В центре внимания

Северный Даренс значительно отличается от западного. Здесь не увидишь шикарные дома с идеально выкошенными зелеными газонами без единой соринки и опавшего листочка, на этих улицах не разъезжают дорогие машины, не выгуливают собак, стоимостью в несколько тысяч долларов, и не выстраивают ровные белые заборчики. Эта часть города живет другой жизнью и мало чем напоминает американскую мечту. Но здесь также светит солнце; сейчас оно опустилось уже совсем низко и едва проникает между обшарпанными многоквартирными зданиями с длинными коридорами. Мне приходилось бывать в этих окрестностях всего раз, поэтому я чувствую себя не очень уютно, когда направляюсь к невысокой постройке с открытыми воротами и вывеской «Автомастерская у Рикко». Внутри это здание больше напоминает папин гараж, только помещение в разы больше и на удивление очень чистое; повсюду стеллажи с различными инструментами, канистрами и многими предметами, чьих названий и предназначений я даже не знаю. Фоном играет радио, совсем тихо, громче него только мексиканец ругается с кем-то по сотовому. Он размахивает руками, сердится, много матерится по-испански и наконец замолкает, заметив меня, но телефон от уха не отклоняет. Я смотрю на парня, хлопая ресницами, и не успеваю открыть рот, как он кивает в сторону подъемника, где мои глаза находят Зейна. Неужели по мне так видно, зачем я здесь? Или к Зейну так часто наведываются гости? Незнакомец проходит мимо меня, оглядывая с ухмылкой, качает головой, а когда оказывается за воротами, возвращается к телефонному разговору. Похоже, я просто нежеланный слушатель. Зейн стоит ко мне спиной, склонившись над открытым капотом черного пыльного пикапа, и не реагирует, даже когда я замираю рядом, лишь продолжает напевать себе под нос песню, что звучит в наушниках. Голос у него приятный, даже более чем. Зейна хочется слушать и слушать, поэтому я, так сказать, ловлю момент и не спешу его потревожить. Но невольно начинаю смеяться, когда он берет высокую ноту. — И как давно ты наслаждаешься моим выступлением? — отвлекается от работы, сняв наушники, и устремляет на меня взгляд. — Минуты две, — я не в силах отвести от него глаза, и мне кажется, он на какую-то секунду смущается, что кажется мне милым. С моими словами вряд ли бы согласился кто-либо еще из нашей школы. Услышав бы такое, покрутили у виска, потому что, как может показаться, Зейн Малик — бэд бой в чистом виде. Об этом кричит как и его привычный внешний вид, так и поведение в целом. Уверена, будь он в футбольной команде, девочки не давали бы ему проходу. Слишком красивый, слишком смелый. — Ты практически не ходишь на уроки, — звучит вместо «кажется, я по тебе соскучилась». — Полно дел, — короткий ответ, и вряд ли он намерен объяснять, почему копаться в машинах для него важнее учебы, которую он игнорирует последние несколько дней. — Как дела в школе? — Поскольку ты не особо балуешь всех своим присутствием, бойкотировать продолжают меня. — Это ненадолго. Рано или поздно им наскучит. Я переминаюсь на месте, спрятав руки в задние карманы джинсов, и ловлю себя на мысли, что могу ляпнуть что-то вроде «говорят, ты пытался зарезать человека» или «знаешь, я о тебе без конца думаю, с этим нужно что-то делать», поэтому отвлекаюсь на пикап. Не уверена, но, по-моему, это авто принадлежит Найлу. И это странно: у отца Найла свой автосервис, куда за услугами обращается весь западный Даренс. — Значит, ты работаешь здесь? Я прислоняюсь к столу, где разложены инструменты, точнее, хаотично вывалены в одну кучу. С краю лежит его рюкзак, откуда выглядывает уголок альбома, где он хранит свои рисунки. Мне не терпится туда заглянуть. — Да. И ты приехала сюда, потому что... — он делает паузу, позволяя продолжить. — Потому что хотела тебя увидеть, — нерешительно и со второй попытки я все же становлюсь чуточку смелее. — Валия подсказала, где тебя можно найти. Знаешь, она очень переживает за тебя, — кажется, у меня вспотели ладони. На самом деле Валия понятия не имеет, где я, как и кто-либо другой. А узнала бы об этом моя мать, пришлось бы выслушать ее лекцию о том, что я веду себя как ребенок, ведь должна понимать, что гулять в этих краях не безопасно, а в одиночку и подавно. Иногда мне кажется, что другого способа привлечь ее внимание, кроме как сделать что-то назло, не существует. — И ты тоже, — подмечает. Он наклоняет голову из стороны в сторону, разминает шею. Видимо, уже долго возится с машиной, отчего тело затекло. — Не хочу, чтобы тебя выгнали. Мои слова вызывают у него легкую улыбку, и я едва усмехаюсь в ответ, кусая губу. — Этого не случится. Вид у него озадаченный. Машина не заводится, и, похоже, он не знает, в чем проблема. — Могу я посмотреть твои рисунки? — спрашиваю и тут же без слов получаю одобрительный кивок. Я открываю альбом и стараюсь внимательно рассмотреть все, что вижу на бумаге. Меня завораживает каждый лист. У него много рисунков в стиле комиксов, но есть и портретные работы. В одной из таких с легкостью узнаю Валию. Поразительное сходство! — Обалдеть! — искренне восхищаюсь в голос. — Твои работы, они такие… — Бездарные, — перебивает. — Нет же, — я возражаю. — У тебя талант. — Вряд ли, — он усмехается и снова пробует завести пикап. В этот раз двигатель, подобно зверю, начинает рычать. Зейн довольно опускает крышку капота и вытирает руки о рабочие штаны. — Я серьезно, — на бумаге снова и снова возникает маленькая кудрявая девочка. Зейн рисует ее улыбку, но нигде не видно лица полностью, только огненно-рыжие волосы. — Ты не показываешь ее глаза, — подмечаю, поворачивая ему альбом. — Это соседская девчонка. Она с рождения слепая. Зейн достает из рюкзака свернутые вещи, чтобы переодеться, и вот он уже стоит передо мной без майки. Кажется, у меня проблемы с самообладанием. Прячу глаза в альбом, потому что не хочу быть пойманной на горячем. — Ты мне доверяешь, Алекс? — подходит впритык, вглядывается в мои глаза, словно пытается там что-то отыскать. — На все сто. Кажется, что вот-вот земля уйдет из-под ног, но вместо этого я вздрагиваю от звука бьющегося стекла, что доносится снаружи. Зейн моментально отстраняется, и только после этого я снова могу нормально дышать. — Поехали, здесь недалеко, — протягивает мне ладонь. Я в замешательстве беру его за руку и не задаю никаких вопросов, потому что, если честно, мне без разницы куда, главное, что с ним. — Ты не на машине? — он выглядит удивленным. Я качаю головой: — Сюда и автобусы ходят. — Надо же, ты приехала ко мне на автобусе, — он точно насмехается. — Рада, что мне есть, чем тебя удивить, — добавляю, а через минуту удивляюсь сама: Зейн выводит из-за угла мотоцикл, появление которого становится для меня приятной неожиданностью. — Это твой? — Ага. Тебе придется это надеть, — протягивает мне шлем. — И почему ты не ездишь на нем в школу? — я сажусь позади. — Боюсь, тогда я буду для тебя слишком крутым. — Ты не выносим, — фыркаю, — ты это знаешь? — Еще бы, — говорит через плечо и заводит мотоцикл. — Держись крепче. Мы лавируем между домами и совсем скоро оказываемся на территории старой школы. Несколько лет назад ее закрыли из-за нехватки денежных средств. Зейн глушит мотор на баскетбольной площадке, где перед моими глазами предстают, по меньшей мере, человек двадцать. Когда я ступаю на землю, мимо меня проносятся два парня на скейтах, едва не сбив меня с ног. Слегка пошатнувшись, я не сразу соображаю, что не упала лишь потому, что Зейн успел меня подхватить. — Осторожно. Они часто так делают и еще не раз попытаются завоевать твое внимание, — его губы растягиваются в обворожительной улыбке, которую я не против бы положить в карман и везде носить с собой. — Значит, это и есть та самая Алекс Хоуп, — незнакомый голос за спиной заставляет меня обернуться. На какое-то мгновение я робею, увидев перед собой девушку в инвалидной коляске, она смотрит на мои рыжие ботинки, затем переводит взгляд на меня. — Кетрин знает всех в этом городе, — сообщает Зейн. — От меня не спрячешься, — девушка шутит. Она подъезжает ближе: — Джанвито Росси, тысяча двести пятьдесят долларов. У Кендалл Дженнер такие же. Вычитала в журнале. — Мне достались за девятьсот восемьдесят, — отвечаю. — Что ж, похоже, Кендалл облапошили, — дружелюбно добавляет, и мы обе смеемся. — Если не хочешь смотреть игру стоя, иди за мной, выбью тебе место. — Какую игру? — непонимающе хмурю брови. — Твоя подружка не в курсе, что ты играешь в баскетбол? — она обращается к Зейну, и мы обе смотрим на него. — Сегодня без меня, Кет. Зейн внезапно становится мрачнее тучи, когда рядом с нами появляется его сестра. — Разве я не сказал, чтобы ты сидела дома? — Ты мне не отец и не можешь все запрещать, — Валия перечит ему и обнимает меня за плечи. В кедах она значительно ниже, поэтому слегка приподнимается на носках. — Рада, что ты здесь. — Послушай, — Зейн пытается взять сестру под локоть, но она осекается. — Перестань со мной нянчиться, я не маленький ребенок! В общем-то, она права. — Что ж, игра начнется с минуты на минуту. Не хочу пропустить. Надеюсь, еще увидимся, — Кетрин нас покидает, явно не желая наблюдать семейные разборки. — Подожди меня, — Валия идет за ней, всего раз оборачивается к брату и кривится, мол, ты перегибаешь. Я обхожу Зейна и сажусь на одну из скамеек практически разваленных трибун. Они не ограждены сеткой, как на другом конце площадки, где уже собрались все присутствующие. Начинает темнеть, и по периметру через один загораются фонари на столбах. — Значит, баскетбол, — я опираюсь ладонями на лавочку, качая головой. — Баловство, — пожимает плечами и садится рядом. — Ну да, как и рисование, — иронично добавляю. — Говоришь, как моя сестра. — Тебе стоит дать Валии немного свободы, — обвожу ее взглядом в толпе. — Я просто о ней беспокоюсь. — Чрезмерная опека порой слишком раздражает. — Возможно, ты права. Воцаряется неловкое молчание. — Томлинсон как-то сказал, что у тебя могут быть неприятности из-за истории с отчимом, — эти слова вырываются сами, и я мысленно ругаю себя за сказанное. — Ты ведь знаешь, что я сидел в колонии за нападение? — Да, слышала об этом кое-что. — Тебя это не пугает? — Нет, — я сажусь в полуобороте и кладу ладонь ему на колено. — Прости, ты не обязан рассказывать, если не хочешь. — Нечего рассказывать. Отчим просто напился, пришел не в настроении. Начал орать на Валию, схватил ее и стал избивать... — Зейн всего на мгновение переводит на меня взгляд, а у меня внутри все холодеет, сердце готово выскочить из груди. — И я остановил его. Всадил ему нож под колено, а потом стал бить по лицу, удар за ударом, пока он не упал на пол. С криками вбежала мама. Она испугалась до смерти... Она меня испугалась. — Ты заступился за сестру, — не знаю, что мне еще сказать, да и чем я могу помочь, лишь сплетаю наши пальцы и сжимаю его руку. — Ему запретили приближаться к нашей семье, а меня на пять месяцев отправили в исправительную колонию учиться управлять своими эмоциями. Я пойму, если ты захочешь уйти или… — Нет, — качаю головой, когда он пытается отшатнуться от меня, и тяну за руку на себя, сокращая между нами расстояние. — Совсем нет. Я вовсе не собираюсь уходить. Всего на мгновение позволяю себе взглянуть на его губы, такие соблазнительные и такие мне нужные. Я так хочу его поцеловать, но не осмеливаюсь. Зейн делает это за меня. Он меня целует, а во мне будто звезды взрываются. Вся палитра эмоций — все, что представляет собой Зейн — отпечатывается на моих губах. Я чувствую его всего, настоящего, здесь и сейчас. Голова идет кругом. Я потрясена и совершенно не понимаю, почему рядом с ним я теряю над собой контроль и почему мне так хочется, чтобы это никогда не прекращалось.