Невольница, которой не нужна свобода

Время придумал человек. Секунды, минуты, часы – все эти единицы измерения времени условны и служат для него средством ориентации в бескрайности бытия. Ночь, под покровом которой молодая невольница надеялась обрести свободу и нарвалась на разбойничью засаду, казалась бесконечной и не подчинялась придуманным условностям. Она словно опутала мир своим покрывалом и не желала выпускать из своих цепких лап. Гайде, находясь в состоянии между жизнью и смертью, явственно ощущала всю враждебность и коварство ночи. Она металась в бреду, ей чудилось, что огромная когтистая черная рука тянется к ней. Но каждый раз эту руку что-то останавливало. И уже перед рассветом невольница поняла, кто защищал ее от коварства ночи. Это был Ангел. Это был граф. Монте-Кристо действительно не отходил от нее ни на миг. Будучи превосходным химиком и разбираясь в медицине, к моменту прибытия лекаря он уже сделал все, что было нужно. Он оставил ее незадолго до того, как она пришла в себя, и ушел лишь когда окончательно убедился, что ее жизни ничего не угрожает. Он хотел и в тоже время боялся встретиться с ней. В том, что произошло той страшной ночью была его вина и он понимал это, хоть и объяснял минувшие события происками проведения. Пробуждение было тяжелым – казалось, что все тело налилось свинцовой тяжестью. Некоторое время девушка просто изучала взглядом потолок, не понимая, где именно находится. Все происходящее казалось ей длинным дурным сном, из которого невозможно было вырваться. Нет… Все происходящее не могло быть правдой. Это иллюзия, сон, сотканная из невидимых паутинок каким-то неведомым чародеем. Гайде лежала на кровати, не пытаясь подняться. Взгляд ее по-прежнему был направлен вверх. Она лежала и ждала, как явь постучится к ней и разрушит это чудовищное наваждение. Наверняка сейчас скрипнет дверь, послышатся шаркающие шаги, прозвучит гнусавый голосок, а вскоре появится и его обладатель купец Эль-Коббир собственной персоной. Улыбнется гнусной улыбкой и велит подниматься, чтобы отправить ее в гарем падишаха. Находясь в состоянии полубреда, Гайде отчетливо видела себя посреди просторной комнаты, стены которой были обиты парчой, бархатом, золотом. Ей мерещилась разноцветная, пестрая толпа женщин из гарема, которые окружают ее, наряжают в шелковые одежды, чтобы по золотой дороге отправить на брачное ложе к повелителю. Ей чудилось, что она слышит заливистых смех восточных красавиц, перебирающих праздничные наряды. Ей казалось, что кто-то играет на лютне, а кто-то исполняет танец живота. Гайде практически видела вокруг себя этот сказочный хоровод смутных видений и не могла понять почему лежит безо всякого движения, если сейчас в данный момент шествует по коридору, провожаемая завистливыми взглядами, в объятия старика падишаха. Она точно раздвоилась. Словно проживала одновременно две жизни. Вот ее вводят в покои падишаха. Он осматривает юную невольницу, отмечает ее молодость, свежесть и красоту. Его губы ухмыляются. Он манит ее к себе, а она склоняется в вежливом поклоне, находясь в состоянии оцепенения. Красивые шелковые одежды слетают с ее плеч, нежное хрупкое тело, предстает перед жадным взором сурового властителя. Он окидывает взором ее обнаженную фигурку и влечет за собой, на богатое ложе. Девушка видит все это с такой ясностью, точно действительно находится там. Сердце ее сжимается в тоске. Ей хочется вырваться. Спастись. Она кричит в объятиях падишаха, призывает на помощь Бога, но слышит только смех падишаха. Этот злобный дьявольский смех разрывает ей уши. Она кричит, захлебывается плачем. - Гайде, Гайде, тихо… Все хорошо, я с тобой - звучит внезапно такой знакомый голос. Видения моментально исчезают, повинуясь повелительным интонациям человека, что произнес эти слова. Девушка осознает, что та другая реальность не более чем плод ее разгулявшегося воображения. Однако вместе с тем на ум приходят и другие воспоминания. Страшное зрелище – казнь, так живо и остро напомнившая Гайде печальную участь собственного отца. Ее нелепая и жалкая попытка бегства. Встреча с кровожадными разбойниками. Смерть верной Энрики. Собственная рана. Все это всплыло в памяти так ясно и отчетливо, что справиться со своими эмоциями Гайде не может. Невольница не имеет права плакать? Невольница должна смеяться? Невольница обязана ублажать своего господина счастливой улыбкой и восточными танцами? Что же… Это означало только одно – невольница из дочери Али Тебелина не самая лучшая. Ее берут на руки, бережно и заботливо прижимают к себе, точно маленького ребенка, расхныкавшегося от колик в животе. Она доверчиво прижимается к человеку, сжимавшему ее в объятиях. Девушка впервые чувствует себя хорошо и спокойно, однако горькие слезы продолжают катиться по ее щекам. Граф молчит, он не мешает невольнице рыдать, позволяя выйти слезами той щемящей тоске и тревоге, что терзала молодое сердечко. Гайде хватает несколько минут, чтобы прийти в себя. Она упирается руками в грудь графу и поднимает на него заплаканные изумленные глаза. Монте-Кристо только качает головой и бережно усаживает дочь янинского паши на обитую парчой подушку, а затем подает ей белый платок. Девушка подносит его к лицу и ненадолго замирает. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Она не смотрит на графа, но слышит, как он встает, как ходит по комнате. Его присутствие прежде пугало ее – сейчас же оно действовало успокаивающе. Этот мужчина, прежде казавшийся ей, чуть ли не главным из всех существующих демонов, теперь представлялся ей богоподобным существом, которому ни страшны никакие беды и напасти. Скалой, о которую разбиваются бушующие грозные волны. С ним было надежно и спокойно. Украдкой она бросает на него свой огненный взор, вспоминая каким он предстал перед ней в первый миг их знакомства. Казалось, что внешне ничего не изменилось – это был по-прежнему высокий, сильный мужчина, которому едва ли можно было бы дать больше тридцати пяти лет. Кожа его по-прежнему оставалась мертвецки бледной, загар и не думал прилипать к графу. Иными словами – все в нем оставалось по-прежнему, то есть удивительным и необычным. Но если раньше таинственность хозяина ее хоть и привлекала, но и отталкивала одновременно, то сейчас отторжение исчезло без следа. Было любопытство, но была и огромная благодарность. Этот человек спас ее дважды. В первый раз – просто купив ее. Она вновь представила себе омерзительное лицо падишаха, виновного в смерти великого паши Али Тебелина и его прекрасной жены Василики. На миг ей снова померещились золотые покои, в которые ее вводят, чтобы отдать прямиком в объятия престарелого сластолюбца. А может все сложилось бы иначе – женщины в гареме нередко бывали жестоки. Каждая боролась за свое право пройти по золотой дороге, начало которой открывалось в спальне повелителя. Быть может молоденькую девочку просто уничтожили. Граф спас ее, как и от участи женщины убийцы ее родителей, так и от жестоких истязательств султанского гарема. Второй раз он спас ее минувшей ночью. - Вы накажете меня, господин? – ее приглушенный голос останавливает его и отвлекает от раздумий. Монте-Кристо с пристальным вниманием смотрит на прекрасную албанку. Волосы черным шелком разметались по ее бронзовым плечам. Молода и прекрасна. Она могла бы стать достойным украшение любого султанского гарема. Граф понимает, что с годами ее красота расцветет еще больше, и эта хрупкая девочка затмит своей прелестью всех знатных парижанок. Но не одна только красота девушки потрясла его. Человек, который умер когда-то под именем Эдмон Дантес и воскрес под именем графа Монте-Кристо, теперь не сомневался в том, что невольницу ему в руки послало само провидение. Его орудие для свершения правосудия прошло все проверки на прочность. Нет. Граф не собирался ее наказывать. Он собирался растить ее как родную дочь и сторицей вознаградить за все перенесенные страдания. Он отрицательно качает головой и садится рядом с девушкой, отмечая, что она не шарахается, не отстраняется и не опускает взгляда своих темных точно ночь, и горящих, точно пламя глаз. - Нет, Гайде, я не буду наказывать тебя, хоть ты и совершила необдуманный поступок. Я предоставил тебе свободу Гайде. Предоставил тебе возможность покинуть меня, - он замечает ее удивление. Видит, что она готовится задать ему какой-то вопрос и повелительным жестом он останавливает ее. Она умолкает, но глаза продолжают глядеть на графа все с тем же жадным вниманием. – Клянусь, если бы небесам было угодно, чтобы твой побег свершился – я не стал бы преследовать тебя. Но провидение вернуло тебя, Гайде. И оно же наказало тебя за неосмотрительность. Но я хотел бы услышать от тебя, дитя мое, почему ты решилась бежать одна, со служанкой, в неизвестность? - Простите меня, господин, - кротко произнесла невольница. – Та казнь, навеяла мне ужасные воспоминания об истории моей судьбы. - Расскажи мне, Гайде, - попросил граф. Это была именно просьба. Не приказ. Если бы девушка отказалась говорить об этом, то Монте-Кристо не стал бы настаивать. Ему хотелось предоставить ей право выбора самостоятельно поведать то, что таилось в глубинах ее души и мучало до сих пор острой болью. - Мой господин, моя история может утомить вас, - произнесла девушка, однако сказано это было скорее машинально. Граф ждал ответа и она, устремив взгляд куда-то сквозь него начала свой печальный, но известный нам рассказ о судьбе янинского паши и его прекрасной жены Василики. Монте-Кристо слушал внимательно, не перебивая. Эту историю он знал отлично. Пожалуй, даже лучше самой рассказчицы. Однако ему важно было услышать это именно из ее уст. Это был первый акт доверия между графом и молодой гречанкой. - И вот, эта казнь господин… Она так живо напомнила мне эти события. Она воскресила мою боль и заставила действовать меня необдуманно, - завершила свой рассказ девушка. - Соберись, дитя мое. Ты в руках проведения. А провидение карает тех, кто этого заслуживает и награждает тех, кто этого достоин. Будь крепка и сильна духом. Придет час, когда судьба покарает твоего обидчика. Настанет твой день – день печали, гнева и мести. А пока продолжай учиться, и помни – вся мудрость заключается в двух словах – ждать и надеяться. С этими словами он поднялся и направился прочь из ее покоев. Девушка следила за ним изумленным взглядом. - Я планирую однажды посетить Париж, - сообщил он. – Думаю, тебе было бы неплохо усиленно поработать с французским языком. Он скрылся, а лицо молодой невольницы просветлело. Впервые за долгие годы она обрела надежду. - Ждать и надеяться, - повторила она следом за графом.