Мои алые паруса

- Нет, ты только посмотри! – Мел рисует две очередные дуги между голосами, подчёркивая ошибку. – Снова скрытые октавы!.. Заглядываю ей через плечо. - Так у вас же колледж как называется? «Центр современной музыки». Вот тебе и решают задачи в современном стиле, задвинув правила, как пережитки прошлого. - Если б это был намеренный шаг!.. Но, увы, всего лишь невежество… - Мел замирает, снова навострив карандаш, как кондор, узревший добычу, и в следующий момент чёткими линиями отмечает перекрещивание. Беру одну из проверенных тетрадей и, присев к инструменту, начинаю тихонько наигрывать последнюю задачу, по ходу гармонизуя её на свой лад. Сегодня у Мелани две группы летних курсов, доставшихся от Элис, как переходящий флаг, и я, не желая проводить время в одиночестве, а точнее расставаться, увязываюсь за ней. Вообще, на мой взгляд, тратить перерыв между занятиями на проверку тестовых работ – это самое настоящее кощунство. Но Мел с упорством бывалого перфекциониста заявляет, что лучше потратить время в перерыв, чем после занятий. - Мне вечерами из без домашнего задания вполне найдётся чем заняться, так что если есть возможность от него избавиться, я от него избавлюсь… А вот и параллельные квинты! Слушай, эта задача – просто наглядное пособие всех возможных ошибок! Радует, что другие работы вполне приличные. Иначе моя вера в собственные педагогические способности сейчас бы очень сильно пошатнулась. - Не переживай! Я где-то читала, что в последнее время ко всему этому даже в учебниках стали относиться более-менее спокойно. - Ну не знаю. По-моему, прежде чем что-то нарушать, неплохо бы с этим ознакомиться. - Есть мнение, что забивание головы правилами ведёт к формированию стереотипов и закостенелости мозгов. Вспомни: многие открытия делали дилетанты, так как у них был свежий взгляд на мир, не замутнённый всякой теорией. Мел небрежно фыркает. - Это называется не «свежий взгляд», а «повезло». Шостаковичу с Прокофьевым, к примеру, знание теории ничуть не помешало стать новаторами. - А это уже называется «не благодаря, а вопреки», - не удержавшись, хихикаю. – Ладно, ладно: я, собственно, против фундаментальных знаний ничего не имею, а всего лишь озвучиваю версию… - Снова проигрываю предыдущий такт. – Что-то такое знакомое…не могу вспомнить. Ощущение, что я с этой задачей уже когда-то общалась…Погоди, она, часом, не из Мясоедова? - Ну, ты даёшь! – восхищённо присвистывает Мел. – Ты что, их все наизусть помнишь? - Да нет, конечно, - отмахиваюсь я. – За кого ты меня принимаешь! Ну, может, ещё парочку – из тех, с которыми пришлось особо повозиться. И, - со смехом добавляю, - училищную экзаменационную последовательность с модуляцией в тональность третьей степени родства. Забавляюсь, наблюдая, как Мелани делает страшные глаза и изображает демонстративный обморок. - А ты, смотрю, продолжаешь нести зарубежную культуру в массы? - А почему нет? – пожимает плечами Мел. – Каждый педагог выбирает пособия по своему вкусу, а те, по которым мы с тобой учились, меня полностью устраивают. Теорию я им даю в лекциях, так что вся необходимая информация у них есть и без учебников, а задачи для тестов или домашних заданий иногда придумываю сама, но чаще просто копирую из того же Мясоедова или Алексеева. Помнишь, мы купили себе по экземпляру, чтобы не зависеть от библиотеки? Вот ими и пользуюсь… Ну что ты на меня так смотришь? – спрашивает, чуть смущённо улыбаясь, в ответ на мою, расплывающуюся до ушей, улыбку. - Педагог! - С чувством поясняю я. – Ты – педагог! Мне до сих пор не верится. Так непривычно… и у тебя так здорово получается! - А то! – горделиво приосанивается Мел. – Талантливый человек… ну, ты знаешь!.. – и заливается смехом, к которому я с удовольствием присоединяюсь. - Мисс Кроуфорд! – мы не сразу слышим стук и реагируем лишь на голос, раздавшийся следом. В проёме чуть приоткрытой двери замечаю мальчишескую физиономию. - Мисс Кроуфорд, простите. Можно вас на минутку? - Да, конечно, - Мел приветливо улыбается и выходит в коридор. - Это Джереми, - поясняет мне, вернувшись. – Тот самый гениальный оболтус, про которого я тебе рассказывала. Так вот ты какой, северный олень! Действительно, про этого товарища я уже успела наслушаться с первого дня своего приезда. Собственно, Мел не могла меня встретить, потому что сидела на экзамене, который этот Джереми благополучно завалил – на пару со своим приятелем. - Потрясающие саксофонисты, оба, ты бы слышала! И это при том, что им всего по шестнадцать. Но лентяи – каких мало. То есть, как лентяи: им интересна специальность, ей они и занимаются, а на остальные предметы благополучно забили. Домашние задания не делают, появляются через пень-колоду. Экзамены, естественно, не сдали, и только после этого вдруг решили взяться за ум. - Что, - догадываюсь я, - приходили просить позаниматься с ними перед пересдачей? - Зришь в корень! - А ты? - А что я? Зверь, что ли? – Мел поджимает губы, отводя глаза, и дёргает плечом. – Конечно, я их не брошу. К тому же, они быстро всё схватывают, если хотят. - Ясно, - улыбаюсь я при виде того, как подруга старательно пытается принять максимально равнодушный вид. – Мел, кончай придуриваться! Участие – не слабость, симпатия – не порок. Они – твои ученики. Естественно, ты за них переживаешь. - И они прекрасно это видят, - хмыкает Мел. - Потому и вьют из меня верёвки. - Угу, - скептически отзываюсь я. – Совьёшь из тебя чего, как же! Где сядешь, там и слезешь. Вряд ли ты стала бы их тянуть, если бы считала, что это не имеет смысла, и что они тебя снова подведут. - Ну…да, - нехотя соглашается Мел. – У них, действительно, огромный потенциал. И, похоже, они вполне серьёзно решили наверстать упущенное. - И когда начинаете? - Сегодня. Так что после группы я ещё задержусь. Может, всё-таки, пойдёшь погуляешь? – делает очередную попытку вытолкать меня из колледжа. - Ну чего тебе здесь торчать? Смотри, какая погода! – энергично машет рукой в сторону окна. – В Кью Гарденс сейчас такая красота! - Вместе съездим, - упрямо говорю я. - Вместе – само собой… Постой… - замолкает на полуслове, осенённая догадкой. – Как я сразу не просекла! Все эти дни... Ты что, боишься, что ли? Боишься идти куда-то одна, потому что боишься встретить его?! Молчу. Отворачиваюсь к пианино и принимаюсь хаотично перебирать попадающиеся под пальцы клавиши. Всё так. И не так. И я сама не знаю, и не могу объяснить. Только каждый раз, оказываясь на улице, особенно в непосредственной близости от дома, начинаю подсознательно вглядываться в прохожих, тайно, до дрожи в коленках, мечтая о новой встрече и одновременно страшась её, как конца света. С Мел я чувствую себя гораздо свободнее и увереннее, но, по иронии судьбы, почти все предыдущие встречи случались тогда, когда её не было рядом. В полном смятении я продолжаю терзать инструмент, до тех пор, пока Мел не убирает мои руки с клавиатуры, одновременно опуская крышку, во избежание рецидива. Придвигает стул и садится рядом. Так мы и сидим перед закрытым пианино, будто готовясь играть ансамбль в четыре руки, молча вперив взгляд перед собой в глянцевую чёрную поверхность. - А если ты не права? – слышу я голос Мел, который звучит так, будто бы это не столько вопрос, сколько что-то риторическое в пространство. - Не права в чём? – уточняю я. Руки снова тянутся к клавишам, предусмотрительно спрятанным под крышкой, так что я просто провожу пальцами по гладкому дереву, оставляя смазанные отпечатки. - Да брось! – Мел тихонько толкает меня плечом. - Я знаю, о чём ты думаешь. - Да кто бы сомневался! Я уже поняла, что предсказуема, как голливудский боевик, так что нечего лишний раз мне этим тыкать. - Да кто в тебя тыкает! Я просто пытаюсь вытащить твою голову из очередной кучи песка, куда ты её добровольно засунула. Послушай меня. Почему ты решила, что ничего из себя не представляешь, причём настолько, что не можешь нравиться? С чего ты взяла, что ему до тебя нет никакого дела? - Мел, мы знакомы меньше трёх недель! Я не верю в любовь с первого взгляда. - И как тогда назвать то, что происходит с тобой? – тут же с иронией замечает подруга. Резонно, чего уж там. - Не знаю, - честно говорю, продолжая гипнотизировать крышку пианино. – Симпатия, интерес... - И только? – продолжает подтрунивать Мел. - Мел, отцепись, - поморщившись, в свою очередь толкаю её плечом. - Речь ведь не обо мне. В любом случае, ощущение влюблённости и любовь – это разные вещи. - А если он чувствует то же, что и ты? Или если он, в отличие от тебя, верит в это самое с первого взгляда? - Вот ему-то как раз и стоит поостеречься! Сколько фанаток вокруг. Даже если он уверен в себе, откуда он может знать, что любят именно его, а не выдуманный образ? - А ты сама-то кого видишь? - Того же, кого видела и раньше заочно по его общению с журналистами и рассказам его коллег. Но кто знает, может всё это – лишь работа на публику, и со мной он по привычке ведёт себя так же? Пожав плечами, я всё-таки дорываюсь до клавиш, но машинально вылетевшие из-под пальцев первые такты «Утешения» Листа действуют совсем не утешающе. - И что ты думаешь? – Мел опять принимается гнуть свою линию. - Собираешься вообще хоть что-то делать? - Писать письмо Онегину, - язвлю я. – План действий очевиден: наслаждаюсь оставшимися днями отпуска, потом пакую чемоданы и отбываю. А что, по-твоему, мне ещё делать? - Что угодно, но лучше уж жалеть о том, что сделала, чем о том, что не сделала! – С горячностью восклицает Мел. - Разве? - эхом отзываюсь я. - Да что ты, в конце концов, теряешь?! - Покой на всю оставшуюся жизнь, - шепчу, отворачиваясь. – Ладно, - добавляю через пару секунд, стараясь, чтобы голос звучал, как ни в чём не бывало. – К тебе уже студенты рвутся. Пойду, пожалуй, и, правда, прогуляюсь. И приготовлю какой-нибудь еды для разнообразия. Не всё же нам с тобой по ресторанам шастать! По дороге от метро захожу в минимаркет на Хэйверсток Хилл. Ближе к дому ничего продуктового уже не будет, холодильник и прочие амбары – в донельзя плачевном состоянии, а Мел, принимая моё предложение об ужине, вряд ли думала об овсяной каше на воде или макаронах с «таком». Хотя, то, что есть макароны – уже хорошо. Осталось добавить к ним чего-то более существенного. Задумчиво склонив голову над прилавком с мясом, зависаю в нелёгком выборе между говяжьими стейками и свиной вырезкой. - По-моему, неплохо выглядит, - произносит знакомый голос, явно обращаясь ко мне, как раз в тот момент, когда я верчу в руках очередную пластиковую упаковку, разглядывая содержимое. Сердце замирает и пускается вперёд бешеным галопом. - Считаешь? – деловито, едва повернув голову, переспрашиваю я таким тоном, будто бы мы не только что встретились, а уже как минимум полчаса совместно ходим по магазину с общим списком. – Ну, тогда, пожалуй, доверюсь твоему выбору, - и кладу упаковку в корзину, панически надеясь, что он не успел заметить, как у меня вдруг начали дрожать руки. Вот так. Стоило только остаться одной. Почему он всё время застаёт меня врасплох? И как так получилось, что я всего за две с половиной недели успела пересечься с ним больше раз, чем с одноклассниками из соседних домов за последние десять лет? - Какими судьбами? – завожу светскую беседу из серии «что вижу, про то пою», отчаянно следя за тем, чтобы ненароком не скатиться во что-то истерически восторженное или сумбурно-невменяемое. - Тоже за едой? А корзинку специально не взял, чтобы лишнего не прихватить? Хотя… - оценивающим взглядом окидываю длину его рук, – ты и без неё можешь набрать в охапку столько, что мало не покажется. Чувствую, что, несмотря на все усилия, тем не менее, несу какую-то чушь. Но Бенедикт, с комичным видом вертя руками, осматривает себя вслед за мной и, улыбаясь, отвечает: - Нет, мне ничего не нужно. Я просто так зашёл. Тебя увидел. - Так ты меня преследуешь? – слетает с языка, прежде чем я успеваю подумать, что моя ирония в данном случае выглядит почти неприкрытым флиртом. Да и вопрос сам по себе просто отличный. Как раз именно то, что стоит задать популярному актёру, которому регулярно не дают прохода. Прикусив язык, замолкаю. Бенедикт пожимает плечами и смеётся с видом человека, решившего, что отпираться бесполезно. - Немного. Открыв, было, рот, осекаюсь, не зная, что ответить. Вот те раз! Вот так вот захочешь пошутить, а в ответ получишь чистосердечное признание. Хотя, наверняка, это тоже всего лишь шутка. Что ему, в самом деле, делать больше нечего? Не может же быть, чтобы это была целенаправленная акция! Или может? Недавно сказанные слова Мел немедленно всплывают в памяти. «С чего ты взяла, что ему нет до тебя никакого дела?» А, собственно, действительно, почему у него не может возникнуть мысли поприветствовать знакомую? - Ну, раз так, - набравшись наглости, выдаю я. – Бери вторую корзинку и помогай. - Мы ехали с тобой в одном вагоне, - рассказывает Бенедикт, пока мы идём вдоль стеллажей, периодически останавливаясь, чтобы взять что-нибудь с полки. - Я сел на Олд Стрит, а тебя увидел, когда подъезжали к Кэмден Таун. Но в метро было людно и шумно, так что я подумал, что момент не очень подходящий. А потом ты зашла сюда. Честно говоря, я боялся, что снова тебя напугаю, поэтому возле бакалеи решил не подходить, чтобы ты случайно ничего не разбила. Недоверчиво смотрю на него исподлобья. Он невинно моргает в ответ, но я отчётливо угадываю, как в глубине его глаз плещутся озорные смешинки. А через секунду он и сам раскрывается, принимаясь посмеиваться своим мягким баритоном. - Ничего, у меня уже выработался стойкий условный рефлекс, - не остаюсь я в долгу.- А ты жестикулируй не так активно, а то сам, чего доброго, что-нибудь зацепишь! Напряжение потихоньку отпускает, и я просто чувствую, как мне весело и комфортно идти вот так рядом, перекидываясь с ним шуточными репликами, видя его в шаге от себя, слушая его голос и зная, что он разговаривает не с кем-нибудь, а со мной. Продуктов набирается на два полных пакета, которыми тут же завладевает Бенедикт. В ответ на мой удивлённый взгляд, вытаскивает из сумки неудобно выпирающий батон хлеба и вручает мне, после чего молча разворачивается и, толкнув коленом дверь, вываливается наружу. Выйдя следом, пробую отобрать хотя бы один, но получаю в ответ невозмутимое: «этот пакет слишком большой для твоего роста, тебе будет неудобно нести». Так мы и идём до самого дома: я в обнимку с батоном и Бенедикт с моими двумя доверху набитыми едой мешками. Поначалу я думаю, что он проводит меня до калитки и пойдёт дальше, но, заболтавшись, мы как-то незаметно минуем этот пункт, а также дорожку и крыльцо, и останавливаемся, лишь оказавшись в кухне. - Ты что, сегодня одна? – спрашивает Бенедикт, примостив пакеты возле стены. – А где Мелани? - Дежурный вопрос, - смеюсь я, начиная выкладывать продукты на стол. – Я надеялась услышать его ещё в магазине. У Мелани образовалась пара хвостатых студентов, так что она сейчас в колледже, готовит их к пересдаче. - Доброе дело, - соглашается Бенедикт. - Хорошее дело, - фыркнув, добавляю я, сожалея про себя, что заценить получившуюся строчку больше некому*. – Как насчёт чая? Закончив выгружать продукты, перекладываю мясо в миску и ставлю в раковину, мимоходом щёлкая кнопкой чайника, и тут понимаю, что не хватает чего-то привычного. - Я сейчас, только включу какую-нибудь запись, - на ходу поясняю Бенедикту, устремляясь в гостиную. – Люблю готовить с музыкой. Ты не против? Слышу, как он идёт за мной, и, оторвавшись от дисков, оборачиваюсь, чувствуя на спине его взгляд. - Что? Вижу, что он мнётся, то ли подбирая слова, то ли не зная, стоит ли вообще говорить то, что его беспокоит, и напряжение, уже оставившее, было меня, снова начинает накатывать, вздымаясь внутри паническими волнами. Проводит рукой по волосам, чуть улыбается краешками губ, и, наконец, просто, будто извиняясь, признаётся: -Знаешь… у меня из головы не идёт твой голос. И тут же продолжает, поспешно, словно боится, что я его прерву, буквально на одном дыхании, стремясь высказаться до конца: - Я помню, что ты тогда говорила, и мне очень жаль, и я, конечно же, пойму, если ты не захочешь, но… пожалуйста, спой что-нибудь хотя бы ещё раз, что угодно… В комнате повисает вязкая, почти осязаемая тишина. Молчу. Смотрю ему в глаза и понимаю, что не могу отвести взгляд. Я тоже всё это время помнила его реакцию, помнила, что он, в свою очередь говорил мне, но даже не могла и представить, что эта тема настолько его зацепила. Киваю. Я не могла бы отказать, даже если бы хотела. Не сейчас. Не ему. Сделав надо собой усилие, прерываю зрительный контакт и отворачиваюсь к стопке дисков. Выбрав нужный, с подборкой минусовок, вставляю его в центр. Единственное, что я сейчас не готова делать – это петь а капелла.** Третья ария Далилы приходит в голову сама собой. Совершенно естественно, будто ничего другого больше не существует. Начинаю тихо, полуречитативом. В такой манере обычно поют бардовские песни, когда главное – слово, а мелодия просто придаёт ему большую проникновенность. Мне надо собраться с духом. Мне надо найти свой собственный голос. Я знаю, что не стоит увлекаться репертуаром, написанным для другого тембра, знаю, что никогда не спою эту арию так, как настоящее меццо, но сейчас, именно сейчас всё это не имеет никакого значения. Mon Coeur s'ouvre a ta voix comme s'ouvrent les fleurs aux baisers de l'aurore!*** Томная мелодия плавно стекает вниз, как шёлковая ткань. Голос постепенно крепнет и наполняется красками. Знакомая волна накрывает меня с головой, и я снова блаженно погружаюсь в таинство звуков. Mais, o mon bien-aime, pour mieux secher mes pleurs, que ta voix parle encore!**** Я даже не сразу понимаю, как двусмысленно звучит мой выбор арии, но теперь уже поздно. Осознание того, что сейчас происходит, мурашками пробегает по позвоночнику и застревает где-то внутри, пытаясь сбить дыхание. Пусть преобладающая часть произведений написана о любви, но почему мне не пришло в голову спеть что-то более нейтральное, без настолько ярких аналогий? Коротко вспыхивает очередная, внезапно влетевшая в голову мысль о том, что он, возможно, знает французский. Одно дело – просто слушать красивую музыку. Другое – понимать смысл. Дословно. Но теперь даже это уже не кажется мне чем-то особо шокирующим, а воспринимается будто бы со стороны. Всё равно уже поздно что-то менять. Слово не воробей. Безотчётный, случайный выбор оказывается совсем не случайным. Это не просто ария, это – моё зеркало. Моё подсознательное желание высказать вслух то, о чём сказать в реале просто невозможно. Высказать, по-скоморошьи прикрывшись чужой личиной, чтобы никому даже в голову не пришло, что на самом деле я пою про себя. И пусть там, по сюжету, все эти слова - лишь притворство. Неважно. Для меня, сейчас, это самое настоящее и искреннее проявление душевных порывов и эмоций, которое я только могу себе позволить. Музыка звучит, то наполняясь терпкими восточными интонациями и страстными ходами, то снова струясь плавной волной, и, наконец, достигая кульминации, распускается пышным бутоном во всей своей чувственной красе. Reponds a ma tendresse! Reponds a ma tendresse! Ah! Verse-moi, verse moi l'ivresse!***** Вот оно, откровение, и только дурак теперь не догадается, что к чему. И уже не прикрыться ни музыкой, ни образом. Всё слишком очевидно. Как бы я не пыталась задвинуть подальше все эти неуместные, сносящие крышу, чувства, но, стоило лишь запеть - и я, не задумываясь, тут же выдала себя с головой. Закрываю глаза и ощущаю под ресницами горячую влагу. Этого ещё не хватало! Пытаюсь остановить неизбежное, но предательские струйки уже вовсю текут по щекам. Господи, как же стыдно! Должно быть, он уже сыт по горло моей эмоциональной нестабильностью. А если он ещё и понял всё так, как оно есть на самом деле... Резко дёргаю головой, пытаясь отвернуться. И вдруг чувствую, как моё лицо обхватывают его ладони. Бережно, но настойчиво, не давая даже шанса закрыться. И, мгновение спустя, тёплые губы касаются моих век. Невозможно! Наверное, естественной реакцией было бы вздрогнуть и распахнуть глаза, но я лишь ещё сильнее зажмуриваюсь, затаив дыхание. «От счастья замираю». Как забавно. Таких слов нет в оригинале, но эта строчка литературного перевода оказывается как нельзя ближе к тому, что со мной творится. Внезапно, из минуса в плюс. От несбыточной мечты к невероятной реальности. Когда я успела заснуть? Наверное, это какая-то ошибка, просто влияние момента. Он сейчас сам это поймёт. Сейчас… Дело ведь не во мне, я просто оказалась рядом… Мягкие, осторожные поцелуи с каждым разом становятся всё более и более жадными и хаотичными… Наверное, надо что-то сказать, остановить, хотя бы сделать передышку, чтобы выяснить, что происходит, но одни только мысли об этом вдруг кажутся мучительно невыносимыми. Запах его парфюма пряно обволакивает, проникая в каждую клеточку и лишая меня последних остатков разума. Подаюсь вперёд всем телом, и отчаянно, как утопающий соломинку, ловлю губами его губы. И панически боюсь открыть глаза. Хотя это уже неважно. Я всё равно ничего не вижу. Только чувствую. Сбивчивое дыхание, завитки его волос, пропущенные сквозь мои пальцы, жар разгорячённого тела, бесконечные, вызывающие истому, прикосновения губ… -Подожди, - шепчу, опомнившись, когда в какой-то момент сквозь пелену этого безумия проступает реальность. – Скоро придёт Мел. И вообще… в чужом доме… кажется, не совсем хорошо… Он утыкается мне в шею и послушно замирает. Его дыхание щекочет кожу, а хриплый шёпот на ухо пробирает до мурашек: - Но здесь совсем недалеко – мой дом… ------------------------------------------------------------------------------------ Для тех, кому гармоническая болтовня Марины и Мелани показалась не совсем понятной, но у кого внезапно возникло желание прояснить все эти, не сильно относящиеся к делу, термины: Скрытые октавы: прямое, т.е. в одном направлении, движение двух крайних голосов к октаве. Считается акустически неполноценным, «пустым», так же, как и параллельные квинты, поэтому правилами классической тональной гармонии не допускается. Перекрещивание – голосоведение, в результате которого нижний голос оказывается выше верхнего и наоборот (сопрано ниже альта, бас выше тенора и т.п.) Модуляция – переход в новую тональность с закреплением её в конце каденцией (каденция – заключительный оборот, придающий музыке завершённость.). Тональности третьей степени родства – не имеющие с исходной тональностью общих аккордов. * строчка из стихотворения Эдуарда Багрицкого «Контрабандисты» (на эти стихи есть известная песня, написанная бардом Виктором Берковским). ** без инструментального сопровождения. *** Моё сердце открывается твоему голосу, как раскрываются цветы от поцелуя зари. **** Мой возлюбленный, говори ещё - это осушит мои слёзы. ***** Ах! Ответь на мою нежность. Опьяни меня! Здесь можно послушать эту самую арию в исполнении Ольги Бородиной. http://www.audiopoisk.com/track/ol_ga-borodina/mp3/aria-dalili/ Выкладку этой главы делаю в духе "по секрету всему свету". Дело в том,что человек, мнению которого я очень доверяю, и с которым мы обычно мыслим "в одном направлении", в этот раз сказал "не верю", а я этого "чего-то не того", хоть убей, не вижу. Кто прочитает - пожалуйста, не держите своё мнение при себе, скажите, действительно ли поведение героев в конце главы выглядит в свете всего произошедшего настолько неестественными? Если да, то удалю нафиг и пойду переписывать.))