали впечатление. Грубая пепельно-серая кожа вновь расцвела розетками проклюнувшейся тёмно-синей шерсти, стремительно и плотно покрывшей всё тело создания, а вдоль хребта, на голове и по скошенной книзу холке выметнулась жёсткая алая грива, похожая на лепестки окаменевшего пламени. Широкая плоская морда на миг приняла очертания человеческого лица, а затем снова вытянулась вперёд, трансформируясь в скошенную, напоминающую крысиную голову, увенчанную торчащими вперёд длинными толстыми рогами. Похоже, создание приняло наконец какой-то единый облик и Сефирот сглотнул, делая шаг назад и оценивая возможность схватки с таким чудовищем.       Зверь оскалился полной зубов пастью и требовательно принюхался, ткнувшись носом в плечо и шею парня и едва не пропоров его при этом изогнутым рогом.       — Ты не потревожил нас. Тот, кого не нужно тревожить, спит. Но ты должен отсюда уйти.       Прозвучало это почему-то иначе, чем предыдущие реплики, и Сефирот понял, что теперь голос раздался в голове, звеня так легко узнаваемым чувством собственного превосходства. Тембр и интонация так же изменились и вместо настороженно-печального создания Сефирот увидел перед собой гордого, упивающегося своей силой зверя.       — Я бы с радостью, — слегка напряжённо ответил мальчик, стараясь не шевелиться. Мокрый нос монстра неприятно касался его кожи, затем принялся ворошить волосы, словно Сефирот был какой-то сахарной косточкой для избалованной псины. — Только я не могу, я здесь первый раз. Но меня должен найти вооружённый поисковый отряд, — добавил он несколько торопливо, когда обнюхивающий его зверь принялся за живот и ноги, и Сефироту показалось, что он очень уж подозрительно облизывается при этом. — Ты ведь не очень хочешь встречаться с ними? Раз уж за столько лет ни разу не показался на глаза.       Зверь чихнул, отчего Сефирота едва не снесло воздушной волной с горьким запахом дыма и серы.       — Не хочу, — прозвучал в голове задумчивый ответ. — Наше ещё не пришло время.       — Тогда покажи мне путь обратно.       — Обратного пути нет...       Вероятно, монстр забавлялся, переступая с лапы на лапу и тычась страшной мордой в своего гостя. Ему пришлось сильно наклонить голову, чтобы хоть примерно сравняться с парнем ростом, и Сефирот, внезапно осмелев, поднял руку и потрогал жёсткую алую гриву, оказавшуюся прямо перед его лицом.       — Обратного пути не бывает, — повторил зверь зачем-то, шумно вздохнул, подогнул лапы и внезапно лёг на живот, положив тяжёлую морду на ступни парня. Кривые рога покачивались совсем близко от тела Сефирота и тот с куда большей тоской подумал, что одно неосторожное движение зверя, и Сефирот если не умрёт, то получит очень унизительную колотую рану внизу живота.       — Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — как можно ровнее произнёс он, — но я пришёл сюда из дома прямо над этим подвалом. И хочу туда вернуться. Если ты можешь помочь - помоги, а если нет - отпусти. Я никому не скажу, что видел тебя и обещаю, что больше никогда тебя не потревожу.       Зверь не отвечал, словно размышляя над обещанием Сефирота, и тот, чувствуя, как сдают нервы, не выдержал, отшатнувшись и выдёргивая носки сапог из-под головы странного создания.       — Эй, ты слышишь меня? Цербер!       Счёт времени потерялся день на десятый. Привыкший контролировать каждый миг своей жизни, Сефирот впервые почувствовал возможность расслабиться без страха упустить что-то важное. Раньше он ощущал, что жизнь без него стремится вперёд, и боялся этого, стараясь в полной мере прочувствовать своё присутствие в ней даже во время плена Дженовы. Теперь же он просто позволял течению нести себя, не сопротивляясь и не интересуясь о дальнейшем. Это было плохо, очень плохо, но Сефирот не верил в депрессии, так часто упоминаемые психотерапевтами, и считал, что он эмоционально деградирует. А значит следовало готовиться к деградации физической, и через две недели равнодушного существования, он всерьёз стал ожидать военного судебного распорядителя с окончательным заключением.       Он по-прежнему был монстром, хоть и с невесть откуда взявшимся шансом на исцеление. Да и о каком исцелении можно было говорить, если из зеркала на него по-прежнему смотрело чуждое миру существо с паскудной ухмылкой убийцы? Оно было безумно и жестоко, и Сефирот не хотел ждать момента, когда оно вновь попытается вырваться на свободу из подточенной разочарованием и пустотой души бывшего Солджера.       Одного Сефироту было по-настоящему жаль.       Точнее - троих.       Он помнил свои мысли, когда создавал свои прототипы. Шинентай - звали они себя сами. Он бы назвал их детьми. Созданные из живого Лайфстрима, они были не просто проявлениями его силы и эмоций. Они были отдельными существами: мыслящими, своевольными, упрямыми. У них были свои желания и цели, которые были присущи только их душам. Они не были скопищем клонированных клеток, которые Дженова использовала как строительный материал для своих тел. Дженова даже не участвовала в их создании! Это Сефирот сотворил их, когда существовал лишь в форме растворённого в Потоке сознания. Сотворил в надежде, что они найдут изначальные клетки Дженовы и та, получив возможность воссоздать своё тело, оставит Сефирота в покое. Что она собиралась делать дальше, Сефирота не волновало: к тому времени он был бы мёртв и судьба мира его бы уже не заботила. И если бы не эта, определённая для троицы судьба, возможно они и смогли бы жить ради исполнения своих целей. Конечно, Шинентай никогда бы не стали людьми - без физического тела и без поддержки волей Сефирота, они исчезли бы сразу же, как только их создатель окончательно бы растворился в Потоке жизни. Но мысль о том, что он создал живых существ только для того, чтобы через пятнадцать дней ощутить боль их смерти, не давала ему покоя даже сейчас.       Сефирот видел их глазами, помнил их мысли. Смеялся вместе с безумным Кададжем, глядя в лицо закусившего губу от ярости Клауда, торжествовал с высокомерным Язу, играя в смертельные догонялки по хай-вею с неугомонными Турками Компании. Восторгался с по-детски непосредственным Лозом, впервые отвлечённо любуясь изломанными росчерками сияющих ветвей Спящего леса - Лозу тоже понравилось сражаться с Валентайном, хоть они и сражались на разных сторонах. Сефирот помнил их всех, до последнего небрежного жеста. Словно они до сих пор жили в нём, благодарные за долгожданное, хоть и бессмысленное воссоединение.       И их было жаль. Они уже погибли однажды и Сефирот не мог позволить уничтожить их снова.       Винсент наверняка бы понял. Но его не было, а дни сменялись днями и даже психотерапевты перестали тревожить его, очевидно, убедившись в полной невменяемости пациента, который к тому времени перестал отвечать на вопросы даже односложно.       За ним пришли рано утром. С подоконника ещё не успел сойти осевший за ночь ноябрьский иней, а небо, хоть и в большинстве своём скрытое за низкими серыми тучами, посветлело, обещая скорый рассвет. Сефирот не спал ночами, он не уставал настолько, чтобы забыться хоть сколько-нибудь долгим сном, так что он одним из первых увидел, как по усыпанной гравием дороге к зданию больницы бесшумно подъехал тонированный автомобиль и несущие ночную вахту Турки расступились перед ним, приветственно склонив головы. То, что приехали именно за ним, было понятно без пояснений. Но что именно нёс этот визит - облегчение или обречённость Сефирот знать не мог.       Устав от почти трёхнедельного ожидания, сильверхэд не чувствовал особого интереса.       Он ждал, что его снова вызовут в комнату для обследований, где предпочитали встречаться с ним психотерапевты, но через несколько минут после прибытия машины, в дверь палаты коротко постучали и смутно знакомый голос спросил разрешения войти. Как будто если Сефирот откажет, что-то изменится...       В его палате было темно, и не дождавшийся ответа гость зашёл внутрь, автоматически щёлкнув мигающим на стене выключателем. Вспыхнул свет, неяркий, но всё же заставивший привыкшего к темноте пленника сощуриться.       — Доброе утро. Вижу, вы не спите. Значит потеряем меньше времени.       Солджер с плохо скрываемым изумлением поднял глаза на вошедшего. В дверях стоял Ценг. Нисколько не постаревший за семь лет с последней встречи, разве что строгие складки у рта уже не разглаживались, как раньше, и отвыкшие улыбаться губы были плотно сжаты в тонкую бескровную линию. Серьёзный и полный достоинства, Ценг стоял, прислонившись плечом к дверному проёму, сложив руки на груди, и смотрел на Сефирота со смесью тревоги и какой-то неуместной радости.       — Вы совсем не изменились, — добавил он удовлетворённо, заметив оценивающий взгляд бывшего Солджера. — Я счастлив снова вас видеть.       Впрочем нет. Последний раз Сефирот видел его совсем недавно - глазами Кададжа, но в памяти остался совсем другой образ: очень молодой Турк с располагающим ироничным лицом. Нынешний Ценг был взрослее и почему-то печальнее прошлого, и это обстоятельство вновь напомнило Сефироту, что жизнь на Планете ушла без него далеко вперёд.       — Я приехал за вами, — продолжил между тем вутаец, не обращая внимания на почти враждебное молчание сильверхэда. — Вам больше нет резона находиться здесь. Следуйте за мной, я отвезу вас туда, где вас ждут.       Его ждут?       Сефирот нахмурился. Он не был готов принимать чью-то помощь, прекрасно осознавая, что не заслужил и десятой доли её. А беспричинное благородство вызывало у него только подозрения.       — Поторопитесь, Сефирот, — Ценг едва заметно улыбнулся, словно знал что-то, что другим людям, и даже Сефироту, было неизвестно. — Вам ещё нужно переодеться. Машина стоит у центрального выхода.       Непреклонный тон Ценга не оставлял ему выбора, но Сефирот уже преодолел ту грань, когда гордость протестует против такого грубого управления его действиями, и равнодушно спустил ноги с кровати на бесконечно холодный кафель пола. Ему было всё равно. Что-то внутри него не могло радоваться наконец-то разрешившемуся ожиданию, но Сефирот не хотел копаться в себе, выискивая причины, потому что боялся, что он уже их знает.       Его ждут...       Всё-таки он поднял прищуренный взгляд на непривычно довольного Ценга и увидел, как привычную безэмоциональную маску разбивает тонкая ободряющая улыбка. Совсем как раньше, когда совсем молодой ещё Турк вовсю ввязывался в авантюры с одним бесшабашным молодым Солджером. И эта улыбка, такая редкая на правильном строгом лице, внезапно сказала больше, чем могли бы донести самые подробные разъяснения.       Смущаться Сефирот, к счастью, не умел, иначе при всей его симпатии, Ценга бы пришлось ликвидировать.       — Так он обо мне не забыл? — спросил Сефирот чуть хрипловатым от долгого молчания голосом, ощущая, как в промороженной равнодушием душе толчками разливается неясное тепло.       — Вас забудешь, — хмыкнул Ценг и убедившись, что пациент подал признаки жизни, развернулся на пятках и скрылся за дверью.       Они молчали до тех пор, пока автомобиль не выехал на хай-вей и не набрал скорость, летя в сторону стремительно вырастающих на горизонте многоэтажек. Сефирот не горел желанием расспрашивать, ему было не интересно. Турк невозмутимо смотрел в окно, в светлеющее плавными полосами небо, и в его лице больше нельзя было узнать прежнего, самоуверенного и снисходительного Ценга.       Миг слабости миновал.       — Так куда мы едем? — не выдержал Сефирот, ощущая, как смутное чувство нетерпения и сопутствующей тревоги заставляет его неосознанно поводить плечами, устраиваясь поуютней в широком тёмном пальто, вручённом ему Ценгом.       — Вы едете домой, — отозвался тот сразу же, словно ждал этого вопроса. Впрочем, скорей всего так оно и было. — Компания выделила вам квартиру, небольшую, но в удобном районе. Как в ней устроиться, вы сами решите.       — Подозрительный альтруизм, — заметил Сефирот, нахмурившись. — Насколько я помню, Компания ничего не делает просто так.       — Компания заботится о своих сотрудниках, — ровно ответил Ценг и обернувшись, внимательно посмотрел в глаза Солджера. — Вы всё ещё член Шин-Ра и мы несём за вас ответственность.       — Компания объявила меня мёртвым, — скривился Сефирот. — А потом официально открыла охоту.       — Но вы были мёртвым, — резонно возразил бывший Турк. — Ваша личность была стёрта и подменена на другую, которая и была впоследствии уничтожена совместными силами Шин-Ра и экотеррористами Лавины. Сейчас Компания готова вновь принять вас, и мы хотим, чтобы вы так же пошли нам навстречу.       — Я не собираюсь больше работать на Шин-ра! — Сефирот сощурил глаза и упрямо сжал губы, гневно глядя на Ценга, но тот почему-то лишь усмехнулся.       — Валентайн говорил то же самое. Когда я только пришёл к нему с предложением, он послал меня так далеко, что я сразу понял - влияние Хайвинда. Но мы нашли общий язык, и с ним, и с Сидом. Я понимаю, что вы чувствуете себя обманутым и уязвлённым из-за того, что Компания так долго скрывала от вас касающиеся вас сведения, и не буду говорить, что отныне мы будем искренни и честны абсолютно во всём, но мы вам всё ещё нужны. — Ценг помолчал и, словно нехотя, добавил. — Так же, как и вы нам.       Сефирот непримиримо отвернулся, досадуя на себя за то, что не может ответить на подобную наглость. Он, в общем-то, не думал о дальнейшей жизни, если его действительно оставят в покое. Чем он будет заниматься, где и на что существовать? Это всё казалось таким неважным, рядом с его стремлением просто жить, что сейчас мысли о дальнейшем вгоняли его в полнейшую растерянность, которая, к счастью, никак не отражалась на лице. Ни одного из старых друзей у него не осталось - да и не было их у него никогда, кроме тех двоих, смерти которых он сам же поспособствовал. К кому-то из команды Клауда он совершенно точно никогда бы не обратился за помощью. А о Компании даже не вспоминал, да и вообще, после своего оживления у него было не так уж много времени подумать о своём будущем.       Но теперь вопрос встал ребром и Ценг очень хорошо поймал момент, когда Сефироту нечего было противопоставить его доводам.       — Вы хотите сказать, что сейчас я вернусь в Шин-Ра и все те, кто несколько лет назад был свидетелем всех моих деяний просто так смирятся и махнут рукой? — с сарказмом спросил Сефирот после паузы.       — Человек ко всему привыкает, — Ценг пожал плечами. — К тому же, скажу вам по секрету, большинство обывателей, даже будучи уверенными, что вы несколько лет как мертвы, пришли в восторг от сообщения, что вы - или ваш призрак - низвергли Артура и всю Компанию. Вашей репутации не повредил даже Нибельхейм, впрочем, это мы постарались не допустить сплетен и пересудов. Я мог бы поклясться, что ненависти к вам в городе нет. Никто не знал, что происходило и кто был в этом виноват, противостояние Шин-Ра и Лавины было слишком громким, чтобы кто-то обратил внимание на возвращение одного Солждера. А потом все были озабочены только тем, как выжить, а не поиском виноватых и ответственных за мировой катаклизм. Так что вам не нужно опасаться, что жители начнут бросать в вас камни. Нужно просто немного времени, и люди вновь начнут воспринимать вас как нечто, само собой разумеющееся. И неотделимое от Компании, естественно. Это будет донельзя символично, — Ценг снова усмехнулся, но теперь мечтательно, словно уже представляя, как всё будет выглядеть вживую. — Наказующий ангел Сефирот низверг старую прогнившую Корпорацию, чтобы на её месте, как феникс из пепла, восстала новая - чистая, свободная от тирании и безнаказанности. И лучшим гарантом для этой новой компании будет сам Сефирот, с гордостью и честью принявший контрольную должность в новой Шин-Ра. Людям нравится символизм. А тому, что им нравится, люди охотно верят.       — Я могу подумать? — спросил Сефирот после новой, не менее неприятной паузы.       — Разумеется, — серьёзно кивнул Ценг. — Никто не будет против, если вы найдёте другие удовлетворяющие вас варианты. Но просто помните, что ваши знания и умения больше всего пригодятся Шин-Ра на благо всего мира.       — Эта самая отвратительная призывная тирада, которую я когда-либо слышал, — Сефирот откинулся на спинку кресла и прикрыл зудящие глаза. Бессонные ночи сказывались только под утро, но и это не заставляло бывшего генерала вернуться к адекватному режиму дня. Ему даже отчасти нравилась эта слабость, столь непривычная для выносливого организма.       Ценг покачал головой и поджал губы, но Сефирот этого не увидел.       — Это правда, я не рекламный агитатор. Я только анализирую благоприятные возможности для развития Компании, и вижу, что вы могли бы поднять военный отдел из того упадка, в котором он находится сейчас. Помощников, исполнителей и добровольцев у нас хватает. А вот думающего лидера, который знает систему изнутри, найти очень сложно. Сами понимаете, в своё время мы позаботились, чтобы знающих осталось как можно меньше.       — Так вы не хотите восстанавливать отдел "Солджер"? — непонимающе переспросил Сефирот, только сейчас осознав, что от него требуется. - Вы хотите, чтобы я занял пустующее место Хайдеггера?       — Не совсем, но примерно так, — Ценг задумался и кивнул, поневоле вспомнив отвратительно-несдержанного высокомерного старика Отто Хайдеггера, бывшего начальника военного отела. — Проект "Солджер" не возобновится, пока не будет найдена более безопасная альтернатива Мако-облучению, но нам по-прежнему нужны верные Компании вооружённые силы.       Если Ценг и лгал, распознать это было невозможно. Сефирот не верил в то, что Шин-Ра добровольно отказалась от проекта суперсолдат. Он знал, что в поисках выгоды, Компания переступит и через моральные принципы, и через личную безопасность. Да и слова о "верности" смутили его. Нет лучшего способа обеспечить себе верность сотрудников, чем сделать их зависимыми от какого-нибудь ресурса, которым располагает только работодатель.       Вот в то, что в подмочивший свою репутацию отдел будет просто физически сложно набрать новых людей, верилось больше.       Но независимо от причин, предложение Ценга было дальновидным и действительно могло нести рациональное зерно.       А потом Сефирот подумал о необходимостях, толкнувших правительство обратиться к без пяти минут реабилитированному безумному генералу. Собирать военный отдел во время всемирного кризиса просто для перестраховки, Компания бы не стала, да и Винсент говорил, что с расплодившимися за время упадка монстрами справляются добровольные ополчения, сформированные Организацией Восстановления Мира.       — Хотите отбивать себе место под солнцем в новой войне? — с неудовольствием спросил Сефирот, чем заработал удивлённый взгляд бывшего Турка. — Или Вутай решил воспользоваться моментом и отхватить себе кусок Континента?       — Ваша проницательность по-прежнему изумляет, — Ценг покачал головой, со смешанным чувством глядя на сильверхеда. — Отчасти, вы правы. Западный Континент подвергся чересчур сильному влиянию вутайских провокаторов и сейчас Шин-Ра почти не имеет там веса. А мы не можем позволить себе такую расточительность. Без ресурсов того Континента, восстановление Компании очень и очень затянется, что грозит обернуться новыми потерями во влиянии. В Вутае считают, что Шин-Ра больше не поднимется на ноги, и довольно сильно расслабились. Только представьте, как падёт их моральный дух, лишь только станет известно о вашем возвращении!       — Я больше не хочу воевать, — пожал плечами Сефирот и отвернулся, глядя в проносящийся за окном предрассветно-серый пейзаж. — И отвлекать на себя внимание тоже не намерен. Почему бы вам не радоваться тому, что у вас уже есть? Снизьте запросы и вам не понадобятся ресурсы Западного Континента.       — Воевать и не придётся, — мягко заметил Ценг и Сефироту показалось, что его обвивают невесомой паутиной убеждения. Причём обвивают давно и так незаметно, что даже осознав это, Сефирот не почувствовал желания сбросить с себя путы. — Я помню, что вы полевой командир и что привыкли видеть врагов в бою, а не в дипломатических вероятностях. Но нам нет резона формировать полномасштабную армию. Ваше оружие - это ваше имя и ваша репутация. И только их одних хватит, чтобы предотвратить все ненужные столкновения. Никто не будет бояться собаку без зубов, но это не значит, что с зубами, она должна бросаться на всех подряд. А уважение от страха совсем рядом.       Сефироту нечего было на это возразить, но и соглашаться он желанием не горел.       — Откуда такая пламенная нелюбовь к Вутаю? — спросил он, скосив взгляд на вежливо-равнодушного Ценга. Он хотел увидеть, как дрогнет его лицо при упоминании о родине, но вероятно, вутаец привык этим вопросам и только поднял бровь.       — Это отдельная и не особенно интересная страница моей жизни. Ещё до войны я разделял политику Шин-Ра по использованию Мако-реакторов и было вполне логично, что я поддержал их в противостоянии.       — А потом? Когда убедились, что эта политика ошибочна и небезопасна?       — А потом у меня были другие причины предпочесть служение Компании возвращению на родину, — отрезал Ценг, но на его лице промелькнула улыбка, которую Сефирот никак не ожидал увидеть у строго серьёзного Турка. И возможно, это бы что-то объяснило, но Сефирот почему-то подумал совсем о другом. Практически так же добродушно и снисходительно он улыбался семь лет назад, неожиданно тесно сблизившись с Заком - последним адекватным Солджером в том безумном водовороте событий, повлекшим за собой дальнейший крах Компании.       Он помолчал, размышляя о том, что ещё выспросить у Ценга, касающееся его необходимости Шин-Ра, но на ум упорно лезли внезапно всплывшие воспоминания и Сефирот не выдержал.       — Как погиб Зак? — спросил он негромко и Ценг, не ожидая столь резкой смены темы, запнулся.       — Разве вы... Ах да, — он помолчал, подбирая слова, и было видно, что это даётся ему с трудом. — Через четыре года после Нибельхеймского инцидента он сбежал от ставившего на нём опыты Айзека Ходжо. Его выследили и расстреляли две роты пехотинцев - Артур очень боялся что Зак узнает, с позволения кого Ходжо держал его в плену, и придёт мстить, так что Президент просто предпочёл перестраховаться.       Очевидно после этого Турк окончательно отвернулся от Президента, сделав ставку на его сына, подумалось Сефироту.       — Понятно, — кивнул он, закрывая глаза, но Ценг словно не заметил, безжизненно глядя в стекло автомобиля.       — Меня отправили на прочёсывание местности вместе с другими следящими, но я не успел его найти. И спасти. Циссни предлагала увезти его в Вутай, чтобы избежать слежки. Возможно, мы бы так и сделали и сейчас вы бы не задавали мне вопросы, как Вице-президенту Шин-Ра.       — Я сожалею, — ровно ответил Солджер, но Ценг мотнул головой.       — Не стоит. Всё в итоге сложилось определённым образом и я рад этому. К тому же, если верить теории разумного наследия Планеты, Заку лучше там, где он сейчас. Вы же были там, и знаете, что я имею в виду.       От этих слов веяло тихой горечью, но не было заметно, чтобы воспоминания были столь подавляющими. Кого бы ни оплакивал Ценг - друга или кого-то большего - сейчас он не вспоминал о нём настолько часто, чтобы воспоминания отравляли жизнь бесплодными сожалениями.       Погружённый в раздумья, Сефирот не заметил, как автомобиль сбросил скорость и свернув во двор, остановился у высокого одноподъездного дома. Уже почти рассвело и прилегающая к дому парковка была пуста - люди (а Сефирот был уверен, что здесь жили только сотрудники Компании и притом, далеко не средней руки) разъехались по своим офисам. Но из подъезда, словно ожидая гостей, выскочил встречающий и распахнул пассажирскую дверь автомобиля, уважительно приветствуя Вице-президента.       — Что будет, если я откажусь работать на Шин-Ра? — спросил Сефирот без особого интереса, вылезая вслед за Ценгом. Тот обернулся, смерив Сефирота непонятным взглядом, и пожал плечами.       — Ничего. От нас - ничего. Компания переживает не самые простые времена и не готова обеспечить ваше содержание в полной мере. Институт пенсий и социальных выплат упразднён до более устойчивого момента. Но я уверен, вам, с вашими знаниями и силой, найти работу будет гораздо легче, чем простым обывателям.       Сефирот равнодушно кивнул, принимая ответ к сведению. Если его подозрения о собственной деградации оправдаются, ему так или иначе не будет резона задумываться об этом.       — Я взял на себя смелость проинформировать о вашем присутствии некоторых людей, — добавил Вице-президент с неясной иронией в голосе, поднимаясь по лестнице и приглашающе кивая Сефироту на дверь. — Конечно, секретом это и так скоро перестанет быть, но если вам понадобится помощь или информация в течение своего здесь пребывания, вы можете обратиться к ним. Со мной можно связаться по телефону или через консьержа, — он бросил быстрый взгляд в сторону встречающего - молодого незнакомого парня лет двадцати с демонстративно-серьёзным видом. — Ну это в том случае, если вы решите дать ответ на наше предложение. Я или Президент будем ждать вашего звонка в течение месяца чтобы понять, как дальше планировать развитие Компании. Не сочтите за шантаж, просто я привык узнавать всё первым.       Сефирот почувствовал, как эта безэмоциональная тирада будит в нём давно, казалось бы, похороненное чувство свирепого противоречия. Ему не нравились угрозы вообще и подобные ультиматумы - в частности. Но возражать или гневаться не было смысла - Сефирот не знал, что принесёт ему даже завтрашний день, особенно с учётом его нестабильного деградирующего сознания, что уж говорить о месячном сроке?       Говорить больше не хотелось и Сефирот поднялся вслед за своими провожатыми на двадцать второй этаж того самого, принадлежащего Компании дома. Ценг, убедившись, что объект достиг места назначения, коротко попрощался и вернулся вниз, сославшись на необходимость работы, а молчаливый консьерж открыл входную дверь квартиры и отдал Сефироту ключ. Сефирот покосился на хмурого парня, выглядевшего так, словно его назначили тюремщиком при особо опасном преступнике, и удручающе покачал головой. Если это было началом новой жизни, то начало это было крайне недоброжелательным.       Впрочем, едва ли можно было ожидать чего-то другого, когда казалось, что весь мир был настроен против него.       Квартира встретила его прохладой и безликой пустотой. Необжитая и неуютная, она была даже худшей заменой его больничной палате. Сефирот знал, что это лишь вопрос привыкания, но неприязненный настрой не спешил рассасываться даже при мысли о том, что здесь его наконец оставят в покое. Не нужно было прислушиваться к шагам в коридоре и высматривать в окне своих охранников - Сефирот был уверен, что хотя бы в этом вопросе ему не солгали. Да, он волен был всё бросить и уйти в любой момент, никто бы не остановил его и не удержал, вот только желание деятельности не вернулось и безразличная апатия всё ещё властвовала над ним. Сефирот не знал, что ему делать, и был ли вообще смысл в каких-либо действиях.       Зря он послушался Анджила.       Монстр низко зарычал, вскидывая голову, и Сефирот снова стиснул рукоять обломанного меча. Может быть он и не пробьёт толстую шкуру, но если извернуться и вонзить клинок в глаз или ухо - будет толк. Правда Сефирот и сам рисковал быть насаженным на изогнутые рога, но этот риск всяко был лучше слепого доверия доброй воле монстра.       Или не лучше. Почему-то мысль о вероятном убийстве этого странного печального существа никак не укоренялась в сознании мальчика. Он никогда не видел достаточно разумных монстров, чтобы разговаривать с ними на отвлечённые темы, и уж тем более никто из них не вызывал желания потрепать по длинной гриве ладонью.       — Он слышит тебя, — совсем уж непонятно отозвался монстр, не уточняя, кто именно. — Ему нравится. Ты можешь называть нас именем своего пса, но мы - не твой пёс.       — Да уж, как бы мне не перепутать, — усмехнулся Сефирот, улыбаясь неизвестно чему. И тут же любопытно спросил: — А "он" - это кто?       Зверь повёл лопатками, словно готовился к стремительному прыжку из лежачего положения, и поднял голову, устремив на мальчика немигающий взгляд до жути разумных золотых глаз.       — Он просит отправить тебя домой, — зверь по-собачьи вывалил тёмно-красный язык из пасти, и Сефирот совершенно отчаялся понять логику странного создания, задумавшись о том, а не поспешил ли он с причислением того к разумным существам. И разумеется, он нисколько не обманулся этой демонстративной безобидностью. Какая безобидность может быть в существе высотой больше двух метров в холке и весом по крайней мере в шестьсот фунтов? — Обратного пути не бывает, но я могу отнести тебя назад. Твоё время тоже ещё не пришло.       — Отнести меня? — Сефирот вскинул брови, осознав, наконец смысл всей фразы. Явно страдающий размножением личности Цербер загадочно облизнулся и по синеватой шкуре на мгновение расцвели угольно-чёрные ветвящиеся прожилки. — А если тебя увидят?       — Мы уничтожим их, — оскалился тот и Сефироту отчётливо показалось, что теперь под загадочным "мы" Цербер подразумевает и его самого. Сефирот даже сделал ещё один шаг назад, когда монстр текуче поднялся на ноги, толкнув могучим плечом старую железную дверь своего склепа. — Когда-нибудь все умрут. Ждать скучно.       — Вот это сейчас прозвучало двусмысленно, — хмыкнул Сефирот, оглядываясь напоследок. Утонувший во мраке склеп оставался столь же пустым и безжизненным, хотя кто знает, сколько подобных монстров скрывалось за каменными крышками саркофагов? Невдалеке валялся сломанный меч и Сефирот подобрал его, чтобы избежать вопросов. Он ещё не знал, чем обернётся прогулка по катакомбам особняка Ходжо в компании с сумасшедшим монстром, но почему-то твёрдо был уверен, что об этой встрече он не расскажет. И дело было не только в его самовольной вылазке и несанкционированном взломе запертого склепа.       Цербер ждал в проходе, неторопливо помахивая длинным толстым хвостом.       — Ты всё-таки очень странный монстр, — уверенно заявил Сефирот, с детской непосредственностью хватаясь руками за каменные языки алого гребня и мгновенно вскакивая на спину зверя. Длинная жёсткая шерсть оказалась густой и шершавой, и за неё можно было держаться всей ладонью не боясь соскальзывания. И тем более сидеть, хотя ощущение неустойчивости не покидало его с первой секунды.       — Ты знаешь много монстров? — прозвучал в голове почти насмешливый голос. Сефирот прикусил губу.       — Ну... Ты первый, с которым я разговариваю. Извини.       — А ты первый человек, с которым я разговариваю. Ты тоже странный, — зверь пригнул голову, протискиваясь через проём в обширный коридор, и тяжёлой неторопливой поступью зашагал в темноту. — Обычно я их убиваю.       — Да мне повезло? — улыбнулся мальчишка, хватаясь покрепче. Ехать верхом было невероятно здорово, хоть и не пропадало ощущение нереальности происходящего. — Я такой невкусный?       — Не ем, — поправил Цербер. — Люди причиняют только боль и заслуживают смерти. Я - та часть, что воздаёт её как наказание.       — Ммм... Понятно, — протянул Сефирот, совершенно ничего не поняв, но продолжать странную тему не рискнул. — А почему ты спишь в гробу?       Зверь наклонил голову, словно принюхивался к земляному полу катакомб, и повёл плечами в каком-то растерянно-пренебрежительном жесте.       — Я не знаю. Не помню, почему. Я иногда занимаю это тело, но мне не позволяют делать это часто. Просто никто не захотел говорить с тобой больше.       Сефирот задумчиво почесал лоб, пытаясь разобраться в странной логике создания.       — А кто ещё занимает это тело? Он - это твой хозяин? Он говорит с тобой?       Зверь снова задумался. Сефирот не понимал, какой резон его необычному собеседнику рассказывать всё это, но ему казалось, что он узнаёт что-то важное. Что-то, что по странной прихоти разумного золотоглазого монстра, не было позволено услышать никому больше. Хотя вряд ли кто-то и пытался - при виде гигантской синей туши с полной пастью зубов и изогнутыми тяжёлыми рогами, длинной в руку, редко вспоминаются дипломатические способности.       — Он - воздающий смерть, как награду, — туманно ответил зверь, прервав размышления мальчишки. — Он пришёл позже меня, но он сильнее и слился с этим телом, получив власть больше, чем моя. Ты можешь спросить у него сам, когда он проснётся. Но лучше не оказываться рядом. — Цербер лязгнул челюстью, на лету поймав какую-то неосторожную летучую мышь, и Сефироту, всё никак не могущему привыкнуть к тому, что голос в его голове и эмоции, проявляемые монстром, не связаны друг с другом, этот жест показался предостерегающим. — Он мёртв и безумен, и может не захотеть разговаривать. А убить нас невозможно.       — Разве мёртвые могут быть безумными? Безумны только те, кто живут.       — Смерть - не повод, чтобы перестать жить, — неожиданно философски заметил Цербер и тряхнул головой. Тяжёлые рога проскрежетали по каменной нише оказавшейся слишком узкой в том месте, и с треском брызнули мелкие голубоватые искры. — Безумие присуще мёртвым даже больше, чем живым. Он думает, что однажды ты это поймёшь.       — Звучит вдохновляюще, — кисло пробормотал Сефирот, размышляя, что было бы приятней - умереть или обезуметь. — А ты сказал, что никто не хотел со мной разговаривать. Кто-то ещё там внутри, в тебе есть, да?       — Нас здесь много, — презрительно фыркнул Цербер. — Но другие посредственны и ничего не значат. Он держит их под контролем, но меня нельзя взять под контроль! — он торжествующе зарычал и звук отразившись от стен, заметался вокруг дребезжащим эхом. — Я сторожу его смерть, не пускаю в мир живых, пока не придёт время.       — А когда оно придёт?       — Когда начнёт умирать мир! Он может спасти его, а может уничтожить. Я охраняю его до того времени.       — Значит ты всё-таки навроде сторожевого пса, — с удовлетворением заключил Сефирот. — Ну то есть я не хотел тебя оскорбить, — добавил он торопливо, осознав, что опять ляпнул, не подумав, — просто у меня был мой пёс, которого звали Цербер, и он охранял меня от чужих людей и от монстров, которые по дому постоянно шарахались. И я почему-то сразу глядя на тебя подумал, что ты тоже в чём-то на него похож.       Сефирот замолчал, окончательно смутившись, и покрепче схватился за пластину гребня, на случай, если зверь решит его стряхнуть с себя, неправильно восприняв его слова. Но странное создание мыслило совершенно иначе, чем ожидал от него мальчик, и вместо агрессивной реакции, спросило с явно прослеживающимся недоумением в голосе.       — Почему он не защищает тебя сейчас? Ты говоришь о нём, словно он часть тебя.       — Так и есть, — кивнул Сефирот, не замечая, как застарелая обида окрашивает голос плачущими интонациями. — То есть, так и было. Его убил мой опекун - якобы, мне нельзя заводить тесных эмоциональных связей. Просто застрелил и как ни в чём не бывало велел отнести его в лабораторию на вскрытие. Я тогда пообещал, что тоже убью его, — Сефирот нахмурился и крепко сжал кулаки на прядях тёплой шерсти зверя.       — Значит ты тоже должен был спасти мир или уничтожить, — полуутвердительно заметил Цербер. — Наверное, я когда-нибудь на это посмотрю.       — Да ну, глупости какие, — Сефирот фыркнул, сдерживая высокомерный смешок. — Я скоро буду служить в армии и тоже буду защищать людей от монстров. А когда вырасту, я снова тебя навещу. Может быть, кто-нибудь ещё захочет со мной поговорить, как ты думаешь?       Мальчик не сразу обратил внимание, как насторожился под ним зверь, но когда он, не ответив, принялся шумно принюхиваться к одному из ответвлений коридоров, уходящих в сторону, Сефирот и сам различил вдалеке незнакомые мужские голоса. Очевидно, специальная бригада уже спустилась на данный уровень катакомб и Сефирот внезапно ощутил, как эти, долгожданные вроде бы звуки рождают в нём огромное разочарование и досаду.       Зверь наверняка почувствовал смущение мальчишки, потому что пригнулся к земле и вытянул шею, словно огромная кошка, притаившаяся в засаде.       — Это те, кто ищут тебя?       — Эм-м... Ну да. Думаю да. Ты не убьёшь их, если они тебя увидят?       — Не стоит видеть меня, — зверь почти с грустью вздохнул и повернул голову вбок, кося на Сефирота правым глазом. — Не стоит знать обо мне. Иди к своим, — и когда мальчик нехотя соскользнул с его холки, несильно ткнулся в него носом. — Ты странный, но ты мне нравишься. Когда придёт твоё время, обещаю подарить тебе быструю смерть.       Сефирот споткнулся на ровном месте от честной искренности обещания, но нашёл в себе силы улыбнуться.       — Спасибо на добром слове... Так я могу прийти к тебе снова? Если не помешаю, конечно!       Цербер подобрал под себя огромные лапы и вокруг него заклубился тёмный туман, медленно окутывающий гигантскую фигуру. Золотые глаза горели во мраке и в них, совершенно осмысленных и почти человеческих, остро читалось сожаление.       — Не стоит. В следующий раз, возможно, я не вспомню тебя и уничтожу. Но мне было приятно твоё общество.       — Мне твоё тоже, — тихо заметил Сефирот, но зверь не услышал, растаяв в пахнущем дымом и серой тумане. — До встречи, Цербер.       Ответа не последовало.       Самое страшное, по мнению Рено, что могло с ним произойти, заключалось в том, что его оставят старшим на срок более двадцати минут. Винсент вообще не понимал, как рыжий Турк дослужился до звания заместителя главы Отдела, и через несколько недель сотрудничества заподозрил, что когда-то Ценг выдал ему это звание не в награду за службу а в воспитательных целях, да так и забыл, впечатлившись результатом. Потому что любую просьбу подменить Винсента в его обязанностях, Рено воспринимал с таким несчастным ужасом на лице, что мог бы разжалобить даже камень. А уж если его оставляли без просьб, мог наворотить такого, что отзывать приказы приходилось десятками.       Винсент камнем не был, да и исправлять принятые кем-то решения не любил. Рено был хорошим оперативником и это многое оправдывало. А оставлять вместо себя замов Валентайну на самом-то деле не было особой нужды. В конце концов, работа на благо Планеты была важнее его потребностей и волнений.       Так что ни о каком "уйти с работы пораньше" речи не шло и Винсент честно отсидел до положенного времени, стараясь не думать о том, как выглядит его тщательно подавляемое нетерпение со стороны. Ещё до полудня Вице-президент сообщил, что Сефирота освободили из-под надзора, и Винсент, и без того терзающийся чувством вины за то, что не осмелился приехать к нему в клинику, больше не смог сосредоточиться на работе. Трудно сказать, чего он боялся - что Сефирот вновь исчезнет или что вообще не захочет его видеть. Или захочет, но обвинит в том, что Винсент воспользовался его доверием и отдал на растерзание докторам и исследователям. Винсент лучше всех понимал эту фобию, но это единственное, что он мог сделать для подлежащего суду бывшего генерала. И он чувствовал завуалированное отношение к нему со стороны знающих лиц. Если Вице-президента интересовали только практические вопросы, то Президент мог так и не справиться со своим страхом, и это было страшнее всего. Винсенту нравилась его жизнь и его работа, и очень не хотелось всё это терять, если вдруг окажется так, что ему придётся выбирать, на чьей стороне остаться. Винсент уже сделал этот выбор совсем недавно и не считал, что сейчас что-то должно было измениться.       Даже служебная машина привезла его домой за рекордно короткое время - наверное водитель тоже чувствовал волнение своего пассажира и безбожно пропускал светофоры, совершенно не опасаясь выговора.       Идея поселить Сефирота на одном этаже с Валентайном наверняка принадлежала Ценгу. Выкупленный Компанией дом пустовал по меньшей мере на три четверти, но то ли Вице-президент не доверял отпущенному на поруки Солджеру, то ли наоборот, знал про него и Винсента что-то такое, что сподвигло его на подобное решение, но сейчас весь двадцать второй этаж был предоставлен им двоим, разделённым только широким холлом лестничного пролёта.       Конечно, сам Винсент не был против такого расклада, но он опасался, что Сефирот может посчитать подобное соседство установленным контролем. Винсент с таким трудом завоевал его доверие, что роль надсмотрщика была последним, что он бы хотел привнести в их общение.       Тем не менее, нерешительность преодолеть проще всего было действиями, и Винсент открыл своей ключ-картой, имевшей полный уровень допуска, дверь квартиры Солджера. Вот только на стук и оклик никто не ответил и Винсент испытал приступ даже не страха - паники. Безотчётной, необоснованной, но до ужаса знакомой - не успеть, не смочь отговорить, попросту сдаться и отпустить без возможности вернуть обратно. Ему было стыдно перед самим собой за эти мысли, но вряд ли Турк мог что-то поделать. Ему нужен был Сефирот. Нужна собственная забота о нём. И уже то, что сам Сефирот позволял себе принимать эту заботу, было чем-то запредельным для Винсента.       Почти счастьем, если бы он помнил, что это такое.       Но несмотря на тишину вокруг, сверхъестественное чутьё Винсента ощутило присутствие постороннего человека совсем рядом. В двух огромных, но очень скромно обставленных комнатах, прятаться было особенно негде, и Винсент понял, что Сефирот находится в спальне. Его сердце пропустило неровный удар, когда он бесшумно надавил на ручку двери, а в следующий миг Турк просто перестал воспринимать что бы то ни было. Потому что Сефирот действительно был там, и спал, устроившись на низкой широкой кровати прямо в одежде.       Ноябрьские сумерки давно затопили комнату сквозь не до конца опущенные шторы, сглаживая контрасты и чёткие линии, и звук очень далёкой автомобильной сигнализации, доносящийся откуда-то с улицы, только подчёркивал царящую внутри квартиры тишину. Ночь завладевала беспокойным городом, принося дыхание близкой зимы, и за окнами один за одним гасли огни далёких домов. Низкие облака впервые за долгое время рассеялись, и сквозь их рваные края мерцали тусклые зеленоватые звёзды...       А Винсент всё стоял, прислонившись плечом к косяку двери, и смотрел на свернувшегося под тёплым пальто сильверхеда, улыбаясь неизвестно чему.       Всё-таки Сефирот вернулся - раньше, чем рассчитывал - через два дня, после произошедшего. Может быть противный Ходжо что-то заподозрил или так совпало, но на следующий день пришёл приказ о зачислении Сефирота в учебные казармы Шин-Ра и ему велели собираться. Срок, о котором Сефирот грезил так долго, подобрался слишком внезапно и это напугало его сильней, чем гнев опекуна, вызванный самовольной отлучкой воспитанника.       Мальчик очень хотел покинуть этот дом, но сейчас он бы всё отдал, чтобы задержаться здесь хоть на месяц.       Сефирот вновь спускался вниз, на сей раз внимательно запоминая пройденный путь. Отмечать его маркерами показалось мальчику вероятной опасностью привести других нежелательных гостей к спящему Церберу. Наутро его ждал отъезд, возможно навсегда, и не имеющий эмоциональных привязанностей, мальчик испытывал почти мучительное желание хоть кому-то посетовать на свою судьбу.       Коридоры, пещеры и длинные пролёты катакомб наконец вывели его к знакомой, утопленной в тени нише. Дверь вновь была закрыта, но Сефирот умел воровать нужные ему вещи не хуже всяких монстров. Он слышал, что Ходжо заказал кодовый замок на дверь в подвал во избежание будущих эксцессов, но пока была возможность, Сефирот беззастенчиво пользовался ею, смутно надеясь, что ему снова повезёт.       Все саркофаги вновь были на своих местах. Сефирот безошибочно вычленил из рядов каменных ящиков искомый и осторожно приблизился к нему, сжимая в ладони длинную стальную цепочку с крупными звеньями. Теперь идея казалась ему до предела глупой и по-девчачьи сентиментальной, но отступать было поздно. Да и потом, взять с собой безделушку ему не позволят, а оставить здесь, значило попросту уничтожить вместе со старым хламом.       Поступить так с памятью о своём единственном друге, Сефирот не мог.       Он долго размышлял, стоит ли вновь открывать гроб Цербера. Вдруг тот вырвется на свободу, объятый яростью, и его придётся убить? Этого хотелось меньше всего. Сефирот положил ладонь на крышку его саркофага, внимательно прислушиваясь, и ему показалось, что он различает тихое дыхание. Конечно, этого не могло быть, толстый камень наверняка заглушил бы даже крики, доносящиеся изнутри, но ощущение не проходило. Кто-то живой был рядом. Дышал. Спал. И наверняка видел во сне свой долгожданный конец мира.       Сефирот обречённо выдохнул, упёрся ладонями в крышку саркофага и несильно толкнул, наполовину ожидая, что сейчас изнутри протянутся цепкие когти и схватят нарушителя. Каменная плита сдвинулась легко, как и предыдущие, и никто не торопился вымещать свой гнев на любопытном мальчишке, так что он воспрял духом и осторожно заглянул внутрь.       Он смотрел долго. А затем протянул руку и, не думая больше о том, как это выглядит со стороны, осторожно положил свою единственную драгоценность в ладонь спящего Цербера. Этот брелок подарил ему один из лаборантов, помогавший ухаживать за щенком Гвард Хаунда, вместе с именем и легендой. Он часто рассказывал маленькому тогда Сефироту легенды и сказки на ночь грядущую, и одна из них была про Цербера, таинственного стражника, охраняющего живых от мёртвых и наоборот. У него было три головы, чтобы всегда бодрствовать, и сильные крылья, чтобы всегда успевать к тем, кому нужна была его помощь. Три головы и крылья были и на брелке - странный пёс с ощетинившимся загривком венчал стальную цепочку, слишком короткую для поводка, но в самый раз для ошейника, призванного помогать опознавать толстолапого длиннохвостого щенка среди десятков других монстров из лабораторий Ходжо. К сожалению, лаборанта отослали через несколько недель - Сефироту не позволялось иметь друзей среди персонала и стальной Цербер оставался единственным напоминанием, что он кому-то не был безразличен.       А потом и питомец покинул его, когда Ходжо, сквозь пальцы глядевший на то, что мальчишка периодически таскает разных монстров за хвосты, понял, что этот пёс парню по-настоящему дорог.       Сефирот выдохнул и торопливо, чтобы не передумать, передвинул крышку гроба обратно, внутренне оправдывая свой глупый порыв тем, что Цербер обещал однажды подарить ему лёгкую смерть, но при этом признался, что может и не узнать повзрослевшего случайного знакомца. Быть может теперь он вспомнит хоть что-то и когда придёт время - то долгожданное время, когда мир будет на грани, - Сефирот снова сможет погладить его тёплую шерсть без страха быть уличённым в эмоциональном сближении. Даже если это будет последнее действие в его жизни.       Сефироту снился сон. Ему было тринадцать.