Пасть «Цербера»

Просыпаться связанным всегда напрягает. Не вернувшийся в реальность заторможенный ото сна мозг боязливо отзывается на любого рода вмешательство в спокойствие. А Том, будучи за последние месяцы изрядно потрепанным приключениями, и подавно относился к ним с острой паникой. Только лишь проснувшись и почувствовав, что руки лишены возможности двигаться, Хиддлстон моментально распахнул свои серо-зеленые глаза, в которых полыхнул страх. Он дернул пару раз руками и, откинув голову, внимательно на них взглянул. Сам он лежал на кровати, голый, с заботливо прикрытым уголком простынки пахом, а обе руки его были крепко-накрепко привязаны к прутьям в изголовье кровати. Осознав всю плачевность ситуации - из тугих узлов было практически невозможно выбраться - Том начал лихорадочно вспоминать, что было накануне. Долго времени на это, разумеется, не потребовалось, а саднящая боль в заднице приятно подтвердила его воспоминания. Повернув голову набок, он наткнулся взглядом на старую рамку, внутри которого полагается быть маленькому портрету, однако поверх него была наспех прикреплена потрепанная записка. Размашистые буквы были нарочито большими, чтобы Хиддлстон мог прочитать ее даже с еще большего расстояния. Предусмотрительно, ничего не скажешь. «Если управляющий вернется раньше меня, я не знаю, как ты объяснишь ему все это. Вещички из ящика я прихватил. С добрым утром!» - Чертов подонок... - усмехнулся парень, расслабленно прикрывая глаза. Вот и что ему теперь прикажите делать? А, главное, какого черта Крис рванул без него, если Том уже согласился отдать Хемсворту всю эту гребаную силу? Непонятно. И все же валяться вот так вот до прихода любовника или, чего еще хуже, управляющего, ему совершенно не хотелось. С четверть часа он бездумно дергался и рвался, стараясь скинуть с себя веревки, да под конец смирился и понял, что это ему не поможет. Томас стал нервно оглядываться в поисках чего-нибудь, что можно было бы подцепить... ногами? … и потом... что потом? Любая мысль сразу же пресекалась на корню невозможностью осуществлением. Внезапно все его мысли прервал скрип двери — странно, ведь он не слышал шагов? - и в комнату без стука вошли. Пристыженный и ошарашенный взгляд серо-зеленых глаз встретился со смущением и испугом в серых, смотревших на него сейчас в упор. Спустя несколько секунд Том нахмурился, припоминая своего визави, а с губ последнего сорвался пронзительный девичий визг. - Вор! - закричала молоденькая девушка в костюме прислуги, испуганно всплеснув руками. А чуть позже ее взгляд упал на едва прикрытый пах молодого человека, приподнявшуюся от его утреннего пробуждения простынку, и лицо покрылось стыдливым румянцем. - Извращенец! На мгновение аристократ и сам испугался извращенца, пока вдруг не понял, что собственно он им и является. Тут же он начал лихорадочно мотать головой, открыл было рот, чтобы оправдаться, но прислуга с громким воплем выбежала из комнаты, оповещая весь дом о том, что у них завелся вор и похотливый маньяк. - Вот черт... - раздосадованно проскулил Том, снова откинувшись назад. Ну, вот. Оставалось только ждать, как более разумные, но не менее любопытные из оставшейся прислуги придут посмотреть на извращенца и помогут тому освободиться. Его ожидания не остались напрасными: через несколько минут в покои вбежала краснолицая русская Варвара, женщина преклонных лет, и при виде Тома испуганно затараторила на своем родном языке: - Батюшки Святые! Да что же это за дело то такое творится! - узнав в юноше того маленького мальчика, который в свое время с шустрой сестрицей таскал с кухни до ужина сласти, запричитала женщина. - Варвара, прошу вас, говорите по-английски, - мягко попросил ее смущенный Том, чувствуя, как горят кончики его ушей. - Томас, что ты делать тут в такой вид!? Ужас, ужас! Как ни стыдный! - она развернулась и увидела за своей спиной выглядывающие любопытные носы двух служанок. Одной из них была как раз та самая незнакомая девица, которая и подняла шум. А другую Том помнил, они в детстве вместе бегали во дворе от садовника. Девочки выглядели очень смущенными, но любопытство просто не позволило им уйти самостоятельно, и Варваре пришлось насильно прогнать прислугу. - Как ты здесь оказаться? Ханс не предупредить нас о твой прибытии! - Варвара, пожалуйста, давайте расспросы оставим на потом? Развяжите меня, мне неловко, - настойчиво, но мягко попросил Хиддлстон и женщина, будто бы опомнившись, всплеснула руками, тут же принявшись с усердием развязывать веревки. - Кто тебя так, Томми? Бог мой, тебя хотеть ограбить? Избить? «Скорее трахнуть» - мысленно усмехнулся юноша, однако зная, что Варвара так просто не отступит с расспросами, вслух ответил: - Эмма пошутила так... привязала меня, пока я спал, а сама покинула дом. Она очень сильно на меня рассердилась вчера - я ведь без нее приехал, она появилась только к сумеркам... - Том! Как ни стыдный тебе так поступать! Ты не должен быть оставлять сестру и разрешать ей ехать одной! - Да-да, Варвара, это я уже усвоил, - нетерпеливо пробурчал юноша. - Ну, что там? - Не получаться! - женщина пыхтела и краснела, прилагая все силы для того, чтобы развязать эти чертовы веревки. «Хемсворт... больной ублюдок. Больной! Яйца оторву, когда найду, право слово!» - У меня в ящике охотничий нож есть, попробуйте им. Варвара охотно последовала совету Хиддлстона, и уже спустя некоторое время он был свободен. Однако перенесенное унижение не давало ему покоя — он решил, что Крис поплатится за это! Месяц без интима! Нет, три недели... ну, или две! Во всяком случае, точно не сегодня. - Одеваться, Томас! И спускаться на завтрак, мы сейчас приготовить. И никаких возражения! - завидя реакцию Хиддлстона, который открыл было рот для отказа, отрезала Варвара и покинула покои. За столом Хиддлстон, пытаясь сохранить невозмутимый вид, все же заметно смущался и не отводил взгляда с тарелки каши. Он молча уминал горячую овсянку с мюслями, с восторженным наслаждением вспоминая этот вкус детства, и старался не смотреть на прислугу. - Вы уж простить Елизабетту! - Элизабетт, - тихо поправила смущенная девочка, поднявшая часом ранее весь дом на уши своим криком. - Ты же знать, мне неудобно произнести твое имя, - недовольная замечанием проворчала Варвара. - Томми, она недавно у нас здесь совсем, я то одна уже не справляться! Старая стать! - Вы прибедняетесь, - расплылся непроизвольно в улыбке Хиддлстон. - Я рад, что вы нашли себе помощницу, однако вы еще всем фору дадите! Какая ж вы старая... а готовите все так же отменно! - Ах, приятно это слышать, мой мальчик! - Простите меня, сэр, - пролепетала виновато Элизабетт, убирая у него уже пустую тарелку. Том лишь неловко, но очаровательно улыбнулся девушке, и та зарделась румянцем. - Это я должен просить у вас прощения за то, что напугал своим видом и присутствием. Элизабетт счастливо выдохнула и заулыбалась, не отводя восторженных глаз с юного лорда. - Елизабетта! - фыркнула Варвара, хмуря брови. - А ну, пошла вон! Уф, Томми, ты стать таким красавцем! Только и разбивать сердца девушкам... Хиддлстон сипло засмеялся, отпивая из чашки горячее какао. И все же пора бы ему отсюда уходить, нужно еще успеть нагнать Криса и... что и? В это время бедный Уильям, лорд Хиддлстон, губернатор и отец двух отпрысков, во второй раз за последнее время потеряв их, негодовал и впадал в отчаяние. Черная депрессия накрывала его с головой, злоба прожигала вены, а к глазам подступали слезы от бессилия и чувства не свершившийся мести. Он сидел в тусклом помещении, где окна плотно были завешаны шторами, не пропуская дневного света. Тупо пялился на тихо тлеющие в камине поленья, откинувшись на спинку стула. Уильям не заметил, как тонкая изящная рука протянула ему граненый стакан с успокоительной настойкой, и лишь когда мягкий голос ласково позвал его, мужчина вырвался из своих раздумий: - Сэр... прошу, не убивайтесь вы так, - ласково проговорила Ребекка, сочувственно хмуря свои тоненькие бровки. - В этот раз их не похищали. Уверяю вас, они сами захотели этого... - Я не понимаю, - хрипло отозвался Уильям, приняв стакан из юных рук. - Чего им не хватало? У них же было все! Все... и все это они променяли на грязных пиратов? Я никогда не поверю в это. Нет, их похитили. Ребекка молча поджала губы, осторожно поглаживая тонкими пальцами его запястье. - Вы же любили друг друга? - скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес Уильям, подавив ком в горле. - Хотели жениться... - Ох... я люблю его до сих пор. Так же сильно, как и Эмму... но наша любовь давно уже стала не более, чем любовь между братом и сестрой, и мы оба это понимали... - тихо прошептала девушка, заглядывая в резко поднятые на нее глаза. - Я переживаю за него, но ему так лучше, я уверена. Вот только теперь, - она сделала трагическую паузу, а голос ее дрогнул, - у меня никого не осталось рядом... Губернатор молча хмурился, смотря своими удивительно молодыми, его, Тома, глазами! - Кроме Вас... - едва слышно добавила Ребекка, сжимая пальцами его запястье и склоняясь к тонким губам. - Пожалуйста, не отталкивайте меня... И он не оттолкнул. Все было, как в сказке. И если бы Крис когда-нибудь изложил в своих сочинениях то, что предстало его взору в скалах бухты Лулворт, то вернее всего его восприняли бы как фантаста. Или умалишенного. Уж слишком невероятным казалось это приключение. Эта бухта не даром является местом загадочным и в иную погоду мрачным в романах и легендах, сказках и страшилках. Если внимать жалким помоям этой сумасбродной литературы, то можно было узнать, что здесь водятся феи, гномы, горгульи, кентавры, русалки... Нет, пожалуй, русалок хватит. Крис уже не верил в эти россказни, ибо знал, что в таком место пиратские бороны попросту не схоронили бы самую важную часть обряда. Бухта казалась искажением реальности, чудом природы, загадкой мира — до того гармоничными выглядели две возлежащие на плату друг с другом впадины, по обману зрения находившиеся на разном уровне и нарушающие законы физики. Если бы все это было взаправду, ибо создавалось видение, будто бы одну широкую скалистую чашу море заполняет ласково, степенно, а в другую вливается с небосвода, вынужденно. И так необъяснима была эта причуда капризной природы, что не поддавалась восхищению и описанию. Берег же был жестким и горделивым, отбивал даже едва дожившие до встречи с землей волны своей твердостью. Невысокие скалы изукрашены маленькими пещерками, прижившимися сверху корнями, оплетающими холодные камни. Поверху стелилось поле, никем давно не паханое из-за неурожаев и нескошенное из-за жесткости травы. А когда это, засеянное дикими и колючими цветами и кустарниками поле заканчивалось, на смену ему приходил густой, едва ли непроходимый темный лес. И ведь не дай Бог какой бедной жертве забрести туда — поминай, как звали. И нету выхода, как если бы то был лес колдовской. На фоне этой причудливой дикости маленькая пещерка, спрятанная в скале под старыми корнями, ничем не выделялась среди остальных. Даже нет, наоборот, она казалась абсолютно неприметной, и ясное дело, что если туда и совались какие любопытные носы, то, не находя в темноте ничего путного, покидали ее. Крис же запасся пропитанным смолой факелом заранее и, повозившись с разведением огня, все же вскоре вступал в пещеру с ручным светилом. Пройдя вглубь, он наткнулся на стену — конец. На тот момент Хемсворт засомневался, а правильно ли он понял месторасположение? Но, поднеся факел к стене и осветив ее, с чувством детского восторга обнаружил на каменной преграде буквально выдолбленные рисунки. Тонкие, но четкие и остроугольные, резкие рисунки, испещряющие стену. Стилизация трех голов — пса, конечно же! Это оно! По правой стороне от них выбит столбцом текст из непонятных символов. «Либо стишки, либо инструкция, ну точно» - скептично про себя усмехнулся Крис, и начал искать то, что должно было привлечь его взгляд и натолкнуть на правильную мысль. С четверть часа он метался возле стены, изучая ее вдоль и поперек и не понимая, где же хоть малейшая подсказка! В бумагах, что он выкрал у Тома и прочитал утром перед тем, как отправить на поиски силы, прозрачно намекалось на подходящее для гребня углубление. - Этих углублений тут до тысячи, - бормотал себе под нос недовольный пират. - Я вот как им понять тут должен, что по чем... Но отступать было нельзя, иначе зачем проделан такой путь? Крис внимательно стал изучать текст, силясь хоть что-нибудь в нем разобрать, однако толку от этого было не больше, чем от козла молока. Отчаявшись, пират начал уже рыскать и по сторонам, пока, наконец, не наткнулся на стоящий по левую сторону небольших размеров камень. «Идиот! - рассерженно и в то же время облегченно подумал про себя Хемсворт. - Надо же было раньше по сторонам смотреть, дурак!» Сказка. Определенно, Крис попал в сказку. И все же предчувствие скорейшего апогея, казавшегося еще недавно нереальным, сдавливало в нетерпении глотку пирата. Он тяжело и медленно дышал, а в груди радостно и тревожно разрывалось, норовя выбить всю душу наружу. В камне оказалась прорезь. Едва заметная, узкая, длинная и глубокая. Не может быть, чтобы эта маленькая щелка открывала двери к такому желанному и бесценному! Какое сравнение, ну надо же — а ведь так искренне. Рассмотрев внимательнее, пират обнаружил, что стенки в этой узкой и едва различимой прорези испещрены витиеватыми узорами, а посередине виднеется заметная выпуклость - наверняка, для рубина. Поразмыслив, Хемсворт пришел к выводу, что вставлять нужно не зубьями, а самой украшенной пластиной. Взвесив все «за» и «против» и осознав, что, собственно, другого выхода нет все равно, пират осторожно ввел в прорезь серебряный узорчатый гребень с большим драгоценным камнем. Вставив до упора, так, что не вытащить, ни продолжить введение оказалось невозможным, Крис напрягся и замер в ожидании последующих действий. Но с минуту ничего не происходило. Пират, так и не получивший ничего в ответ, уже собрался сжечь эту пещеру к чертовой матери, разозлившись не на шутку, однако из недр скал внезапно послышался гулкий звук, напоминавший приглушенный рокот грома. Хемсворт отступил назад, с замиранием сердца наблюдая за тем, как пошатнулись стены и дрогнула под ним земля, как посыпался песок и затрещали ломающиеся корни. Отступать некуда и слишком поздно; пират сильнее сжал в руке факел. Скалистые стены перед ним, подобно воротам, зашумели встревоженно и с гулом расступились. Темная неизведанная бездна угрожающе дыхнула в лицо корсару затхлостью; в носу защипало от резкого запаха миазмов. Помахав перед собой факелом, будто бы проверяя, не выпрыгнет ли кто из темноты, капитан решительно ступил в неизвестность. Подземный ход вел его извилистой дорогой, заводя все глубже и глубже. На секунду мелькнула мысль о том, что если все это рухнет прямо сейчас, у Хемсворта ни единого шанса на спасение. Но твердые скалы уверенно поддерживали низкие своды, не позволяя погрести под собой всяк в пещеру входящего. Вскоре Крис, наконец, оказался в небольшом зале. Пират с удивлением отметил, что помимо факела, он освещался поступающим дневным светом - метрах в трех над головой в скале зияло глубокое отверстие, выходящее на улицу. Это позволяло лучше разглядеть место, в котором корсар находился, да и дышать сталось легче. Ничем не примечательные стены, обычные, скалистые, как и все здесь; под ногами шуршал песок с мелкими камнями. Вроде бы на этом все, не считая разве что двух отличительных моментов. Первое, так это с какой четкостью дневной свет падал на землю в центр круглой каменной плиты, с выбитыми на ней записями (слава богу, кажется, на старо-английском!). А второе, что привлекло внимание и изрядно напугало даже такого, как Хемсворт, это старинный позолоченный стул, скорее напоминавший невысокий трон. И все бы в нем ничего, да только на жестком металле грациозно восседал утонченный, в прогнившем красном платье и с рассыпающимися из-под золотой диадемы седыми волосами, женский скелет. Тень залегла в пустых глазницах, крепкие зубы намертво вцепились в кость, а сам иссохший череп любовно склонялся к своему питомцу. Точнее, к его остаткам. В тонких окольцованных костях обеих кистей рук лежала полинявшая временем, жесткая и колючая шкура. Собачья, некогда ярко-синяя, снятая со всех трех голов, с засохшей кровью против шерсти. - Здравствуй, старушка, - тихо усмехнулся Крис, бережно проведя пальцами по черепу. - Одолжи мне шкурку своего питомца? Если бы кто-нибудь увидел их со стороны, верно, засмеял бы. Живой пират разговаривает с разложившимся трупом. Точнее, давно уже иссохшим скелетом. Когда Хемсворт обратился вновь к плите с надписями, что освещалась лучом предзакатного солнца, прошло уже много времени. Пират внимательно изучал письмена, и задумчиво прокручивал в голове одну-единственную фразу, смутившую его больше всех - «до первой крови». - Что вообще это значит? До первой крови... до первой... - пробурчал Крис, задумчиво смолк и снова принялся размышлять над прочитанными словами. Время быстротечно, и вот уже сердце начинало бешено колотиться от тревоги и восторга. В ожидании мерзли кончики пальцев, воздуха не хватало, давило в груди. Солнце уже зашло — в скалистой дыре не виднелись лучи, и Хемсворт иронично подумал о том, что в радиусе двух километров он, наверно, один. Разве охота кому-либо торчать дураком среди ночи в этом не очень приятном месте? Крис непроизвольно улыбнулся и облегченно выдохнул, вспомнив про Тома. Как же хорошо, что сейчас он в своем поместье — не путался бы под ногами, да и не вляпался бы ни в какие проблемы. А то пес его знает, может, Хемсворт с этой силой и вовсе... и вовсе не сможет контролировать себя до первой крови. - Черт! Да кто ж придумал все эти идиотские то правила! - рассвирепел пират, чувствуя неприятное волнение. Этого Хиддлстона ведь едва ли удержишь, и если минутой ранее капитан был бы не сильно против, то сейчас он молился всем богам, чтобы Том не рванул за ним и не оказался здесь. Уж очень пират боялся, что предостережение выпадет на долю этого жилистого мальчишки. Время. Хемсворт бережно взял из костяных рук девушки шкуру пса и, подавив рвотные позывы, с отвращением набросил себе на плечи пропахшие гнилью остатки Цербера. Чувствуя себя актером неудачной пьесы, он вышел на круглую плиту и поднял голову, подставляя лицо лунному свету. Минута. Две. Время. Когда пират полностью был окутан белым светом, проклятье ли, дар - черт его знает - но начал свой колдовской обряд. Нестерпимая боль пронзила каждую клеточку огромного тела, с первых же секунд выбивая всю стойкость и срывая гортанный стон. Прогнившая шкура будто бы ожила: шерсть зашевелилась, скинула с себя пыль и тусклость, вновь в свете луны принимая черно-синий цвет. Волоски стали впиваться в тонкую кожу, будто бы норовя пришить к ней шкуру, до крови раздражая и цепляясь, цепляясь, цепляясь... Хемсворт стиснул зубы, стараясь подавить свой стон. Он буквально чувствовал, как к нему приклеивается чужая нечеловеческая кожа, как шевелятся от страха и боли собственные волосы, как вспухают на всем теле вены, вычерчивая плетеные рисунки и обещая вот-вот разорваться к чертовой матери! В глазах сильно жгло, и капилляры готовы были вот-вот лопнуть, заливая кровью белок. Губы обсохли и начали трескаться, пропуская на смуглую кожу алые капли крови. В груди полыхало огнем, лишая возможности безболезненно вдыхать пропитанный ядовитыми парами запах. Охваченный колдовской агонией, Крис успевал сквозь боль мысленно просить прощение за жестокое предстоящее убийство невинной жертвы, которой суждено будет стать первой кровью Цербера. Хемсворт боялся своей бесконтрольности и признавал этот страх в себе, потому как гром средь ясного неба его оглушил тихий оклик: -Крис... Проклиная все на свете, пират обернулся и застыл в ужасе, когда перед его взором предстал чертов Хиддлстон! Мать его, не спалось ему себе в постельке! Завидя капитана, Том испуганно взвыл и отпрянул назад. - Какого... чер...та, - прохрипел Крис, сверкая своими безумными глазами. - Убирайся! - Ты... ты... - запинался Том и не двигался с места, когда как все внутри него истошно вопило - беги, беги! - Убирайся к чертовой матери! - взревел Хемсворт и внезапно согнулся пополам, заходившись кровавым кашлем и злобным скулежом. Боль пронзало все тело - казалось, ребра изнутри разрывают ткани. Кожа потрескалась и превратилась в папье-маше, клочками падая на землю. Отошедший от страха Том опрометью кинулся прочь из пещеры, вскочил на коня и помчался подальше от бухты. Он не хотел сегодня умирать. Последняя адекватная мысль пирата была полна надежды и мольбы на то, чтобы сохранить жизнь Хиддлстона. Кто угодно, лишь бы не он! Но поздно: охвативший разум и тело, бесновавшийся в людской плоти Цербер уже учуял человеческий пульс. Жертва выбрана. Аристократ несся, не жалея своего коня: - Гони! Гони! - кричал бешено Том, сжимая одеревеневшими пальцами поводья и не обращая внимания на холодный пот, стекающий со лба. Не сейчас, все потом. Кровь приливала к лицу, в ушах слышался стук своего сердцебиения, однако злобный дикий рык все же коснулся слуха аристократа, и страх холодком прошелся по позвоночнику. Том лишь на миг обернулся, чтобы убедиться в своих кошмарных опасениях. За ним на немыслимо бешеной скорости гнался огромный трехголовый пес. Он дышал в спину своим раскаленным и опасным, подобно вестнику смерти, дыханием, нагоняя; черно-синяя шерсть его блестела в лунном свете будто шелк, а из клыкастых пастей стекала горячая слюна. И яркими огнями светились во мраке ядовито-желтые глаза. - Гони! Быстрее! - вновь обернувшись, прикрикнул своему коню Том, сильнее стегая его поводьями. Но через несколько мгновений, добравшись до начала дикого леса, вороной конь внезапно испуганно заржал и встал на дыбы, скидывая с себя всадника. Вся жизнь в одну секунду пролетела перед глазами Хиддлстона, и он принял решение, показавшееся ему единственно верным, хоть на задворках разума он понимал, что его уже вряд ли что-то спасет. Моментально поднявшись, он со всех ног побежал в самую гущу непроходимого леса, ломая колючие ветви сухих кустарников, бьющие по лицу. Он рвался вперед практически на ощупь, не чувствуя ухабистой дороги под ногами, не обращая внимания на кровоточащие царапины и подворачивающиеся ноги. Ему было все равно на нестерпимую боль — адреналин зашкаливал в крови, а сердце истерично вырывалось из груди. А дыхание пса уже обжигало загривок. Судьба была против Тома, и он споткнулся. Завалился на влажный мох лицом, распластавшись и, лишь услышав совсем рядом звериный рык, развернулся, достал из широченного кармана сиротливый мушкет и направил в Цербера: - Остановись! - закричал напуганный до смерти Хиддлстон, стараясь унять дрожь в руках и отползая спиной подальше. Цербер же, нагнав свою жертву, выбросил лапы вперед в последнем прыжке. - Крис! Крис! Истошный вопль Тома был прерван двумя поспешными выстрелами, но пули лишь застряли в жесткой шерсти пса. За секунду до того, как он придавил собой аристократа, тот встретился коротким взглядом с безумными, лишенными осмысления глазами и понял, что это конец. Хиддлстон больше не кричал. Стиснув зубы и зажмурившись, откинул голову назад, подставляя беззащитное тело под острые клыки. И Цербер не заставил себя долго ждать: вонзил их в тонкую кожу, раздирая шею, грудь и бедра. Острая боль растеклась по телу, разливаясь истинной агонией и предсмертной судорогой искажая бледное лицо. Тонкие губы скривились в безмолвном крике. Серо-зеленые глаза помутнели, блеснули подступающей влагой и тут же погасли. А пес продолжал терзать бездыханное тело, разрывая кожу и вырывая клочки мяса — так издевательски филигранно. Вкус алой жидкости коснулся жаркого языка, а ее запах защекотал ноздри, и по венам пустилась, тормоша дремлющий разум, новая, чужая кровь. Цербер отстранил головы от своей жертвы, медленно выпуская из носа горячий пар. Он отуманил желтые глаза, но уже в следующий миг рассеялся, предоставляя псу возможность лицезреть собственное творение. Взгляд начал трезветь и наполняться смыслом, с возрастающим страхом бегая по лицу Тома. Сграбастав в тяжелые лапы жилистое тело, Цербер склонился к лицу и начал слизывать языком кровь, зализывая царапины и раны, настойчиво дышал на охладевающие щеки, будто бы пытаясь всеми своими действиями исправить ошибку и воскресить. Вместе с тем, как понимание и разум полностью вернулись к существу, в лесу раздался громкий и надрывный, сотрясающий могильную тишину, вой. Пес, по-человечьи прижимая к себе лапами мертвое тело, завывал от бессилия и злобы, от боли. Степенно вой сменился пронзительным мужским криком, раздирающим все спокойствие и равнодушие каменных скал и сухих деревьев, ставших безмолвными свидетелями жестокого убийства. Полностью и без изменений вернувшись в свой облик, Крис сидел одиноким страдальцем в темной глуши. Несколько мгновений он отказывался открывать глаза, лишь нарушая покой леса своим криком и сжимая в объятиях доверчиво безвольное тело. Но когда же он открыл свои ярко-голубые глаза, губы его болезненно скривились и не позволили новому крику вырваться наружу, а руки начали тормошить аристократа. - Том... Том... - с придыханием, глотая раз за разом подкатывающие комы в горле, шептал Крис, не веря. - Очнись? Том... Но мертвенно-бледное лицо, попачканное кровью, все так же с застывшим страхом в неподвижных глазах смотрело на своего палача, не размыкая белых губ и не произнося ни слова. Хемсворт, придерживая его голову, большим пальцем шершавой ладони стирал следы своего помутнения с лица и даже боялся смотреть ниже, на прокусанную глотку, разодранную грудь и оголенное до кости бедро. Он чувствовал себя извергом и в то же время жертвой. Никогда он еще не был так жалок и противен сам себе. Чувство дичайшей несправедливости занозой въелось в его сердце и с каждой секундой воспалялось все больше и больше. Спасти ему жизнь, вызволить из лап чудовища, простить за предательство, чтобы потом самому убить? Разве этого желал Крис, с таким рвением проделывая долгий путь к этой треклятой силе... Досадливо усмехнувшись, пират зажмурился и прислонился лбом к холодному лбу любовника; морщинки же возле глаз увлажнили скупые мужские слезы. Первые за всю его жизнь и - Крис тотчас же поклялся - последние. Никто больше не будет достоин его слабости, а достойный же более никогда не порадует глаз своей солнечной улыбкой. Хемсворт поднялся на ноги, бережно прижимая к своей груди остывающий труп, и медленным шагом направился обратно к пещере, той же самой вытоптанной дорогой. Он шел, спотыкаясь и падая, поднимаясь и возобновляя шаг, не позволяя никаким преградам остановить его и вызвать эмоции. С бесстрастным, вернее ли отрешенным лицом он пробирался сквозь терновники и высокую сухую траву, но ни разу не уронив на землю Тома. Он крепко удерживал тело аристократа, будто бы это было для него самым драгоценным в мире и по-прежнему красивым, не изуродованным даже смертью. Войдя в пещеру, Хемсворт с удивлением и раздражением заметил, что трон пуст. Женского скелета на нем уже не было, и нынче он готов был принять следующего своего хозяина. Злость накрыла пирата с головой и он проорал, сотрясая стены своими чувствами: - Ты все заранее спланировала, трухлявая ведьма!? - его голос звенел в тишине, а тяжелое дыхание обзавелось своим собственным эхом. Крис больше ничего не боялся и, когда в скалистом зале отчетливо послышался короткий женский смех, лишь обозленно стал озираться по сторонам. Но тщетно. Ведьмы и след простыл. Он осторожно усадил Тома на золотой трон, придержав его безвольно падающую голову и, присев перед ним на корточки, обхватил узкие ладони своими. Смотрел в родные, ставшие стеклянными глаза и все не решался их закрыть: казалось, это будет последним, что связывает их обоих — посмертный взгляд. Хемсворт не был уверен, что Том любил его — аристократ никогда ему об этом не говорил, а понять его действия было иногда практически невозможно. Они не поддавались логике. - Прости меня. Я не смог уберечь тебя от себя же, - горько усмехнувшись и подавив очередную волну злобы, начал шепотом Крис, поглаживая тонкие пальцы. - Я бы все отдал Богам, чтобы ты снова жил, Том. Я отомщу за тебя всем, кто причинял тебе боль, - пообещал он, сильно хмурясь. - А мне местью стала твоя погибель.