А спорим, что...?

POV Гейл Мне всегда нравилось охотиться ночью: смотреть в непроглядно-черное или освещенное яркими звездами небо. Крики ночных животных служат невидимым ориентиром - они будто указывают куда идти, чтобы исход охоты оказался удачным. Вот и сегодня стоило мне отправиться на ночную вылазку, как я, опьяненный чувством свободы, направился вслед за вьюрком. Действовать нужно без единого шума, так как малейший шорох или неудачный шаг - и пугливая птичка улетит, оставив мою семью без ужина. После недолгой паузы я неслышно привожу лук в готовность. Три… два… один…Выпущенная на волю, стрела летит точно в цель: птица падает замертво. Адреналин привычной волной обдает всё тело жаром и наполняет меня энергией. Теперь нужно забрать птицу, а позже постараться найти Кискис, которая сегодня несла весь наш улов. Внезапно мое внимание привлекает средних размеров заяц, который притаился возле дерева в двух шагах от меня. Бедолага был так напуган, что даже не убегал, а смотрел, как я выпускаю роковую для него стрелу. Тело животного периодически сотрясалось в слабых конвульсиях, глаза же были наполнены всепоглощающим страхом. На секунду в глубине души у меня просыпается жалость к нему. Охотники должны удерживать это чувство как можно глубже, оно мешает во время охоты. Понятно же, что не всем легко лишать жизни другое существо - неважно, животное это или человек. Тем более, мы с Китнисс не для удовольствия охотимся: после смерти наших с ней отцов у нас почти нет денег - мы должны это делать, чтобы не умереть с голода. За сохатого я смогу получить пару золотых и купить буханку теплого, свежего хлеба. От воспоминания о еде желудок начинает бурно урчать, напоминая, что пора бы уже поесть. Да только с собой у меня ничего нет. Это придает мне решимости. Хладнокровно выпускаю стрелу в зайца, но она летит мимо. Всему виной то, что даже после стольких лет охоты мне трудно убивать, хоть и в благих целях. А этот запуганный заяц слишком уж напоминает мне нас – жителей Панема: будем ли мы жить, зависит от какого-то человека сверху. Наша жизнь не важна ни для кого, для властей мы просто биологический материал, дешевая рабочая сила, пешки в игре тирана - Сноу. Я крепко сжал руки в кулаки до хруста костяшек, силясь побороть неожиданный порыв гнева. Мне ненавистен как наш президент, так и любое воспоминание о нем. Уж кому-кому, а ему я бы без колебаний выпустил стрелу прямиком в сердце. Моя ненависть настолько сильна, что, казалось, разрывает меня на части. Из горла вырвался сдавленный крик. Где-то вспорхнули напуганные птицы. Вот черт, Китнисс наверняка будет волноваться. А вот и она. На ее безупречном лице застыл немой вопрос. Как и всегда, при взгляде на подругу сердце предательски ускоряет свой ритм, но я невозмутимо, с ухмылкой говорю: - Эй, Кискис, где ты была? Я только отвернулся, а тебя уже рядом нет. Неужто испугалась темного леса? - Не говори глупостей. Тем более это не я тут всех зверей распугала своим криком. И вообще, что случилось? Почему ты кричал? Я взял её холодные руки в свои и посмотрел в такие родные темно-серые глаза. - Китнисс, давай убежим? Сегодня. Сейчас. До утра никто не заметит нашей пропажи, а когда хватятся – мы будем уже далеко отсюда. Девушка мгновенно бледнеет (невозможно не заметить, с каким презрением она смотрит на меня) и высвобождает свои руки из моих. Этот взгляд щемящим чувством отзывается в моей груди. - Не могу поверить, что ты это предложил. Что уж там, я и сам не верил. Не знаю, почему эти слова у меня вырвались. Но они были чистой правдой: я действительно хотел убежать вместе с Китнисс, не смотря на все препятствия и обстоятельства. - Кискис, я просто подумал… Она гневно прервала меня, буквально выплевывая каждое слово: - А о том, что будет с нашими семьями, когда мы убежим, ты подумал? Их убьют, Гейл, понимаешь?! Неужели ты совсем не заботишься о судьбе своих братьев, матери? Я своего Утенка и маму оставить не смогу, и они бежать не будут, наперед знаю. Как ты вообще мог надеяться, что я соглашусь убежать с тобой? Мне нечего было ответить, она права. Мы оба это знали.