Бандиты.

      Алекс убегает от призраков прошлого так же удачно, как Уоррик удерживается от того, чтобы хорошенько вмазать по её ягодицам, просто проходя мимо, — сравнительно плохо. Тем не менее, и то, и другое не проходит бесследно — Алекс становится сильнее и Алекс успевает первой вмазать Уоррику по роже. Проще — становится сильнее.       Алекс любит фрукты и радуется, как ребёнок, когда ей удаётся их купить и с кем-то ими поделиться. Она сама словно фрукт. Сочный, фигуристый, очень странный фрукт.       Она вполне хорошо справляется с любой работой, но повсюду чувствует себя недостойной своего окружения, если это окружение чуть лучше и сердечнее тех диких парней, которые зажимали её по углам в безлюдных районах за пару потрёпанных баксов. Она чувствует себя недостойной людей, которые так же добры, как она сама.       Она не считает это нормальным, не замечает того, что делает для добра и сильно акцентирует чужое добро по отношению к миру и к самой себе — это очень ново, когда, если ты случайно вздрогнешь и прольёшь кофе на пол, его будут стирать не твоими волосами и тебя вообще не поругают. Это фантастически ново, особенно если кто-то вытрет его за тебя и просто игриво пихнёт в мягкое бедро, пошутив чем-то вроде «Даже если ты что-то уронишь, твои прелести спасут нас, как подушка безопасности».       Алекс невероятно рада видеть людей и узнавать их имена не для того, чтобы потом их выстанывать.       Она вспыхивает, как новая звезда или канистра с бензином, от малейшего проявления галантного внимания к ней. Она робко наклоняет темноволосую голову и виновато, жалко улыбается, когда ей улыбаются и стараются её разговорить беззлобные женщины. Она энергично кланяется всем знакомым мужчинам, которые, вместо того, чтобы оценивающе осматривать её, строго кивают ей, и в глазах у них плещется что-то такое, чему Алекс не может найти имени, но понимает, что это что-то очень осторожное, бережное и уважительное.       Алекс — сплошная энергия, нервная жизнь во всех её проявлениях. Каждое её движение — выражение глубоких чувств и текущих, острых эмоций, каждый взмах ресниц, каждый вздох — что-то очень сокровенное. Она сгибает спину в почтительном поклоне — светлое доверие, она преданно смотрит в глаза мрачно отворачивающегося Ника — жажда помочь, она прикладывает узкую женственную ладошку к напряжённому плечу улыбающегося Уоррика — безграничное непонимание, окрашенное беспокойством о чужом комфорте, она улыбается морщинистому суровому Чаду — осторожное уважение, она тепло гладит розовые щёки смеющейся Нины — ласковая радость и умиление, она поёт перед сотней незнакомых людей, которые друзья её друзей, — стремление вдохновить на жизнь и отвлечь (ся) от бед прошлого…       Алекс думает, что нашла то самое место. Но спустя пару-тройку смертей, пару десятков припадков и пару сотню ласковых взглядов, заботливых прикосновений и скупых слов, которые как никогда к месту и не в лоб, а в сердце, спустя пару тысяч драгоценных секунд в заботе о ком-то она понимает — места, куда можно вернуться, того самого места не существует. Она должна бы понимать это и отвращаться от того, что стало её домом, бежать прочь, искать и терять свою семью в лице двух людей, один из которых — потерявшаяся умирающая она, а второй — такой же потерявшийся и уже мёртвый брат. Алекс должна бы понимать и принимать, но это не одно и то же. Это совершенно разные вещи.       Алекс понимает и это, и то, и всё, и всех понять старается, и это выходит неплохо, и вот ей надо идти, и она рыдает. И для Алекс «и» — святое, потому что это связывает что-то её с чем-то другим, не чужим, но отличающимся от неё, — с тем, о чём она сможет заботиться больше, чем о собственных чувствах. Алекс рыдает взахлёб, так, что всё тело сотрясается крупной дрожью.       Алекс здесь не место, она должна встать и уйти, потому что так надо, это преступный мир, она не выживет здесь, где-то далеко может быть легче, где-то там есть спасение от чувства вины за несколько жизней, включая свою. Но что значит «надо» для темнокожей наркозависимой проститутки, которая прижимается грудью к полу комнаты, где она обедала со своими друзьями считанное количество дней, отчаянней, чем ко всем своим мужчинам вместе взятым?       Алекс прижимает ладони к пухлому рту и благодарит всё, что помогло ей прийти к Уоррику и Николасу. И обещает скоро вернуться стенам в звенящей тишине, с дрожащими коленями хватаясь за таблетки и пробегая мимо призрачного трупа одного из своих насильников.