Let me go

*Дорогой читатель, в этой главе используется песня Sia - I'm in here (piano) автор настоятельно советует прослушать эту песню непосредственно во время прочтения момента её исполнения для полного погружения в атмосферу момента. Приятного прочтения.

POV Kurt       Ветер. Действительно холодно. Невольная дрожь пробегает по телу. Но окно не закрываю. Сигарета потухла в моих пальцах, отбрасываю ее прочь. Безжалостный ветер резко бьет в лицо, моментально высушивая узкую влажную дорожку на щеке. Инстинктивно прикасаюсь пальцами к лицу, стирая уже не существующую влагу. К горлу подступает ком, в груди тяжело сдавливает. Сглатываю и прокашливаюсь, как будто собираясь что-то сказать. Но сказать нечего, да и некому, а даже если бы было, все равно никто бы не услышал...       Разворачиваюсь, слезаю с подоконника и плотно закрываю окно, все еще ежась от холода. Мраморный пол просто ледяной, ступаю голыми ступнями, ощущая всю прелесть вечно холодного камня. Пиджак соскальзывает с моих плеч и мягко падает на пол. И я испытываю какое-то странное облегчение, словно тяжкая ноша спала с плеч. Секунду презрительно смотрю на блэйзер, а затем перешагиваю через него и отправляюсь в ванную. Захожу и почти сразу натыкаюсь на зеркало. Досконально осматриваю себя (черт, опять вся шея в засосах), провожу рукой по волосам, пропуская растрепавшиеся пряди между пальцами. Все равно хуже, чем уже есть, вряд ли будет... На животе еще остались липкие белёсые разводы. Мерзко. Вхожу в душевую кабину, открываю воду, без труда настраиваю нужную температуру. Запрокидываю голову, подставляя лицо под теплые струи. Закрываю глаза, заботливая вода скользит по телу, смывая невыносимую усталость, которой оно наполнено. Смывая все мысли, стирая эмоции, позволяя расслабиться, забыться, утонуть...       Резко открываю глаза, как будто вынырнув из водной толщи. Воздуха почему-то не хватает, никак не могу отдышаться. Жадно хватаю воздух ртом, капли воды текут по лицу, губам. Упираюсь руками в стену перед собой, стоять на ногах немыслимо сложно. Волосы намокли и прилипли ко лбу. Провожу рукой по лицу и откидываю их назад. Часто моргаю, хочется спать, кажется, что я вот-вот потеряю сознание. Безумно хочется закричать, но я только сильно стискиваю зубы, подавляя крик, застрявший где-то в глотке.       Слабый. Какой же я, черт возьми, слабый... Потому и хочется кричать, хочется рвать на себе волосы, хочется бить все вокруг, рвать и метать! Но что бы я ни делал, я все равно этим не смогу ничего изменить... «Всё так, как оно есть. И ничего уже не изменится.»       Смотрю себе под ноги, вода, закручиваясь, утекает в трубу... Совсем как моя жизнь, она так же утекает у меня из-под ног... В голове крутятся слова Себастьяна «никогда не позволю тебе уйти»... Хех... Звучит как приговор... Только почему-то от этих слов действительно становится больно...       Как глупо. Я ведь и так это знал. Знаю. Это было ясно еще в тот момент, когда я впервые перешагнул порог этой комнаты. Ну как "перешагнул", мне немного "помогли"... Какой смысл сейчас на что-то надеяться, если все было решено давным-давно…? Мне просто не на что надеяться, а вернее не на кого...       "Это обещание..." Снова доносится в моем воспаленном мозгу. За свою недолгую жизнь я слышал достаточно обещаний, но все они были не более чем просто словами. Так чем же отличается это? Возможно тем, что я нисколько не сомневаюсь в его правдивости... Себастьян не лжет. Он убивает, запугивает, издевается, насилует, унижает, избивает, пользуется, насмехается. Но никогда не лжёт! Себастьян оказался, пожалуй, единственным, кто никогда не лгал мне, и единственным, кто не бросил меня... Как бы мне не было противно это признавать, но все же, именно он вытащил меня... Но сделал он это вовсе не для меня, а для того, чтобы потешить свое жалкое самолюбие, чтобы покрепче связать меня обязательствами. Он хотел меня, и он получил. Эгоистичный ублюдок, привыкший получать то, что ему хочется…       Даже человеческая жизнь для него ничего не стоит. И уж конечно моя жизнь абсолютно точно ничего не стоит... Хотя он утверждает, что я стоил ему больших денег. Но мне плевать, во сколько там меня оценили. Не думаю, что это так уж важно.       Главное, что теперь я признан его зверюшкой, его игрушкой (и он не устает мне об этом напоминать). Сколько бы я не боролся и не кидался громкими словами, факт остается фактом... Я ненавижу его за это... Ненавижу всю ситуацию… Но больше всего ненавижу себя за слабость, за неспособность сопротивляться.       Я привык принимать удары, но не давать отпор. Даже сейчас ничего не изменилось. Судьба была ко мне не милосердна с самого начала. Так уж вышло, что я родился геем, такой уж я есть, ничего не поделаешь. Пришлось принять себя таким, какой я есть (ну а что мне ещё оставалось?) и я научился гордиться тем, кто я есть, что бы не случилось. А случалось многое, но я всегда терпел издевки и побои с высоко поднятой головой.       Но в тот раз я не сделал ничего, да я, наверное, и не мог ничего сделать, но я даже не попытался... Мою камеру открыли и крикнули что-то типо: "Хаммел, за тебя внесли залог. Выметайся!" Я не был рад этому и не был расстроен, мне было все равно, моя дальнейшая судьба нисколько не волновала меня в тот момент, поэтому я просто встал и вышел, подчинился, просто, бездумно.       Я, наконец, перестал барахтаться, напрасно борясь с течением, я позволил себе расслабиться и плыть по нему... Очень скоро я понял, что это мне не поможет... Никто мне не поможет. Моя жизнь уже никогда не станет прежней. И у меня нет другого пути кроме как бороться, быть может до конца моих дней... Пусть Себастьян делает всё, что хочет, но я не стану ему подчиняться, не сдамся... Ну вот, опять много пафосных слов, которые координально разнятся с реальностью... На самом деле, так или иначе, этот самоуверенный засранец всегда получает то, за чем приходит, по моей воле или против он все равно трахает меня.       Удивительное все же создание, человек: способность адаптироваться заложена в каждом из нас генетически, и со временем можно привыкнуть ко всему, даже к боли... Но я так и не смог... Я не "неженка", как может показаться на первый взгляд, я способен вытерпеть многое, всегда терпел... В глубоком детстве, еще в детском саду буквально, я как-то подрался. Без причины, как это иногда случается с маленькими детьми, когда игра резко перестает быть игрой, и естественно больше всех досталось мне... Когда стали искать виноватого, проще всего было обвинить «девчонку Хаммела».       Дома мама продезинфицировала все мои ранки и очень долго обнимала меня. Она сказала, что в жизни такое случается с кем-то чаще, с кем-то реже. Но что бы случилось, я никогда не должен в этом участвовать. Нельзя причинять людям боль, какой бы ни была причина, я никогда не должен опускаться до этого. "Насилие порождает только боль и ненависть! Это низость, до которой опускаются лишь слабые и ничтожные люди" так сказала мне мама. Эти слова запомнились мне навсегда. И я обещал ей, что никогда не буду драться или причинять кому бы то ни было боль, никогда. Мама поцеловала меня и сказала, что все будет хорошо, а затем заплакала, крепко обнимая меня. Наверно она знала или чувствовала, что не увидит, как я выполню это обещание...       Когда мне было восемь, моя мама умерла... В такой же день как сегодня ровно 14 лет назад. Это был самый мрачный и трагичный день моей жизни, каждый год в этот день на сердце становится тяжело и одиноко. Мама очень любила меня, мы с ней были так близки, мне безумно не хватает ее...       Я уже не очень хорошо помню, как она выглядела, но точно помню, что она была удивительно красива... Длинные чуть вьющиеся каштановые волосы немного светлее, чем мои и такая же бледная кожа, папа всегда говорил, что я очень похож на мать. Я сейчас не вспомню все черты маминого лица, но я отлично помню ее улыбку, такую нежную и открытую. А еще от мамы всегда пахло легким парфюмом, и она всегда хорошо одевалась, она была настоящей женщиной... Рядом с ней всегда было так тепло...       Я сдержал данное ей обещание. Я не дрался никогда в жизни. Я только блокировал или группировался, чтобы смягчить удар, но никогда не бил в ответ (только если случайно). Я был выше этого, так мне казалось... Моим оружием и защитой всегда был мой ум и мои слова, которых у меня в запасе всегда было предостаточно. Только так я и защищался.       Но теперь этого явно недостаточно. Я чувствую абсолютную беспомощность. Я просто задыхаюсь от собственного бессилия... Иногда мне безумно хочется сбежать... Куда угодно отсюда. Как будто это как-то поможет...       Но здравый смысл, поразительным образом сохранившийся в моем сознании, все время напоминает, насколько идиотская эта идея... Тяжело вздохнув, я выключаю воду и выхожу из душа.       Во-первых, как и сказал Себастьян, мне просто некуда бежать... Во-вторых по всей территории бывшей академии множество людей Себастьяна, уверен, у них есть приказ не позволять мне покидать территорию. В третьих даже если мне удастся уйти, Себастьян приложит все усилия, чтобы найти меня, вернуть и наказать (и я даже боюсь предположить, что ему в голову взбредет со мной сделать), он не отпустит меня так просто. И ко всему прочему он дал слово, что никогда не даст мне уйти... Никогда.       Это последняя капля, вдребезги разбивающая остатки моих наивных надежд на хороший финал моей истории. А возможные варианты развития событий, приходящие мне в голову, один хуже другого. Беру махровое белоснежное полотенце, вытираюсь и обматываю на бедрах.       Возвращаюсь в комнату, пол по-прежнему до ужаса холодный. Делаю несколько неуклюжих шагов, переступая с ноги на ногу, и валюсь на не заправленную кровать... Мокрые волосы раскидываются по подушке, лежу на спине, тупо уставившись в потолок, ставлю ноги на простыню, сгибая колени, и развожу руки в стороны.       Я так устал, а еще даже полудня нет. Я не знаю, что делать... Я просто больше не могу... Я слишком устал... Полнейшая безысходность. Она уничтожает меня, каждый день я чувствую, словно что-то внутри меня умирает...       Каждый день похож на предыдущий, а сегодняшний на следующий. Я как будто застрял в петле времени, бесконечный замкнутый круг. Меняется погода, меняются дни в календаре, но, по сути, не меняется ничего. Изо дня в день все остается по прежнему, и я не знаю, что мне делать… я даже не знаю, почему все еще продолжаю жить... У меня ничего не осталось... Наверно примерно в такие моменты люди задумываются о самоубийстве... Вдруг до слуха доносится радостный птичий щебет, перевожу взгляд на желтую канарейку в клетке у окна.       ...нет. Нет! Как говорила Мерседес "Черта с два!" Резким движением сажусь на кровати. Только не теперь, только не после всего, что я пережил... Преодолев столько препятствий, страха, боли, я просто не имею права сдаваться сейчас! Самоубийство - вот самое настоящее проявление слабости. А я сильнее этого. Всю жизнь мне приходилось бороться, и я привык к трудностям. Я не собираюсь так просто сдаваться.       Да, сейчас я не вижу выхода и не знаю, что делать. Но я же Курт Хаммел, черт возьми! Я не собираюсь так просто расставаться с жизнью. Я выдержу это. В конце концов, кое-что я все еще могу...       Встаю с кровати. Достаю из гардеробной белую рубашку-поло, узкие светло-голубые джинсы и коричневую жилетку. Одеваюсь, на отворот жилетки прикрепляю блестящую брошь в виде крохотных ножниц и свисающей цепочки.       Подхожу к птичьей клетке. И тут же слышу приветливый свист маленькой птички, невольно улыбаюсь уголками губ. Пташка начинает энергично прыгать на жердочке. Я почти забыл о тебе, Пэв. Как тебе только удается быть таким жизнерадостным в этой клетке?!       Это мой верный товарищ и друг по несчастью, Паваротти. Как бы странно это не звучало, но эта канарейка - подарок Себастьяна, единственный его подарок, который я принял. Наверное, только Паваротти способен по-настоящему понять меня.       Да, Пэв, ты прав, я опять слишком драматизирую. Я не один, ты все еще со мной, и Себастьян тоже, хотя вот это уже скорее плохо... Это еще не конец, ничего еще не кончено. Я пока не знаю, что буду делать, но мы обязательно что-нибудь придумаем. Когда-нибудь мы обязательно выберемся отсюда, Пэв!       Паваротти снова заливисто зачирикал. Точно! Есть то, что у нас с тобой никогда не отнимут... Птичка вопросительно склонила голову на бок, как будто, в самом деле, понимала каждое мое слово. Песни! Пускай мы оба взаперти, никто не может запретить нам петь! Паваротти снова запрыгал, посвистывая.       Эта милая маленькая птичка каким-то необъяснимым образом всегда умудрялась поднимать мне настроение. Беру клетку с Паваротти и иду к стоящему у соседней стены фортепьяно. Он возмущенно хлопает крыльями, но как только я ставлю клетку на верхнюю крышку черного лакированного пианино, Пэв тут же успокаивается. Открываю дверцу винтажной клетки и выпускаю пленника наружу. Паваротти выходит кроткими скачками и нервно оглядывается по сторонам.       Я тем временем поднимаю крышку и вижу белые лакированные клавиши. Провожу по ним пальцами, ощущая безупречную гладкость поверхности. Паваротти насвистывает какую-то неизвестную мне мелодию, прыгая по пианино. Я сажусь на длинный табурет, покрытый фиолетовым бархатом. Поднимаю руки над инструментом и плавно опускаю, едва касаясь клавиш пальцами. Перевожу взгляд на канарейку, Паваротти умолк, как будто затаив дыхание в ожидании моей музыки. Я сделал глубокий вздох, закрыл глаза и начал играть, мягко надавливая на тяжелые клавиши. Пальцы сами заскользили по нотам. Сделав необходимый проигрыш, я начал петь. I'm in here, can anybody see me? / Я здесь, кто-нибудь видит меня? Can anybody help? / Кто-нибудь может мне помочь? I'm in here, a prisoner of history, / Я здесь, я пленник истории. Can anybody help? / Кто-нибудь может мне помочь?       Песня медленная и приятная, мне очень захотелось спеть именно её, она лучше всех отражает мои мысли сейчас. Паваротти, казалось, пытался подпевать мне, я тепло посмотрел на птичку и едва заметно улыбнулся. Я не знаю, пел ли я для Паваротти или же для самого себя... Но я вкладывал душу в эту песню. Can't you hear my call? / Ты слышишь, как я зову тебя? Are you coming to get me now? / Собираешься ли ты забрать меня? I've been waiting for, / Я жду, You to come rescue me, / Что ты придёшь и спасёшь меня. I need you to hold, / Мне нужно, чтобы ты забрал All of the sadness I can not, / Ту грусть, что я не в силах сдерживать Living inside of me. / Внутри себя...       Сначала песня была легкой, слова сами слетали с языка, но с каждой строчкой петь становилось все тяжелее. I'm in here, I'm trying to tell you something, / Я здесь, я пытаюсь кое-что сказать тебе. Can anybody help? / Кто-нибудь может мне помочь? I'm in here, I'm calling out but you can't hear, / Я здесь, я зову тебя, но ты не слышишь. Can anybody help? / Кто-нибудь может мне помочь?       Голос не слушался меня, воздуха почему-то не хватало, песня стала прерывистой, потому что я не успевал сделать вдох (хотя она на самом деле медленная). В горле без конца вставали непонятные комки, которые я проглатывал, игнорируя их причину. А вернее я просто не понимал, что со мной происходит... Почему такая легкая и замечательная песня вдруг стала настолько тяжелой, почти неподъемной? I'm crying out, I'm breaking down, / Я кричу и теряю самообладание, I am fearing it all, / Я всего боюсь... Stuck inside these walls, / Я застряла внутри этих стен. Tell me there is hope for me / Скажи мне, есть ли у меня шанс, Is anybody out there listening? / Что кто-нибудь меня услышит?       Меня просто пригвоздило к полу, лишь мои руки продолжали медленно танцевать по клавишам. Я допел последнюю строчку, и они обессилено упали на клавиши. Я был выжат. Паваротти обеспокоенно зачирикал, прыгая по фортепьяно.       Я не без труда поднял руки с инструмента и уставился на свои ладони, мои руки тряслись. Какого черта?! Какое-то время я заворожено смотрел на свои подрагивающие пальцы. Паваротти еле слышно что-то просвистел, я чуть вздрогнул и переключил свое внимание на недоумевающую птичку, опуская руки. Я пытаюсь улыбнуться, чтобы успокоить моего пернатого друга, получается не очень. Вздыхаю и глажу канарейку по маленькой головке. Тебя мне не провести, Пэв...       Сажаю птичку обратно в клетку. А сам опускаюсь напротив фортепьяно и упираюсь локтями прямо на клавиши, надавливая одновременно на несколько клавиш, рождая ничего не значащее созвучие. Опускаю голову на руки и зарываюсь пальцами в волосы. Черт! Да что же со мной творится?! Нервы ни к черту...       Все так же упираясь лбом в свои ладони, я немного поворачиваю голову лицом к окну. И мой взгляд устремляется в окно, а вернее в небо, уже ставшее совсем серым: грозные тучи с каждой секундой все больше обволакивают небосвод. Свет, пробивающийся в окно, потихоньку меркнет, в комнате воцаряется полумрак. Тускло, мрачно, угрюмо... Природа в точности передает мое душевное состояние.       Интересно, мертвые действительно могут наблюдать за нами с небес...? И если да, то может ли моя мама разглядеть хоть что-нибудь сквозь эти жуткие тучи...? Я бы не хотел, чтобы она видела меня таким... жалким.       Яркая вспышка. Мои глаза расширились. Ресницы дрогнули. Кажется, сердце пропустило удар. Серебристая молния пронзила небо. Резко вскакиваю на ноги, опрокидывая бархатный табурет позади себя. Несколько секунд стою посреди комнаты и внимательно всматриваюсь в грозовое, иссиня серое небо. Мелькнувшая молния как будто расколола небосвод на две части, мир начал разрушаться... А может рушится только мой мир?..       И тут я сорвался. Вылетаю из "своей" комнаты, бегу по коридору. Останавливаюсь у двойных дверей на этаж. Слава богу, они открыты. Нерешительно открываю одну из дверей и выскальзываю на лестницу. Не чувствуя ног, сбегаю вниз по винтовой лестнице и вылетаю на небольшую веранду. Меня частично ослепляет дневной свет, и хотя небо действительно серое, в сравнении с темнотой лестничной площадки, оно гораздо светлее. Резко останавливаюсь и по инерции падаю вперед, но каким-то чудом успеваю подставить ногу, и мне удается устоять на ногах.       Шквальный ветер отрезвляюще бьет в лицо. Свежий воздух врывается в легкие и заставляет дышать глубже. Глаза понемногу привыкают, и пейзаж снова кажется мне блеклым и безжизненным. Оглядываюсь по сторонам, ища глазами кого-нибудь из Уорблеров, но не находя никого поблизости, облегченно выдыхаю. Снимаю бежевые Конверсы и оставляю на террасе. Спускаюсь по небольшим ступенькам, пока ноги не касаются мягкой травы, она щекочет и немного холодит ступни.       Сильно втягиваю носом влажный воздух, прикрывая веки. Ветер перестает свистеть в ушах, все стихает. Короткими, неторопливыми шагами медленно выхожу на середину поляны. Хотя конечно это не середина: я отошел метров на семь от крыльца, но дальше идти нет необходимости. Так тихо... Но атмосфера неспокойная, а наоборот напряжение ощущается даже в воздухе. Как затишье перед бурей. Мне не по себе. По телу пробегает мелкая дрожь. Обхватываю себя за локти и весь сжимаюсь, стискивая зубы в попытке подавить дрожь.       Вдруг пронзительный холодный ветер дует в спину, унося с собой мое беспокойство, оставляя взамен лишь пустоту. Чувствую себя полностью опустошенным: ни мыслей, ни чувств, ни желаний. Мой взгляд устремляется в небо, тучи двигаются. Но не плавно проплывают, как облака, а как бушующий океан, бурлят, шумят, широкими волнами накатывая друг на друга, сталкиваются. Непокорная стихия...       Я уже очень давно не видел океан. Но когда впервые увидел его, я просто влюбился. Этот потрясающий вид так и стоит у меня перед глазами, по-настоящему захватывающее зрелище. Он дышит, как будто живет какой-то своей жизнью, такой неукротимый и свободный... Океан - это и есть воплощение свободы. Мне бы хотелось жить на берегу океана... Почувствовать хотя бы крохотную частичку этой самой свободы... Хех... "Свобода", мне стоит выкинуть из головы это слово... Мне ее не видать, как своих "эльфийских" ушей. Возможно, я и океан-то никогда больше не увижу...       Боже... Почему я вообще оказался здесь? Почему все это произошло со мной? Буквально в одно мгновенье я потерял все, чем дорожил... У меня больше ничего не осталось...       Стоп. Бог? Почему я обращаюсь к нему? Если он вообще существует, то видимо ненавидит меня. Иначе, зачем он без конца выливает на меня все вселенское дерьмо. Но я-то не верю в него. Ну а с хера ли я должен? Этот ублюдок ставит мне всевозможные преграды всю жизнь. Если в меня сейчас долбанет молния, я ни капли не удивлюсь. Хотя такой радости он мне точно не доставит... Я еще недостаточно настрадался... Да и зачем мне умирать? Я итак уже давно попал в ад...       Ну вот, теперь я виню Бога... Отлично! Кого я только ни винил... Себастьяна, полицию, урода, который на меня донес, моих друзей: Фина, Рейчел, отца... Кого угодно только не себя. Винить других проще, чем себя. А я устал выбирать сложные пути.       Черт, очередное проявление слабости... Маме было бы стыдно за меня. Я обещал ей быть сильным, но все, что я делаю, это лью слезы и жалуюсь... Прости меня, Мама. Я правда не знаю, что мне делать... Я так невыносимо устал...       Мое лицо было обращено к небу, откуда с огромной высоты упала первая крупная капля дождя, приземлившись на мою щеку, она лениво соскользнула по подбородку и утонула в траве. Затем еще несколько капель упало вокруг меня. Пошел дождь. Я начал понемногу намокать. Мои волосы еще не высохшие после душа, под тяжестью дождевой влаги теряли не так давно приобретенную форму. Но прятаться под крышу я не спешил, напротив я жаждал большего, мне нужен был ливень!       Август. Конец лета. Дождь совсем не летний и уж точно не теплый. Руки невольно поднимаются вверх, развожу их в стороны, разворачивая ладонями вверх. Закрываю глаза и подставляю лицо заботливому дождю. Холодные капли за считанные секунды покрывают мою бледную кожу водой. Я снова весь промок. Можно было и не выходить из душа, что там, что на улице без разницы, разве что здесь нельзя температуру регулировать.       Но я рад дождю, хоть я и терпеть его не могу с детства. В грозу мне всегда было страшно. Когда мама была жива, она всегда успокаивала меня, укрывала меня одеялом и что-то напевала, у нее был такой мелодичный нежный голос, мне становилось так спокойно рядом с ней.       Через день после маминой смерти была чудовищная гроза, ветер сносил все вокруг, дождь все усиливался, пока не превратился в бесконечный ливень. Я заперся в своей комнате и забрался под одеяло. Я весь дрожал и плакал. Наверно именно в этот момент пришло осознание того, что мама умерла. Что во время грозных раскатов грома и без конца сверкающих молний я больше не услышу маминых нелепых, но милых подбадриваний и ее нежного голоса. Что она не вернется уже никогда... Поэтому я рыдал в голос, накрывшись одеялом, пытаясь заглушить разрывающий душу гром. Я до сих пор вздрагиваю от этого жуткого звука. Ненавижу грозу!       Тогда какого черта я здесь стою? Потому что устал... Устал прятаться, устал плакать... Устал от безысходности. Я больше не буду убегать. Я больше не боюсь, мне уже нечего терять... Поэтому я буду бесстрашно смотреть в лицо этой гребанной грозе! Пускай стихия сильнее меня, плевать, я никуда не уйду!       Из горла вырывается смешок, за ним еще один. И я начинаю смеяться, мне почему-то безумно смешно. Смех все разрастается и превращается в хохот, я сгибаюсь пополам от смеха. В груди адская боль, легкие сдавливает, но я не могу остановиться, я смеюсь все громче. В моем смехе проскальзывают истерические нотки, кажется, я уже надрываю горло. Но смех все не прекращается, я начинаю задыхаться. Живот болит, но это ничто по сравнению с чудовищной, раздирающей болью в груди.       Наверно когда боль переходит все границы, когда слез не остается, человек начинает смеяться, смеяться над собой, потому что больше ничего не остается... Смех тоже одно из проявлений боли. Обхватываю себя руками, меня уже просто трясет, понемногу смех начинает утихать. Дождь все льет. Ноги меня больше не держат, я опускаюсь на колени, по-прежнему обхватив себя руками. Смех смолк, только хриплые отголоски еще рвутся наружу.       Сижу на коленях, на мокрой траве обняв себя руками. Я промок до нитки, холодный ветер пробирает до костей. Я чертовски замерз! Холодно. Мокро. Одиноко. Слезы все-таки потекли. Но дождь надежно спрятал их в тысяче таких же.       Вдруг из-за моей спины выскользнула пара теплых загорелых рук. На секунду мне показалось, что у меня галлюцинации, и я окончательно рехнулся. Но эти самые руки, вполне реально, обняли меня, а к спине ощутимо прижалось что-то теплое.       Что за чертовщина?! Кто это? Себастьян точно уже уехал... Может кто-то из Уорблеров? Тогда где его блейзер? Да и кому из Уорблеров взбредет меня обнимать? Они же не самоубийцы... Кто бы это ни был, он точно не в себе... Хотя мне ли говорить о сумасшествии... Кто только что ржал на весь задний двор, как последний псих?       Как странно... Тепло. Оно исходит от него. Это обволакивающее тепло, оно словно проникает в меня, распространяется по всему телу, течет по венам и концентрируется где-то глубоко в груди. Я чувствую невероятный прилив сил. Улыбка трогает мое лицо, уголки губ тянутся вверх, и я чувствую удивительное удовлетворение.       До чего абсурдная ситуация! Я сижу сейчас в объятиях какого-то незнакомого парня под дождем и лыблюсь, как идиот. Нет, наверно я все-таки спятил...       Я медленно поворачиваю голову в бок в попытке взглянуть на незнакомца, но ничего не вижу, дождь плотно застилает глаза. Единственное, что бросается в глаза, это черные кудряшки. Такое чувство, что я уже видел где-то такие... Очень давно... Не могу вспомнить.       Неловко касаюсь его руки своими дрожащими от холода пальцами. И мы оба вздрагиваем. Это легкое прикосновение похоже на электрический разряд, как удар молнии. Мы просто почувствовали это. Сердце забилось быстрее. Дыхание моментально сбилось.       Незнакомец расцепил объятье и начал отстраняться. Источник тепла иссяк, высох под этим жестоким дождем, меня вновь наполнила пустота. И вдруг под действием какого-то странного импульса я попытался вернуть его, ухватиться за это тепло, настолько нужное, необходимое...       Я резко развернулся и случайно задел его лицо локтем. Сильно задел. Даже слишком. Вскрикнув что-то вроде "Блять!", парень завалился на спину и закрыл нос руками. О черт! Сначала я в ужасе отшатнулся, а затем в панике затараторил: - О Боже! Извини! Черт! Я не хотел... Я не собирался... Прости! Ты в порядке? Боже... У тебя кровь! Я такой неуклюжий придурок. Тебе очень больно? - я потянулся к нему руками, пытаясь как-то помочь. Но мои руки отпрянули так и не коснувшись тихо матерящегося тела.       У меня было некоторое время пока "некто" приходил в себя от болевого шока или просто от шока... И я использовал эти несколько секунд, чтобы получше рассмотреть оппонента. Им оказался юноша примерно моего роста, но постарше меня, брюнет с вьющимися волосами, треугольными бровями и легкой щетиной. Он был одет в синюю футболку с трансформерами (намокшая она прекрасно подчеркивала рельеф мышц на груди и накаченные руки) и светлые драные джинсы, на ногах красовались черно-синие Вансы.       У него была бронзовая кожа и невероятно добрые карие глаза. В целом, несмотря на кровоточащий нос, он был довольно симпатичным... Ладно! Он был действительно хорош... Хорошо!!! Он был чертовски сексуален! Довольны?!       И тут я понял, что никогда раньше его здесь не видел, и на нем не было блейзера Уорблеров. Вопрос сам сорвался с языка: - А ты вообще кто такой?       Парень сел на траве и уставился на меня своими медово-карими глазами, прикрывая все никак не перестающий кровоточить нос. Я стоял на коленях примерно в метре от него. Немного помолчав, он протянул мне свободную руку и произнес: - Блейн. Блейн Андерсон. - Курт. - коротко кивнул я и пожал протянутую ладонь, она была теплой. - У тебя странный способ знакомства, Блейн Андерсон. - усмехнулся я. - Думаю, в этом мы квиты... Я засмеялся. - Это всего лишь несчастный случай. У меня в комнате есть аптечка. Пойдем. Ты можешь встать? - я первым поднялся на ноги и протянул ему руку, помогая встать.       Он ухватился за нее и не отпускал до тех самых пор, пока мы не оказались в самой дальней комнате на третьем этаже, которая по совместительству являлась вроде как "моей". Но я не был против, совсем наоборот, его рука была такой теплой, что я почти забыл о вечной мерзлоте, прочно закрепившейся в моей душе... Почти.