Код:Асмодей

Как-то в очередной раз одеваясь после речки, (танкисты, пользуясь близостью, бегали туда несколько раз на дню) Максим услышал плеск за камышами и тихое пение. Та девушка снова стирала на подмостках белье. - Здравствуй, Эля, – проговорил он улыбнувшись. – Сегодня опять не сможешь унести ведро. - Здравствуй, – отозвалась брюнетка, поправляя косынку. - Смогу. До тебя же как-то таскала. - Даже не знаю как. Лучше подожду и помогу. - Не надо. Подумают дурное. - Кто же подумает? – усмехнулся парень. – Тебя любят все. Мне уже человек двадцать пообещали устроить темную. - И устроят. И все же сплетни мне ни к чему. - А я все равно помогу, – Орлов вытащил из ведра халат и отжал его тщательнее. - Много раненых? - Меньше чем хотелось бы. - Почему? - Потому что большинство уже нельзя вылечить. А жаль. Она, молча, выполаскивала белье, потом рассматривала, поджимала губы и намыливала вновь. - Ты аккуратистка, – заметил Максим, следя за ее действиями. - Они горели в танках и подставлялись под пули, защищая мою страну и моих родных. Это все, что я могу для них сделать. Эля покосилась на него, рассматривая оценивающе. - А ты чего зализанный такой? - В смысле? - немного испугался парень. - Ну, прическа чудная. Как у фрица. Положив выстиранные тряпки обратно, Максим спешно взлохматил волосы. Теперь они падали на глаза, но все же… - Молодец, поправил, – хихикнула девушка. – Стричься тебе надо. - Аааа…да, надо будет. - Странный ты, Орлов. И говоришь странно. - Освоение языка противника в совершенстве – главная наша задача, - объяснял стоящий у доски учитель в погонах обер-лейтенанта. – Никакого акцента, чистое произношение, в идеале манера разговора места рождения по легенде. - Герр учитель. - поднял руку один из курсантов. - Это еще что такое? - Простите, - мальчишка перешел на неуверенный, далекий от совершенства русский. – А нам скажут…где как говорят? - Разумеется, – обер-лейтенант развернул карту. – Сибирь, Урал и Север - слова произносятся на «о», частично центр европейской части и Белоруссия – чрезмерное произношение «а». Ну и от центра к югу - немного нечеткое, но очень твердое «г». - Это «гриб» что ли? – засмеялся курсант с задней парты. - Это «гриб», Фогель, но еще тверже. Посмотрим, что вы уже знаете, - обер-лейтенант пробежался взглядом по рядам. – Адлер, встаньте. Макс поднялся, выпрямляясь во весь рост. - Himmel? – спросил учитель - Небо. - Sonne? - Солнце. - Erde? - Земля. - Wasser? - Вода. - Freude? - Радость, – без запинки ответил курсант. - Давайте попробуем посложнее. Pflicht? - Долг. - Ehre? - Честь. - Freiheit? - Свобода. - Heimat? - Родина. - Krieg? - Война. - Rache? - Месть. -Macht? - Власть. - Sieg? - Победа. - Tier? - Животное. - Blut? - Кровь. - Haus? - Дом. - Mutter? - Мама. - Вообще-то «мать»,- с хитринкой во взгляде проговорил обер-лейтенант. – Mutti – «мама». - Я запомню, - тихо ответил Макс. - А знаете, курсант,- учитель отошел к столу. - Что значит Adler? - Орёл. - Именно – орёл. Крупный город с вашим именем есть в России. Он будет вашим – стоит только постараться. - Я все для этого сделаю. - Не знаю, – пожал Максим плечами. – Видимо, косноязычный такой. У тебя, кстати, тоже интересный выговор. - Не могу избавиться. Хотя и стараюсь очень. - А ты кто по национальности? Татарка? - С чего ты взял? – усмехнулась девушка. - Что во мне татарского? - Ну имя Эля – это же Эльвира. - Ааа, ты об этом, – она поморщилась. – Нет, я не Эльвира. - А кто тогда? - Да можешь называть Элей, мне нравится. - Тебе жалко? - Ладно, - девушка вздохнула. - Меня зовут Эгле. - Эгле? – переспросил Максим. « Верным сынам моим, юным героям», - зазвучал в его памяти тихий, слегка хрипловатый от кашля голос мамы, читающей сказку. – « Слово сдержавшим отважно и твердо. Дубом и ясенем встать над горою, буре не кланяясь, выситься гордо. Дочке же – девочке сердцем не сильной. Сердцем не сильной, не крепкой душой. Трепетным деревом, робкой осиной вечно дрожать над болотом листвой…» - Вот эта невеста умна и прелестна, - проговорил Орлов, в уме переводя строчки старой легенды. – Стройна, словно елка, кудри как из шелка. Уронив руки на колени, Эгле с удивлением посмотрела на него. - Я думала, эту сказку кроме как в Литве нигде не знают. - Нет, мне мама давно читала. Когда я маленький был. Я даже не знал, что такое имя существует. - Существует,- кивнула девушка. – Редко, конечно, встречается, но бывает. Она снова принялась за стирку. - Знаешь, я больше не буду называть тебя Эля, – сказал Максим, подумав. - Только Эгле. - Жаль, - брюнетка бросила последнюю тряпку в ведро. - Могут подумать лишнее. - Почему ты так волнуешься о том, что подумают? - Потому что это правильно. Знаешь, не надо мне помогать, – она взялась за ручку. – Я дойду сама. А ты побудь пока здесь. И, - девушка обернулась на полпути. – Не говори никому про сказку. Не хочу, чтобы мне ужей подсовывали. С трудом подняв ведро, она пошла вверх по крутому берегу, а Максим только проводил ее взглядом. Она была права в чем-то, но это катастрофически не хотелось признавать и принимать. - Командир, пляши, – улыбнулся Сергей, показывая тонкий бумажный треугольник, когда он вернулся. – Тебе письмо. - Серьезно? Давай скорее. - Нет, танец. - Тебе гопак или барыню? – уточнил парень, и, изловчившись, выхватил письмо из руки заряжающего. – Станцую полонез. Потом. - Так нечестно! - Согласен, – кивнул Максим, спешно разворачивая листок. Бумага была исписана тонким ровным почерком, но текст не имел значения – только мелкий шифр в самом низу письма, нечитаемый для обычного человека. Но не для него. - Что пишут? – заботливо осведомился Арсен. – Родители не появились? - А? - шатен отвлекся от письма. – Нет пока, – он аккуратно сложил его, пряча в карман. – Самое неприятное – ждать. Хуже этого ничего нет. - Но ты не отчаивайся. - Да, я постараюсь, – Максим встал и, стащив за ворот гимнастерку, перебросил ее Сергею. - Пробегусь немножко. Командиры … - Придумаем что-нибудь, – вздохнул Маркунчак. - Заканчивал бы ты по лесу один бегать, фрицы поймают за задницу. - Я недолго, – рассеяно отозвался Орлов. – Да, у нас ножницы есть? - Ножницы? – Арсен пожал плечами. – Зачем они нам? - Очень нужны. - Ладно, поспрашиваю у народа. - Спасибо. Все, я пошел. Он понесся к лесу, стараясь пройти как можно ближе к реке, чтобы не попасться на глаза командирам. В голове крутилось содержание письма и ключ к его расшифровке. - Заметался пожар голубой, позабылись родимые дали… – шептал Максим, на бегу отсчитывая строчки, слова, буквы. - В первый раз я запел про любовь, в первый раз отрекаюсь скандалить… - ….Был я весь как заброшенный сад, – читал Макс. – Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось петь и плясать, и терять свою жизнь без оглядки. Мне бы только смотреть на тебя. Видеть глаз злато-карий омут. И чтоб прошлое не любя, ты уйти не смогла к другому… - Достаточно, – улыбнулась учительница – одна из немногих женщин в школе, совсем недавно принявшая их класс от другого учителя. – Тебе понравилось именно это стихотворение, Макс? Он пожал плечами. Стоя возле доски, он на первый взгляд практически ничем не отличался от обычных учеников, коих были тысячи по всей Германии. Но различий было много. У него не было родителей, которые могли бы похвалить сына за безупречно выученное и рассказанное без запинки с практически правильным средне - русским произношением стихотворение, своего дома и своей комнаты. Он имел свою кровать, тумбочку, в которую нечего было положить, и форму, которая стремительно растущему подростку уже была тесновата. Кажущиеся совершенно огромными из-за слишком короткой стрижки глаза, которые при поступлении назвали «демонскими», выдавали главное различие. Обычные школы готовили людей, эта - бездушные машины. - Оно неподходящее? – спросил Макс. – Или я плохо прочитал? - Ты замечательно прочитал. Лучше и пожелать нельзя, но почему именно это? - Не знаю. Оно о человеке… и, видимо, эта женщина действительно существовала, и поэту была дорога. - Хорошо, садись,- кивнула учительница. – Чтож, порадовали меня только трое, а остальным дается еще одна попытка. На следующем занятии я буду требовать других ответов. Все свободны. Курсанты гурьбой бросились к двери, сталкиваясь друг с другом и громко смеясь. - Адлер, – позвала она и Макс обернулся у дверей. – Ее зовут Августа Миклашевская. Та, которой Есенин посвятил это стихотворение. Он остановился, снова доставая письмо и рассматривая его. В результате из стихотворения русского поэта выделилось послание для немецкого разведчика - столб, квартал пятьдесят два, двойная береза, север, дуб. Убрав листок, Максим снова побежал по лесу. Деревья мелькали, сливаясь в одно сплошное море, но парень все равно отмечал особенности каждого. Мелочей не бывает - это ему крепко вбили в голову. Наконец, впереди показалась небольшая полянка, с двумя растущими на краю, сросшимися стволами березами. Казалось, что деревья тянутся в разные стороны, пытаясь вырваться из крепких объятий друг друга. Осмотревшись по сторонам и внимательно прислушавшись, Орлов присел на корточки, ощупывая северную сторону ствола у основания. Он был там – толстостенный равнобедренный треугольник, вырезанный прямо на коре. Его трудно было увидеть незнающему человеку, а если бы это случилось, то никто бы ничего не заподозрил – обычное клеймо. Впереди виднелся дуб, о котором также было написано в том письме. На этом дереве клейма не должно было быть, но под ним была закопана непромокаемая капсула, в которой он обязан был оставить собранные сведения. Но пока положить туда было нечего, и Максим спокойно вернулся в лагерь. - Эх, почему нам не предложили, - вздыхал «безлошадный» заряжающий Мишка, рассматривая старую, непонятно откуда взявшуюся газету. С десяток танкистов, включая подчиненных Максима и Андрея, собрались под деревом, отдыхая от непосильного безделья в его тени. – Новенькая «тридцатьчетверка» – это же…песня. - Избардей, - задумчиво протянул пулеметчик Женя из экипажа ротного Трофимова. – А где этот Избардей? - Вероятно, под Тамбовом, – резонно заметил Маркунчак. – Раз «Тамбовский колхозник». - Да не Избардей, а Избердей, дурья башка, – толкнул пулеметчика в плечо Макар, механик из роты техобеспечения. – И район Избердеевский. - А ты откуда знаешь? Ты что, из этого Избардея? - Я из-под Липецка. - И что? - А то, что к Липецку Избердей чуть ли не ближе, чем к Тамбову. Я точно знаю - я и там, и там был. - Тоже мне, Христофор Колумб. - Нет уж, он лягушка путешественница. - О чем разговариваем? – поинтересовался Максим, подходя к собравшейся компании.- Может, и я влезу. - Влезай, – разрешил Сергей. – Мы уж думали, тебя фрицы поймали. - Не догонят. - Ха, это точно. Ах, да, совсем забыл, – Маркунчак сел прямее. – Товарищи танкисты, представленному здесь моему командиру крайне необходимы ножницы. Не спрашивайте зачем – дело наверняка опасное и преступное. Так что гоните и поживее. - Откуда тебя такое трепло взяли? - нахмурился Орлов. – Ооо, это страшное место. Невиданные вещи там творятся, командир. - Какие? – испуганно спросил пулеметчик Вовка, не так давно справивший девятнадцатый день рождения. В силу возраста он все принимал слишком буквально, и даже война его не меняла. - У нас, Владимир, пироги с глазами. Знаешь как жутко, - Сережа подался вперед и трагически зашептал. – Их едят, а они глядят. Жалостливо так глядят, на слезу прошибает. - Понятно, – вздохнул Максим. – Надеюсь, в Рязани не все такие. Так ножницы дадите или нет? - Дам сейчас, у нас завалялись, - Женя встал и бегом унесся к своему танку. Вернулся быстро – и протянул шатену ножницы. - К вечеру верну, – пообещал Максим, направляясь к своей машине. – Не убейте моего заряжающего, он мне нужен. Танкисты, смеясь, хором пообещали очень постараться. Недалеко от стоянки танков располагалось место для умывания с небольшим осколком зеркала. Но так как речка находилась совсем рядом, а вода в металлическом рукомойнике нагревалась под палящим солнцем за четверть часа, танкисты появлялись здесь только чтобы побриться. Но и это дело касалось их нечасто, да и далеко не всех. Разглядывая себя в зеркале, Максим пальцами зачесал волосы вперед, и, ухватив клок, решительно щелкнул ножницами. Темная вьющаяся прядь упала на землю, и парень критически осмотрел получившуюся неровную челку. - Ты чего это делаешь? – воскликнул из-за его спины женский голос и Орлов обернулся. Эгле смотрела на него с нескрываемым удивлением, сжимая в руках маленький тазик с испачканными кровью тряпками. - Подстричься решил. - Сам? Малахольный что ли? Максим отвернулся, снова примериваясь к свисающим волосам. - А ну дай сюда, – подбежавшая девушка поставила свою ношу на землю и отобрала у него ножницы. - Командира удар хватит, когда он твою работу увидит. Сядь немедленно. Парень послушался и присел на корточки. - Неужели нельзя попросить? – ворчала Эгле, срезая концы волос. - Костик может подстричь и дядя Петя тоже. Сережу бы поймал и заставил, раз других стесняешься. - Я не стесняюсь, просто не стал отвлекать. - Конечно. Это же надо было так обкромсать…. - Зря ты подошла, - тихо проговорил Максим. – Вдруг про нас что подумают. - Подумают обязательно. Но раз уж сама заварила кашу, самой и расхлебывать. Поворачивайся лицом. Развернувшись, Орлов, повинуясь ее требованию, приподнял лицо к небу. Смачивая ладонь под умывальником , Эгле тщетно пыталась пригладить круто завивающиеся прядки, чтобы отрезать ровнее. Ее сосредоточенное лицо с нахмуренными бровями под белой косынкой притягивало Максима как магнитом. - Не смотри на меня так, - попросила девушка, орудуя ножницами. - Как «так»? - Как сейчас смотришь. Взгляд у тебя какой-то…тяжелый. - Демонский? Эгле застыла. В ее взгляде читалось сомнение. - Не говори ерунды, – проговорила она строго. – Тоже мне демон. Слов-то таких где нахватался. Глаза опусти и не дергайся. Девушка обошла его со спины, подравнивая то, что она состригла. - Что, с Димой так и не разговариваете? – спросила она, спустя несколько щелчков. - Уже знаешь? - Слухи быстро расходятся. И, к тому же, я его перевязываю. Так что у вас с ним? - Ничего, – пожал плечами Максим. – Я понимаю, у него друг… - Нет у него больше друга – в этом и проблема. Они всегда были вместе … как сросшиеся. Понимаешь? - Понимаю. Сделать ничего не могу. - И не сможешь. Дай виски подравняю. - А ты откуда родом? – спросил парень. - Это важно? - Просто интересно. - Из Клайпеды. - Ух ты, море. - Море, – кивнула Эгле. - Не дергайся. - А как на фронт попала? - Приписала лишний год и сбежала. Я с тридцать восьмого жила у бабушки под Орлом. Ножницы щелкнули, и на его щеку легла ее теплая ладонь, убирающая срезанные волосы. - Все, – проговорила она, критически осматривая прическу. – Вроде неплохо получилось. Лучше, чем раньше. - Спасибо, – ответил Максим, внимательно смотря на нее. - Очень хорошо. - Ты бы хоть посмотрелся. - Я тебе верю. Тебе нравится – значит, мне тоже. - Ладно… ну, я пойду, - девушка подхватила тазик и поспешно зашагала прочь, оставляя шатена одного.