Как в наше первое лето

"С детства я не была такой, как другие, я не видела так, как другие видели, я не могла пробудить мое сердце для того, чтобы оно радовалось в том же тоне.И все то, что я любила, я любила в одиночестве." Джессика Аддамс (Фодера), Jack Off Jill - Как твои дела? - пухлая девушка восемнадцати лет накручивала на палец кудрявый локон. - Прекрасно! Я, кажется, встречаюсь... - Мисси смущённо засмеялась в трубку, не веря своим словам. - Вот это новость! Здорово! Слушай, а как же тот принц на белом лимузине с дипломом Гарварда и глазами цвета моря? - от души радуясь за подругу, и забавляясь над её детскими иллюзиями. - Он лучше. Добрый, весёлый и невероятно умный....в нём что-то есть, я раньше не замечала в Брайане никого, кроме сумасшедшего шоу-мена, жадного до славы и больного на голову. Теперь я знаю...он другой. Джессика Фодера только решила ещё раз похвалить Ромеро за здравый смысл и неплохой выбор, когда друг, заночевавший в доме вокалистки Jack Off Jill, пожаловался на шум за окном. - Робин, иди в жопу, дай поговорить! - ядрёный голос, похожий на старую бензопилу, если переходил на крик, разрезал ночную тишь пополам. - Слушай...тут парень....он весь в крови...может, посмотришь? Ещё дубу даст, опять в полицию пойдём как подозреваемые. - Дорогая, я тебе перезвоню. Моему басисту опять кажутся покойники, - прощаясь и кладя трубку, - Робин, нахуй! Сам бы пошёл и посмотрел! Джорди лежал , и не мог понять, пришла смерть или нет. Боль то уходила, то возвращалась тяжёлым молотом по лицу. В бреду, задыхающийся от крови, заполнившей горло, видения сменяли одно другое. Вдруг, он увидел силуэт. Знакомый до тошноты, родной до боли в груди, потерянный как монетка на дне океана. Призрак выглядел не как обычно, высохшие скулы покрыты чёрными пятнами, волосы свалялись, одежда порвана. В районе височной доли назревала рана, красные струйки стекали по худым щекам. - Что ты сделал со своей мечтой, джедай? - неестественный голос, словно в рот земли насыпали. Уайт испугался страшной галлюцинации так, что забыл про муки сломанного носа. - Уйди, - булькнул парень, превознимагая атрофированные голосовые связки. - Меня уже нет. И никогда не было. Я врал тебе, - существо развело когтистыми лапами в стороны, - как и всем. Сейчас и потом, до конца твоих дней, я больше не смогу помочь. Я умираю, ты знаешь. Хотел ли я просто трахать твоё тонкое тело? Нет. Но и любить тоже не желал. Всё, что ты сделал, было только собственным достижением. Ты лучше меня, и мы оба знаем столь обременительную истину. Я приснился тебе, Джорди...я всего лишь твой большой сон. Твигги шмыгнул носом, слёзы катились сами по себе, нежданные и ненужные. - Уйди... - комкая сырую траву пальцами. - Я - кривое зеркало. Я - стена, которой нет. Но сквозь меня ты увидел себя. Сквозь меня ты увидел Его. И как бы сильно ненавидел меня Брайан, это лишь мостик...от одного сердца к другому. Коснись моей руки...ты ощутишь только звенящую пустоту. Я научил тебя играть музыку. Заниматься любовью. Давать концерты. Давать в морду. И никто иной, как ваш почтенный слуга, свёл с Мэрилином Мэнсоном...а теперь лови откровение. Ты сам научился. Играть музыку. Заниматься любовью. Давать концерты. Давать в морду. Сквозь призму безликой оболочки. Вот моя правда и мой крах. И теперь, дорогой друг, пора прощаться. Джорди слушал и плакал навзрыд. - Уйди, - срываясь на хрип, - уйди, уйди, уйди, уйди. - Не потеряйся, малыш. В ослепляющем солнце, не сожги крыльев. В беспросветном мраке, не сворачивай. И не оглядывайся. Уайт крепко зажмурился, давясь кровью и рыданиями. Но потом, через секунду, неожиданно стало легче. Казалось, огромный камень свалился с души и жадная до воздуха грудь, ходила ходуном. Ему показалось, что он стал птицей, упорхнувшей подальше в небо, белой, прекрасной. Боль прошла, освободительная потеря сознания накрыла свинцовым покрывалом. Прежде чем отключиться, Твигги открыл глаза, но уже никого не увидел. Видение исчезло навсегда. Джессика выскочила на улицу, и охнула. Зрелище не из приятных, Робин в панике вызывал неотложку. Она нагнулась, чтобы прощупать пульс, и - о, счастье, бедняга был жив. Никогда не видела конкретно этого соседа, наверное, потому что редко ночевала дома или была в адеквате. Жители дома не любили обитателей её "нехорошей" квартиры с нескончаемыми репетициями и пьянками. Но отнюдь не страх угодить на стул следователя двигал ею. "Лежать тут, с вмятиной вместо лица...одному....Господи, кто сделал такое?". Уже позже, направляясь с машиной скорой помощи в больницу, Фодера рассматривала странного пострадавшего. - Кем вы ему приходитесь? - деловито поинтересовалась медицинская сестра. - Я - его девушка, - Джесс выпалила первое, что пришло в голову. Белая палата, стерильные инструменты, тряпка на полу и целая кастрюлька испачканных ватных тампонов. Запах медикаментов, боли и холодной безнадёги. Массивные ботинки на девчачьих ногах вымазаны в грязи, сколотый чёрный лак на ногтях. Она смотрела на своё отражение в рельефной стеклянной двери операционной. Эдакий гадкий утёнок, волосы - металлические кудряшки, выкрашенные в разные цвета, туш потекла под правым глазом. Руки исполосаны зажившими шрамами - молчаливые свидетели долгих депрессий. "Ты-уродина". В голове звучали слова одноклассниц, парней, которые нравились, но оказались ублюдками. "Скажи себе правду, ты - ничья девушка. Ты никому не нужна. Толстая и щёки...огромные пухлые щёки. Что, чёрт возьми, такого умилительного, в них находит мама?". И тогда, Фодера решила играть по собственным правилам. Раз все считают пугалом, может, стоит сделать культом свою внешность? Пусть непослушные кудри плетутся в дреды, платьице в горошек пачкается кровью, и только размазанный макияж. "Пусть я буду отражением своих обидчиков, их плохой стороной, ночным кошмаром". Она, давясь комплексами и низкой самооценкой, ненавистью и детской злобой на прогнивший мир, от всей души плевала в рожу навязанным стандартам красоты. И была удивительно в этом хороша. Под такое дело появилась группа Jack Off Jill и их дерзкая вокалистка, которая никого не боялась. И если на выступлениях, кто и раздавал по щам недовольным, так только она. - Всё закончилось. У него жуткий перелом носовой перегородки и сотрясение мозга, - молодая санитарочка констатировала Джессике результат. - Да вы что... - девушка проснулась от собственных мыслей, вникая в реальность судьбы несчастного. - И, боюсь, нос так запросто не исправить... хотите к нему зайти? Кстати, как его имя? Мне нужно заполнить документы. - Робин Малдер, - и снова первое, что пришло в голову. Оказавшись в палате, она села на кушетку и принялась разглядывать нового знакомого. У парня заплыли глаза, бинт перекрывал пол-лица, но ровное дыхание внушало успокоение. Только спустя бесконечное количество молчаливых минут в ожидании непонятно чего, Джесс поняла, что на неё смотрят. - Ты кто? - пробубнил Твигги, приходя в себя и с горечью понимая, что конец так и не настал. - Блять, - девушка испуганно отшатнулась, вздрагивая от неожиданности. - Вроде не похожа, - Рамирез выдавил из себя улыбку, - не наговаривай на себя... - Я...я нашла тебя. Ты лежал без сознания около дома. Мой дружбан увидел. Мы вызвали врачей, - хлопая пушистыми ресницами, - ты это...говорят, с носом беда, и сотрясение...ты, короче, не шевелись особо... Она никогда не была в подобных ситуациях. Обычно со смертного порога снимали её, очередная попытка суицида тому виной. - Да я, вообщем-то, понял, - рассматривая спасительницу, - спасибо. Меня зовут Джорди. - А я - Джессика, - Фодера покраснела, осознавая, что "Робин Малдер" и "Джорди" - рядом не стоящие имена. - Какое красивое, - Твигги хотел смеяться, но резанувший спазм в районе затылка позволил только хрипнуть, - будем дружить. - Хорошо, - внутри приятно потеплело...не каждый день и далеко не каждый человек хотел дружить с ней, - хочешь, я позвоню семье? Или ещё кому? - Мама далеко...а тут...тут у меня больше никого нет. Мисси Ромеро была счастлива. Она провела с Брайаном два чудесных дня. Ребята катались на аттракционах, ели мороженое, фотографировались на полароид, а потом, вечером, пошли к жилому комплексу рядом. Уорнер придумал развлечение: воровать статуэтки Христа у дверей, а вместо них - подкладывать угрожающие окровавленные записки. - Нет, ты представь себе, как они обосруться утром, - заливаясь громким смехом. Он был очень пьян и крайне весел. А ещё, до сумасшествия свободен. Прекрасная подружка, нужная для содомии сумма денег, и фантазия как из рога изобилия. Он чувствовал себя Мэнсоном как никогда. Дестрой и разруха совокуплялись в душе с гармонией и ароматом пряных духов девушки под боком. Она красива и молода, дыхание нежности, заливистый смех в ночной тишине. В тот момент, Мэрилин слушал музыку, самую восхитительную на свете. Потом они целовались, сидя на пляже, встречая новый рассвет. Губы Мисси такие мягкие, а тело невыносимо отзывчивое. Брайан поймал себя на мысли, что не ощущает животного желания переспать с ней. А вот жажду общаться, касаться, улыбаться - да. В рану, нанесённую Твигги, Ромеро заливала лечебную розовую воду, и рваные края затягивались, боль уходила. Он совсем забыл, зачем пришёл. Влюбившись в кудрявого басиста, вместе с сердцем в пучину слащавых чувств едва не рухнула острая нужда в славе, музыке, в признании. И теперь всё нашлось. - Мне жутко хочется сделать себе пирсинг, - отрываясь от Мисси и игриво откидывая свалявшуюся копну волос назад. - А где? - девушка отхлебнула из бессчетной по счёту бутылки. - Губу. Нет, само собой, член, но это ж больно. Больше того, пенис и губы неделимы в своём глубоком горловом предназначении. Не в том смысле, что я люблю отсасывать кому-то. Просто глядя на мой прокол, можно сразу догадаться, что нужно первым делом. В салоне Уорнер едва не рухнул в обморок от вида длинной иглы, а потом развеселился, размазав кровь по подбородку, и сфотографировавшись со всеми обитателями заведения. Кольцо дарило ощущение дискомфорта и желания почесать и потрогать, подёргать себя за него. Мэнсон непроизвольно вспомнил Гиджета, который часто злоупотреблял этой привычкой. "И не только ей одной". Абсолютно вымотанный, он проспал полдня в обнимку с Ромеро и её собакой, а вечером побрёл восвояси. "Сколько прошло...сутки? Двое? Месяц? Похуй. Мне зашибись".