Brian Reitzell – Bach's Aria of the Goldberg variations(Cut) David Arnold Michael Price - Addicted to a certain lifestyle
Чтобы уничтожить врага, необходимо знать его лучше, чем друга. Необходимо снять с его прошлого отпечатки: досконально пройтись по следам, старым газетам, прокуренным пабам, школьным знакомым из параллельного класса. Стать тенью, плетущейся позади выверенной, тихой поступью, которую никто не услышит; надеть маску, меняя личность в зависимости от времени, обстоятельств и людей; дышать идеей до искренней ненависти, до тумана в голове, до побелевших костяшек пальцев. Джим обладает виртуозным мастерством уничтожения своего ближнего, он знает подноготную любого, кто сумел хоть каким-то образом его заинтересовать. В его кристально-смольных мыслях существует кладбище десятков неугодных: предавших, лишних, бесполезных людей, о чьих жизнях он был осведомлён лучше их самих. Хаос, как ни странно, имеет свой строгий порядок, где для каждого находится соответствующая ячейка, куда Мориарти небрежно помещает людей, события, старые, изжившие себя идеи. И в десять часов утра одного солнечного дня Джим удивлённо вскидывает левую бровь. Места для мисс Стюарт ещё не существует. Он нехотя вешает ярлык «неизвестно» и, листая воскресную газету, осознает, что слово «враг» для Эллен никуда не годится, но разве методы от этого теряют свою универсальность? * — Майкл, всё в порядке? — с момента ухода Мориарти прошло две злосчастные недели и изо дня в день Эллен звонила своему коллеге и единственному другу по совместительству, задавая один и тот же вопрос в трубку. — Бог мой, Эллен, прекрати так переживать! Если ты не находишь себе места, то дай хотя бы мне спокойно заниматься нашими делами, ладно? Не думаю, что твой новоиспечённый кавалер начнёт мешаться под ногами, — торопливо и с долей иронии отвечал Фебер, стараясь уделять не слишком много внимания славе мистера Мориарти. Работа наложила свой отпечаток на характер, и излишнее хладнокровие ещё никогда не подводило опытного аукционера, способного вести двойную жизнь светского человека и преступника одновременно. — Ты просто не знаешь о ком говоришь. Ладно, будь осторожнее. — Как и всегда, дорогая. Мне пора. После таких спешных разговоров Эллен становилось немного легче: врождённая лёгкость Майкла, которая Стюарт всегда казалась беспечностью, сейчас играла роль анаболика и на время забирала беспокойства, сжирающие все мысли до единой. Впрочем, анестезия не имела длительного воздействия — Эллен хватало на пару часов спокойствия, а после всё возвращалось на круги своя. Она рисовала, но каждый холст походил на нечто мрачно-больное, испещрённое скорбью и страхом, за что и выкидывалось прочь, дабы не мозолить и без того уставшие глаза. Заказ Майкла так и валялся без дела в столе: усидчивость и терпение, свойственные мастеру ювелирного дела, по всей видимости, скрылись вместе с Мориарти за дверью, которая до сих пор громогласно хлопает в голове, вызывая мигрень. Она не находила места ни в доме, ни в галерее: почти не спала, литрами заливая в себя уже опротивевший до скрежета зубов кофе, и ждала, ждала чего-то страшного. Смотреть в зеркало не хотелось вовсе: видя синяки под глазами от бессонницы и постоянной, будто въевшейся в грудь тревоги, Эллен злилась на саму себя за слабость, с которой ничего не могла поделать. Мориарти, думала Эллен, наверняка бы был счастлив, увидев её в подобном состоянии. Вот только показываться на глаза он больше не желал, что, собственно, и создавало полную неопределённость и сумбур. Полностью дезориентированная, потерянная, она не понимала, что будет дальше, но знала точно одно — так просто Джим её не покинет. Каждый день Эллен смотрела на двери и ждала полицейской облавы, наёмного киллера, самого Мориарти — кого угодно, лишь бы неизвестность прекратила стучать по вискам с такой силой. Но ничего не происходило. И это убивало по-настоящему. * — Себастьян, тебе не кажется, что Лондон сошёл с ума? — лениво затянувшись первой сигаретой, Моран посмотрел на идущего к нему Джима и неопределённо дёрнул плечом. — Ну, с погодой точно творится какая-то херня, — Джим усмехнулся на резкую реплику Себастьяна, сообщавшую о хорошем расположении духа снайпера, и сёл рядом на скамейку. Безлюдный парк, залитый утренним солнцем — идеальное место встречи для переговоров. — Ну, не всем выпадает удача нежиться под солнцем Афгана, — ухмылка коснулась губ полковника, но быстро исчезла: испытывающий, пробирающий до костей взгляд впился во флешку, появившуюся в руках Мориарти. Джим передал её Морану, поясняя: — Дело первой важности, Моран. Изучи её и подойди к вопросу творчески — так, как ты умеешь только ты. — Опять Лондон, ёбаная скука, — Моран, обладая профессиональной наблюдательностью, недовольно хмыкнул и подкурил новую сигарету. Его интуитивное понимание консультанта и умение вовремя замолчать в своё время подкупили Джима и, как ни странно, он еще ни разу об этом не пожалел. Себастьяну можно было доверить всё, включая собственную жизнь, которую тот неоднократно имел честь спасать ценой своей собственной. Наверно, со стороны они казались обыкновенными друзьями, решившими побродить по парку с утра пораньше, но на деле… Слишком разные внешне Моран и Мориарти представляли собой единый, слаженный механизм, который был способен снести города, страны и людей вместе взятых. В их негласном тандеме пряталось нечто глубинное, инородное, опасное: чёрные бездны Джима и серые льды Себастьяна смотрели в одном направлении, но, пересекаясь, понимали друг друга без слов. Не имеющие нормального понятия о дружбе, Себастьян готов был прикрывать шкуру Джима и без денежной компенсации, а Мориарти, в свою очередь, отдал бы лишь левую руку на отсечение, потому что правой был сам Моран. Впрочем, их отношения не были подобием собачьей верности Джона или же пренебрежительной холодности Шерлока: тёмные, со своим грузом прошлого и будущего, Мориарти и Моран знали, что если бы не взаимное уважение и сверхъестественное понимание, то давно бы уже поубивали друг друга к чёртовой матери. И, наверно, когда-нибудь, смеха ради, они так и сделают: Джим ненавидел скуку, Бастиан — скучающего Джима. — Слетаем в Ирландию, отметим твой успех. Главное, сделай всё идеально: у меня большие планы, — Джим ядовито улыбнулся и, кивнув Морану, встал с места. Себ кинул окурок в зелёный газон, в очередной раз нарушив законы Великобритании. - ИРА будут нам рады, Джим, — напоследок бросил Моран, прикинув про себя, что с работой он управится для за три, не больше. «Ирландия, чёрт тебя дери». * Бейсболка, прикрывающая глаза от любопытных прохожих, серый балахон, поверх которого Мориарти накинул коричневую кожанку и высокие конверсы — сегодня он бунтующий подросток, ушедший куда глядят глаза. Правда, свою конечную цель Джим знал, чем и изменял образу: он шёл по сделанным в прошлом следам мисс Стюарт, которые она и не особо скрывала, что несколько разочаровало его, так любившего поломать голову над загадками. Впрочем, её сокрытая за семью замками деятельность окупала всё с излишком и жаловаться ещё и на то, что её семья, школа и университет не плод воображения, со стороны консультанта было бы кощунственно. Он не стал просить помощи ни у Морана, ни у приспешников — личный интерес одержал верх ещё до того, как появился. С этой женщиной всё было не так, как обычно. Узнав кучу бесполезных фактов о Стюарт, Мориарти ждал, пока попадётся то, что он искал. Будучи неплохим психологом, пусть и с собственными отклонениями, которые явно нельзя было назвать нормой, Джим сразу понял, что с ней что-то не так. Слишком одинокая, слишком замкнутая, слишком сильная. У обычных людей должны быть друзья, что Джим понимал, но не принимал для себя ни в какой ипостаси. У Эллен их не было, и это казалось подозрительным. Никаких связей, оставшихся на дальнейшую жизнь ни после школы, ни после университета — разве так бывает? Мориарти не верил в смешные стечения обстоятельств, как и не верил в то, что таким, как Стюарт, не нужны близкие люди. Проснувшийся внутри охотник чувствовал — добыча не просто так именно такая. Их одиночества различались, и это читалось по глазам: Джим наслаждался уединением, как классическим концертом, Эллен же, как ни старалась, скрыть тоски не могла — все полотна кричали без слов. И он начал искать. Скрупулёзно, со всей самоотдачей, на которую только был способен. Поднял архивы, изучил людей, учившихся с ней, узнал о её успехах и неудачах. Джим отменил все дела, окунувшись в мир Эллен с головой: обыкновенная человеческая жизнь кадрами, текстами, рассказами протекала перед его темнеющим взглядом, и остановиться было просто-напросто невозможно. На периферии сознания крутилась мысль, что истина где-то близко. От этого ощущения пропадал сон, забывалось всё то, что ещё вчера имело для него значение — Джим, незаметно для самого себя, превратился в ищейку, взявшую след. Трясло от ожидания — читая студенческие газеты, он нервно щелкал пальцами, кусал губы до кровавых ранок и пытался не сорваться на окружающих идиотов, слоняющихся рядом. Просто не убить. Просто не стереть с лица земли эти ничтожества. Мориарти смог вздохнуть полной грудью, когда дождь неистово ворвался в город и затопил его улицы потоком праведных слёз. Слова какой-то глупышки-неудачницы с величественным именем Джульетт вонзились в голову сотней раскаленных игл — он нашел то, что искал. — Прости, Джульетт, а у тебя случайно нет фотографии с ними? Видимо, вы были хорошими друзьями, — Мориарти грустно улыбнулся: так, как требовал его наивный образ студента журфака, пишущего про частную жизнь выдающихся выпускников университета, где училась Эллен. — Для личного изучения, конечно. — Надо подумать.… Да, по-моему, была совместная фотография. Могу отдать насовсем, не хочу, вспоминать то, что случилось тогда, — девушка заметно расстроилась, на что Джим будто в смущении отвёл взгляд, про себя проклиная идиотские проявления человеческих чувств и всех людей вместе взятых. — Спасибо. За то, что я тебя расстроил, обязуюсь отвезти до дома, как раз отдашь снимок. Договорились? — Да, отлично, Ричард. * Для Джима Мориарти многое встало на свои законные места: он вертел в руках фотографию семилетней давности и не мог сдержать победоносной улыбки. Так вот что вы скрываете и от себя и от других, мисс Стюарт. Прятать в работе свою боль — старо как мир. Так делают люди, он видел такое не раз. Джиму же было интересно совсем иное — он искал предел. Проблема только одна: этот чёртов предел, грань баланса, где белое смешивается с чёрным, он искал именно в Эллен. Моран бы с презрительной усмешкой вякнул: «Это зависимость, босс», и оказался бы беспрецедентно прав. Благо, Моран умел держать язык за зубами. * После магазина Эллен возвращалась домой, погруженная в свои мысли. Руки оттягивали бумажные пакеты, но ничего, кроме душевной тяжести, она не ощущала. Не замечала прохожих, не чувствовала капель дождя — полная прострация, в которую она угодила, поглощала ежеминутно, и бороться становилось все сложнее. По привычке Эллен проверила почтовый ящик. Ожидая увидеть приглашения на выставки её коллег-художников, которые выбрасывала без сожаления в мусорное ведро стопками, там она обнаружила лишь белый конверт без каких-либо опознавательных знаков. Она огляделась по сторонам, но в проливной ливень на улице не было ни души. Удары сердца участились — он был здесь. Эллен почти вбежала в дом, гонимая не страхом, но жадным, ярым желанием знать, что находится внутри конверта. Оставила пакеты на входе, резким движением руки кинула куртку на громоздкую вешалку из кованого металла и, переведя дыхание, осторожно оторвала левый край конверта. Глаза резко, как после удара в живот, заволокло пеленой слёз: фотография, оказавшаяся в судорожно сжатых пальцах, вызвала головокружение и боль под рёбрами. Эллен забыла, как дышать, сползая вниз по сине-голубой стене. На неё, как когда-то тысячи дней назад, с улыбкой смотрели дорогие люди, ушедшие навсегда. Люди, которых она похоронила и которых любила по сей день. А на обратной стороне фотографии красивым и знакомым почерком, было выведено одно слово, убившее всё святое и важное в Эллен одним росчерком. Сломавшее и заставившее встать на ноги вновь. «Занятно». *Семь лет назад.
Эллен просыпается от того, что дышать невозможно физически: дым застилает глаза, а ноздри забивает угарный газ. Страх сковывает грудь в тиски от непонимания, позднего осознания того, что происходит здесь и сейчас, и она инстинктивно проводит рукой по кровати, рядом с собой, но там пусто. Она кричит его имя, разрывая связки и впуская в себя жарящий нутро смог, но никто не откликается, только где-то, в другой части дома, валится что-то тяжёлое и трещит от огня, подступающего к её комнате. Бежать! Найти их! Спасти! Эллен прижимает к лицу футболку, выбегая, что есть скорости, из дверей и видит конец всему, что ей было дорого: комната Мартина, её брата и его девушки Сэнди, полыхает. — Нет, нет, — она плачет, пытается пробраться сквозь удушающую пелену, но обжигается и отскакивает назад. Пытается верить, что они ушли, спрятались и выжили: всё, что угодно, только не пламя, только не чёртово пламя. Только не они… — Стив! — почти теряя сознание от щиплющего лёгкие дыма, Эллен мечется по дому, который вот-вот обвалится, потому что две трети его территории уже горят, обжигая кожу, ломая сердце на куски. Она пытается думать логически, правильно, но внутри всё обрывается и катится к чёрту, когда Эллен видит на горящей кухне тело, распростертое по полу. Она кричит так, что слова обрываются хрипом: её любимый человек горит на её же глазах. Сильные руки, сковавшие сзади, тянут из дома на улицу. Мужской голос где-то на обломках сознания повторяет: «Одна выжившая, остальные мертвы». И только Эллен знает, что это несносная, беспросветная ложь. В ту ночь она умерла вместе с ними. * Мориарти сделал несколько памятных снимков: представил, как объятый кровавым сияющим светом фотолаборатории, проявит их и увидит её лицо с печатью подаренной им лично боли. В наушниках, как по заказу, скрипке рвали струны, как в последний раз. Она о чём-то — о ком-то? — рыдала, но Джиму было откровенно плевать. Он хотел в это верить и потому натянул фальшивую улыбку Ричарда Брука на своё лицо. Ричард умел хранить тайны консультанта даже от него самого. * В доме Эллен всегда лежала пачка сигарет: в гостевой комнате, на антресолях, где месяцами копилась пыль. Курить она бросила, но эту пачку сохранила «на всякий случай». И случай настал. Едкий, позабытый никотиновый дым проник в лёгкие, задержался на несколько упоительно долгих секунд и вышел прочь с тяжёлым, грузным выдохом. Пустая голова без единой мысли и взгляд, где потухли звезды — Эллен курила и смотрела в зеркало. Эллен смотрела в зеркало и видела пустоту.