Buckstabue

      Итак, Шнайдер и Джеффри остались наедине. Он покосился на него и игриво повел бровью, приглашая Кристофа заняться развратом. Потом андрогин с накладными ресницами из перьев канареек и розовыми волосами подошел к Кристофу, приблизившись очень сильно. Их тела почти соприкасались, и Джеффри слышал его дыхание, которое вблизи казалось более тяжелым и хриплым. Трансвестит рассмеялся тихим смехом, провел пальцем по щеке Кристофа — не бритая со вчерашнего вечера щетина уже начинала немного царапать. Тот отвернулся, попытался отстраниться, но Джеффри был ещё ближе, вплотную приблизив своё бледное измазанное тональным кремом и яркой фуксиевой помадой лицо, норовя оставить отпечаток на нём. Он вытянулся, прикрыв глаза, положил руки на широкие мужские плечи и поцеловал его. Мимолетный поцелуй в губы, поскольку тот крепко сжал их и откинулся назад. Бедный немец не знал, куда деваться.       Кристоф понимал, что его откровенно провоцируют. Рука сама взметнулась было залепить пощечину — он ведь был правоверным гетеросексуалом. Но внезапно ему подумалось: "Хм... А что, если я накажу его как следует? Побью, изнасилую, покажу, каким может быть разозленный медведь? Быть может, он одумается, когда поймет, насколько жестоким может быть этот вид любви? Кхм... Да, пожалуй, попробую, иначе он меня отсюда не выпустит! Он же запер кухню!" И впрямь, Джеффри Стар запер их вдвоем на кухне, выкинув ключ в окно и рассмеявшись, как безумный шляпник. Сквозь стеклянную вставку в двери было видно, как колотится с той стороны Мэнсон, жаждущий прорваться к холодильнику.       Ах, наивный, наивный Кристоф! Как ты сейчас ошибаешься! Но обо всём по порядку. Стеснительный немец долго отнекивался, смущенно отводил глаза от Джеффри, бесстыдно пристававшего к нему. Но даже самому ангельскому терпению приходит конец. Он сбросил с себя приторные объятия трансвестита, перехватил его тонкие ручки своими и зарычал на него: — Как ты хочешь, чтобы я сделал это с тобой? На столе? На полу? — Возьми меня прямо здесь, жестокий, — и Джеффри лег на пол перед ним, задрав ноги и раздвинув их.       Кристоф встал возле него на колени, торопливо сбрасывая одежду. Джеффри, задрав ноги вверх, стягивал чулки и шорты. Затем немец схватил его за бедра, подтягивая к себе, приставляя свой член к растянутому анальному отверстию трансвестита, и вошел в него одним движением. Тот томно охнув, выгнувшись. Он вздрогнул, но не от боли, а от восторга, добившись того, чего хотел. Кристоф тихо рычал сквозь зубы, больно сжимая его тощие ляжки, впиваясь ногтями в его бока, но тот был слишком распален желанием, чтобы чувствовать мимолетную боль от каких-то синяков и ударов.       Да, напрасно Кристоф надеялся причинить этим Джеффри боль. Он, как вы догадываетесь, не был для него ни первым, ни вторым, ни даже двадцать вторым. Гораздо большее неудобство развратному трансвеститу с розовыми волосами причинял холодный жесткий керамогранит, которым был вымощен пол помещения. Об эти каменные плиты он ударялся с каждым толчком, в то время, как Кристоф ожесточенно трахал его.       Тогда он решил приступить к этому с другой стороны. Он оторвался от трахания, прервав порывистые сильные движения, чем заставил трансвестита удивленно захлопать ресницами. — Что-то не так, милый? — Да! — отрывисто бросил он. — Не могу видеть твой член. Он отвлекает меня. Бесит, что ты не женщина! — Но сладкий, что же я сделаю? — Перевернись на живот. Нет, не так, — и он грубо схватил его за талию, вынуждая того поднять поясницу. — Встань на четвереньки.       И он продолжил долбиться в него с прежней силой, схватив за бедра, наматывая волосы на кулак, чтобы заставить его поднять голову. Но как ни старался он делать все для своего удовольствия, причиняя Джеффри максимум неудобств, тот все же подмахивал ему с негаснущим энтузиазмом, постанывая и выгибаясь от удовольствия, когда немец проезжался по его простате. Член у него встал; он кончил раньше Кристофа, и никакие удары не могли этому помешать. Тот же, едва кончив, поднялся и принялся споласкивать хер в раковине, затем развернувшись и обрызгав Джеффри, но тот лежал на полу и блаженно улыбался, и даже холодные капли воды с члена его мучителя не могли привести его в чувство.

***

      А что же Мэрилин? Устав ломиться на вожделенную кухню, он махнул на творящийся там разврат рукой и заказал "Будвайзер" по телефону с доставкой на дом, а затем полез в интернет, чтобы посмотреть, кто ещё мешает Антихристу-Суперзвезде на пути ко всемирной популярности. И он нашел этого человека. Ну, как сказать, человека? Вот вы бы назвали малолетнего гномика человеком? Нет? Вот и я тоже. Его звали Гарри Стайлс, и он был прыщавым юнцом двадцати лет от роду. Ещё он был солистом в группе "Единое направление", не, или "Уан Дирекшн". Конечно, он пел там не один, а в компании ещё нескольких таких же. Но его мордочка первой бросилась мстительному Мэрилину на глаза. Он схватил планшет и побежал жаловаться Тиллю.       Тот ещё отходил от секса с Андреем Пежичем. Юную фотомодель он выпнул за пределы комнаты, отправив драить полы дальше, а сам, как султан, возлежал на одеяле среди кучи подушек. Он поднял глаза на вошедшего в комнату Мэнсона, и его тяжелый немецкий взгляд сам по себе давал понять, что этот человек никому не привык давать пощады, хотя за грубой внешностью и жило трепетное сердце. — Ну, и зачем ты пришел? — Вот, смотри? — сунул ему под нос свой Айпад Мэнсон. — Вижу. Малолетний школьник с микрофоном. И что? — Он мешает мне единолично владеть сердцами маленьких девочек! — Нам, Мэрилин. Ты хотел сказать — нам. — Ах да, сорри. Так вот. Конечно, бойз-бэнды со сладкими мальчиками во главе имеют тенденцию появляться каждые несколько лет, и глупо гоняться за всеми ними, но вот конкретно этот... — и он нагнулся к уху Тилля, горячо зашептав что-то. Его улыбка не оставляла сомнений в том, что перед нами злодей, ужас и дьявол во плоти.       Оторвавшись от расписываний коварного плана, он отстранился от Тилля, посмотрел в пространство безумный взглядом разноцветных линз и демонически захохотал.       Гарри Стайлз, милый кудрявый светлоглазый мальчик, беги, пока можешь. Вскоре тебе несдобровать. Но Гарри не знал о довлеющем мече судьбы и усердно распевался в микрофон, сидя в обитой звукопоглощающим материалом студии и терзая уши и нервы саунд-продюсера. Тот с отвращением кривился, глядя на его потуги, изредка отхлёбывая кока-колы из бокала, но продолжал прослушивание нового "шедевра". Но кока-кола, выпиваемая в больших количествах, имеет мочегонный эффект — и поэтому дядьке-звукарю вскоре захотелось навестить санузел. Как вы понимаете, стоило ему выйти, как в студию прошли наши киднепперы, сортир был заперт изнутри, а Гарри...       В очередной раз подняв глаза на остекленную перегородку, чтобы увидеть одобрительную улыбку саунд-продюсера, Гарри чуть не схватил инфаркт. Его спасло только то, что он был ещё слишком молод. Но сердечко его затрепыхалось, поскольку он увидел там, за стеклом, не кого-нибудь, а кошмар своих детских лет, Великого и Ужасного Мэрилина Мэнсона! Тот улыбнулся милой доброй улыбкой людоеда и поманил его к себе, указывая пальцем на большой черный мешок из-под мусора. Очевидно, он приглашал этим его туда залезть, и выглядел при этом точь-в-точь как ведьма из сказки братьев Гримм, похищающая ребятишек, чтобы мучить их у себя в пряничном домике. Гарри Отлично помнил эту страшную детскую сказку, помнил, как описался однажды, прослушав её на ночь, и теперь испуганно таращился на Мэнсона, пытаясь отползти подальше. Ему хотелось забиться в угол студии, как маленькому котенку — подальше под диван, чтобы уберечься от швабры хозяина.       Но Мэнсон был непреклонен и даже, казалось, наслаждался ужасом парня. Он отпер дверь и вошел внутрь. — Полезай в мусорный мешок, кому говорю! — рявкнул он. — Там тебе самое место. — Тётенька ведьма, прошу вас... — В ужасе таращился на него Гарри. — Не надо! — Нет, надо! А ну встал, собрался, сопляк, и полез в мой мешок!       Тут из-за плеч Мэнсона появилась силовая поддержка данной акции в лице герра Раммштайна, схватила нашего котеночка Гарри за шиворот и живо упаковала в мешок. И зря он вопил и вырывался — в этот раз голос ему совершенно не помог, потому что практически все стены в звукозаписывающей студии были непроницаемы.

***

      Через некоторое время мы находим его уже сидящим в обнимку с унитазом на полу туалета в особняке Мэнсона и горько плачущим. — Ну почему я такой несчастны-ы-ый! За что меня посадили в это заточение! Я как принцесса в замке! Он выл с такой экспрессией, будто бы сочинял новый шедевр для своих малолетних фанаток, и был очень удивлен, когда его излияния были прерваны вошедшим в туалет Тиллем. — Ну, что ноешь-то парень? Тебя же никто не избил и даже не изнасиловал. — Но моё сердце чувствует, что до этого недалеко-о-о! — вновь заныл Гарри, и слёзы потекли по его лицу, как роса по пиву, взятому с холодка. — Точно, недалеко, — утвердительно кивнул Тилль, тяжело вздохнув. — Ведь если ты и дальше будешь так ныть, мне явно придется чем-то заткнуть тебе рот. А что у меня будет под рукой в этом сортире? Правильно — член! — О не-е-ет! — продолжил надсадно подвывать юный мистер Стайлз, любимец всех девочек в Королевстве, визжа, как мартовский кот.       Тут уже Тилль не стерпел. Он сгреб в кулак волю, запрещающую ему насиловать не вполне совершеннолетних мальчиков, и схватил Гарри за локоны, побуждая того развернуться к себе лицом. Другой рукой он параллельно расстегивал ширинку на штанах и доставал свой огромный инструмент наказания. — Сейчас ты у меня перестанешь орать, — пообещал он, приставляя член к губам парня.       "Опасно сопротивляться, — думал в этот момент Гарри. — Да и не так уж хочется!"       Затем он поднял глаза на Тилля. Тот побудительно нагнул его голову к своему инструменту, как бы намекая не затягивать, и Гарри ничего не осталось, кроме как открыть рот пошире и попытаться заглотнуть член герра Раммштайна. Но он, конечно, не прошел бы кастинг на фильм "Глубокая глотка", и оттого сосал несмело и крайне неумело. Да и большие размеры Тилля мешали. Хотя и ходят слухи, что большая часть звезд достигает вершин лишь после километров обсосанных членов и вылизанных задниц продюсеров, Гарри был ещё относительно невинен. Он несмело касался члена Тилля языком, стараясь открыть рот как можно шире, но иногда челюсть сводило судорогой от напряжения, и он с трудом удерживался, чтобы не захлопнуть рот. Тилль, видимо, почувствовал эти попытки. — Но-но, не кусайся! — обхватил он его за затылок покрепче, чтобы лучше контролировать его движения.       Стайлз продолжил усердно сосать, обхватывая мягкими нежными губами ствол его огромного члена, и Тилль временами издавал тихое "М-м-м" от удовольствия, которое доставлял ему мальчик. Надолго его не хватило, и после нескольких сильных толчков, почти достав до его горла, он кончил, позволив наконец Гарри отстраниться. Тот ощутил терпкий, чуть сладковатый привкус спермы во рту, норовя сплюнуть, но Тилль, снова схватив его кудрявую голову и строго приказав: — Глотай.       И Гарри послушно сглотнул, облизав губы, после чего снова посмотрел на своего господина.