Пьяная вишня

Автор главы: Мантис       Слаженный черепаший дуэт нарушился, стоило Моне напомнить, что вообще-то кое-кто чересчур увлекся и совсем позабыл, что существует что-то еще, кроме музыки и необходимости не облажаться и вести линию без обидных ошибок. Остановившись, Микеланджело чуть осоловевшими глазами смотрел на девушку, словно силился вспомнить, кто это и почему он совсем о ней забыл. Впрочем, отстраненное недоумение быстро завершилось счастливым узнаванием, и теперь пьяноватая черепашка внимал вызывающим словам ящерицы, параллельно отметив, что под играющую ныне музыку и впрямь как-то им не стоит танцевать, она же, ну, девчачья. Так что, сделав щедрый приглашающий жест, он отступил на пару шагов назад, освобождая пространство (случайно пнув что-то, до этого снесенное на пол в их с Моной открывающем сезон пьяных безобразий танце) и приготовился оценивать чужие показательные танцы по десятибалльной шкале. От собственных недавних энергичных телодвижений он сбил дыхание и теперь отдыхал, привалившись к плечу более рослого брата, благодушно улыбаясь начинающей свой танец Моне. Вот она шагает, и идеальная плавность ее движений вызывает прилив искреннего и, даже можно сказать, горячего, одобрения в душе младшего и он начинает покачивать головой в такт, с растущим восторгом наблюдая за тягучими движениями девушки. Потрясающе, как она двигается, как ее движения перетекают одно в другое, согласно музыке меняя темп. Особенно радует Микеланджело ее хвост, вот кто бы мог подумать, что это такая полезная в жизни вещь! Как никогда прежде ему самому захотелось иметь подобный длинный, сильный, словно змея, и способный вот так удачно участвовать в танцах хвост. Отпадная часть тела! Волосы вьются за ней шлейфом, золотисто поблёскивая в электрическом свете, скрывая лицо, но Микеланджело и не замечает это, воспринимая всю ее фигуру цельно. Музыка и томность чужих движений приковывают его внимание, не давая отвлечься на что-то еще, он очарован и едва вздрагивает, когда чужие изящные пальчики касаются его лица, легко и едва уловимо, но столь неожиданного для него. Он моргает, словно магия танца на мгновения отпускает его, и вновь замирает, с широкой улыбкой и восхищением на физиономии, следя за близко подошедшей к ним ящерицей. Вблизи ему стали даже видны мелкие чешуйки, по которым пробегают матовые блики света, так красиво. Удивительная пластичность, удивительная мягкость. Просто выше всяких похвал. Он чувствует, что взволнован и не вполне осознает, почему. Как-то совсем незаметно он становится еще ближе к брату, но едва отмечает этот факт, ведь музыка играет, и танец продолжается. Он ощущает, как чужая тонкая ладонь касается его плеча, почти сразу – затылка, и вот уже тяжесть переходит на концы банданы. Он хочет повернуть голову и посмотреть, что там с ней творится, но уже в следующую секунду от этого движения только врезается в лоб старшего. - Ой! - шокированный внезапный ситуацией, в которой он оказался, не зная, что еще предпринять, он упирается ладонями в плечи Донни и с усилием пытается отодвинуть его подальше от себя, не осознавая еще, что держит его вовсе не брат. Голубые глаза зияют чернотой расширенных зрачков и выглядят бессмысленно, несмотря на то, что в голове Микеланджело поднялся настоящий балаган из мыслей, вроде: «что случилось?», «что делать?», «не так близко!», «какого панциря», «да уйди уже от меня». До слуха его доносятся слова Моны, полные коварства, и в глаза мелькает понимание, но он все равно пытается избавиться от физиономии брата, упорно маячащей перед самым носом. Да еще на что-то намекающий странным требованием. - Чего? Сам в себя дыши, сивушная ты морда, - возмущается он, отворачивая лицо, насколько это возможно. Он, конечно, любил братьев, и все-такое, но личное пространство никто не отменял. - И стой смирно, я сейчас... – вообще, настроение Майка, от восторженно-расслабленного, начало резко забирать в сторону напряженно-раздраженного, и подчиняться здравому требованию Донателло очень не хотелось, хотя он и понимал, что к чему. Напоследок сильно дернув головой, он все же замер, позволяя брату поймать узел и попытаться его развязать. Пока Дон старательно пыхтел ему в лицо, Майки нашел, на кого отвлечься. Конечно же, на виновницу их дурацкого положения, заливающуюся хохотом и даже может, что обиднее всего, тычущую в них пальцем. - Это знаешь ли, было подло! И хватит смеяться! – заворчал он, пережидая ужасное время, пока брат ковырялся с каким-то жалким узлом. И тут, уже собираясь опять укорить ящерицу, он неожиданно освободился, и на автомате сделал пару шагов вперед, пытаясь вернуть равновесие. Толчок в плечо – это Донни врезался в него, разворачивая черепашку спиной вперед, и вот Микеланджело уже пятится спиной, благополучно тормозит, врезаясь в стеллаж. От удара сверху посыпались коробки с кассетами и бог весть, чем еще, весельчак же приземляется на пятую точки и успевает лишь голову прикрыть от коробкопада. Рядом тут же оказываться брат и помогает ему подняться. - Ого, - Майки вертит головой по сторонам, приходя в себя, и коротко кивает, - Да ерунда, главное, освободились, а вот детка сейчас у нас получит, – он кидает мстительный взгляд на Мону и грозит ей пальцем, но все же не может сдержать улыбку, сводящую на нет все его попытки выглядит сердитым. Нелепое приземление поубавило ему раздражения. Взгляд упал на одну из коробок, что приземлилась на его макушку и мысль о коварной мести отодвинулась в перспективе. - Вау, это же «Твистер»! – он неподдельно рад своей находке, - чуваки, мы просто обязаны сыграть! – не терпящим споров тоном заявляет он, поднимая игру с пола. – Прямо сейчас. Такс, - он отходит к дивану, не мешая старшему брату прибираться (чего он, дурак, что ли, помогать еще). Быстро открыв коробку, он принялся шелестеть правилами, сбагрив коврик с разноцветными кругами на попечение Моны Лизы. - Расстилаем, - бодро прокомментировал он эту передачу, и без особого интереса проглядел правила. Увы, пришлось убедится, что без ведущего (или судьи), никак не обойтись и, как бы ему не было обидно, праздник он устраивал главным образом для этих двоих, так что, печально вздохнув, он принял решение принести себя жертву во имя наступления покоя и счастья в убежище. – Я буду судьей, а вы играете! – чтобы как-то смягчить ультиматум, он виновато улыбнулся: - я, кажется, немного не в состоянии, – наврал, конечно, опьянение от кувырков и связывания у него почти прошло, но глаза по-прежнему были темными, что говорило о том, что алкоголь все еще был в его крови и не самом безобидном количестве. Вытащил рулетку и уселся с ней по-турецки на пол, неподалеку от расстеленного игрового поля, поглядывая на обоих участников игры. - Готовы? Мона первая! – приняв вид важной шишки, он запускает рулетку. Мона будет первой, потому что пластичнее Дона, а дать брату фору он просто обязан. Брат же. Да и вообще. Черепашка должен выиграть. – Правая нога на зеленое! Дон, - он вновь запускает стрелочку, - левая нога на синее, - он удовлетворенно улыбается.