Только смелым покоряются моря

Как прошла погрузка огромной туши на еле держащийся на плаву корабль, как хоронили погибших, как ходили в течение нескольких дней охотиться в джунгли, чтобы пополнить припасы, — все это прошло серой пеленой потому, что ни одно впечатление еще долго не могло затмить схватку с Кинг Конгом. Нужно было торопиться. Запасы хлороформа таяли на постоянное усыпление зверя. Через неделю все было готово. Обезьяна, вместе с парой других трофеев впихнута в расчищенный трюм. Поредевший экипаж расселен по опустевшим каютам. Номер люкс достался Джеку. Отплывая от ненавистного острова, Энглхорн взял с крайне довольного собой Денэма клятвенное обещание, что тот больше никогда не попрется и не поведет за собой людей в это место. Конечно, это было бесполезно. Весь корабль пребывал в подавленном состоянии. Энглхорн остался в капитанской рубке в полном одиночестве — и за рулевого, и за связиста, и за капитана. Впрочем, уже через день на мостике обосновался Джимми, который с усердием и напряженностью потери принялся постигать все премудрости ведения корабля. Энглхорн чувствовал, что может ему довериться. Оставшиеся в живых матросы кое-как распределили между собой обязанности. Мисс Дэрроу засела в трюме, целыми днями плача и гладя свалявшуюся черную шерсть своего друга. Джек поначалу ходил за ней и пытался увести, но Энн только огрызалась на него, обвиняя во всем, поэтому Дрисколл оставил попытки. Карл и его помощник не вылезали из своей каюты, строя планы предстоящего шоу. По палубе бесцельно бродил только Брюс Бекстер, так, похоже, и не определившийся, герой он или трус. Бекстер все чаще стал заглядывать в капитанскую рубку. То ли от скуки, то ли еще зачем, Энглхорн искренне не понимал и старался от него избавиться. А Брюс ходил за ним следом, все время пытаясь завести разговор. Капитану было не до новых друзей, перед его глазами до сих пор стоял тот нежный розовый рассвет, в котором Конг протягивал могучую лапу к Энн. Теперь стало понятно, что Дэрроу искренне привязалась к своему похитителю, губителю и спасителю. Вкратце девушка рассказала, как Конг спасал ее от динозавров и носил на на своем плече через джунгли. Энн все время плакала и требовательно спрашивала, почему ее не оставили, когда она просила об этом. Впрочем, девушки переменчивы. Уже через пару дней Энн успокоилась и удалилась в свою каюту, откуда не высовывалась до конца плавания. Так или иначе, как бы глупо это ни было, поведение Энн подло подсовывало Энглхорну какую-то безумную надежду. Ведь он не мог не провести параллелей и не увидеть в темном и искренне влюбленном чудовище себя. Ну а в светлом воплощении красоты — Джека. И то, что Энн горько плакала над своим монстром, немного воодушевляло... Энглхорн ведь спас его. Пожертвовал всем, что имел, и спас. И Джек теперь разве не должен бы, так же как Энн, быть хоть немного благодарным? Капитан не хотел многого, он хотел лишь разъяснить ситуацию. Он понимал, что когда они вернутся, то просто расстанутся. Навсегда. И Энглхорну хотелось сказать что-то. Что-то, что так сильно мучило капитана, когда он стоял над ущельем. Что-то вроде красивой, еще не написанной песни: «Это же все для тебя. Разве ты не видишь? Того, кто ходит вокруг? Обернись. Посмотри на меня. Здесь тот, кто следит за твоими шагами. Здесь тот, кто говорит, что любит тебя. Обернись. И прислушайся. Посмотри... Здесь тот, кто стоит позади тебя. Здесь тот, кто любит и защищает тебя. Вот мое сердце. И мои руки. И я буду ждать. Сейчас и вечно. Тебя. Пока ты не поймешь. Так обернись. Посмотри на меня. Пойми...» Всего этого капитан, разумеется, не сказал бы. Все эти глупости он мог лишь прокручивать в голове, сжимая в ладонях рожки штурвала и идя сквозь тихий океан с неработающими приборами. На третий день Энглхорн не выдержал. Закат был слишком красен и слишком наполнен дельфиньими спинами. Оставив страшно посерьезневшего за эти дни Джимми за главного, Энглхорн направился в каюту Джека. Забыв о приличиях, вошел без стука. И замер на пороге, сраженный его неприязненным взглядом. Джек сидел у стола перед печатной машинкой. Встрепанный, в одной серой майке и незастегнутых штанах. Но все равно потрясающе красивый. Энглхорн запоздало подумал, что это их первый личный разговор. Первая встреча наедине, когда оба в сознании. Джек смотрел на него устало и с раздражением. Капитан догадывался, что Дрисколл нервничает из-за Энн. Нужно было что-то сказать. Нужно было войти в каюту, но Энглхорн так и стоял на пороге, не в силах поделить замкнутое пространство с Джеком и понять, чем он тут занимался или собирался заниматься. Джек выждал положенные театральные пятнадцать секунд неловкой паузы, недовольно вздохнул, цокнув, покачал головой и развернулся к печатной машинке. - Что Вам надо, капитан? - тихо, стараясь быть вежливым, спросил Дрисколл и потянулся к стопке испечатанных листов. Энглхорн завороженно изучал его расцарапанную шею и отросшие, чуть посветлевшие волосы. Красиво, как это было красиво и бархатно... Это было то, что Энглхорн спас. Это было то, что он считал своим и за что дрался. Он считал, что это принадлежит ему. Совсем как Кинг Конг считал мисс Дэрроу своей по праву. Да вот только в отличии от красотки Джек не спешит болеть Стокгольмским синдромом. Он нетерпеливо повернул голову, всем своим видом давая понять «Или говори, или убирайся отсюда.» - Как вам новая каюта? - Энглхорн не нашел ничего лучше. Вечно их разговор крутился вокруг мест пребывания. - Прекрасно, - безэмоционально бросил Джек. - Это все? Я работаю. - Как Энн? - С ней все будет в порядке, она сильная, — голос Джека чуть потеплел и дрогнул, и Энглхорн подумал было, что нашел нужное направление. - Кажется, она обижена на Вас? - стараясь звучать как можно деликатнее, произнес капитан. Сам себя презирая. Помнится, совсем недавно он так же разговаривал с Джеком. Только тогда все происходило в трюме. И тогда все было совсем по-другому. И интонации были другими. - А Вам что за дело? И вообще, что Вам надо от меня? - вспылил Джек, дрожащими пальцами пытаясь запихнуть лист в машинку. - Почему Вы так? - перейдя почти на шепот, спросил капитан, чувствуя как тяжелеет сердце. - А как еще? - Повежливее, мистер Дрисколл... - Не собираюсь. Уходите! - Почему Вы не хотите поговорить со мной?.. - А чего Вы ожидали?! - Джек будто взорвался. Он распрямившейся пружиной вскочил со стула и метнулся к Энглхорну, но тут же попятился к противоположной стене, сложив на груди руки в защитном жесте. - У вас хлороформ закончился? Энглхорн почувствовал, как на него резко обрушивается вся тяжесть глубин океана. Оглушает и погребает под миллиардами тонн... Он с ненавистью ощутил, что медленно краснеет. Опустил лицо. Хотел сейчас же уйти, но все-таки нашел силы остаться несмотря на то, что глаза жгло и давило так, что выступали слезы. - Я ведь спас Вас... Два раза... - Да, - резко бросил Джек, словно швырнулся стулом. Энглхорн чувствовал, как его презрительно сверлят эти теплые, водянистые, сейчас полные гнева глаза. - И только поэтому я не заявлю на Вас в полицию, когда мы вернемся, и никто ничего не узнает. Я и так рассчитывал не поднимать эту тему, но раз уж Вам хватило наглости заявиться сюда... На что Вы рассчитывали? Что я восприму все как должное?! Как вы могли?.. Боже, это так отвратительно... Вы часто так делаете? Что Вы за человек вообще?! А еще строите из себя героя... Ваше место в тюрьме или в психушке! Каково мне было, как Вы думаете? Каково мне было делать вид, что я не замечаю, что Вы стоите, словно приведение, за решеткой, там в трюме, и пялитесь на меня, как ненормальный посреди ночи? А каково мне было тогда, когда я проснулся в другой клетке, весь... Убирайтесь. Не хочу Вас видеть. Оставьте меня в покое... Энглхорн, так и не подняв горящего лица, медленно развернулся и, опираясь рукой о стену, ушел. Вслед ему гневно захлопнулась дверь. Перед глазами все сияло малиновыми заревами и расплывалось. В висках стучали в древесные барабаны сумасшедшие дикари. Капитан, борясь с нехваткой воздуха, выбрался на палубу, добрел до кормы и сжал руками перила. Сфокусировал, наконец, взгляд. Там, впереди, молотили винты, и вода окрашивалась темно-красными отблесками заката. На одну только секунду, но Энглхорну захотелось спрыгнуть за борт. Но в эту самую секунду на спину легла чья-то рука. Только сочувствия не хватало... Пряча лицо, Энглхорн не обернулся. Только отозвался выдающим его с головой, дрожащим и ломающимся голосом. - Что?.. - Вы в порядке, капитан? - Энглхорн узнал голос Бекстера. Его хороший, поставленный голос актера. - В порядке... - Энглхорн гладил взглядом родные волны. Было больно. И если бы не подошедший Бекстер, было больно бы и сейчас, но с его вмешательством, все эмоции быстро затмила злость и раздражение, - Оставьте меня в покое, Бекстер, что Вы ходите за мной все время?! - Энглхорн не удержался, и оттолкнувшись от перил, круто развернулся. Так, чтобы встретиться слишком близко с красивым, породистым лицом напротив. - А Вы не понимаете?.. - тихо спросил он, слегка отстранившись. Энглхорн застыл, чувствуя, как вся тяжесть океанских глубин вновь взбирается на его плечи, но теперь под немного другим углом. В голове услужливо пронеслось: «Это же все для тебя. Разве ты не видишь? Того, кто ходит вокруг? Обернись. Посмотри на меня. Здесь тот, кто следит за твоими шагами. Здесь тот, кто говорит, что любит тебя. Обернись. И прислушайся. Посмотри...» Энглхорн недоверчиво отвел взгляд, забыв согнать с лица рассерженное выражение... Но это же полнейшая нелепица и глупость. Это же невероятный бред, как так?.. Воспользовавшись заминкой, Бекстер уверенно прижал его к краю перил. Энглхорн рефлекторно возмутился и оттолкнул его, только после поняв, что это, черт возьми, значило. - Вы что?.. Вы серьезно?.. Бекстер!.. Вы издеваетесь? Вы за кого меня принимаете? - капитан ошарашенно смотрел на него, все еще не в состоянии воспринять такое открытие. Брюс немного смутился и отошел подальше. - Простите, Энглхорн... Но я думал, что правильно понял. Вам же нравятся мужчины?.. Вы все время с Дрисколла глаз не сводите. Ну... Вот я подумал... Что, может быть, если... - он замялся и принялся искать нужные слова в океане. - Вы мне очень... Нравитесь... Я ведь актер, а Вы, наверное, знаете, что актеры все такие... - он кисло усмехнулся и посмотрел на Энглхорна своим наигранным взглядом покорителя диких невест Амазонки. - Я ничего Вам не предлагаю и не могу предложить, кроме как провести время вместе... Если нам обоим станет от этого легче, после всего того, что случилось. Энглхорн, боясь сделать лишнее движение, переваривал услышанное. И только теперь. С каждой секундой, проведенной на корме рядом с этим человеком, его накрывало то, чего он раньше не замечал. …Первый день плавания, и Джек стоит у стены, блаженно щурясь, и смотрит на Энн. А Энн красуется перед камерой рядом с безымянным картинно-шикарным актером. И только теперь у этого актера появляется имя... Бекстер в фуражке, играет капитана. И взбреди Энглхорну в голову в тот момент, перевести взгляд бинокля чуть левее, он убедился бы, что Бекстер в роли элегантного моряка выглядит забавно. По-киношному. Не по-настоящему. Словно постановочная фотография. Словно картина. Картинка... Почтовая открытка с голливудскими актерами, что светят шаблонными улыбками с киноэкранов... И один из этих безликих, но безупречно красивых актеров, — Брюс Бекстер. И только теперь он обретает лицо, которое было при нем с самого начала, но заметить его было непросто. А теперь... Теперь Энглхорн косит взглядом на свесившегося над волнами Бекстера и понимает. Что у него идеальное лицо. Идеальное лицо актера. И сам он — идеальный. Не такой худой, как Джек. Не такой странный, красота Бекстера куда более правильна, она словно по линейке. С такой красотой только и играть кандидатов в президенты от республиканских партий, хороших полицейских и бравых ковбоев... И Брюс немного повыше, чем Джек. И глаза у него потемнее. Глаза у него ореховые, желтовато-львиные с ярко-карими штрихами вокруг зрачка. На закате этот цвет горит, словно саванна в сезон засух. И как можно было этого не заметить? Как можно было удивляться чужой невнимательности и не видеть самому?.. Бекстер тем временем решил, что достаточно, и улыбнулся. Повернулся к Энглхорну, легким жестом показывая себя во всем своем, немного потускневшем в свете последних событий, голливудском лоске. И блеске. И умении держаться на публике. И актерской игре. Совершенной улыбке. Совершенности правильных, до боли американских, мягких и в то же время мужественных черт спокойного лица простого парня. Простого парня из Оклахомы, только слишком красивого. - Зачем это Вам? - все еще не совсем поверив, произнес Энглхорн, пятясь подальше. - Как я уже сказал... Мне нравятся такие, как Вы. Вы... Вы мне нравитесь. И все то, что Вы сделали на острове, Вы... Я не привык ходить вокруг да около. В наших кругах это не принято. Впрочем, я и так ждал слишком долго, пока Вы хоть немножко оглянетесь по сторонам. - Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? - Разве не то же самое, что Вы говорили только что Джеку? Судя по тому, как расстроены Вы были... Бросьте, Дрисколл, он... Это бесполезно. Вы ведь именно это сказали ему тогда, над ущельем? Так будьте благоразумны и не повторяйте его ошибку, капитан. Энглхорн кашлянул и попробовал вспомнить что-то еще. Молниеносно теряющий вес Джек все еще застилал память. Но теперь становилось понятно... Что это был Бекстер. Это он иногда заглядывал в капитанскую рубку и приставал с вопросами о назначении разных приборов. Это он помогал Энглхорну поднять раненного Джека на руки в их первый визит на остров. Это Бекстер не отходил от капитана ни на шаг, когда они пришли испортить вечеринку аборигенам. Это Бекстер, прощаясь с капитаном, мимоходом пожал ему руку и пошел в первых рядах спасать из лап чудовища мисс Дэрроу. Это Бекстер следил за временем и решил повернуть обратно, когда понял, что приближается время, к которому капитан просил вернуться. Это Бекстер настаивал на спасательной экспедиции. Это Бекстер шел за Энглхорном через лес, понимая его с полуслова, однако то и дело бестолково налетая на его спину. Это Бекстер спрыгнул на веревке в ущелье, показав себя храбрым героем вестернов. Он спас выживших. Он выбрался. Он получил одобрительный кивок капитана и был счастлив одним этим. Он был ревнивым свидетелем прощания Энглхорна и Джека. И, все правильно поняв, это Бекстер провел рукой в тот момент по плечу капитана, стараясь подбодрить. Но Энглхорн не заметил. Или решил сделать вид, что не заметил... Это все он... «Обернись. Посмотри на меня...» Энглхорн ошарашенно перевел дыхание. И вновь на посмотрел Бекстера, но уже по-другому. Как на горного соболя и на снежного барса, охота на которых запрещена в силу их несвоевременной смелости и уютной мягкости перламутрового меха. Смелости... Бекстер был смелым. Хотя бы потому, что шел через джунгли и спускался в ущелья. И потому, что взял и сказал все это сейчас. Он был таким смелым, что будь он капитаном, ему покорилось бы море... А Энглхорн всегда славился тем, что умел расставлять приоритеты. Отступать перед разбушевавшимся океаном и просто позволять стихии носить себя по волнам. Энглхорн опустил лицо и тихо рассмеялся, поражаясь глупости ситуации. Бекстер тоже улыбнулся, и с шуточной интонацией, как ни в чем ни бывало, продолжил разговор. - Я вижу, Вы человек ранимый, поэтому заранее Вас предупреждаю, я актер. И как только вернемся в Нью-Йорк, я мигом про Вас забуду, так что на вечную любовь не рассчитывайте. - Что же Вы несете? - пытаясь удержаться от смеха, Энглхорн немного неловко подался вперед и порывисто обнял его, пряча нос в его волосах и впервые за долгое время чувствуя силу покладистого сопротивления чужого тела. - Вы ведь капитан, - мягко ответил Бекстер с готовностью обнимая его в ответ. - Мне нравится, что Вы улыбаетесь. Вам не нужно ни по ком страдать, Вы ведь моряк. Любви достойно только море, верно? - Заткнитесь, Бекстер... И идите в свою каюту. Я пойду проверю, все ли в порядке у Джимми. И можно ли ему доверить повести судно некоторое время... - Хорошо, - Брюс освободился и быстро унесся. А Энглхорн еще несколько минут чувствовал его тепло и его жизнь в своих руках. И его сияние. И его материальную ценность, которая на поверку оказалась в несколько раз больше, чем у Джека. Ценность не духовная, а именно материальная. Бекстер был больше, холеней, выше, сильнее. Красивее. Живее. И он был все это время синицей в руке. Растеряно почесывая голову, Энглхорн дошел до рубки, где сказал Джимми, что хочет отдохнуть. Джимми насуплено кивнул и по-капитански сощурил глаза на океанской дали. Энглхорн, чувствуя, как его распирает от глупого желания улыбаться, пошел в каюту Бекстера, немного волнуясь. Лишь у самой двери он вспомнил про Джека. Но про Джека думать совершенно не хотелось. И это было замечательно. Эта легкость и непринужденность. Да, это было не глубокое чувство, не любовь, но это было весело и это дарило крылья. И пусть было в этом что-то немного мстительное и показушное, это было прекрасно... Выяснилось, что Энглхорн совсем неопытен в таких делах. Не то что искушенные Голливудом актеры с их голливудскими улыбками, идеальными телами и медово-карими глазами. Энглхорн уже давно не был так свободен и счастлив, как когда обнимал живого и близкого, активного и сильного, и не менее счастливого человека, полного требовательных ответов. А Джек сидел где-то за стеной. Может, печатал, может, спал, уткнувшись лицом в подушку. Может, настороженно прислушивался к шуму в соседней каюте. Может, даже грустил. Так или иначе, через пару удивительно коротких ночей, Энглхорн смотрел на Дрисколла только лишь с тихой нежностью зоолога, вернувшего спасенного львенка в природную среду обитания. А после этого возвращался к Бекстеру. И наслаждался своим искуплением и никого не касающимся счастьем. Бекстер быстро и профессионально вылечил его от разбитого сердца своим голливудским шелком пушистых ресниц, медвежьей грацией и актерской игрой. И своей красотой. И пересказами «Укротителя женщин» и прочих идиотских фильмов, которые Энглхорн обещал посмотреть. А когда вернулись в Нью-Йорк, капитан поучил-таки от Карла свои деньги, на которые смог потом отремонтировать судно и все исправить. Джек выскользнул с корабля незамеченным — только мелькнул в ковре каменных джунглей его бархатный хвост. И Бог с ним. Энн немного всплакнула и сказала капитану, что его лично ни в чем не винит. Денэм с помощником уходили под вспышки фотокамер вместе со своим трофеем. Бекстер ушел потихоньку, перед этим долго прощаясь. Так долго, что Энглхорн уже и рад был, когда, наконец, от него избавился. Рад и чувствовал, что ходит, не касаясь ногами пола. Полон новых воспоминаний и приключений. Полон любви, печальной и страдающей, которую голливудский фарс превратил в какую-то добрую, радующую сердце комедию-мелодраму. Энглхорн был ужасно благодарен Бекстеру. И счастлив. И снова свободен. И даже больше. Несмотря на то, что его приглашали на премьеру, капитан уплыл из портового города, которого никогда не любил. Уплыл и не вернулся.

Mumford and Sons – Little lion man