10 глава.
Помоги мне, помоги мне, я не знаю, что мне делать, Может в птицу превратиться и улететь...
Утро задалось так себе. Почему? Плохое настроение, которое поселилось во мне и не хотело меня отпускать. Единственное, что меня радовало это то, что мой чертенок рядом. Я так по нему скучала. А он был так счастлив меня видеть. Он просто светился, как лампочка. Причиной моего плохого настроения стала Мишель. Она с утра просто зверь. Хотя…почему только с утра? Но обращусь к утру. Подняла нас ровно в шесть. Изначально накричала на меня за то, что я легла на кровать в верхней одежде; то, что легла вообще не в своей комнате. Она придиралась ко всему. Любой проступок, пререкание, возражение, она пресекала быстрыми холодными фразами. Иногда было очень обидно. Отец уехал на работу в крайне плохом настроении. Из-за ссоры с Мишель. Она все утро причитала, что он виноват в том, что мама в больнице. Якобы, если бы его не было в жизни Ванессы, то она бы не попала в аварию. Вот что за бред? Мишель не права. Отец не виноват. Виновата я. Это из-за меня мама поехала в Сиетл, а значит и из-за меня пострадала, но "бабуля" непрекословна в своих суждениях. Она ненавидит папу больше, чем меня. Ведь если бы не он, не было бы и меня. Сегодня, я собиралась сходить к маме. Хочу узнать, как она, угрожает ли что-либо ее здоровью, когда она оправится. Больше всего, я боялась услышать, что все гораздо хуже, чем может быть. А завтра в новую школу, хоть и временную. Разные чувства борятся во мне. С одной стороны что-то новое - это хорошо и мне это крайне интересно, но с другой более осмысленной стороны, моя старенькая, родная и любимая школа, где все меня знают, где есть знакомые, приятели, враги и возлюбленный… И я не знаю, что лучше. А тут в огромном городе, люди еще злее и коварнее. Они уж точно не дадут покоя. Как бы по Хлое скучать не пришлось. К обеду жизнь стала налаживаться, точнее Мишель перестала ворчать, орать и ругаться. Мы даже мирно сидели и обедали. Было немного странно и неуютно. Я скучала по дому. - Сегодня в школу не пошла, - начала Мишель, во время послеобеденного чаепития,- завтра ты точно пойдешь…. - Я знаю, отец отдаст мои документы. - Да, ты пойдешь в школу с уклоном. - Что за уклон? – я была просто в недоумении. - Школа искусств, - совершенно спокойно ответила Мишель. Меня это просто взбесило, как это просто так взяли и поставили перед фактом! - Что? У меня нет никакого таланта! Как я буду там учиться? Меня же погонят. - Эта школа очень хорошая, там обучают аристократов. Детей с особенностями. Ты обязана там учиться, иначе я не смогу назвать тебя родней! - И не надо, - тихо прошептала я. На этом наше чаепитие и закончилось. Джеффри ушел в комнату, скорее всего, спать. Я не стала идти за ним. Я итак провела с ним почти день, а с моей-то ангиной – это очень опасно. Делать было нечего. На глаза Мишель попадаться совершенно не было желания, но избежать этого, мне бы, не удалось никаким способом. Вспомнив про свои послеобеденные планы, я отправилась к Мишель. Ведь надо было же узнать, что с мамой. - Мишель, а мама в какой больнице лежит? – осторожно, чтобы не обратить на себя лишнего внимания, спросила я. - Зачем тебе? – без тени эмоции проговорила старуха. - Хочу ее навестить. - Это глупая затея. Ты не найдешь ее сама. К тому же, с кем ты оставишь Джеффри. Я скоро ухожу, – твёрдо и уверенно заявила Мишель. - Куда? - Ева такие девушки, как ты должны вести себя тихо и вежливо. Не культурно спрашивать про личные дела людей. Тебя это не должно касаться, – нравоучительным тоном, проговорила «бабушка» - Я поняла. Но я хочу к маме. Я хочу узнать, как она себя чувствует. - В этом нет необходимости. Ее состояние стабильно, – холодно и расчетливо. Я не понимаю её. - Мне нет разницы. Я хочу ее увидеть. И что ты за мать такая? Как ты можешь так спокойно относиться к этой ситуации? Ты обязанна меня отвезти к маме! – не выдержала я. Меня просто разрывало от гнева. Как она может, так себя вести? - Да как ты смеешь, грубиянка. Ну я тебя научу уважать старших. А ну, живо за мной. - Мишель схватила меня за запястье и потащила в сторону комнат. Я была удивлена, что у нее в таком возрасте такая сила. Она просто впивалась своими тонкими пальцами мне в кожу, отчего та дико горела. Было больно очень. Я сопротивлялась, как могла. Было тяжело выбраться из ее захвата, но у меня получилось. Я стала тяжело дышать и посмотрела на свою руку. Она была ярко-красного цвета, где-то проступали фиолетовые пятна. Кровь сочилась из глубоких ранок оставленных длинными ногтями Мишель. Пока, я осматривала руку, Мишель схватила меня за волосы и, открыв первую по счету дверь, затолкнула в комнату. Я пробежала в нее, чуть не упав, еле как устояв на ногах. Голова неприятно болела. Я положила руку на волосы и села на пол. Как же было больно. Слезы не произвольно начали катиться по щекам. Безумно обидно. За что она так со мной, глупая старуха. Ненавижу. Тварь, если она такое с Джеффом проделала, то я ее разорву на кусочки. Эмоционально я была убита. Не хотелось ни о чем думать, переживать, плакать. Было дикое желание спать. Я и сама не заметила, как уснула, сидя на полу, оперившись спиной на кровать. Проснулась я от громкого шума. Казалось, что за дверью человек пять, что-то обсуждают. Настолько громким был шум. Но различила я всего два голоса. Один из них точно принадлежал Мишель, но второй я слышала впервые. Я подошла к двери и попыталась прислушаться. Мишель жаловалась какой-то женщине на то, как тяжело ей живется, что она устала от Джеффри, от отца, а про меня она завела отдельный разговор. Слушать мне это надоело, и я дернула за ручку двери, чтобы открыть её, но та не поддалась. Заперта. Черт. Ненавижу. Я ударила кулаком по двери и отошла от нее. Хотела подойти к окну, но споткнулась обо что-то небольшое, но достаточно увесистое. В комнате было темно, и я не смогла разглядеть предмет под ногами. Рядом стоял рабочий стол, на нем виднелся силуэт лампы. Я потянулась к ней и включила свет. В глаза уларила яркая вспышка. Я часто заморгала. Привыкнув к свету, я подняла с полу маленькую коробочку. Она была сделана из дерева. Кажется, что это какая-то шкатулка. Я села за стол и положила ее перед собой. Шкатулочка довольно старая. Резные цветы и узоры очень изящно смотрелись на ней. Появилось чувство, будто бы она попала сюда из какой-то детской сказки. Замочка не было, поэтому я быстро открыла шкатулку и увидела в ней книжечку. Она была чуть меньше, чем сама шкатулка, поэтому помещалась в ней полностью. Я достала книжку и и стала ее разглядывать. Она была достаточно старая, судя по пыльной обложке. Осторожно, стараясь ничего не повредить, я открыла книгу. Листы были слегка пожелтевшими, видно от времени, возможно они и должны быть такими. На самой первой странице, слегка неровным подчерком была надпись «Книга, которая не должна была стать дневником…». Интересно, чей это дневник? Мамы или Мишель? Открыв следующую страницу, я поняла, что книга это мамина и это действительно её личный дневник. Изначально, я хотела положить дневник, всё-таки – это личный документ, но потом любопытство пробрало меня и я решилась прочитать его полностью. Страниц было много. И интересного тоже было не мало. Сначала было описание школьных будней. Я узнала, что мама была очень популярна в школе, что у неё было много парней, что училась она средне и часто совсем забрасывала учёбу. Оказывается бабушка очень часто била маму, за её промахи и проказы. Была даже строка: «Она била меня за любые возражения. Била больно и беспощадно… В школе приходилось носить одежду, скрывающую все синяки и царапины, знакомые начали что-то подозревать.» Ванесса отвечала на побои ещё большими провинностями. Она делала многое, о чём не говорят в приличном обществе. Скорее всего, Ванесса делала ради мести. Но что самое ужасное – это то, что я прочитала почти в самом конце. Она не хотела меня. Она не любила меня. Я ей была не нужна. И отец не нужен. И его она не любила и не любит! «Сегодня я признаюсь Эвану, что люблю его. Теперь я точно знаю, что это так. И сегодня же брошу Теда.» Днем позже: «Сегодня, я узнала, что беременна… Я…я…я не готова! Не готова к этому! Я не хочу этого ребенка! Я ненавижу тебя Тед, ненавижу! И ребенка ненавижу!» Месяц спустя: «Оно растет и живет во мне. Ненавижу, скорее бы сделать аборт. Так будет лучше всем. Всем, кроме Теда… он счастлив, не знает, что я хочу сделать и не надо ему знать…» Два месяца спустя: «Мама узнала о ребенке. Строго настрого запретила делать аборт. Я выхожу замуж…за Теда. Мать так сказала…а он и рад. Свадьба через два месяца» Девять месяцев спустя: «Оно родилось. Такое гадкое и мерзкое. Девочка. Тед назвал Евой. Пусть так и будет. Я уже от этого не избавлюсь…» Я и сама не заметила, как начала плакать. Да что там плакать? Я просто билась в истерике. Ничего не замечая вокруг. Она меня не любит, я ей не нужна! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Я обуза для неё. Мусор, безделушка, ненужная вещь! Ну почему так больно? Почему? За что мне всё это? Не стоило читать эту книгу, не надо было. Дверь резко отворилась, и в комнату вошел отец. Он смотрел на меня не понимающим взглядом, а потом подошел ко мне и обнял. - Тише, солнышко, не плачь. Что тебя так расстроило, малыш? - Она меня никогда не любила… - новый поток слёз вырвался наружу. - О чём ты, золотце? – я указала пальцем на дневник и снова громко заревела. Отец вчитывался в слова и вздыхал. - Ева, доченька, это было давно, главное, что сейчас она тебя любит и ждет! – потихоньку, я начала успокаиваться, но от истерики не так легко избавиться. - Нет, не любит, я ей не нужна. - Дорогая, пожалуйста, перестань плакать, ведь ты у меня сильная, правда? - Правда, – папа ещё сильнее меня обнял и поцеловал в макушку. Как же хорошо, что он у меня есть. - Ты больше не будешь плакать? - Нет, пап, не буду, – я вытерла последние слёзы и, наконец, успокоилась. - Вот и умничка. Давай успокаивайся и собирайся. Мы поедем в больницу. Если ты, конечно, хочешь. - Да, пап, я поеду. Минут через двадцать, я была полностью готова навестить Ванессу. И хотя истерика закончилась, следы от неё всё равно остались. Красные глаза, слегка подрагивающие пальцы и плохо соображающий разум, но я пыталась держать себя в руках. Временами слёзы вновь подступали к глазам, и я мечтала, чтобы в данную секунду, именно сейчас, рядом оказался Сет. Именно он смог бы меня понять и успокоить, но его не было рядом, а я становилась никому ненужной тряпкой. - Пора, - одно слово, ничего больше. Но как больно его слышать. Тихо, я прошла в коридор, надела верхнюю одежду и обувь и вышла из квартиры. Вот так просто, ничего никому не говоря, вышла. А разве кому-то интересна моя жизнь? был один человек, да вот оставила я его… Отец последовал за мной. Мы вместе спустились на первый этаж, и вышли на улицу. Было уже темно, не смотря на то, что на часах было семь вечера. Шел дождь, казалось, что он и не прекращал свой ход. Так же молча мы сели в машину, так же и тронулись с места. Слова были лишними. Отец знал, что мне было плохо, он так же понимал, что увидев Ванессу, мне будет ещё хуже, но я и сама понимала, что должна это сделать, должна посмотреть ей в глаза, узнать, нужна ли я ей. И как бы я не злилась, и не была обижена на неё, я всё равно люблю её, мою маму. То ли время летит безумно быстро, то ли я опять задумалась на всю дорогу. Отец припарковался на стоянке больницы. - Ева, ты можешь остаться здесь, я пойму…и она поймет, – положив свою руку мне на плечо, сказал папа. Он заботиться обо мне, он любит меня и всегда любил… - Я пойду, пап, я хочу посмотреть ей в глаза. - Помни, дочь, что это было давно.- Я промолчала. Не хочу оправдывать Ванессу. Отец вышел из машины и побрел в сторону главного входа. Собравшись с мыслями, я вышла из автомобиля и направилась вслед за Тедом. Дождь заливал всю мою одежду. Я была уже почти полностью мокрой. И кто знает, где сейчас мокрее… На улице, или в моей душе. В неё как-будто набросали камней, она была полностью унижена, а эти камни, они просто тянули её на дно. Как это больно. Я не обращала внимания ни на врачей, ни на пациентов, ни на кого. Я шла только за отцом. Именно он вел меня к той, что несколькими строчками разбила всё моё представление о семье. Мы больше не семья. Я не часть её семьи. Я ей не верю. Несколько коридоров, единицы врачей, десятки пациентов и мы на месте. Вот она, та самая дверь, за которой лежит женщина, что нужна мне, но которой не нужна я. Тед не заходит. Он уже был у неё. Дает мне шанс зайти первой. Ему и самому нелегко. Наконец, решившись, я открыла белую дверь и сделала шаг во внутрь. В палате было очень светло. Такой дурацкий, неестественный свет ударил прямо по глазам, а те не восстановившиеся от недавней истерики очень сильно заболели. Она лежала на койке. Совершенно бедная, почти, как из моего сна. Маленькая, хрупкая и такая любимая. Мне снова захотелось плакать. Да что же я за размазня такая?! Она не спала. Смотрела на меня. - Ева, солнышко, ты здесь, - тихим, почти беззвучным голосом проговорила Ванесса. Я подошла к ней и крепко обняла. В этот момент, я могла простить ей всё, что прочла ранее, всё, что она сделала до этого. Мне было всё равно. Но гадкая, злобная обида вновь вытащила на поверхность мысли обо всём. - Мам, как ты могла? Почему? Разве я заслужила? – почти плача сказала я. - О чём ты, малыш? - Я тебе не нужна. Ты меня не любишь. - Кто такое сказал? - Ты, в дневнике. Ты никогда не любила меня, и отца тоже не любила! - Солнышко, пойми меня. Я была совсем ребенком. Взбалмошная девчонка. Я не хотела тебя, не ждала. Тогда. Но сейчас, доченька, главное сейчас, я люблю тебя. И папу люблю. - Я не верю, не верю тебе. – крикнув, я выбежала из палаты и направилась к выходу из больницы. Порой мы совершаем самые безумные поступки, не думая о том, что из этого выйдет. А что если наши действия приведут к безвозвратным ситуациям? А что если то, что было так дорого уйдет из жизни навсегда? Что если из-за глупых предрассудков и гордости может случиться непоправимое? Совершая безумства, мы теряем частичку жизни, совершенно забывая, что наша жизнь – это ещё чей-то маленький мирок.