Осколки

       Холод. Холод окутывает тебя, заставляет окунуться в себя с головой. Он проникает внутрь, замораживая тебя изнутри, проскальзывая в голову, легкие... Ты не можешь думать, словно забываешь, как дышать. Все мысли замерзают. Ты пытаешься вырваться, но он лишь туже стискивает свои ледяные ладони. И нет выхода.        Тьма. Тьма – она повсюду, давит на тебя, расплющивая, как надоедливую муху. Тьма без единого проблеска света, надежды...        Я лежу на этой чертовой доске, стуча зубами; все тело трясется, словно в ознобе. Конечности словно отмерли, я не чувствую их. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Вокруг сама темнота, слышатся лишь крики людей о помощи и плеск воды. Надо мной – бездонное темное небо, усыпанное звездами. Подо мной – глубокая пучина океана. А передо мной он – человек, который спас меня от всего, от чего только можно было спасти и, самое главное, он подарил мне надежду. – Еще пару минут. Это поможет им собрать лодки, – слышится его осипший голос.        Я издаю еле слышный смешок, который больше похож на испуганный вздох. Лодок не будет. Они не вернутся за нами. Этим мажорам будет проще самим выбросить всех выживших за борт, чем подвести риску собственную шкуру и вернуться за теми, у кого еще была надежда на спасение, которая с каждой секундой постепенно затухала.        Крики вокруг затихали, превращаясь в жалобные стоны, а потом и вовсе исчезая. Буквально было слышно, как жизнь покидает их тела. Я неподвижно смотрела на отражение в черной воде звезд, проплывающих по темно-синему небу и слушала, как все вокруг погружается в тишину. – Не знаю, как ты, – снова слышно его тихий голос, – но я собираюсь написать жалобное письмо в кампанию Уайт Стар Лайн.        Я снова улыбаюсь, но такое чувство, что все мышцы лица сковало льдом. С трудом поворачиваю голову, улавливаю в темноте его лицо. Покрывшиеся инеем каштановые волосы, белая, именно белая кожа, посиневшие стиснутые губы. Карие глаза смотрели на меня с заботой и болью, которую он изо всех сил пытался скрыть.        Я знала, что все это бесполезно. Что как бы он не пытался меня утешить, все равно хватка смерти скоро сомкнется, как сомкнулась уже и вокруг всех этих несчастных мужчин, женщин и детей. – Я люблю тебя, Джек, – выдохнула я, стараясь вложить в эти четыре слова все чувства, которые я испытывала к этому человеку.        Он взял мою окоченевшую ладонь своей дрожащей рукой. – Нет, Мерида, не прощайся со мной, – говорит Джек настойчиво. Он сосредоточенно смотрит мне в глаза. – Не сдавайся. Не делай этого. – Так холодно... – прохрипела я еле шевелящимися губами. – Ты выберешься отсюда... Ты будешь жить! – уверенно сказал он. Его голос почти не дрожал. – У тебя будут дети, и ты будешь смотреть, как они растут. Ты умрешь старой дамой в теплой постели. Но не здесь. Не этой ночью. Ты поняла меня?        Я лишь промолчала, а тело в один момент пробила сильная дрожь. Я знала, что он пытается меня утешить, пусть это и было безнадежно. – Мерида, послушай меня. Слушай, – уперто говорил Джек, заглядывая в мои закрывающиеся глаза. – Когда я выиграл этот билет, это было самое лучшее, что когда-либо случалось со мной.        Я видела, как было трудно вдохнуть, чтобы продолжить. Джек весь словно покрылся коркой льда, что в тусклом свете звезд делало его волосы белыми, а глаза – голубыми. – Это привело меня к тебе. И я благодарен, Мерида. Я благодарен...        Его голос дрожит все больше, но глаза, полные решительности, смотрят на меня. – Ты должна сделать мне одолжение... – продолжает он, изо всех сил размыкая губы. – Обещай мне, что ты выживешь... что ты никогда не сдашься... что бы ни случилось... как бы безнадежно не было...        Он закрывает глаза, из последних сил делая глубокий вдох. Он не подает виду, как ему холодно. Он не подает виду, что уже умирает... – Обещаю, – собрав все силы, говорю я. И словно слышу, как лед трескается на губах. – Никогда не сдаваться... – Я обещаю... Я никогда не сдамся, Джек. Никогда...        Он улыбается и подносит мою ладонь к губам. Прикосновения я почти не чувствую, только вижу, что моя рука тоже покрылась инеем. Джек прерывисто дышит, закрывая и открывая глаза, я изо всех сил шевелю пальцами и сжимаю ими его руку. Его лицо озарила слабая улыбка. Мы соприкасаемся головами и лежим, слушая тишину. Все крики о помощи уже давно стихли, оставив за собой лишь плеск воды. ***        Ночь укрыла все своим бархатным черным одеялом. Не было слышно ни звука, лишь вода еле пошатывала обломок корабля, на котором я лежала. Мои глаза были широко открыты, взгляд прикован к небу. Сознание было словно в трансе, в забытье, мысли исчезли; я ничего не чувствовала.        Я знала, что это бесполезно. Знала, что и я, и Джек скоро погибнем, замерзнем, утонем в этой поглощающей темноте. Смерть – она лишь наслаждалась нашими страданиями, смеялась, радуясь такому пиру жертв. Все эти люди вокруг нас, они знали это, но продолжали бороться за жизнь, заставив Смерть исказиться в улыбке. Самая мучительная смерть – это постепенная, когда каждая минута отдается агонией, когда ты не можешь думать ни о чем, кроме как об этой заполняющей изнутри темноте и жалящем холоде. Я знала, что нигде вокруг нас нет не единой живой души, лишь холодные тела, плавающие в спасательных жилетах под ночным небом.        Я думала лишь о том, чтобы смерть поскорее забрала и меня. Каждая секунда казалась вечностью, которая состояла лишь из пустоты, темноты, тишины и холода, пронзившего уже мое тело до костей. А губы словно сами по себе напевали такую до боли знакомую и уже ставшую родной песню: Над стеной ветров холодных Луч пронзает небеса Звонкой горной речкой гордой Я лечу, словно стрела Дай мне сил, птицей стать, небо крыльями обнять Птицей стать, небо крыльями обнять...        Эта песня уже давно стала нашей с Джеком. Она символизировала начало нашей любви, когда он впервые научил меня летать, раскинув мои руки в стороны на носу корабля. Это была песня, которая, вместе с появлением в моей жизни Джека, подарила мне такую нужную надежду и желание жить.        Сознание постепенно отключалось. Я чувствовала, как проваливаюсь в темноту, жизнь медленно покидала мое тело.        Яркий свет фонаря скользнул по моей щеке. Я остаюсь неподвижной, так как уже давно смирилась с нашей смертью. Я лишь продолжала неотрывно смотреть на небо.        Но вдруг свет стал мелькать чаще, проникая в мои привыкшие к темноте глаза. Перестав напевать песню, я сделала попытку повернуть голову на источник света. Это оказалось более, чем трудно. Некогда пышные рыжие волосы примерзли к доске, на которой я лежала. Внутри все сжалось. Шлюпка плыла совсем недалеко, рассекая собой море из трупов. И словно где-то далеко звучал голос. Это был мужчина, который плыл на лодке к нам; он искал выживших.        Я не смогла поверить тому, что увидела. Неужели, нас все-таки спасут? И все будет хорошо, как Джек и говорил?        Мои глаза были прикованы к лодке, к этому единственному источнику света, надежды, в, казалось, непроглядной темноте. Я собрала все оставшиеся силы и повернулась к Джеку, услышав, как затрещали мои волосы. – Джек, – я стала тормошить его за руку. В ответ я услышала лишь тишину. Тишину, которая посеяла в душе холодный страх.        Мой голос настолько охрип, что я его почти не расслышала, а каждое движение голосовых связок отдавалось жгучей болью. Но я не обращала на это внимания, а лишь продолжала настойчиво дергать Джека за ледяную и твердую, словно камень, руку.        Я медленно подняла свою вторую руку и с двойным упорством начала будить возлюбленного. Он словно спал, качаясь около доски. – Джек, – повторяла я осипшим голосом. – Шлюпка...        Я, собирая по кусочкам оставшиеся силы, продолжала его яростно тормошить, не принимая страшную реальность. Шлюпка постепенно отплывала от нас, но я не сдавалась.        Но ответа не было. Джек был неподвижен, полностью покрывшись тонкой коркой льда. Я продолжала, в ужасе смотря на него, в безуспешной попытке дергая его за руку. Немощь и страх словно сковали меня своими сетями, наряду с холодом. Он не просыпался.        Нет, не может быть, не со мной. Я не верю этому. Это все сон, через пару минут я проснусь где-нибудь в уютном теплом месте. Руки словно сами по себе продолжали его дергать, но на самом деле я уже давно все поняла.        До меня постепенно доходила эта реальность. Проводив взглядом шлюпку, я лишь бессильно опустила голову на холодную руку Джека. Я готова была смирится с этим. Готова была умереть.        Я не осознавала, что у меня еще есть шанс. Шанс выжить, спастись, выполнить обещание, данное Джеку. Я не могла его нарушить, не могла подвести его, единственного человека, который подарил мне свет во тьме, которая тогда окутала меня. И именно оно стрелой врезалось мне в грудь, заставив открыть глаза и снова повернуть голову к отдаляющейся шлюпке. Ты пообещала, Мерида. Так выполни же свое обещание. – Вернись, – прохрипела я, в надежде, что они все-таки не оставят меня. – Э-эй, кто-нибудь слышит меня?! – раздался голос над тихой поверхностью воды. – Вернись, – повторяла я изо всех сил. Отцепив примерзлую к доске руку Джека, я в последний раз взглянула на его лицо. Я хотела запомнить каждую черту. Я пронесу это через всю жизнь. Я сдержу слово, Джек, обещаю. – Я ни за что не сдамся, – уверенно сказала я и, поцеловав его в лоб, отпустила. Он стал постепенно опускаться в пучину океана, на лице застыл вечный покой и умиротворенность, а правая рука была направлена в мою сторону. Он словно прощался со мной, словно повторял: "Все будет хорошо".        Из глаз непроизвольно полились редкие слезы, которые тут же замерзали у уголков, превратившись в маленькие бриллианты. Я докажу, что его смерть не была напрасной. Я выживу, выполню свое обещание.        Эти слова словно дали мне новые силы и я, приложив небольшое усилие, подняла голову с доски. Было больно, примерзшие к доске волосы громко затрещали, но я не обратила внимания на такую мизерную боль. Когда ты испытываешь боль душевную, физическая уже почти на чувствуется.        Немного наклонившись, я сползла вниз в воду. Ледяная, пронизывающая до костей вода, окатила мое и так замерзшее тело и я поняла, каково было Джеку столько времени находится в ней. Но он держался. Держался до последнего. Ради того, чтобы взять с меня клятву. Клятву Жизни.        Дальше события доносились до меня какими-то отрывками. Я подплываю к трупу одного из офицеров, на шее у которого висит свисток. Набираю как можно больше воздуха в замерзшее легкие и дую в него изо всех сил. Звонкий свист громко раздается в тишине. Спасительная шлюпка замечает меня, а в голове лишь проносится "спасена".        Какие-то голоса, крики, меня накрывают теплым пледом, укладывают рядом с пятью остальными, кого вытащили из воды вместе со мной. Всего шесть. Из полутора тысячи.        В следующий раз я прихожу полностью в себя лишь тогда, когда уже лежу, накрытая теплым одеялом, в немного покачивающейся на волнах лодке, а небо надо мной постепенно становится бледно-розовым, что символизирует рассвет.        В голове словно кто-то проматывает пленку моей жизни. Жизни на Титанике. Потому что это несколько дней, проведенных на этом корабле – были настоящей Жизнью. _______ Прошу прощения за возможные ошибки. Я бете еще не говорила, что это написала) Talex: Бета наконец-то взялась за работу :з