Коронованный наемник

После нескольких мгновений тишины эльфийский монарх спешился, сбросил капюшон плаща и поклонился княжне: - Миледи, премного рад знакомству с вами. Низкий голос короля прозвучал с учтивой вельможной неторопливостью, но чуткое ухо безошибочно уловило бы в нем нетерпеливо-тревожную ноту. - Признаюсь, я удивлен, встретив вас, ваша светлость, в столь отдаленной части ваших владений и почти без охраны. Времена здесь нынче неспокойные. Княжна слегка склонила голову: - Вы прекрасно осведомлены, милорд. Однако, наряду с многими бедами, в Ирин-Тауре немало отрадных перемен, и большая часть их – заслуга ваших доблестных соотечественников. Рыцарский мятеж прекращен, гарнизон вновь приведен к присяге, и княжество понемногу возвращается к мирной жизни. Я же здесь не одна, в трех лигах меня ждет отряд, но я не устояла перед искушением первой приветствовать вас. Трандуил снова коснулся груди ладонью в жесте признательности, но холодный взгляд лазорево-голубых глаз противоречил легкому тону этой безлико-любезной беседы. Эрсилия не отвела глаз: - Ваше величество, - ее голос изменился, словно отсекая границу первых условностей, - я догадываюсь о причинах вашего неожиданного визита, хотя для меня и остается загадкой источник вашей осведомленности. Чем я могу служить вам? Король вскинул голову, и скупой солнечный луч, пробившийся меж заснеженных ветвей, на миг вычертил ослепительную дорожку по граням мелких изумрудов лихолесской короны. - Ценю вашу прямоту, миледи, - отрезал он, - и посему буду так же прям. Я получил страшную весть о тяжком недуге моего сына, посланного мною в Ирин-Таур с военной и дипломатической миссией. Мой отряд был в пути без единой остановки три дня. Не снимете ли вы груза с моего сердца, княжна? Губы Эрсилии дрогнули едва уловимой горечью: - Увы, милорд, мне тяжки эти слова, но и утешить вас я не в силах. Принц болен, это правда. И я готова немедля сопроводить вас к нему, дабы избавить вас хотя бы от мук неизвестности,- с этими словами она кивнула своему сопровождающему и натянула поводья, готовая развернуть скакуна в обратном направлении. Лицо Трандуила тронул румянец, выдавая заклокотавшее волнение: - Весьма признателен вам, ваша светлость, - ровно проговорил он, отступая к коню и вскакивая верхом. Подал короткий знак отряду, и колонна снова двинулась вперед. Поравнявшись с Эрсилией, король сдержанно спросил: - Миледи, позвольте узнать, почему ваш батюшка князь Иниваэль не удосужился послать мне известие о болезни сына? Его молчание меня весьма… озадачивает. - Князь скончался, ваше величество, - ответила княжна, и голос ее слегка дрогнул, - события вообще развивались… непросто. Слишком непросто, чтоб предпринимать простые и правильные шаги. Вы все узнаете во всех подробностях, милорд, лишь дайте время. - Соболезную вам, леди Эрсилия, - скупо, но искренне отозвался Трандуил после короткой паузы, - стало быть, теперь во главе княжества стоите вы? - Коронации еще не было, - сухо пояснила девушка, - сейчас Ирин-Таур возглавляют комендант гарнизона и Городской Совет. … Дальнейший путь проходил почти в полном молчании. Трандуил то и дело бросал короткие взгляды на тонкий профиль девицы, скорбно сжатую складку губ, чуть сдвинутые брови, желтоватую бледность, невольно наводящую на мысль о многих тревогах и бессонных ночах. В иных обстоятельствах он предположил бы, что она скрывает что-то, тяготящее ее. Но сейчас следы горечи на лице недавно осиротевшей княжны едва ли могли удивить даже более въедливого наблюдателя. А королю было не до созерцательных изысканий… За фасадом монаршей невозмутимости Трандуила скрывался изнуряющий, иссушающий, безжалостный страх. Он сидел в душе лихолесца ненасытным зверем. Он выедал короля изнутри, каленой плетью гнал вперед, и эльф терзался бесполезной яростью на Иниваэля, не известившего его ранее, на коней, не умевших вскачь нестись по заснеженным лесам, и пуще всего на Леголаса, несносно упрямого, по-мальчишески гордого, бесконечно любимого, снова вознамерившегося решить все свои беды самолично, не говоря ни слова отцу. Что с ним? Что за страшная болезнь поразила его? Неужели неожиданный вестник не лжет, и его единственного сына настигло то древнее проклятие, о котором он старался не вспоминать?.. Что за злобный оскал судьбы? Или гонец ошибся? Он выглядел сущим безумцем, когда его в тот лютый зимний вечер ввели в кабинет короля. Когда упал на колени, говорил и говорил взахлеб, глотая слова, облизывал искусанные до крови губы, болезненно морщась, а в расширенных глазах бился смертельный ужас. И отослать бы бедолагу к лекарям, черкнуть несколько сочувственных слов родне, да забыть о бессвязном бреде. Но стоило прозвучать имени Леголаса, и Трандуил бросился к гонцу, схватил за ледяные руки, всматривался в искаженное лютой болью лицо, ловил горячечный поток слов. Два дня спустя двести конных лучников во главе с королем покинули Лихолесье, устремившись вслед за отрядом, ушедшим в безвестное княжество два месяца назад… - Мой король! Трандуил встряхнул головой, потревоженный этим окликом. Обернулся, глядя, как к нему торопливо приближается один из всадников, ехавший с краю первой шеренги. - Мой король, это не дорога на Тон-Гарт! Монарх снова вскинул руку, останавливая отряд, княжна же и ее спутник уже тоже придержали коней. - Прошу прощения, ваша светлость, - Трандуил взглянул на княжну, но не заметил в ее лице и тени досады или иных, доселе незамеченных им чувств. - Изволь объясниться, - коротко распорядился он, обращаясь к лучнику. Тот же поравнялся с королем и тоже откинул капюшон: - Миледи, куда вы ведете нас? – четко и с нажимом вопросил эльф, - я прекрасно знаю дорогу к столице. Вы заводите нас все глубже в леса, не отрицайте, ибо я могу точно указать место, где мы свернули с тракта. Трандуил слегка приподнял одну бровь. Он тоже видел, что лес стал гуще, а дорога уже и ухабистей. Однако перед ним несомненно была княжна, в противном случае его бы уже предостерегли, а потому он позволил себе погрузиться в свои мысли, не особо пристально следя за направлением… - Ты берешься утверждать, что леди Эрсилия за какой-то неведомой надобой самолично ведет нас в непроходимую чащу? Где бросит нас, двести взрослых вооруженных лесных эльфов, на погибель, а сама вероломно умчится прочь в своем бархатном блио и тонком плаще? – поинтересовался он, поддавая в голос вкрадчивую металлическую ноту. Но лучник прямо смотрел княжне в глаза: - Да, я утверждаю, что вы лжете, сударыня. Вы направляетесь не в столицу. По рядам эльфов пробежал ропот, княжна же направила коня к обвинителю и остановилась почти вплотную к нему: - Лгу? – коротко и спокойно переспросила она, - вы сами себе противоречите, друг мой. Я не обещала проводить вас в Тон-Гарт. Я обещала его величеству сопроводить его к сыну. Гул в отряде усилился, но Трандуил взмахом ладони установил тишину и проговорил с холодным нажимом: - Миледи Эрсилия, я вынужден просить вас прояснить ситуацию. Мне неприятен тон моего воина и его обвинения, но я не могу не признать, что вижу в них резон. Девица же выпрямилась в седле: - Извольте, милорд. Я действительно веду вас к северу от столицы. Ваш сын, принц Леголас, не в Тон-Гарте. Спешу заверить вас, что он жив, невредим и свободен, хотя томится под гнетом известного вам недуга. Он не знает о вашем приезде, о нем несколько часов назад доложил мне мой слуга Таргис, - она кивнула в сторону спутника. Король подался вперед, стискивая в пальцах шелковистые пряди конской гривы: - Почему Леголас покинул столицу? Он скрывается? От кого? – эти вопросы отрывисто падали в тишину, словно камни. Эльфийский отряд замер, лишь изредка фыркали лошади. Девушка в ответ усмехнулась с усталой иронией: - А об этом спросите вашего соратника, милорд, который так пламенно назвал меня лгуньей. Она обернулась к своему обвинителю: - Что же вы молчите, любезный Рималл, радетель о чести эльфийской расы? Эльф дернулся, словно от пощечины, а княжна добавила, чуть понижая голос: - Не мне говорить вам об этом, но я всего лишь человек, а потому легко иду на поводу мелочных порывов. Несмотря на обстоятельства вашей последней встречи, Леголас будет рад узнать, что вы живы. Он скорбел о вашей гибели. Целитель уязвленно нахмурился, на скулах выступили яркие пятна румянца, но он промолчал, стискивая зубы. Губы же девицы досадливо дернулись, словно она уже жалела о своей несдержанности, и княжна вновь обернулась к королю: - Полагаю, сейчас это неважно, милорд. Сейчас прошу вас выслушать меня, отбросив всякие предубеждения, поскольку на кону множество жизней, бессмысленно загубив которые, вы не спасете Леголаса. Прежде всего, я не княжна Эрсилия. Глаза Трандуила вспыхнули секундным гневом, но это разоблачение прозвучало со столь невозмутимой твердостью, что он лишь кивнул: - Продолжайте, миледи. - Благодарю, - отсекла девица, - итак, в действительности я – Камрин, сестра, вероятно, известного вам главы рыцарского восстания Йолафа, нынешнего коменданта столичного гарнизона. Настоящая Эрсилия обретается в Тон-Гарте, где и будет коронована после первого месяца траура по отцу. Леголас же… - тут Камрин осеклась, ее голос неуловимо потеплел, и в нем появилась нота осторожности, словно девушка снимала с ран собеседника перевязки, стараясь не причинить излишней боли, - Леголасу пришлось нелегко. Мои земляки панически боятся больных его недугом. В его собственном отряде тоже… не все одинаково приняли тяжкую весть. Принц был вынужден покинуть столицу, перенес немало испытаний… Ныне же он находится там, куда я веду вас. Ваше величество, - Камрин запнулась, а потом добавила веско и твердо, хотя голос ее подрагивал волнением, - я не вправе ожидать вашего беспричинного доверия, но сейчас не время для уловок. А потому я не стану придумывать новых способов вас убедить. Я прошу вас, я заклинаю вас оставить ваш отряд здесь бивуаком, а самому последовать за мной в одиночку. Я клянусь вам собственной жизнью, что ни вам, ни Леголасу ничего не угрожает. Она наклонилась вперед, сминая в руках поводья, глядя Трандуилу в глаза с горячей мольбой: - Милорд, Леголас скрывается в военном штабе, командует которым мой покровитель. Я введу вас туда, и никто не посмеет даже поднять на вас взгляд. Вы увидите сына… Вам будет нелегко, не скрою, но я верю, что вы окажетесь сильнее ожидающих вас потрясений. Умоляю, не ведите за собой войско. Это немедленно будет расценено, как провокация, и я ничего не смогу сделать, чтоб остановить кровопролитие. Бессмысленное, ненужное истребление. Вы здесь не для этого, милорд! Доверьтесь мне, ваше величество. Я отвечаю собственной головой за вашу жизнь! Клянусь, вы выйдете из штаба невредимым, и никто не причинит вреда вашим соратникам! Трандуил помолчал. - Вы сказали, что мятеж подавлен. Кто же представляет в княжестве столь грозную и злонамеренную силу? Или вы снова покривили душой? Камрин на миг сдвинула брови и сжала пальцы так, что тонкая кожа перчаток туго натянулась на фалангах: - В этом княжестве есть, за что сражаться, милорд. Где есть трофеи – там найдется и сила. Но я ручаюсь за вашу безопасность. Несколько секунд король испытующе сверлил собеседницу тем особым взглядом из своего монаршего арсенала, что обычно заставлял любого чувствовать себя прозрачным и беззащитным. - Я пришел сюда за сыном, миледи, - проговорил он наконец, - моя собственная безопасность для меня не главное. Докажите, что Леголас там, куда вы ведете меня, и я безропотно пойду за вами, куда вам угодно. Но я не позволю завлечь меня в западню, когда Леголасу нужна моя помощь. Камрин тоже долго и безмолвно смотрела в тонкое мужественное лицо, словно ища в нем черты прежнего Леголаса, а потом медленно произнесла: - Доказать… Мы только вчера ужинали вместе. Он рассказывал, как дунландские варвары кутаются в краденые скатерти, как гномы скатываются со склонов гор, потому что им неудобно спускаться на своих коротких ногах, как в Гондоре пекут хлеб с миндалем и клюквой… А потом добавил, что осенью на лихолесских болотах полно клюквы. Ее собирают и сушат. И вам нравится, когда зимой ее тоже добавляют в хлеб. Вероятно, и сегодня у вас был такой к ужину… Я знаю, это не доказательство… Трандуил отвел взгляд куда-то вглубь леса и его губы на миг дрогнули, тут же сжавшись в непреклонную линию: - Леголас и его друг Сарн еще совсем юнцами любили ходить на болота за клюквой… Им казалось очень смешным ловить гадюк и пугать друг друга… Возвращались грязные, как орки, и сияющие от восторга… - он резко прикусил губу, сглатывая какой-то едкий колючий ком, и снова взглянул Камрин в глаза, - я верю вам. … Час спустя лихолесцы встали лагерем в лесу. Трандуил отдал последние указания сотенным, снова взлетел на коня и накинул капюшон: - Я готов, леди Камрин. Та кивнула и развернула скакуна на узкую тропу, ведущую в чащу. В первых лиловато-багровых мазках ранних зимних сумерек три конные фигуры растаяли меж обледенелых сосновых стволов. *** Путь был недолог, но Трандуилу, снедаемому жгучим нетерпением, он показался бесконечным. Тропа все сужалась, ветви цепляли за плечи, густо осыпая всадников комковатым слежавшимся снегом. Первую лигу Камрин молчала, потом же взглянула на короля: - Милорд, позвольте один вопрос, не дающий мне покоя. Как удалось уцелеть Рималлу? В отряде его успели оплакать. Она не особо рассчитывала на ответ, слишком сумрачно были сдвинуты брови царственного эльфа, слишком непроницаемо смотрели лазурные глаза, самой своей бесстрастностью выдавая едва сдерживаемое смятение. Но Трандуил с видимой охотой обернулся к девушке, явно желая хоть как-то сократить время пути: - Рималла сберегли сами Валар, сударыня, - пояснил король, - еще до рассвета его подобрал на отмели дозорный отряд из приграничной крепости. Он мало чем отличался от мертвого. Рималла проволокло течением подо льдом. На его счастье, ниже по руслу, где в реку впадает приток, вода была свободна, иначе он бы попросту захлебнулся. Но и без того на нем не было живого места от ран и ушибов, не говоря о том, как он промерз. Однако в крепости его удалось вернуть в бренный мир, хотя он долго хворал. Через две недели, когда Рималл смог сесть на коня, он прибыл ко мне с докладом. Договорив, Трандуил резко оборвал фразу, и Камрин поняла, что больше злоключения изменника эльф обсуждать не намерен. Похоже, невольный гонец пережил еще немало невзгод… Солнце скрылось за лесом, и в густой тени подлеска снег стал почти фиолетовым, когда Камрин вывела короля к монументальным нагромождениям каменных утесов. Штаб безмолвствовал, не подавая никаких признаков жизни, но Трандуил усмехнулся: - Я чувствую прицел как минимум шести стрел. - Это часовые, - спокойно отозвалась Камрин, - пусть вас не тревожит эта мера предосторожности. Но еще через фарлонг эльф резко осадил коня: - Мы с вами говорили о доверии, сударыня. Однако не обсудили меру злоупотребления этой ценностью, а это, как выясняется, было с моей стороны неразумно. Ведь это штаб орков, верно? Я мог бы сам догадаться, когда вы толковали мне о бессмысленном кровопролитии, но меня, признаться, ввел в заблуждение ваш миловидный облик. Кто бы мог подумать, что и прелестные девы подчас бывают на службе у Сауроновых шакалов. Отчего вы умолчали об этой безделице, миледи? - Мне нужна была гарантия, что вы продолжите путь один, - спокойно пояснила девушка, оставив без внимания ядовитый выпад короля, - вы едва ли поверили бы мне, зная, что я поведу вас в логово исконного врага. - Ваша правда, - кивнул Трандуил, - но что мне мешает сейчас же развернуть коня и помчаться прочь за своими соратниками? - Через считанные минуты вы можете увидеть сына, - молвила Камрин, - однако езжайте, ведь я не могу вас остановить. Трандуил секунду молчал, а потом вдруг выбранился в совершенно некоролевской манере. - О, я не знала этого слова, - будто ни к кому не обращаясь, заметила девушка. - Вы еще и владеете синдарином, миледи? – язвительно отрезал король, - вдобавок к вашему труднообъяснимому влиянию среди чернокрового племени? Право, ваши тайны неисчерпаемы! Но да, да, вы правы, Моргот бы все подрал! Я не пойду на попятный, когда мой сын так близко! Хотя один Эру знает, чем я смогу ему помочь, сидя в плену в орочьем каземате! - Леголас не в плену! – повысила голос Камрин, - и вам плен не грозит! Ваша воля не верить, но слово самозванки кое-чего стоит, спросите при встрече сына! Однако повторюсь, у вас нет причин доверять мне. И посему могу вам предоставить более веские резоны. Если вы не вернетесь к своему войску, Рималл немедленно помчится в столицу, он действительно отменно знает дорогу. Оттуда на подмогу вашим воинам тут же поспешит отряд Леголаса, которым ныне командует Сарн, а ему я лично показала этот штаб, куда веду вас теперь. Более того, мой брат, весьма привязанный как ко мне, так и к Леголасу, с которым успел искренне сдружиться, тоже не останется в стороне от общего веселья, у него зуб на командира орочьей рати. Так что, в случае моего предательства этот штаб в течение нескольких дней осадит армия как минимум в две тысячи копий, и начнется война, какой Ирин-Таур не знал много веков. Я уже не говорю о том, что Лихолесье всего-то за рекой, и ваша армия за неделю легко увеличится втрое. Кровь хлынет рекой, все, за что сражался и страдал ваш сын, пойдет прахом, Ирин-Таур будет уничтожен, а между эльфами и орками разразится новая распря. Согласитесь, это непомерная цена за вашу венценосную голову, милорд. Трандуил пристально и испытующе посмотрел в лицо девушки. А потом гнев в его взгляде вдруг погас, словно задутая ветром свеча, и сдерживаемая усмешка тронула уголки рта: - Не знаю, чем вы заслужили такое влияние среди этих тварей и такое доверие их главаря. Но отчего-то меня это не удивляет. В вас есть что-то особенное. Как зовут вашего… патрона? - Сармагат, - спокойно отрезала Камрин. - Сармагат… - король чуть сморщил высокий гладкий лоб, - мне незнакомо это имя, с этим вождем я не сталкивался. Что ж, ведите меня. Я готов к новому знакомству. В глазах Камрин отразилась тень каких-то невысказанных чувств, как скользнувший по земле силуэт облака, но она промолчала, чуть пришпорила коня, и король последовал за ней, слыша за спиной топот копыт безмолвного сопровождающего. … Он так и не увидел часовых, хотя отчетливо ощущал угрозу, доносимую студеным ветром вместе с омерзительным запахом дурно выделанных орочьих меховых одежд. Он оставил коня на попечение молчаливого Таргиса вместе с конем Камрин, а сам двинулся вслед за девицей по крутым каменным ступеням, грубо вырубленным в скальной породе. Те ныряли под темные арки, обрывались неровными уступами, уходя все выше и выше, пока не втиснулись меж двух утесов, уводя в темный провал. Трандуил ощутил, как быстро и нетерпеливо заколотилось сердце. Плевать на густой и тошный дух орочьего логова, будящий где-то глубоко внутри веками выстоянную ненависть. Плевать на недобрые взгляды стрел, щекочущие спину. Плевать на то, что сейчас он, вероятно, сует голову в западню. Весь многовековой жизненный опыт, все благоразумие и осторожность лихолесского короля меркли перед нестерпимой жаждой увидеть сына, увидеть живым, а там все в руках Эру… И он шел за этой странной девицей, вся суть которой вопила о том, что она опасная и ненадежная авантюристка, а его непогрешимый эльфийский инстинкт нашептывал, что она не лжет… Узкое ущелье, уводившее в толщу каменных нагромождений, окончилось массивной решеткой, сейчас поднятой, а за нею потянулся освещенный факелами коридор. Трандуил молча шагал за Камрин, чувствуя, как все нутро свивается в туго натянутую тетиву. Все здесь несло угрозу, все было чуждо, все источало опасность. Тьма казалась еще гуще, отогнанная в углы красноватым факельным огнем. Тишина, рассеиваемая лишь легкой поступью Камрин, беззвучно трепетала сгущенным, будто клей, напряжением. Но вот впереди показались двое часовых – рослые орки с могучими руками и ятаганами у пояса. Трандуил инстинктивно выпрямился, независимо разворачивая плечи, не оглядываясь на Чернокровых и пристально следя за руками: машинальное прикосновение к эфесу меча выглядело бы признаком неуверенности. К Морготу этих тварей… Но орки действительно безмолвно пропустили девушку и ее спутника, хотя король не стал приглядываться, подняли ли они глаза. Еще несколько поворотов каменного лабиринта, и потолки стали выше, факелы – ярче, и Трандуил понял, что они приближаются к цели. Вскоре коридор привел к массивной двери, немного не доходящей до верха, где каменная арка имела неправильный излом. Камрин постучала, и изнутри немедленно раздался низкий голос: - Прошу. Король ощутил, как на висках выступает пот, а кончики пальцев покалывают холодные иглы. Неужели Леголас здесь, в этом мрачном убежище… Ну же… А Камрин потянула за медное кольцо, из-за двери навстречу пахнуло теплом натопленной комнаты и запахом можжевеловых дров. Трандуил шагнул через порог, оказавшись в небольшом круглом зале, где ярко пылал очаг, у которого стоял грубый широкий стол и несколько потертых кресел. Из самого ближнего к камину поднялась высокорослая фигура с необъятными плечами и копной косматых каштановых волос. Орочий вождь неторопливо обернулся, сделал несколько шагов вперед, выходя из слепящего огненного ореола, и на Трандуила взглянули дымчато-синие глаза. - Ну здравствуй… брат, - негромко произнес орк на синдарине. *** Они безмолвно стояли друг против друга. Невероятно разные и странно схожие этой полной противоположностью. Еще резче и гротескней казались безобразные орочьи черты рядом с точеным профилем эльфа. Еще благородней обрисовывала чеканная кираса короля его стройный стан в сравнении с могучим торсом орка, облаченного в грубый кожаный камзол. Наконец Трандуил, фарфорово-бледный в багровых отсветах очага, проговорил с той особой твердостью, что обычно призвана убедить лишь самого говорящего: - Я не знаю, кто ты, только не орку называть меня братом, даже если он говорит на языке моей расы. Сармагат помолчал, а потом усмехнулся, неярко взблеснув клыками: - Трандуил, Трандуил… Ты все тот же. Гордый, непоколебимый… и помешанный на расовой чести. Отрадно видеть, что в этом изменчивом мире есть что-то незыблемое. Медленно повернувшись, он двинулся к очагу, но тут же взглянул через плечо и буднично добавил: - Я рад, что ты все же последовал моему совету. Или кто-то другой сумел, наконец, тебя убедить, что крупные изумруды вульгарны? Что-то дрогнуло в лице короля, на миг искажая его до неузнаваемости гримасой холодного гнева. Он рванулся за орком, преграждая ему путь, и глухо прорычал: - Придержи свое плоское чувство юмора, чернокровый!!! Один Моргот ведает, откуда ты знаешь так много о моем несчастном друге, но не тебе марать его память, прикидываясь им!!! - Память! – оскалился Сармагат, - да что ты знаешь о памяти, Квенди?!! Вот!!! – он схватил со стола шандал и поднес к лицу, ярко озаряя уродливые черты и рваный шрам, - посмотри в мои глаза, мой друг, брат мой, мой король!!! И ты увидишь в них пропасть, до краев полную памятью. Памятью о звездах и песнях, о победах и потерях, о веках и веках простых и настоящих радостей и печалей!!! Моя память подобна пыльным лоскутьям, каждый из которых – прекрасный, но мертвый обрывок прошлого! И все они заключены в этот неказистый сундук, от одного вида которого ты так брезгливо морщишься!! Вот, что такое память, Трандуил!!! День за днем ощущать свою смерть, день за днем оставлять в прошлом свою прежнюю суть, свои надежды, свои стремления, свои ценности! День за днем превращаться в воспоминание о самом себе! Сармагат был страшен в тот миг. Огни чадящих свечей плясали в запавших глазах, тени странными росчерками искажали лицо, шандал ходуном ходил в руке, словно орк в любой миг готов был обрушить его на голову стоящего перед ним эльфа. А Трандуил молчал, только пальцы терзали эфес меча, да вздрагивали губы, да непослушный нерв бился у самого рта, как если бы сдерживаемые ответные обвинения рвались с уст. Он смотрел в ужасное лицо, на котором полыхали чуждой им раскаленной злобой знакомые глаза. Глаза, что он по сей день порой видел во сне, просыпаясь с холодным камнем в горле и тугой петлей боли вокруг головы. Он не верил и не хотел поверить в эту встречу. Слишком долго он жил, чтоб не знать – мертвые возвращаются лишь во снах. Они несут с собою призрачную радость или светлую печаль, опустошающее горе потери или муки неутоленной ненависти, но никогда не приходят во плоти. Они слишком далеки и беспечны, чтоб дать живым наяву обнять их, отомстить им или же оправдаться перед ними… Трудно сказать, чем обернулась бы эта сцена, но на предплечье вождя вдруг легла рука в вышитой перчатке: - Сармагат, - Камрин, всеми забытая, приблизилась к беснующемуся орку и теперь стояла у самого его плеча, - я поручилась королю за его жизнь своею собственной. Вождь резко выдохнул, встряхивая головой, и со стуком поставил шандал на стол. - Жизнь… - глухо проворчал он, будто проснувшись, - не изволь беспокоиться, светлый монарх. Мне нет дела до твоей жизни… да и твоей свободы. Крылья носа Трандуила побелели от ярости – пренебрежение, прозвучавшее в голосе орка, задело его сильнее любых прежних выпадов. В какой-то неуловимо-короткий миг он забыл, зачем он здесь. Прошлое накрыло его тяжелой волной, заглушившей доводы здравого смысла и оставившей лишь желание сбросить морок, так неожиданно и страшно настигший его в этой гостеприимной и теплой комнате. - Ты не можешь быть Гвадалом, - раздельно и ясно, словно заклинание, проговорил он, - хотя знаешь о нем то, чего лазутчику не подслушать среди болтовни военного лагеря. Я сам похоронил Гвадала. Я бросил первую горсть земли на его тело, и на моей ладони еще были багровые крупицы его высохшей крови, осыпавшиеся с плаща. Я не знаю, кто ты. Откуда и какой силой исторгнут, чтоб пробудить моих демонов. Но я здесь не для того, чтоб ты судил меня. Девушка, стоящая рядом с тобой, клялась, что у тебя мой сын. Что он жив и даже не в плену. Я пришел, чтоб забрать его. Сармагат несколько секунд смотрел на эльфа. Гнев в его глазах остыл, и к орку вернулось прежнее самообладание. - Да, твой сын здесь, - уже ровным тоном ответил он, - он действительно скорее гостит у меня, чем томится в неволе. Ты хочешь забрать его? Изволь. Только что ты намерен с ним делать? Что ждет его там, куда ты собираешься его увезти? Прежнего Леголаса уже нет. А новый… С ним тебе еще предстоит познакомиться, и эта встреча может быть для тебя намного тяжелее, чем встреча со мной. Подумай, Трандуил. Леголасу будет непросто. В этом мире такие, как мы с ним, выбивают себе место дорогой ценой. … Подо льдом скованной стужей реки вода подчас беснуется, несясь неукротимым потоком, скрытым от глаз того, кто стоит на берегу и бросает на прочный лед мелкие камни. Но если под руку ему попадет камень должного размера и тяжести, то лед может дать трещину, что рванется в стороны десятком лучей, и ревущий мутный поток вырвется из плена, ломая студеный панцирь и сметая пудовые осколки. Эльфийский король умел владеть собой. Умел так хорошо, что его хладнокровие успело стать притчей во языцех, как среди эльфов, так и среди других рас Средиземья. Но порой трудно предугадать, какой камень сумеет пробить непогрешимую ледяную броню. «Такие, как мы с ним…» «Мы с ним…» Эти слова гранитной глыбой врезались в сияющую стыть королевского самообладания, вдребезги разнося его надежный щит и выпуская на волю пожиравшую эльфа ненасытную и необузданную тварь. Трандуил метнулся к Сармагату, сгреб обеими руками за кромки камзола и с размаху впечатал могучего орка спиной в стену. - Слушай меня, чернокровый ублюдок, поганый мелькоров выкормыш! – рявкнул он, стискивая холеными пальцами горло вождя, - мой сын – не чета тебе!! Какая бы беда не постигла его – он эльф и навсегда останется эльфом!! Не смей равнять его с вашим племенем грязных бездушных убийц!! А Сармагат, хрипло дышащий в хватке сильных пальцев и даже не пытавшийся сопротивляться, вдруг издевательски ухмыльнулся: - Страшно, брат? То ли еще будет… И Трандуил ощутил, как его трясет крупная дрожь оглушающего, смятенного бешенства, отчаянного, разрушительного, требующего немедленного утоления. А где-то на дне этого огнедышащего котла мутным и вязким раскаленным пластом действительно таился страх, не имевший ничего общего с еще недавно терзавшим его страхом о судьбе сына. Теперь это был черный слепой ужас, предчувствие неумолимо надвигавшегося несчастья, столь глубокого, что он не мог объять разумом этой разверзшейся бездны. Эльфы не терпят бессилия… Несколько секунд король смотрел в глаза давно погибшего друга, будто пытаясь рассеять наваждение, а потом выпустил горло орка и неуловимым движением выхватил кинжал, молниеносно занося руку для удара. Когтистые пальцы стиснули запястье эльфа, но Трандуил остервенелым усилием вырвался из захвата, и узкое лезвие глубоко распороло орку левое плечо. Сармагат издал низкий рык, черная кровь ручьем хлынула по рукаву камзола. - Больно, б р а т? – прошипел Трандуил, в каком-то неистовом угаре снова занося кинжал, - то ли еще будет… И в тот же миг чьи-то цепкие пальцы перехватили его руку, кто-то сжал его поперек торса и с силой рванул назад. Лихолесец вывернулся из хватки нового противника, дернул фибулу, отшвырнул путающийся плащ, обернулся. Закаленный эльфийский клинок, испятнанный черными потеками, хищно блеснул в отсветах огня… и со стуком выпал на пол из ослабевших пальцев. В полумраке догорающего камина перед королем стоял Леголас. Глаза Трандуила, лишь миг назад полыхавшие угольями, разом потухли, а искаженное злобой лицо вдруг стало странно беззащитным, словно осыпалась разбившаяся маска. - Леголас… - прошептал он. Он ждал этой встречи, жаждал ее, стремился к ней со всей неподдельной искренностью отцовской любви. Снедаемый тревогой после сбивчивого бреда Рималла, не знавший, чего ожидать и во что верить, он был готов увидеть сына на смертном одре. Он готовился к чему-то другому, трудно сказать, к чему. Но все оказалось иначе. Намного, почти до странности проще. Все чувства, только что обуревавшие его, в одночасье остыли, оставив после себя лишь щемящее и безмолвное счастье. Король шагнул вперед, протягивая руки… а Леголас вдруг вскинул ладони, будто воздвигая незримый барьер. - Погоди, отец, - мягко проговорил он, и Трандуил отчетливо услышал в голосе сына сдерживаемую дрожь, - сначала посмотри на меня. Король остановился, Леголас же шагнул к столу, выходя из тени, и свет шандала коснулся его лица. Трандуил замер, хрипло втягивая воздух: теплое зарево свечей наливало золотом янтарные глаза, всё те же, проницательные, лучистые, готовые в любой миг улыбнуться. И эти до боли родные глаза смотрели с безобразного лица, колдовски притягательного в своем варварском уродстве, обрамленного прежним плетением лихолесских височных кос. - Здравствуй, мой король, - тихо и твердо промолвил Леголас, неотрывно глядя отцу в глаза, и Трандуилу казалось, что сын что-то мучительно ищет в его взгляде. Он не ответил, только бледные губы разомкнулись и тут же сжались вновь. А принц меж тем обернулся: - Гвадал, ты ранен! - и это прозвучало с искренней заботой… Сармагат все так же стоял у стены, зажимая рукой глубокую рану в плече, и смотрел на короля со странным спокойствием, будто отстраненно ожидал развязки. Кровь капала на пол, поблескивая, словно чернила. Лицо покрывала неестественная бледность – орку было худо от эльфийской стали. - Пустяки, - ровно проговорил он, и брови Леголаса недоверчиво дрогнули. … Надсадный гул разорвал тишину зала, словно многотонные скалы над этим укромным убежищем раскололись и с протяжным стоном проседали под собственной тяжестью. Трандуил молча смотрел перед собой, вслушиваясь в этот рокот, вибрирующий в опустевшей голове. Слыша, как на него рушится его собственный мир. Он годами гнал от себя короткое имя прежнего друга, он уже давно научился жить с тошной горечью памяти о дне его смерти, он мчался сюда, чтоб вырвать сына из черного омута, куда сам невольно отправил его на погибель. Он встретил здесь это отвратительное существо, которое успел возненавидеть лишь за одни глаза. Невыносимо чужие на мерзкой орочьей роже, глядящие с нее так, будто имеют право на молчаливый укор. Не могущие принадлежать чернокровому похабнику, присвоенные им какой-то гнусной мелькоровой ворожбой. А сейчас его несчастный сын, его опозоренный наследник, его попранная гордость и честь встревоженно смотрел на исходящего черной кровью ублюдка и называл тем самым именем… Называл так просто и буднично, что невозможное и немыслимое вдруг само стало правдой. Такой же простой и будничной, прятаться от которой было бы обычной трусостью в самом малодушном ее облике. Король медленно отер лицо неожиданно холодными ладонями. Усилием распрямил плечи, почти ощущая на них тяжкий гнет, и подошел к сыну. Провел пальцами по пересеченной бороздой щеке, по золотистым волосам, по шипастому лбу. А потом стиснул Леголаса в горячем объятии, на которые обычно так глупо и слепо скупился. - Прости меня, - прошептал он, - это моя вина. Это я послал тебя сюда, я накликал на тебя беду. Он обнимал сына, чувствуя, как напряжены его плечи, как рваное дыхание вздымает грудь. Вот дрогнули руки и неуверенно отозвались неловким ответным объятием, но Трандуил ощущал, что Леголас все так же за стеной, отгораживающей его от отца. « Прежнего Леголаса уже нет. А новый… С ним тебе еще предстоит познакомиться, и эта встреча может быть для тебя намного тяжелее, чем встреча со мной…» Теперь король понимал беспощадный смысл этих слов. Сын стал другим. И дело было не в изуродованном лице, не в когтях и не в шрамах. Что-то изменилось в самой его сути. Что-то, что Трандуил пока не мог постичь, но это причиняло ему не былую досаду монарха, что не терпит тайн у подножия своего трона, но обычную боль отца, не умеющего понять свое дитя. Тихо отстранившись от Леголаса, король медленно приблизился к Сармагату. На сей раз он не искал объяснений происходящему. Он прямо и бестрепетно посмотрел тому в глаза, так воочию узнавая их, что сейчас ему казалось нелепым: как мог он не увидеть Гвадала даже в этом ужасном обличии. - Здравствуй, - глухо проговорил Трандуил, будто не было предыдущей встречи, и злых насмешек, и быстрой нелепой схватки. - Здравствуй, - подчеркнуто принимая эту негласную границу событий, отозвался Гвадал.