***
Мона сильно уставала после родов, стресс, со всеми вытекающими последствиями, отсутствие здорового сна и постоянные волнения. Она конечно доверяла обожающим новорожденных племянников дядюшкам, но старалась не оставлять крохотных, попискивающих Сандро и Данте наедине с Леонардо и Рафаэлем. Возможно, в некоторой степени это немного оскорбляло старших братьев, но… Хватило одного единственного раза, когда опять повздорившие мутанты чуть не уронили расплакавшегося Данте, и если бы не вовремя подоспевший Микеланджело, ребенок непременно бы оказался нежной младенческой попкой на холодном полу убежища. Так что Майк исполнял роль добросовестной нянечки-сиделки, которую изредка подменяли по одиночке Рафаэль, или Леонардо. Ящерице же надо было хоть когда-то высыпаться и отдыхать от своих чад. Мона спала, а Майк сидел в своей комнате, чутко прислушиваясь к мнимой тишине в наполовину пустующем доме, уложив хвостатых, смешно дрыгающих толстенькими зелеными ножками малышей на собственную постель — которую вот уже год как взял в привычку тщательно заправлять и не оставлять на полу раскиданные вещи. — Ну что малец, вырастешь, будешь всех мирить да? — взяв в большие, широкие ладони черепашонка, доселе пытающегося поделиться со своим похныкивающим братцем погремушкой, весельчак поднял его над головой, широко улыбаясь и жмурясь, — Как папа, да? Сани? — кроха радостно дрыгнулся в чужих руках, напустив слюней и широко раззявив в умилительной, ответной улыбке беззубый рот. Его брат возмущенно пискнул, тоже требуя к себе внимания, на что Майкстер незамедлительно отреагировал, сгребая к себе обоих мальчишек, уложив их на свою жесткую грудь, завалившись панцирем в подушки, — Ну не плачь, малыш, будь хорошим мльчиком, м? — приблизив скривившуюся в приступе очередного каприза зеленую мордашку к своей усыпанной веснушками физиономии, мутант тепло прижался губами к крошечному, сморщенному лобику, нежно разглаживая вредные морщинки, — Маленький мой Дани. Ты будешь настоящим защитником нашего братства. Будешь защищать дряхлого дядю Майка, верно? Ах ты проказник, ну вот за нос то зачем! — рассмеялся шутник, схлопотав по грубоватой, широкой переносице возмущенный шлепок маленькой лапкой. Ну точно мамкин вредный характер, даже взгляд ее, исподлобья, возмущенный такой. — Полежите здесь, — оставив племянников ползать хвостами кверху на мятом покрывале, осторожно придвинув к краю стул, чтобы не дай бог дети не свалились на ковер, черепашка метнулся к столу, быстро закопавшись в его бездонные недра, — Ага! — и с торжествующим коротким восклицанием извлек на свет божий стопку разрисованной бумаги, перевязанной бечевкой и затертую, толстую книжку с размытым годами изображением японской деревушки в окружении цветущей розовым деревьев сакуры, — Смотрите что нашел ваш дядя! — отодвинув скрипучее кресло в сторону, Майк опустился на корточки рядом с пускающими пузыри карапузами, с увлечением раскладывал по мятой ткани разноцветные, вырисованные неуверенной детской ручонкой изображения. Самые разные, такие, какие мог только выдумать юный, изобретательный до фантазий ребяческий ум. Он хранил рисунки не только свои, но и Рафаэля, Леонардо… Донни. Мутант с огромным удовольствием, тихо, успокаивающе, с затаенной ностальгической ноткой рассказывал о сюжетах этих простых и милых картин, и в конце концов выложил перед любопытно хлопающими ресницами немногословными слушателями одну большую картинку. Она была нарисована на ватмане, сохранившаяся настолько хорошо, что казалось черепашки нарисовали ее только вчера — переплетающиеся краски фломастеров, карандашей и мелков выглядели совсем свежими, как и бумага. Ровная, белая, гладкая, с изображением четырех цветастых, существ с длинными хвостами, которые стояли на фоне лучистого солнца, облаков и замысловатых ‚домиков‘ и держались за руки. Или за когтистые лапы. Показывая картинку племянникам, Микеланджело достал зажатую подмышкой книженцию, распахнув ее и осторожненько сдув в сторону переполняющую ее пыль, — Кх, кх… Давно же я ее… не открывал, — прошуршав выцветшими страницами и подслеповато щурясь, пытаясь прочесть побледневший текст, Майк пересел на край кровати, то и дело бросая бдительные взгляды на младенцев, чтобы те не расползлись и не пропали из поля видимости дядюшки, зарывшись в одеяле, — Нам было шесть, когда я, дядя Лео, дядя Раф и ваш папа нарисовали эту картинку. Вместе. Ваш дедушка тогда нам рассказывал удивительную историю из старой книжки, мою любимую, конечно же, — задорно коснувшись, кажущимся по сравнению с головками малышей огромным шершавым пальцем нежного, вздернутого носика, черепашка снова с тихим шорохом перелистнул рваные по краям, серые страницы. Может дети еще слишком малы для этого? Но ведь то, что говорят нам в детстве лучше всего врезается в память. Конечно в столь юном возрасте они ничего не запомнят и не поймут, но не беда. С ними рядом те, кто всегда знают, что рассказать маленьким гениям и как их воспитать. Так же, как и их самих, ниндзя живущих в тени и всегда желающих познать свет и увидеть мир, воспитывал их отец. Микеланджело сделает так, что этот рассказ будет любим не только им, но и всей семьей и в первую очередь — подрастающими близнецами. — Это история о четырех драконах. О желтом Веселье, Ветре Востока, о Покое, синем драконе Ветра Севера, о лиловом Доброте, драконе Южного Ветра и Смелости, красном драконе Ветра Запада. О четырех братьях-драконах живших в Японии в древние и темные времена, когда злые люди стремились отыскать этих волшебных существ, поймать их и сделать так, чтобы драконы исполняли все их злые желания. Драконы защищали друг друга и свой мир от таких злодеев, держали в равновесии весь мир, держа в своих лапах природные стихии и управляя сезонами. Но однажды случилось несчастье, и могучий воин, завоевавший три государства и поставивший на колени соседние, деспот и тиран Лу Сень Ю, которому боги даровали невероятную силу, поймал одного из драконов, заблудившегося Доброту, когда тот прилег на минутку близ тисового дерева Кои, гораздо большего, чем все тисовые деревья мира. Он так крепко спал, что не заметил, как злой Лу подкрался к нему из зарослей кои, и накинул на длинную шею дракона толстую веревку. Он увез его в свой дом на самой высокой горе и посадил в клетку из стали закованной в самом горячем пламени и поставил охранять его две тысячи самых лучших солдат на свете — никто не мог забрать Доброту из плена. Только не его братья-ветра! Они должны были вернуть Доброту и спасти мир от разрушения — ведь равновесие пошатнулось, времена года перепутались и начались на земле беды от огня, воды, земли и воздуха. Ничто не могло быть как прежде, без одного, четвертого дракона… Заметив нервное шевеление рядом, черепашка тут же наклонился вниз, заслышав едва уловимый всхлип, словно пока еще мало что понимающий в истории ребенок искренне сочувствовал героям этой странной сказки. — Не волнуйся Дани. Все хорошо заканчивается. Они нашли его, и улетели в сторону закатного солнца, держась за руки… Как на рисунке! Они его нашли.***
На самом деле сложно поверить в чудо возвращения утраченного. Никто особо не интересовался, что творилось внутри однорукого мутанта, как он переживал происходящее. Здоровье… ну, а здоровье на самом деле это такая мелочь, по сравнению с эмоциональными перебоями в душе. Он всегда переживал за свою семью. Майк уже не помнил ни одного спокойного года после исчезновения Ди — да вообще, о каком спокойствии может идти речь, когда у тебя за порогом топчутся живые мертвецы, которые в любой момент могут нарушить то хрупкое подобие существования, в котором пребывало семейство мутантов. Какие бы страшные кошмары не снились маленьким Сандро и Данте, кошмары Микеланджело были нисколько не хуже, а в какой-то степени ужаснее — добросердечный и мягкий, он всегда таким был, и мерзко, отвратительно вновь и вновь проматывать, как заезженный кадр из кинофильма то мгновение, когда жуткая, красующаяся облезающими на грудь, фактически безглазая серая образина трупа, с гнилыми, кривыми зубами, прижималась к его руке, вгрызаясь все глубже и глубже в брызжущую свежей кровью плоть, откусывая внушительных размеров шмат мяса. И это еще не самое страшное в его снах — пока эти твари его глодают, словно голодные псы огромную сахарную косточку, он слышит вдали голоса своих родных, зовущих на помощь. Он слышал Рафа, как твари смачно хрустят его разломанным панцирем, Лео, чей хрипловатый вопль тонет под грудой мертво-живых тел, голоса насмерть перепуганных Моны и детей, больно даже предложить, что проклятые зомби с ними могут сделать. А Майк не в состоянии помочь. Потому что его уже нет… Кажется он даже видит свою оголенную кость. Как встать? Как помочь, как спасти? Как перестать слышать эти преисполненные боли вопли?! — МАЙК!!! Было задремавший ‚безмятежным‘ сном, полным кошмаров мутант с грохотом подпрыгнул в собственной постели, комкая одной рукой одеяло и обезумевшим взглядом уставившись в потолок, словно это сейчас не иначе как сам Господь позвал его к себе в Вальхаллу. Он бы удивился эту меньше, чем раскатистому реву старшего брата, доносящегося со стороны холла. Надо же, годы идут, а ничего не меняется. К счастью никто больше не заставлял весельчака вскакивать на ноги и нестись сломя голову, выяснять, что случилось. Там уже во всю щебетала Мона и едва слышно попискивали, словно птенцы мальчишки. А пробужденному Микеланджело только и оставалось, что медленно восстать из недр теплой постели, спустив босые ступни на старенький, затасканный коврик, с наслаждением помяв его ворс затекшими пальцами ног, прогоняя мерзостный сон, и на ощупь, вновь устало смежив веки, потянулся рукой в сторону тумбочки, на которой ожидаемо стоял стакан с холодной водой. То, что надо. Разумеется, не так просто вслепую однорукому не завалиться на бок, словно большой забавной матрешке. У мутанта были свои методы, и дискомфорт со временем превратившийся в привычку позволял ему и не такое проделывать. И тем не менее, спросонья Микеланджело не удержав тару, немного, да плеснул себе на пластрон, что подействовало на него несколько… отрезвляюще. В таком виде, сумрачно вытирающим краем одеяла грудные пластины и застала его невестка, вошедшая в его покои на правах главного доктора. Или уже не главного? В общем, не суть. — Привет детка, — пробормотал мутант, сосредоточенно промокнув центральную щель промеж широких костяных квадратов — не особенно приятно, когда в этой, кхм, ‚канавке‘ плещется водичка. Раф пришел… ну да-да, он уже услышал, как братец ввалился в гости грохоча всем чем можно, — Да горлопан он, — отозвался черепашка. Поставив стакан обратно, Майк с тяжелым вздохом опять переместился на кровать, накрыв своей единственной лапой грудную клетку и откинувшись на смятые подушки. Он старался выглядеть как можно более… здоровым, чудным, разве что немного невыспанным — в общем, таким же как всегда, лишь бы остальные перестали бегать вокруг него с тазиками, с замиранием сердца дожидаясь очередного приступа. Больше такого не повторится, он был в этом уверен. Всего один раз. В конце концов, пропавшего без вести на десять лет брата он не каждый день находит. — Мона… Все хорошо, — дождавшись, когда мутантка успокоится, проделает с его кроватью все то, что хотела сделать, взобьет подушки, разгладит складки на простыне и присядет рядышком, весельчак осторожно, ненавязчиво стиснул ее напряженные, подрагивающие ладошки, полностью накрыв их своей здоровенной ручищей, — все в порядке. Обещаю, больше такого не повториться. Так ты их с Рафом одних оставила? Главное чтобы наш чувствительный Рафи в обморок от счастья не хлопнулся. Нет смысла спорить, доказывать, что он просто не мог иначе — Лизе совсем не нужны его оправдания, Микеланджело слишком хорошо ее знал. И знал, что она так же понимала его рисковый поступок. Он не хотел никого беспокоить, ведь всего-то нужна доза давно привычного лекарства, за которым он бы спокойно вернулся в старое логово. И почему он не успел этого сделать, скольких бы хлопот они избежали. Жаль, что Дону довелось его увидеть таким. Молча поглаживая тонкую, бледную чешую, услужливо подставив для утешения хранительнице их домашнего очага свое крепкое, веснушчатое плечо, Микеланджело расслабленно смотрел на нее поверх растрепанных, торчащих во все стороны рыжеватых волнистых ‚перьев‘ подстриженных волос. Бедняжка. Конечно она была расстроена. Похоже она даже плакала совсем недавно — ее салатовая мордашка с побледневшими крапинками, некогда аналогично напоминающими задорные веснушки как и у него самого, была бледной и помятой, похлеще чем у ее ‚пациента‘, а под глазами припухлые, воспаленные мешки вкупе с заметными синяками. Наверное, это правильно. Всмысле… Скорее всего, она успела выплакаться в объятиях изобретателя, в кои то веки позволив себе слабость, излить все то, что скопилось у нее на сердце. Майк даже уже не помнил, как, и когда в последнее время видел эту сильную ящерицу в слезах. Пожалуй… пожалуй в последний раз это было, когда заболел Дани. Аккурат перед тем, когда шутник раз и навсегда лишился руки. Малыш выглядел таким слабым, загибающимся… угасающим на глазах, что материнское сердце не могло выдержать этого зрелища. Все лекарства, что были у нее, не могли остановить болезнь. И тогда Микеланджело пришлось сделать весьма рискованную вылазку – наведаться в больницу, где этих мертвых «тварей» было полным полно. Лекарство то он принес. А вот конечность свою считай там и оставил. Тогда Мона, после его операции, с кашляющим Данте на руках, который наконец получил свои антибиотики, прорыдала всю ночь напролет и заснула рядом с Микеланджело, после того, как закончила перевязку его свежего «обрубка». - Эй… - курносый нос мутантки утыкается в точеный конопатый. покрытый шрамами бицепс, - Ну что ты, девочка, ну не переживай так. Все образумится. Ты права, мы все здесь, живые и здоровые, - поймав ее недоверчивый взгляд, черепашка беззаботно махнул рукой, растянув губы в белозубой улыбке, - Здоровые я сказал! - Майк, - ее странно серьезный, осторожный, даже боязливый тон мигом вынуждает мутанта спрятать улыбку и внимательно уставится на подругу, сосредоточенно вслушиваясь в ее короткую, преисполненную внутренней тревоги просьбу. Черепашка молча дождался, когда саламандра замолчит, и тут же размашисто кивнул, показывая ей, что все понял, и что его рот на тройном замке. Как-то вырос он уже из того возраста, чтобы разбалтывать чужие секреты, тем более такие личные. Не его дело трясти всякие там любовные треугольники, но если подумать… хоть его советов никто и не спрашивал, Майк бы очень потянул время, прежде чем сказать Донателло о том, что его супруга ему… изменила? Получается, что так. Микеланджело конечно не видел откровенной близости между Рафаэлем и невесткой, но он же, простите, не слепой. И все же мутант чувствовал, что должен сказать что-то в поддержку знатно изнервничавшейся женщине. Это не ее вина. Это совсем не ее вина. - Детка, все образуется. Я уверен, что Дон все поймет. А пионерская пати очень даже неплохая идея, - снова натянув дежурную улыбку, весельчак с коротким смехом отметив характерную особенность, эдакий магический скилл даже, портить, терять, забывать мобильные устройства, словно они ему вообще не нужны, мутант покорно завозился с пододеяльником, намереваясь встать следом за резво вскочившей ящеркой. Не нужно еще больше расстраивать Мону, к тому же Майк умело скрывал недосып, усталость как физическую, так и моральную, под привычной маской самого беззаботного и веселого члена их тайной общины. И только не мог убедить всех в своем богатырском здоровье, которого давно уже не было. Кто он теперь? Однорукий калека и просто больной мутант, который может даже от простого ушиба забиться в конвульсиях и рвать кровью. Аж самому противно, как это звучит. Зло дрыгнув ногой, пытаясь избавиться от запутавшейся вокруг лодыжки простынки, мутант едва не навернулся с кровати сердитым привидением в белом, чем изрядно напугал мирно себе катающегося на рыжей, вытертой спине Кланка. Кот с возмущенным шипением зыркнул на хозяина зелеными глазищами и благополучно шмыгнул за дверь. – Сейчас, сейчас, - дергано забормотал весельчак, спрятав благодушную ухмылку и неловко шлепнулся на панцирь, оставив себя без единственной опоры – руки, которая схватилась за мятое покрывало. Да что же такое-то! – Нет-нет, не надо! – спешно отозвался на вежливое предложение о помощи Майк, быстро посмотрев на замершую перед дверью саламандру и тут же вновь схватившись насмерть с нежелающей его отпускать кроватью. Эй! Малышка, ведь пока здесь никого не было, ты казалась более покладистой! - Ты уверен? - Конечно! – с веселой невозмутимостью отозвался он, - Давай детка, завари чай на всех, пока старик Майки тут встанет и марафет наведет. Мне чур мятный, если остался, и сахара побольше вывали. Все отлично, иди, - под сомневающийся бубнеж покорно покинувшей апартаменты обладателя оранжевой банданы мутантки, Микеланджело с чувством грохнулся на прикроватный коврик, гордо завернувшись в простыни и смягчив свое падение поджав ноги к подбородку, искренне понадеявшись, что громогласный рык Рафаэля по ту сторону стен благополучно заглушил звук падения черепашьего тела. - Так… ладно. Теперь потихонечку…***
Хорошо, что Майк не знал, что учудили его дорогие племянники в момент принятия важных гостей. Он вообще о драке узнать не успел, на свое же счастье, равно как и Мона. Когда мать и дядя-весельчак поцапавшихся мальчиков вышли в коридор, к странно топчущимся друг у друга Рафаэлю и Донателло, от этих мелких проказников уже и след простыл. Так что Микеланджело мог с чистой совестью и без лишних тревог начать подготовку к уютным, если это можно так сказать, посиделкам у костра на крыше их скромного особнячка-самодельной крепости. Успел ли заметить повисшее между братьями напряжение весельчак? Мда, было такое. Между прочим Майкстер даже поздороваться и поворчать на большого брата не успел – массивный панцирь одноглазого вредины профланировал мимо младшего так, что весельчак чуть носом в него не ткнулся. Грубо и все такое… Раф явно не в духе, и каждому поведению, каждой радостной реплике, или горькой равнодушной мине была своя причина. Это может и понятно, да вот только по отношению к Дону, как казалось шутнику, совершенно не правильно! Останавливать саеносца, которому нужно обдумать случившееся и переварить явление внезапно заявившегося умника, Микеланджело не стал, лишь молча пронаблюдав за тем, как мутант исчезает на кухне, а затем на несколько секунд поморщившись слушает перестук стаканов и бутылок, брат явно ищет монины заначки виски и коньяка, и возвращается к шокировано замершему посреди коридора технику, пучившему глаза в пустое пространство. Ожидал, что Раф, как по старинке бросится стискивать в удушающие обнимашки, что аж ребра наружу? Тебя слишком долго не было чувак… Слишком долго. Мягко положив руку на напряженно вздернутое плечо Донателло, шутник ободряюще чуть сжал его, коротко покачав головой в ответ на вопросительный взгляд техника, - Дай ему привыкнуть Ди. Дай ему время. Я говорил тебе. Все стало не так, как ты помнишь, ты должен готовить себя к тому, что узнаешь еще много чего неприятного и пугающего. Мы изменились. ну да ты заметил, думаю, хах, - он ободряюще хлопнул изобретателя по карапаксу, - Но самое главное – мы все еще вместе. Может быть, ты даже сможешь что-то изменить… Как это там называлось. Пофиксить… - Может быть, хорошая мысль, с этой и стоит жить на самом деле – что в любой момент все может измениться и далеко не в худшую сторону. Стакан наполовину пуст, полон – фигня все это. Вот когда стакан с гигантской трещиной по середине – вот где начинаются проблемы. Микеланджело в глубокой задумчивости направился следом за старшим, пропустив мимо ушей воркование успокаивающей возлюбленного саламандры и знакомую тихую перебранку со стороны дверей в спальню ребят. – « И чего опять не поделили,» - рассеянно подумал черепашка, на ходу подхватывая заученным движением любимый фартук, который теперь просто обычно висел на нем, развеваясь на ветру супергеройским плащом, когда Майк носился по убежищу с готовкой и уборкой, - Хэй. Рафи, как самочувствие? Где припарковал свой знаменитый вертолет?***
Пока все суетливо собирались к их скромной, как бы так сказать, вечеринке, Микеланджело занимался тем, чем обычно и занимался главный шеф-повар семейки вот уже не один десяток лет. Отсутствие одной конечности никак не повлияло на территориальное деление их дома – кухня считалась священным местом с большой печатью буквой «М» незримо парящей где-то над потолком – чтобы он отдал камбуз в чужое распоряжение, чтобы с утра жевать горелые сендвичи? Вот когда зомби им отобедают, тогда, и только тогда, он рассмотрит чужую кандидатуру претендующую на это место и его фартук с неизменной салатовой лопаточкой для блинов! Здоровенная железная миска с пластами курятины, майонеза и луковыми колечками, затерявшимися в плотной массе, каталась перед черепашкой по столу, пока мутант с сосредоточенной миной орудовал ножом по разделочной доске, срезая бледные шматки мякоти с разлапистых трупиков цыплят. Весельчак откладывал нож, пододвигал к себе плошку, и захватывая в ладонь филе, складывал его на дно «тазика», перемешивая с соусом. После чего доставал из холодильника свежую тушку бройлера и проводил те же нехитрые манипуляции, утомленно прислонившись бедром к столешнице. Кропотливая и долгая работенка. Прямо как накаркал – заслышав тяжелые шаги старшего брата, своим прокуренным баском мгновенно нарушающим священную тишину царящую в кухонном отсеке, Микеланджело с улыбкой коротко опускает голову, соглашаясь с предложением саеносца и молча пододвигает в его сторону доску с остатками нашинкованной курятинки, потянувшись к крану, чтобы сполоснуть липкую от птичьего жира ладонь, - Ну да полно тебе, одноглазый пират, - с усмешкой откликнулся на вредный говорок Рафаэля мутант, пустив холодную, тугую струю в раковину, с наслаждением сунув в нее слегка ноющие от напряжения пальцы, - я понимаю, что для тебя это не просто, но Раф… Постарайся … Просто… Постарайся, ладно? – улыбка медленно сползла с его веснушчатого бледного лица и Майк несколько долгих секунд молча смотрит на бьющую по выгнутому, железному дну раковины воду, разбрызгивающую в стороны тяжелые, ледяные капли, - Ради отца. Мастер Сплинтер был бы безумно рад возвращению Донни, и очень бы хотел, чтобы мы вспомнили… чем мы были когда-то. – Недовольный, мрачный, буровато-желтый глаз саеносца дернулся в сторону виновато бормочущего обладателя оранжевой маски и тут же убегает куда-то в сторону. Сложно понять, как воспринял просящие слова Микеланджело брат, но шутнику только и остается надеяться на лучшее. По крайней мере Рафаэль не разразился гневливой тирадой что де, все и так отлично было бы, не взбреди Дону в голову уйти тогда из дому за порцией свежего хлама. И Ниньяра бы осталась наверняка жива… - Ладно, я в общем-то все, - нарушил неловкое молчание своим чрезмерно бодрым возгласом Майк, воодушевленно пихнув блюдо с заготовкой в братский пластрон, - Так-так, двигай наверх, я сейчас подгребу, посмотрю не все ли вино ты выхлестал и оставил ли нам хоть бутылочку, - по-девчачьи захихикал черепашка, опустившись перед столом на одно колено, распахивая нижние дверцы и закопавшись в темных недрах шкафчика по пояс. Раф еще не раз подумает над этим.***
И все-же Рафаэль не спешил проявлять заботу о Донателло и кудахтать над ним столь же радостно и трепетно, как Мона, или Майк. Конечно оно и понятно, но Микеланджело нет-нет, да выразительно стрелял саеносцу глазами на тихо-смирно, как школьник на первом уроке, восседающего бочком к съежившейся саламандре умника. Они сидят почти рядом. Ну же здоровяк, скажи брату хоть что-нибудь кроме своего скупого «ну типа привет, располагайся». Демонстративный скепсис на зеленой морде старого вояки был встречен раздраженным закатыванием глаз Микеланджело – ну и шут с вами чуваки, разбирайтесь между собой сами. Чай не маленькие, чтобы старик Майкстер к вам подошел, да за ручки взял и ладошки в дружественном жесте сцепил. Вместо этого шутник решил посвятить свое время аппетитным кусочкам будущего шашлыка, поправив палочкой угли и водрузив сверху на кирпичи решетку, служащую мангалом. Методично раскладывая ровные шматки филе по ребристой поверхности чуть покрасневшего металла, Микеланджело бодро насвистывал себе под нос незатейливый мотив простой и веселой детской считалочки, даже не обратив внимания, как вскочила, и как нервно подлетела к костру до сего момента тихо-мирно восседающая между мужчин саламандра. А когда заметил… заострять на этом внимания не стал, молча пронаблюдав за тем, как оба «ухажера» непонимающе поправляют свою одежду, а мутантка обогнув костер, спешит присесть рядом с ним. Он помнил уговор с Моной, но выражение лица Донни… в общем, бедный Дон, он явно не понимает, какое пугающее откровение его ждет – уж они все осведомлены, какое у него на самом деле хрупкое и ранимое сердце, полное любви. Рафаэль хотя бы все знает и понимает. – « Мы с тобой, Рафи, прокопченные до самых внутренностей чертовы тортиллы, сражающиеся лоб в лоб с дремучими зомби и пытающиеся предотвратить зомби-апокалипсис. А Ди...» - странно, но сейчас… Сейчас Майк чувствовал, что они гораздо старше этого худого, длинного мутанта, сильно отличающегося по своей… всеобщей, кхм, целостности от всех своих братьев. Ему предстоит еще многое. Он снова опускает голову, цепляя вилкой шипящие и плюющиеся жиром куски… И чуть не свалился в обнимку с Моной Лизой! - Непрожаренный кусок дерьма! - Раф, - его голос звучит укоризненно-ровно. Саламандра рядом с ним приподнимается на своем месте, видимо намереваясь сердито прикрикнуть на сквернословящего дядюшку, да не успела. Во первых Майкстер тут же схватил ее за кисть и потянул обратно на бревно, а то с этих двоих начать вторую мировую прямо здесь не убудет, а во вторых, на крышу вышли дети и внимание рассерженной ящерицы мигом переключилось на них. Ну слава богу. Хотя нет, как оказалось не слава богу и тут. Отложив в сторону вилку и напрочь позабыв о шкварчащей на решетках птице, Майк возмущенно уставился на две гладкие, блестящие, зеленые макушки, блеющие извинения своим родителям за организованную ими мелкую свару. Микеланджело мутант воспитанный, и хоть десять с хвостиком лет он играл в доме роль наставника, и чего уж, считай отца, он без промедлений уступил место законному по крови и по всем правам родителю, молчаливо наблюдая за тем, как будет справляться в этой ситуации Донателло. Его дети, в конце концов, хоть и знал он их всего кхм, пару дней, да. – «Они ведь никогда не дрались. С чего бы это,» - конечно Дани не очень то жаловал папу, может… может Сани пытался каким-то образом расположить к Ди своего недоверчивого братишку, и вот тогда между ними вспыхнул конфликт? Приложив руку к подбородку, мутант отрешенно проследил за вредным племянником, вырвавшимся из заботливых отцовских рук и прошевствовавшим к дяде Рафу. К слову очень довольному тем, что мальчик сбежал от родного папаши в его загребущие объятия. Вот значит, у кого их ребенок научился независимо слать всех к лешему. Хорошо хоть Сани не отодвигал от себя неумелого папу. Микеланджело было перевел пространственно-задумчивые очи на другую картинку, отца с сыном и злопыхающую мать, как увесистый кусок курятины звучно, с треском шлепнулся в тихо потрескивающие всполыхи, изредка выглядывающие из под обугленных поленьев, и прямо перед его физиономией взметнулась стена пламени, на мгновение заслонившая собой весельчака от остальных. Коротко взвизгнув, мутант ловко подхватил одной рукой ведро, вскочил и принялся с испуганным лепетом плескать вокруг, в панике заливая зло полыхающие обжигающие языки, - Да чтоб вас… чуть наш ужин не погорел, а! – откинув опустевшую жестянку, мутант согнувшись в три погибели хмуро потыкал пальцем покрытые горелой, хрустящей корочкой куски курятины, - Ладно хоть не все почернели. Ну и? – подцепив одно из исходящих черным дымом филейных кусков вилкой, шутник откусил половину, шумно прожевывая толстый слой горелого, - Чего вы все такие кислые? – ткнув вилкой с надкусанным куском филе, Майк ткнул им в сторону притихшей компании, - Мы же вроде как хотели веселья, верно? А с вами, я попозже отдельно побеседую, молодые мутанты, - предостерегающе потряс горелой курятиной черепашка, чем самым вызвал не виноватые взгляды племянников, а их расслабленные, слабые, но улыбки. Дядя выглядел хорошо, и не смотря ни на что, был в своем настроении – и это, безусловно, радовало всех без исключения. - Вино на месте, запивать эту га.. кх... фу, позор. Хм, а чего бы нам не сыграть что-нибудь? Может споем? Я хоть и однорукий балбес-Майк, но пою все еще божественно, скажи детка? Ну скажи! - Угу, по утрам особенно хорошо слышно сквозь картонные стены душевой, - иронично отозвалась саламандра, присаживаясь рядом с совсем потухшим костром на кривую корягу, служащую обычно для колки дров, - Может сначала поедим? - Вы мне спалили мои замечательные бедрышки на углях, я не допущу, чтобы вы все тут уселись безмолвными хомяками, жуя горелую еду. Зомби здесь нам не помеха, если только Раф не начнет орать свои солдатские байки-страшилки-баллады спьяну, - съехидничал шутник на свой страх и риск пролавировав мимо насупившегося саеносца и шлепнув угрюмо молчавшего Дани по панцирю, - А ну давай сбегай за гитарой для дяди Рафа. Ди, - дождавшись, пока мальчуган с утомленным вздохом послушно выпутается из крепких рук дяди и потопает в сторону двери, Микеланджело обернулся к технику, вопросительно уставившись на него своими поблекшими глазами, - Помнишь что-нибудь, м? Я конечно тамадой люблю побыть, но зачем мне всю славу забирать, а?