Chemical Peace

Вдруг, Мин чувствует на себе совсем другие – тёплые руки, которые спасают его из собственной вселенной боли и самоуничижения. - Всё в порядке?... Эй! Он с трудом разлепляет глаза и видит перед собой парня. У него каштановые волосы и ямочка на щеке. - Почему твою ямочку видно, даже если ты не улыбаешься? – это было первое, что пришло в больную голову Мина. - Бабушка в детстве говорила, что моя ямочка – поцелуй ангела, - парень задумчиво ткнул себя в правую щеку. - Ангелов не существует. - Может быть. С вами всё в порядке? Парень заглядывает прямо в глаза, и выражение его лица постепенно меняется. На нём появляется смесь ужаса и… сострадания? - Со мной-то в порядке, а вот с тобой, похоже, не очень. - Мин поднимается с чужих рук. – Прекрати смотреть на меня так, будто увидел, как меня истязают, - он усмехнулся. - Извините, - незнакомец моргает, словно пытается привести мысли в порядок, - у вас кровь. Мин нервно проводит пальцами у себя под носом. Действительно – кровь. Неудивительно – кровь. Пугающе привычно её видеть. - И когда я только успел… - он достаёт платок из кармана и прикладывает его к носу. - Вы схватились за стену и потеряли сознание. - Лучше бы я просто упал и разбил голову обо что-нибудь. - еле слышно произносит он. - Спасибо, что помог, наверное. - С вами точно всё в порядке? – с лица парня никак не исчезнет крайне обеспокоенное выражение. - Не умру. При всём своём желании. Счастливо оставаться, - он низко кланяется незнакомцу и уходит. От короткой встречи остаётся какое-то странное ощущение. Словно его прошлое вывернули наизнанку и моментально просканировали. Под этим взглядом он ощущал себя голым. Чужие глаза казались такими добрыми и одновременно пронизывающими. Но не стоит заострять внимание на минутных знакомствах, которые сразу забываются. Главное сейчас – дойти до дома. Мин уже давно не вкладывал в понятие «дом» что-то большее, чем место, где он просто жил. Хотя в его случае - скорее существовал. За прошедший год он сменил уже четыре квартиры. Он не мог долго оставаться в одном месте – оно словно впитывало в себя все воспоминания, события, мимолётные вздохи, кровоточащие язвы и лиловые синяки на бёдрах. От этого рано или поздно хотелось убежать. Он хотел забыть, но каждый раз с головой окунался в горькую бездну своей памяти. Как противоречиво, не так ли? Мин вообще был наспех вылеплен из противоречий. Он не хотел боли, но всегда возвращался. Он не хотел умирать сам, но занимался медленным самоуничтожением. Всё это напоминает мысли душевнобольного. И это не так далеко от правды. В принципе, Мину совершенно не трудно общаться с врачами. Общаться так, чтобы они не считали его абсолютным психом. Всё, что ему нужно – драгоценные рецепты на необходимые лекарства. Он вполне объективно относился к своему психическому состоянию, чтобы видеть тонкую грань между хроническим безумием и безумием приобретённо-напускным. За последнее определение он, несомненно, мог бы похвалить себя, погладив по голове. Доктора всегда выписывали ему один и тот же набор средств: снотворное и антидепрессанты. Необходимое обезболивающее, хвала небесам, пока продавали без рецепта. Он перестал пить антидепрессанты, под предлогом того, что от них появлялась излишняя сонливость. Но на самом деле, ему просто не нравилось чувствовать себя после них псевдосчастливым сосудом, на дне которого копошатся черви. И казалось бы, с антидепрессантами ему бы не понадобилось снотворное, но зачем ему сонливость, когда он может просто запихивать в себя почти бездействующие пилюли. Логично? Для нормальных людей, наверное, не очень. Для Мина – относительно. Наконец, он добирается до дома, который встречает его холодом и пустотой. Это была квартира, в которую он заселился уже после событий, подрушивших его душевное состояние. Странно, но она всё равно ассоциировалось у него с тем человеком. Он даже мог чувствовать его запах по углам комнат. Слышать голос, эхом отскакивающий от серых стен. Возможно, всё это уже было неотделимо от самого Мина, и даже если он снова переедет, смесь запахов химии, древесного парфюма и мази для обработки ран, будет вечно преследовать его. Мин разувается и бросает пальто в сторону, тихо напевая: Никаких слов, никакой работы, никаких ожиданий Равнодушные дни тянутся друг за другом Он берет лежащий по близости штопор и открывает чудом не разбившееся вино. Облачный Сеул, Время течёт так медленно, Память – это рисунок, Твой облик смазан. Жарко. Нужно открыть окно. И плевать, что сейчас зима. Он ложится прямо на пол, давясь кислым вкусом нелюбимого алкоголя. - Ну давай же, - произносит он шёпотом в темноте, - здесь ты можешь продолжить меня убивать. Я, как и раньше, весь твой. Ему мерещится знакомый голос, витающий по всей комнате. «Ты подобрал неверное слово…» - Убивать, калечить, истязать, уничтожать, мучить – какая разница? «Ты уже должен был понять, в чём разница… Или я плохо тебя научил?» Кислый вкус вина, холод из окна и тёмная комната – всё это пропадает, и Мин чувствует, как проваливается куда-то в пол. «Мин… Почему ты плачешь? Боль пройдёт, а моя любовь всегда будет с тобой… Каждый твой шрам лишь доказательство этому…» «Извини, но ты вынуждаешь меня…» Ему запихивают в рот его собственную футболку, пока он беспомощно лежит на кровати, без возможности пошевелиться. Его руки крепко перевязаны ремнём, и пряжка больно врезается в запястья. Слёзы не переставая текут из глаз, которые он отчаянно пытается закрыть, чтобы не видеть весь ужас происходящего, но кто-то считает иначе. «Нет, ты должен смотреть прямо мне в глаза, пока я до краёв буду наполнять тебя ложью. Ты же любишь эту приторную ложь, не так ли?...» Но он не слушается и в следующую секунду чувствует резкую боль где-то в боку, из-за чего его глаза инстинктивно распахиваются, и он видит, как по его коже медленно стекает красная жидкость. «Ты должен во всём слушаться меня…» Мин скулит от острой боли в бедре, когда на него наваливаются сверху, размазывая его собственную кровь между телами. Он больше не пытается сопротивляться, потому что знает, что сейчас ему и без этого будет очень больно. «Наш Минни плохо себя вёл, поэтому он не получит сегодня свою привычную порцию рая… А ещё я, пожалуй, не буду утруждать себя тем, чтобы подготовить тебя как надо…» Слышен звук открывающегося тюбика смазки и Мин прекрасно понимает, что это забота вовсе не о нём. Мир в одночасье превращается в сгусток мучений. Мину хочется кричать, но он не может. Мину хочется плакать, но он уже выплакал всё. Поэтому он лежит, словно кукла, пока в его тело грубо вколачиваются. Ремень вгрызается в запястья, воздуха катастрофически не хватает, кровь никак не перестаёт течь. Ему так больно, что он теряет сознание.