Солнцем в его мир

В тот день небо не проливалось теплыми, легкими дождями в свете пронзительного солнца, на ветру не танцевали, словно хрупкие бабочки, розовые лепестки вишни — ничего романтичного, ничего предзнаменовавшего переломные моменты, обычный день, пропитанный лучами весеннего солнца. Сакурай стояла у ворот старшей школы Тоу, разрываясь над вопросом — стоит ли идти на тренировку по баскетболу в надежде увидеть Аомине. На самом деле, хотелось, конечно, безумно… Просто Ре знала, что больше та сумасшедшая радость от встреч с ним не будет приходить в сердце одна — теперь ее верной спутницей будет боль. Теперь при взгляде на Дайки будут чувствоваться незримые отпечатки солнечной девушки в его глазах... впрочем, во всем. Но тем не менее… так невыносимо хотелось встретиться с ним. — О, Ре. Как вчера дошла? — послышалось со стороны дверей в школу. Небо продолжало отстраненно бледнеть, облака продолжали плыть — все вокруг осталось без изменений, а у Ре внутри — перевернулось с ног на голову. — Аомине-сан? — она, можно даже сказать, испугалась, вся залившись краской, выдавила еле как от удивления. Он бросил на нее усталый взгляд, и она тут же осеклась. — Прости. Д-Дайки. О, как она была безмерно рада, когда почти два года назад расстояние между ними сократилось, стоило ему сказать: «Обращайся ко мне по имени, Ре». Она помнила все в тот момент — что было вокруг, как поблескивало неяркое солнце в его глазах, с какой интонацией он это говорил… Она не помнила себя от радости. От такой ерунды! Ах, безнадежная бесхарактерная дурочка. Но как жестоко было с его стороны просить ее об этом теперь, когда он сам дарил свой мир лучезарной принцессе. Как он мог заставлять ее быть ближе к себе, когда сам вот так отдалялся с каждым днем. Нет, ему не понять. Впрочем, как кому-либо во всем мире. Никому не понять эту глупую, переживающую по всяким пустякам бледную девчонку. — Ты чего стоишь здесь? — спросил Аомине. — Да… просто… Уже ухожу… — К тете? — Д-да, наверное… — Пошли. И он без каких-либо эмоций двинулся вперед, она же, перепуганная, соскочила с места, чуть не навернувшись. — Ты не пойдешь на тренировку? — с дребезжащей по швам надеждой спросила она — знала и так, что в последнее время его ладони не греет маленькое полосатое солнце, отчего сам он бесповоротно… меняется. — Нет, там нечего делать. Она скучала по его счастливой улыбке, по трепетному взгляду — по мальчишке, который по велению судьбы как-то в детстве, не сумев удержать в руках полосатый мяч, запустил его ей в голову, а затем ярко улыбался в извинениях, похищая с каждой последующей секундой ее первую любовь. Любой бы сказал, услышав такую историю, — просто головой ударилась, глупая девчонка, влюбилась в подрастающую звезду. Прилетевший мяч и так по голове неслабо ударил, все мысли сбил, оставил шишку на затылке и трепет в душе. Она неуверенно и боязливо отправила необъятный рыжий мяч обратно в его талантливые руки, а заодно и навсегда — свое сердце. Не добросила, слабенькая, бледная малышка… Ре жила далеко от него, но приезжала иногда к тете, чей дом находился по соседству с Аомине. И маленькой розоволосой принцессы. — Дай-чан, кто это? — маленькие хвостики Сацуки покачивались туда-сюда, когда она разглядывала бледную малышку с сияющими глазами, выглядывающую из-за угла. — Да так… — пожал плечами тот, продолжая подчинять себе рыжий мир, задорно стуча мячом по асфальту. Да так, всего лишь самый преданный фанат и первая девушка, подарившая ему, пусть и молча, свое сердце. Ре старалась не пропускать ни одной его игры: настоящие соревнования — с начала средней школы — все до единого были ею поддерживаемы с третьей-четвертой скамьи зрителей, любительские — с того самого дня — она смотрела лишь по мере возможности. Желание-то было, хлестало через края, а шансов попасть к нему на другой конец большого города маленькой девочке выпадало все же редко. Ре наблюдала с трибун, волнуясь и радуясь за него больше всего мира вместе взятого, но оставаясь в тени от смущения и стеснения. Он с каждой встречей становился все выше, все сильней, он становился звездой, а она все больше уходила в тень, становясь бледной поганкой. Она разрисовывала тетрадки его именем, загадывала желания на падающие звезды, желала ему счастья и давила боль со страхом, когда провожала взглядом неизменно шедшую рядом вишневую принцессу. Она, кстати, тоже с каждой встречей расцветала, становясь все краше и краше, душистей и привлекательней. Слава Тейко пересекала границы большого города, восхищенными слухами выходя на уровень страны. Трибуны ломились от желающих, Ре уже не была его единственным преданным фанатом, но продолжала сидеть в тени и болеть за него больше всего мира вместе взятого. На одну из игр не удалось попасть — немного слез пробежало по бледным щекам. Но Тейко снова одержали победу. И Сакурай думала — а нужна ли Аомине ее поддержка, стоящая целого мира? Они справляются без нее. Она, по сути, только болеть за него, наблюдая со стороны, и могла все время, не больше. Лил дождь — вроде бы с неба и точно из глаз. Ре стояла на той тренировочной площадке, где зажглось ее сердце когда-то. Теперь оно утихало. Теперь она понимала — они же непросто два маленьких человека с разных концов большого города — они вообще из разных миров. Пора прекращать это бесполезное дело. Прохладный ветер дул в промокшее лицо, остужал сердце и изгонял надежды. И в тот момент к ее ногам пало солнце, промокшее, грязное, потертое, но все еще такое яркое, любимое кем-то. Сакурай казалось — улыбающееся, приободряющее. Она легко улыбнулась в ответ и взяла прикатившийся мяч в руки. Он был большим, не помещался в ее маленькие ладони; ее худые, бледные, озябшие пальцы потирали чуть шершавый покров — от мяча шло странное тепло, и Ре показалось, что счастье, к которому она бежала с другого конца города, было несколько ближе, возможно. Она расставила ноги чуть шире, приставила мяч к солнечному сплетению и во второй раз в жизни подарила свое, пусть и уже разбитое, сердце. В этот раз она добросила, попала точно в цель, идеально, гладко, точно. С застывшей сетки на баскетбольном кольце разлетелись сверкающие капли дождя — ей ответили. Второй раз она подарила сердце баскетболу. — Да у тебя талант… Дождь заканчивался, и сердце — непостоянное, неприрученное, глупое — снова начинало ломиться из груди. Ее второй бросок был сделан не менее волнительно и трепетно, когда время, кажется, медленно растягивается. Но в этот раз мяч попал прямо в кольцо, с первой попытки, а затем, прокатившись по земле, попал в ладони того, кому она бросала в первый раз. Ее принц вместе с ней ловил простуду на завтрашний день. — Все в порядке? В душе творилось что-то странное… безумный страх вспыхнул, но она кивнула с равнодушным спокойствием, словно бы страх этот был где-то очень далеко, заглушенный непривычным смирением. Ее глаза не сияли в трепетном ожидании, более того мокрая челка немного скрывала их, но ей впервые не было страшно оттого, как она выглядит. Аомине смотрел на нее неотрывно, крутя мокрый, разгоряченный мяч на указательном пальце, вокруг не было ни души, а небо проливало уже последние капли дождя. — Тебя не было на последней игре, я волновался. Он остановил мяч и взял его в свои большие ладони, затем бросил ей, пустив вверх, высоко-высоко, точь-в-точь вместо солнца. — Аомине Дайки. Мяч почти легко упал в ее бледные ладони, ей самой казалось удивительным то, какими сильными могут быть ее руки. — Сакурай Ре. Она (по)любила его по-настоящему… Он дал ей веру в свои силы. Теперь это было больше, чем девичья влюбленность в высокого яркого мальчика — благодарность и уважение. Но Ре не повзрослела сильно, в ее тетрадях на новых страницах снова появлялись его имена, падающие звезды продолжали слушать ее желания, а его ангел-хранитель вновь ловил ее искренние мольбы о счастье подопечного. Сакурай расцветала. Только для него и рядом с ним. Они виделись чуть чаще — стали старше, видимо, и дороги сократились, и город перестал казаться необъятным чудом. Вишневая принцесса влюбилась в тень Аомине — голубоглазого парнишку с самым твердым взглядом на свете. Ре покусывала костяшки пальцев перед сном, прижимая коленки к груди. Ре маралась в муке, стряпая для него, а заодно и для других участников команды разные вкусности, вкладывая бесконечную любовь в каждый кусочек песочного печенья, маффина, тарталетки или же просто в сосиску в виде осьминожки. Дайки сладости не особо любил, зато Мурасакибара уплетал за обе щеки, но и Аомине благодарно принимал все ее старания. А потом солнце ударило ему в глаза, ослепило, появилась лучезарная принцесса с длинными ресницами, обрамляющими миндалевидные глаза. В тот день по ветру танцевали, словно хрупкие бабочки, лепестки сакуры. Аомине с улыбкой принимал сладкие кусочки любви его самой преданной фанатки, стоя в проеме в тренировочную комнату Тейко. Ре уже угостила всех остальных, ждала своего принца, подарила ему в очередной раз свою любовь. А затем… А затем ему в затылок прилетел мяч. Он недовольно обернулся и увидел первую красавицу города. Блеск ее сережек, омут ее глаз, яркая улыбка — все, в общем-то, заставило его смотреть на нее чуть дольше положенного. — А, ты… Я же извинился. — Я случайно, теперь и ты меня прости, — улыбнулась она и наклонилась к мячу, взяв в руки. Протянув его Дайки и чуть склонив голову вбок, она попросила, так просто, легко и беззаботно, вместе с тем еще и очаровательно, что отказать бы ей не смог никто: — Научи меня играть в баскетбол. Кисе Рета в глазах Сакурай была красивей даже вишневой принцессы. В глазах Дайки, скорее всего, тоже. Она вроде бы и не делала ничего такого, вроде бы говорила о совершенно простых вещах, не строила ему глазки, не вешалась на шею и уж точно не загадывала желания на падающие звезды. Но она стремительно сокращала расстояние между ними. За месяц она стала ему ближе кого бы то ни было. — Не составишь мне компанию? — улыбалась она, чуть приподнимая плечи и строя бровки домиком. И ей ведь можно было отказать всегда… Да ладно, хватит врать, конечно же, нельзя было! Ловко и незаметно она пробивала путь к его сердцу, метила в самую душу. Ре наблюдала за их тренировками, снова прячась в тени. Мяч летел словно в замедленной съемке, оставляя после себя незримый след — мост от двух солнечных сплетений — и разрывая сердце с бесконечной любовью бледной трусишки. Ре плакала в подушку и каждый раз все меньше хотела видеть их вместе. О, она же желала ему счастья — так вот, ангел-хранитель подарил ему само солнце. Ну и чего же она плачет, глупая, глупая дурочка? Аомине все меньше писал ей, все реже здоровался — Мурасакибара говорил, что печенье стало немного соленым. Аомине менялся, ее любовь к нему — ни на секунду. Она — глупая, глупая, невыносимая дурочка, пошла за ним в Тоу, чтобы затравить свое сердце окончательно, ну никак иначе. Откликалась на малейший знак внимания с его стороны, появлялась тут как тут, если он просил. Бесхарактерная девочка на побегушках. Облака сгущались. Они шли по знакомым дорожкам в полнейшем молчании, изредка прерываемом его совершенно обыденными вопросами; она отвечала коротко… Иначе просто не могла и не умела. — Как у тебя на личном фронте? О, такого вопроса она никак, ну совсем-совсем не могла ожидать. С чего бы ему этим интересоваться? От неожиданности Ре споткнулась и не удержала равновесия, однако, Дайки ее вовремя ухватил за плечи. — Какая же ты неуклюжая. — Прости… — выдавила она, ловя его горячее дыхание на шее, от которого пробежала предательская дрожь по телу. Отпрянула, хватая воздух ртом. Щеки пылали, чертово сердце не унималось. Они уже были у ее подъезда. — Все нормально? — спросил он. Она опустила голову максимально возможно, чтобы он не видел ее предательский румянец. Но его немигающий взгляд чувствовался каждой клеточкой тела. — Д-да… — В последнее время мы мало общались, ты снова стала слишком зажатой и неуверенной в себе. — Прости, — неуверенно выдавила она, не зная, что сказать. — И хватит извиняться уже, — устало протянул он. — Серьезно, когда ты так напряжена, с тобой тяжелее общаться. А ты же можешь быть открытее и смелее. Не нужно стесняться своих мыслей. — Т-ты знаешь? — вспыхнула она в страхе. Он говорил так, будто вынуждал ее признаться в своих чувствах, словно всегда-всегда знал о них. — О чем? — не понял он. Нет, это снова ее фантазии — он искренне удивился. — Н-ни о чем, — пробубнила она. Дайки нахмурился. — О чем? — Говорю же: ни о чем, — зажмурилась, прикусив губу. Почему с ним стало так невыносимо тяжело… — А я говорю, что тебе пора бы перестать вот так себя вести, это… немного раздражает. В сердце кольнуло. Она подняла на него свои глаза. С болью и обидой прибавилось немного смелости. А может, просто отчаяния. — А сам что думаешь? — Понятия не имею, поэтому и спрашиваю. На щеку Ре упала холодная капля. Подняв глаза, она поняла, что небо уже совсем затянулось тучами. Начинался дождь. Вот еще одна капля упала на ее лицо, тут же еще две приземлились на ладонь и нос. — Неожиданно. — Аомине закрыл голову рукой и прошел вперед, под выступ над дверным проемом, прижимая Ре спиной к двери. — Т-ты чего?.. Иди домой, спасибо, что проводил, — на одном дыхании сказала она, чувствуя, как вырывается из груди глупое сердце, оттого что он так непозволительно близко. — Сейчас пойду. Как расскажешь. Она упиралась взглядом в его грудь, дышала громко и неровно, задыхалась. Глупая, глупая девчонка. Безнадежная. Он чуть отпрянул и глянул на нее сверху вниз. — Что с тобой? — Я… — она глянула на него исподлобья. — Я люблю тебя… — прошептала она так, словно спросила у него разрешения, неуверенно и виновато, как нашкодивший ребенок. Его брови медленно поползли вверх, на лице отразилось изумление. Дайки сделал шаг назад, по его плечам забарабанил семенящий дождь. Такого неподдельного удивления она ожидала — да, он даже не догадывался никогда... Вдруг она поняла, что натворила. Словно только что была одержима кем-то. Быстро достав ключи дрожащими руками, она начала пытаться открыть дверь, как можно быстрее. Дайки осторожно поймал ее хрупкий локоть, неуверенно и слабо. Он был в шоке и не знал, что сказать. — Прости, — выпалила она быстро и скрылась за дверью, до обидного легко освободившись от его «хватки». Дождь лил всю ночь. Вроде бы с неба и точно из глаз.