Tick-tock goes the clock as time is passing by Don't you know this moment will exist and fade to black. When we look back upon mistake We try to find the way. Never let the sticks and stones break bones and beat us through.
Кажется, он и сам не заметил, как задремал в этой своей неудобной позе, с болезненными мыслями и тихонько бурчащим желудком. Плавно, незаметно, усталый мутант погрузился в сон, полный старых, таких далеких от нынешней жизни воспоминаний, когда это Убежище еще было населено четырьмя юными черепашками-мутантами и их мудрым отцом. Как давно это было, словно в другом воплощении.. Голова соскользнула ближе к плечу, откидываясь на спинку дивана, грудь медленно вздымалась, следуя умиротворенному режиму отдыха. Несмотря на свой взрослый возраст, Микеланджело совершенно не храпел, и тишину покинутого Убежища ничто не нарушало, даже прежде свойственный ему в юности сонный бубнеж давно исчез, подсознательно подавленный необходимостью соответствовать новым жестокими реалиями мира, в котором тишина – один из важнейших факторов выживания. Он заснул, пребывая в опечаленном настроении, но сейчас его сны были наполнены счастьем и благополучием лет давно минувших, и так часто нахмуренные брови сейчас были расслаблены, а уголки губ едва заметно приподнялись, убирая скорбь с серьезного лица. Там, где он сейчас мысленно пребывал, не существовало смерти и разрушения. Простые радости простых дней в кругу семьи. Всполохи всех четырех цветов, строгий голос отца, ночной город, полный жизни… Тренированного слуха коснулись инородные, лишние звуки, не вписывающиеся сейчас в обычный окружающий шум, и потому пробудив мутанта ото сна, работая интуицией. Микеланджело открыл глаза, не шевелясь, и напряженно прислушался, пытаясь понять причину своей тревоги и запоздало сокрушаясь о том, что вот так вот безответственно заснул, даже не успев предупредить о том, что задержится. Мда, интересно, сколько уже прошло времени? Ему так не хотелось лишний раз огорчать свою семью, и вот, пожалуйста, заснул на продавленном диване старого дома, не озаботившись элементарными мерами предосторожности и не сообщив о месте своего пребывания домочадцам. Так вот и пропадают без вести… И чего вообще сюда притащился? Вот, вот опять этот звук, вот почему он проснулся – кто-то подошел к Убежищу снаружи и как-то неуверенно там шумит. Так, как обычно это делают мертвяки, бестолково шаря по стенам, спотыкаясь о свои же конечности, мусор и о друг друга. Поняв причину своего пробуждения, мутант расслабился и сбросил с плеч лямки рюкзака - раз он здесь нежданно остановился на ночевку, следует устроиться поудобнее и заодно таки уведомить Мону о том, что с ним все хорошо. По возвращении, правда, будет очень плохо, но что поделать? Он перевел дыхание и выключил фонарь, нечего заряд батарейки попусту тратить, а на связь выйти и на ощупь можно. Надо будет срочно что-то приврать, чтобы оправдать свою безответственность, но, не успел он сесть удобнее и потянуться к устройству связи, как раздался настолько шокировавший его звук, что он замер на месте, едва ли не задержав дыхание. Возле двери, так близко и жутко, раздался резкий скрежет. Панцирь, это место слишком действует на нервы, каким болваном надо быть, чтобы заснуть здесь? Так, ладно, все в порядке. Просто эти тухляки почуяли мои следы и дошли до входа, но им не зайти внутрь. У двери слишком сложный механизм для того, чтобы они смогли ее открыть. Все привычно, все безопасно, нет нужды беспокоиться, Убежище надежно изолировано. Но вот последующий звук ни с чем не спутаешь – звук открывающейся двери. Он тысячу раз слышал его, тут нет места ошибке. Мутант окаменел, лихорадочно соображая. Кто мог ее открыть? Сейчас точно ночь, не время для Рафа и Лео, даже если им и пришла бы в голову идея вернуться сюда. Сейчас время мертвых, и по шуму снаружи ему казалось так же, но ведь зомби не способны открыть замаскированную дверь, требующую большего, нежели толкание. Кто бы ни проник сейчас внутрь, он остановился на пороге. Микеланджело хранил полную неподвижность и медленно дышал, напряженно прислушиваясь к незнакомцу. Вот дверь с характерным шумом встала на место, а нежданный гость задвигался, да так шумно и резво, что промчался мимо распластавшегося без движения на диване мутанта и распахнул древние деревянные створки в комнату мастера. Майк уже почти решил, что этот посетитель живой, но тут крупная фигура ночного гостя издала невнятные хрипящие звуки, посылая нервную дрожь по телу черепахи. Все-таки мертвец? Он сузил глаза, наблюдая за неизвестным. Плохо дело, судя по его движениям, зомби в хорошей форме. Такие неприятнее всего, слишком похожи на живых. Его глаза уже были привычны к темноте, и он оказался в состоянии уловить эту разницу и не терять из виду противника. Микеланджело начал медленно подниматься с дивана, осторожно опираясь рукой и не отрывая взгляда с концентрированной черноты вторженца. Массивная фигура чуть сдвинулась в сторону, и, когда Майк уже полностью перенес вес на ноги и начал неторопливо подниматься, обернулась. Мутант сообразил, что, судя по всему, оказался замечен, и быстро выпрямился, принимая оборонительную позицию с оружием в руке. Вторженец показался ему каким-то смутно знакомым, с этим его горбом и общим, с трудом различимым в темноте крупным силуэтом. Невольно он подумал, что, может, это кто-то из братьев зачем-то вломился сюда, но, даже если и так, почему он так себя ведет? Неужели кого-то из них смогли обратить в зомби? Сердце в груди испуганно и ожесточенно забилось, готовя организм к физическим нагрузкам, как при любой встрече с нежитью. Несмотря на то, что девять лет как кругом ходят мертвецы, и можно было бы привыкнуть, но он все равно каждый раз ощущал легкую щекотку страха, электричеством бегающую по коже. О, Майк к ним, несомненно, привык, но мысль о том, что кто-то из его братьев, возможно, стал зомби, не могла его не ужасать. И вот, перед ним было практически воплощение его кошмара, и, глядя на него, мутант упрямо сжал челюсти, не собираясь отступать, хотя узнать правду становилось с каждой секундой все страшнее. Только не брат, пожалуйста. Вот чужак шагнул к нему, заставив Микеланджело панически отшатнулся назад, заметив блеклые белки глаз, направленные в его лицо. Споткнувшись о препятствие, он рухнул обратно на диван, вытаращив глаза на теперь совершенно очевидную черепашью фигуру, сохраняя присущее мертвяку молчание. Ужас спазмом перехватил его горло, неужели это правда? Кто? Кто?! Но он никак не мог узнать ни Рафаэля, куда более массивного и мощного, ни Леонардо, так же превосходящего размерами. Эта черепаха была ни тем, ни другим, так кто же это? Где-то на периферии сознания он давно узнал пришельца, но отчаянно отказывался давать себе волю на пустые надежды. Он попытался начать вставать, но тут неопознанный труп черепахи-мутанта вновь сделал к нему шаг, и Майки показалось, что у него сейчас сердце из груди выскочит от ужаса. Неужели сейчас его сожрет кто-то из родни, и он станет таким же? Неужели для этого судьба завела его в Убежище, принять собственный конец? Очередная попытка природы избавится от мутанта, на этот раз посредством ему подобного. Он инстинктивно попытался закрыться обеими руками, но, конечно, с отсутствием левой руки вся левая сторона по-прежнему оставалась уязвимой. Что ж, у него по-прежнему есть ноги и он найдет им применение, в случае атаки. Наверное. Зажмурив в отчаянии глаза он не увидел, как покачнулась фигура его брата и начала заваливаться назад, неторопливо, будто в замедленной съемке. Только услышав глухой грохот падения, он рискнул открыть глаза и судорожно вздохнуть, не веря в происходящее. Что случилось, черт возьми? Он огляделся, ища возможную причину падения зомби на пол во вмешательстве кого-то третьего, но вокруг больше никого не было. Тогда он осторожно поднялся на ноги и, взяв с дивана фонарь, включил и направил луч света на лежащее в пыли тело, надеясь развеять призрак своего кошмара. Но нет, на полу действительно лежал черепаха-мутант, и, осветив чужую бледно-зеленую фигуру, Микеланджело позволил себе узнать ее и с непонятным горловым воплем метнуться к телу. В голове птицой билось имя давно пропавшего без вести брата, и рука судорожно пробежалась, едва касаясь подушечками пальцев чужого лица. Страх и отчаяние разом трансформировались в волнение. Поставив фонарь рядом, он встревоженно похлопал брата по щеке, но когда тот не отреагировал, нервно склонился над его грудной клеткой. Вжимаясь лицом в чужой пластрон он некоторое время слушал уверенное биение сердца и, даже не замечая, счастливо заулыбался, позволяя себе хоть немного просто побыть полным надежды, не спеша рушить приятные иллюзии. Какая-то часть его еще отказывалась верить в то, что перед ним правда Донателло, но ему так хотелось ненадолго побыть обманутым, что он не спешил развеивать собственные сомнения и надежды. Вдруг сейчас он еще раз его осмотрит и поймет, что это не брат? Донни пропал, Донни не вернется. Может ли это действительно быть он? Не поэтому ли он пришел сегодня сюда, чтобы встретить брата? Сам Бог привел его сюда? "Панцирь, да что это со мной творится?" — он дернулся, услышав сбой в работе чужого сердца, и словно увидел себя со стороны – лелея какие-то нелепые свои идеи и надежды, опасаясь вернуться к реальности, он сейчас, очень может быть, теряет драгоценное время! Перед ним определенно Донни, а он непонятно о чем вообще думает. Сошел с ума совсем, в городе кроме них просто нет и быть не может других черепах-мутантов, так что, как ни фантастично, а пропавший брат вернулся. И ему требуется помощь, а не вот то, что сейчас делает (а именно, ничего) здоровенная тридцатилетняя черепаха-мутант. Он выпрямился, потрясенно глядя в темноту и медленно вернулся взглядом к лежащему перед ним телу. Рука легла на покатый лоб, покрытый испариной, ему даже показалось, что в его состоянии есть что-то лихорадочное. Все еще немного сомневаясь, он оглядел в свете фонаря брата внимательнее, и выдохнул с облегчением - все же, перед ним явно был умник, хотя и сильно повзрослевший. Хм, конечно, это логично, что с возрастом он изменился, но Майку было довольно странно видеть Дона ровесником, в его памяти тот совсем еще молодой. Еще страннее оказался тот простой факт, не сразу им отмеченный, что на теле нет никаких ран, насколько он мог судить в довольно скудном свете фонаря. Никаких отметин, даже тонких полосок шрамов, которых полным-полно на коже остальных троих братьев. Как же он жил до этого, не сражаясь? Это открытие заставило взволнованного мутанта чуть нахмуриться, и он сделал вывод о том, что, быть может, причина, по которой Донателло так долго отсутствовал, действительно в том, что его похитили и держали где-то против его воли. Мускулатура у него так же довольно слабо развита, а кожа как будто гораздо светлее, чем обычно. Словно там, где его держали, не было ни света, ни возможности продолжать тренировки. Или он их сам забросил? Что, если он все эти годы пребывал по своей воле в своей тайной лаборатории? Что, если теория Леонардо верна и он по своей воле их покинул тогда? Нет, это невозможно, и не о том совсем надо думать сейчас. Нужно привести Донни в сознание. Микеланджело поднялся с колен и быстро прошел к дивану, где начал лихорадочно рыться в рюкзаке, вынимая оттуда все добытое им из медицинских складов, беспорядочно разбрасывая по дивану и вокруг в поисках чего-то, что поможет ему привести брата в сознание. Он не помнил, чтобы брал нашатырный спирт, но искал, пока внутреннее чувство времени не вынудило его бросить эту затею. Бесперспективно. Он вернулся к продолжающему лежать без движения брату и на мгновение почувствовал беспомощность. Фыркнув в насмешку над самим собой, он стащил на пол наполовину разобранный рюкзак и подтащил поближе к Дону, чтобы устроить поверх его ноги, а потом отвесил парочку пощечин, надеясь, что это поможет. Увы, на «нежные» похлопывание реакции не было. — Эй, Дон, так не пойдет, - он начал говорить вслух, находя в этом некое успокоение. – Только вернулся, и сразу в отруб! Даже не поздоровался, - он вновь порылся в рюкзаке, теперь ища в его недрах бутыль с питьевой водой. – Или это ты там тогда здоровался? Я чуть не умер со страху! Вообще говоря, что-то ты задержался, - ворчливо упрекнул он, пока брат не очнулся. Ему бы не хотелось обвинять Донни в лицо, по крайней мере, когда тот в таком состоянии. Открутив крышечку с бутылки, он набрал воды в рот и, склонившись ближе к бледному лицу брата, резко выдохнул, как из пульверизатора обрызгивая его. И с облегчением выпрямился, наблюдая, как дрогнули веки приходящего в себя Донателло. — Ну, ты как? Приходишь в себя? – он не стал больше наклоняться к его лицу, опасаясь испугать нависающей тенью. Ответом ему был тихий, слабый хрип, тогда Майк придвинулся ближе, коленями упираясь практически в его плечи. Рука скользнула к основанию шеи и панцирю, приподнимая пока еще вялое тело. Еще чуть подвинулся, подпихивая колено под голову и карапакс, и, теперь склоняясь над ним, вновь захватил ладонью край панциря и подтянул на себя еще, насколько возможно, чтобы брат полулежал, опираясь на него. Все-таки, вторая рука бы ему сейчас не помешала. — Глотни-ка, - он поднес бутыль ко рту Донателло, помогая тому сделать глоток. – Думаю, смочить горло тебе не помешает. Отдохнешь сейчас немного, и я тебя на диван перетащу, если не сможешь сам. Окей? – он слабо улыбнулся в темноте. Фонарь замигал, намекая, что бестолковая черепаха просадила почти весь заряд, пока без стеснения совести дрыхла, не выключив его. — Ты вернулся, - пока Донни отдыхал или собирался с мыслями, Майка потянуло на монологи, раз уж его брат хранил молчание, по какой-то причине неспособный говорить. Он надеялся, что вода поможет, либо смочит голосовые связки, либо просто восполнит хоть сколько-нибудь возможное обезвоживание. – Мы почти перестали верить, но все-таки верили. И ты вернулся! – его тихий голос наполнился подавляемым торжеством. Рафаэль и Леонардо всегда были настроены более скептически, переживая более остро из-за своего отшельничества. Так хотелось спросить о причине его отсутствия, ведь это долгие годы тревожило умы всех, кто знал его и кому он был дорог. Усилием воли он заставил себя отвлечься, смысл спрашивать, если брат не может ответить на поставленные вопросы? — Мона будет просто счастлива, а мальчишки… Ой, наверное, мне стоило оставить это на потом, как сюрприз, но что-то подсказывает мне, сюрпризы тебе пока противопоказаны, - он имел ввиду, конечно, тот взгляд, с которым Дон смотрел на его культю, - Не обращай внимания, - он дернул плечом, задетый тем, насколько сильно его искалеченное плечо завладело вниманием брата. – Ты привыкнешь, - добавил позже, видя, что его слова как-то мало что изменили. Дон показался ему таким уязвимым, такое у его было лицо, что напрягшийся было Микеланджело решил все же дать брату некоторые объяснения по поводу своей старой травмы. – Меня укусили эти. Ты ведь видел их? – он на мгновения хмурится, на теле брата нет никаких ран и оружия с собой тоже. Как он дошел сюда через город, кишащий мертвецами? Не мог же он пропасть где-то здесь, поблизости от Убежища. – Черт их знает, как вирус подействует на такого мутанта, как я, но не оставлять же проверить, верно? – он натянуто улыбнулся, шевельнув культей, словно хотел выразительно взмахнуть отсутствующей конечностью. На самом деле он имел представление о том, насколько вирус опасен для них. Тогда, будучи отрезанным от Моны и ребят, вот так же, как сейчас, на всю ночь, он сидел с наложенным кое-как жгутом на целой пока руке, не считая рваного укуса на предплечье, где кусок мяса болтался на лоскуте кожи. И все время, пока ждал рассвета, кусая от боли губы и прислушиваясь к странным ощущениям, идущим от конечности. Чем больше шло время, тем отчетливее он чувствовал , как что-то в его руке перестраивается, вызывая судороги, неконтролируемые сокращения мышц, а позже и вообще движения. Это не было от боли или перенапряжения, или еще по каким натуральным причинам. Майк тогда совершенно точно понял, что его рука больше не принадлежит ему. Чем холоднее она становилась, тем отчетливее это становилось ясно. Возможно, его голова в какой-то мере была не в порядке от всего навалившегося, но ощущение чужой воли, крадущейся все выше по его нервам и мышцам, он помнил замечательно и иллюзий по поводу возможной безвредности укуса зомби больше не имел. И по возвращении настоял на ампутации даже большей части руки, чем требовалось по медицинским соображениям. Никогда больше он не позволит части себя стать врагом. — Но это совсем не интересно, поверь мне. А вот что касается нашей семьи, - он запнулся, невольно вспомнив, что брат совсем недавно буквально ворвался в комнату сенсея, и это сбило его с намеченного хода разговора. Стоит ли сейчас сказать ему о мастере, или таки донести радостные новости о Моне и ребятах? Или лучше закрыть грустные вести радостными. И вновь так хотелось спросить, почему? — Мастер умер, Донни. Почти сразу, как ты исчез, - его голос дрогнул, он внимательно всматривался в лицо брата, как вдруг поле зрение подернулось и размылось. Не сразу он понял, что это слезы нашли дорогу и теперь дрожат на поверхности глаза, слишком скупые, чтобы сорваться вниз. У него было время привыкнуть. Он прочистил горло, шумно втянул воздух носом, поднимая голову, чтобы избавится от выступившей влаги на глазах. И все-таки не сдержался, возбужденным шепотом скороговоркой вываливая рвущиеся наружу вопросы: — Ну, почему, Донни? Почему ты ушел? Где ты был все это время? Ты знал, что Мона ждала детей? – он успел вовремя проглотить лишь «как ты мог пропасть так внезапно?», пообещав себе не торопиться с такими похожими на обвинения вопросами. Чтобы сгладить возможный шок брата, он прогнал озабоченность со своего лица и заставил себя улыбнуться, что удалось, стоило ему припомнить лица своих племянников. — У тебя отличные сыновья, в полном здравии, и с Моной тоже все хорошо, не волнуйся. Утром мы вернемся к ним вдвоем, и ты сам убедишься, а пока надо предупредить твою склонную к нанесению побоев жену о том, что я все-таки жив, - о, он уже предвкушал торжество, когда он и Дон появятся на пороге дома, и Мона, позабыв, зачем ей скалка, бросится на грудь вернувшегося из неизвестности Донателло. Очень успокаивающее зрелище для того, кто прогневил ящерицу и боится получить новые синяки на свое и без того достаточно покалеченное тело. Он запустил руку за пояс, вытаскивая устройство связи. — Самопальный аппарат, работает благодаря стараниям Моны, - пока шел вызов пояснил он. Когда раздался грозный рык ящерицы на той стороне, он невольно заулыбался, чуть виновато, но искренне. Что ни говори, а от появления пропавшего любимого родственника у кого угодно настроение будет просто отличным. Он не дал Моне и шанса начать разбор полетов. — Хеей, детка! Как дела? Я тут задержался немного, ничего страшного, сейчас в старом Убежище отсиживаюсь, ага! – в ответ грянул гром и Майк, хихикнув, отодвинул трубку от ушей подальше. Даже Дону, должно быть, были слышны гневные вопли саламандры, сотрясающие динамик. — Обстоятельства, детка, всего лишь непредвиденные обстоятельства, - когда накал страстей поутих и его собеседница притихла, дипломатично извернулся Микеланджело. — Я в полном порядке, не переживай. Мальчишкам привет! – и стремительно выключил аппарат, не дожидаясь новой порции брани, заметив, что Донни слишком уж сильно забеспокоился и начал что-то стараться произнести. — Эй, лучше побереги силы, бро, - обеспокоенно посоветовал Микеланджело, кладя единственную руку поверх его пластрона, придерживая на месте. — Вот так с ней всегда, опасная женщина! Как бы тебе шлем не понадобился.. – задумчиво протянул он, неожиданно даже для самого себя подмигнув. — Хочешь еще попить? Где-то у меня был шоколад… Точно, я вроде не успел его вытащить из рюкзака. Подтащи-ка мне его, он прямо под твоими ногами, ага. Спасибо, - он ухватил наполовину разоренный своими же силами рюкзак за одну из лямок и подтащил к себе. И принялся в нем копаться, высунув от усердия кончик языка, и временами заглядывая внутрь. Хорошо, что найденный шоколад в целом не трудно отличить на ощупь от прочей медицинской лабуды. — Нашел, будешь сейчас? И давай-ка попробуем на диван переместиться. Встать сможешь? Океей, держись за меня крепче, - всего-то пять минут вдумчивой возни и вот однорукий инвалид помогает дойти пышущего жаром лихорадки и измотанного восставшего «коматозника» до дивана. — Не слишком ли много новостей для тебя, а? Жуй шоколад, ладно? Нужно отдохнуть, сейчас я вернусь, поищу подушку и одеяло, ну, что-то такое. Никуда не уходи, даже не вздумай вставать, - он погрозил Дону пальцем и подхватил в руки мигающий фонарик. Ему не нравилась мысль оставлять едва держащегося на ногах брата в весьма затуманенном сознании одного, но, если тот болен, его нужно чем-то укрыть, здесь довольно прохладно. Уверенности в том, что в покинутом Убежище могло остаться что-то из подобных вещей, не было, но попытка не пытка. Он мигом. И правда, он обернулся меньше, чем за пять минут, найдя все нужное в лаборатории Дона. Неудивительно, когда Донателло пропал, там старались ничего не трогать, но десять лет – это много даже для законсервированного помещения – одеяло было влажным, как и две подушки, но без каких-то сильных характерных запахов порчи. Надо будет заняться Убежищем, в самом деле, сделать из него хотя бы приличный перевалочный пункт или место для ночевки тех, кому не повезло дойти до своего дома до ночи. Он взбил одну подушку и уложил ее на диван. — Нам повезло, гляди, какая роскошь и все нам! Осторожно. Вот так, ложись, я укрою тебя, - он заботливо подоткнул брату одеяло, и начал устраиваться сам, сидя на полу, уложив подушку на край дивана на уровне груди Донателло. Так он мог слышать его дыхание. — Вставать надо будет рано, за задержку Мона меня сожрет, так что самое время отдыхать. Если что понадобится, буди, окей? Будешь плохо себя чувствовать, тоже буди, лады? – Он требовательно просверлил взглядом глаза брата, дожидаясь ответа, и, наконец, устроился на отдых, уложив голову на подушку. Фонарь так же был предусмотрительно потушен, иначе выходить бы им пришлось в полной темноте. — Я так рад что ты вернулся...***
В Убежище не было будильника или хотя бы часов с такой функцией, но он все равно проснулся на рассвете. Несколько часов сна в такой обстановке не располагали к долгим валяниям в постели, да и тело затекло в сидящей позе. Микеланджело с хрустом потянулся, и прошелся по темнеющей гостиной, разминая шею. Произошедшее вчера не казалось ему сном, но почему-то все равно было страшновато. Он включил фонарь и пошёл будить брата, внутренне напрягшись. Вдруг на диване никого нет? — Дон? Нам пора, просыпайся, - по его руке прошла дрожь волнения, когда его ладонь опустилась на чужое чешуйчатое плечо. Все-таки брат здесь. Он справился с дурацким искушением посветить ему в лицо, и просто сидел в ногах, дожидаясь, когда блудный брат придет в себя после сна и будет готов к длительному переходу, что им предстоит. — Понимаю, это не бог весть что, но другой пищи у меня с собой нет, - протянул ему кусок все того же плиточного шоколада, а потом – бутыль с остатками воды. — Силы нужно подкрепить. Дашь знать, как будешь готов, ладно? Не вставай без меня. Я схожу, гляну, как там обстановка снаружи, вернусь через минут десять. Не вставай! – он еще раз убедительно повторил свою просьбу, сурово сдвинув брови. Ему нужно было узнать, спокойно ли там, за дверью Убежища. Не хотелось бы выйти с братом на плече прямо к лежащим ничком зомби. Они, конечно, поутру отправляются в страну снов, но разбудить их не слишком сложно. У них двоих это получится легко, если не предпринять никаких разведочных мероприятий. — Отлично, пора выдвигаться, - Майк вернулся, как и обещал, не больше, чем через десять минут. Как и прежде, эта часть канализации была относительно, но безопасна. Он проверил весь путь до ближайшего выхода на поверхность, и не встретил никаких признаков хотя бы одного мертвяка. Осталось дело за малым – закинуть собранный рюкзак на спину, закрепить, и как-то при этом полноценно оказывать помощь Донателло. Да, что-то тут явно было не так. Впрочем, он не долго размышлял над неожиданной дилеммой и решил ее в пользу дорогого и любимого брата, а как же. А за вещами вернуться и потом можно будет. — Ты готов? – Он помог брату встать и опереться на себя. Единственная рука поддерживала Дона за талию, и Микеланджело в очередной раз ощутил всю свою неполноценность. Он скрипнул зубами, начиная движение. Будь у него две руки, Дону бы не пришлось пересиливать себя и заставлять свою явно нездоровое тело так перенапрягаться. — Осторожно. Если что, дай мне знать, не тихушничай, ладно? А то знаю я тебя! Нынче в Нью-Йорке надо держать ухо востро. – И они двинулись на выход, на такой скорости, какую мог себе позволить Дон (насколько Майк это чувствовал). Чтобы открыть дверь, брату пришлось постоять немного у стены, а после торопливо ковылять через открывшийся проход на выход. А уж как они выходили из канализации на поверхность, и вовсе вспоминать вряд ли захочется. Майк не мог выгнать из головы мыслей о том, что поберегись он тогда, уберег руку, все было бы не так тяжело и до безумия нелепо, но что поделать. Прошлого не изменить. Наконец, они почти на месте, и чувство того, что они дошли, что он все же смог доставить Дона домой, окрылило Майка. — Пришло время для счастливого звонка! – они стоят у стены, пока мутант вызывает Мону Лизу. Еще немного запыхавшийся, он с трудноподавляемым торжеством и нетерпением ждет ее ответа. А вот и славный сонный голосок, Микеланджело улыбается уголками губ, предвкушая грядущую страстную встречу. - Уже двигаю домой, детка, все нормально, - он с легкостью перебивает ее, полную тревоги и волнения, - Я даже с сюрпри…зом, - оу, это было грубо, так перебить. Он отключается и вновь приобнимает Донателло, намереваясь продолжить путь. Осталось совсем немного до входа в их с Моной и племянниками дома. Он стучит условный сигнал и подбадривающе улыбается, предполагая переживания и терзания своего старшего брата. — Вот оно, а? Надеюсь, Мона меня не вырубит с одного удара, а то было бы обидно пропустить такую встречу. Не волнуйся, все будет хорошо.