Life-long struggle

Я в бессилии опустился на край здоровенной кровати с пологом. Я никогда не думал, что в состоянии буду два раза их прогнать. Хорошо, что не видел лично. Иначе бы не выдержал. Тем более, во второй раз приходила только Хикари. Зачем же ей скрипка? Хочет отомстить, разбив инструмент? Нет, на неё это не похоже. Но она ведь так сильно… не любит меня. Да и пусть. Мне не жаль даже, если она меня изобьёт до смерти. Мне не жаль. Чем плохой исход? Они все отстанут от меня со своими невестами, приёмами, контрактами, деньгами, сделками и прочим. И погибну я на руках любимого человека. О Боже, Такисима, что-то ты вдался в сопливые размышления. Но это правда ломает, сильно ломает. Если бы они ещё хоть раз пришли, то я знаю, что уже не выдержу. Я выбегу к ним, и желания возвращаться сюда не будет. А завтра ещё и этот приём в честь дня рождения, чёёёрт. Голова гудит. Я обхватил черепушку руками, запустил пальцы в волосы и потеребил их. В солнечном свете они делались золотистыми. А раньше всё было не так. Раньше моё сердце выскакивало, так я ждал дня рождения, потому что праздновали мы все вместе, и Хикари… И Хикари мне всегда дарила какую-то безделушку, которой я даже не пользовался, потому что бережно хранил. Они и сейчас со мной все, все за десять лет. И вот в этот год она уже больше ничего не подарит, если я даже не пущу её в дом. Наверняка, они сегодня же и улетают. И больше я никогда не увижу ни её, ни ребят. Лучше бы и не видеть. Но все-таки зачем ей скрипка? И главное, так непринуждённо! Может, она вовсе и не обижается? Да о чём ты бредишь, Такисима. Наверное, инструмент ей просто позарез нужен, вот и пришла. Я откинулся на кровать и закрыл глаза. Хоть бы заснуть, и проснуться в тот час, когда всё будет хорошо. Я был красивой птицей, замкнутой в золотой клетке. Мне можно было завидовать, но любой, испытавший это, проклял бы. Золотые лучи сыпались сквозь тюль, делая мои волосы золотистыми. Золото, золото. Золотая река Ганг качала мою лодку и несла далеко. Я любил воду, золотую воду. А мне вдруг сделалось радостно. Я чуть ли не бежала по золотистым улицам, сдерживаясь только из-за инструмента за спиной – нельзя было, чтобы он расстроился или ударился, не дай бог, обо что-то. Я глубоко надеялась, что та скрипачка была всё ещё там же, и мне повезло. Я дослушала её мелодию и подошла. Увидев футляр за спиной, она удивлённо глянула на меня, и опустила свой инструмент, чтобы передохнуть. Пришлось перейти на английский, но мы с ребятами уже примерно привыкли. Как же хорошо, что мы всё-таки были из СА. -Привет, - поздоровалась я и улыбнулась, хоть было и страшновато. – Ты очень здорово играешь! Прости, но у меня нет денег, поэтому я бы хотела попросить поиграть вместе. Ты не против? -Здравствуй, - её лицо делалось удивительное, когда она улыбалась. Я даже не могла уловить это выражение, но казалось, что доброта била фонтаном. – Ты меня даже немного удивила и напугала. Да, я, кончено, не против. А почему у тебя нет денег? Тебе нужна помощь? -Ну, как сказать. Я прилетела сюда с друзьями, а все наши деньги украли, вот… И мы все решили устроиться на работу и до конца дня достать денег! -А ты сама откуда? -Из Японии. -Из Японии?! О Боже, вот это да! Ещё и чужой язык! Бедняжка! Кончено, я не против помочь тебе! Кстати, меня зовут Эви. Ну, Эвелин полное. -Очень приятно! А я – Хикари! Я всё больше и больше поддавалась солнечному ощущению, будто знаю её давно-давно, будто английский – мой родной язык, будто мы дружим с самого рождения. Мне было здорово об этом думать и здорово наблюдать, как она улыбалась. То ли она была похожа на Акиру, то ли что, но я чувствовала себя много спокойнее, и все неприятные ощущения прошли, и я сказала ей, что: -У тебя очень красивая улыбка. -Правда? Спасибо! Мне никогда так не казалось… -Нет, честно. Не знаю даже, как сказать… Солнечная как будто. Вот. Мы долго говорили, примостившись на лавочке, а потом составляли список произведений, которые мы играли. Много было тех же, поэтому решили играть ансамблем, а разные – по очереди. Сначала мы нашли какой-то безлюдный двор и там тихонько репетировали, а потом вернулись на площадь. Повевал солнечный и свежиё ветер, волосы метались и лезли в глаза, но мне за всё последнее время сделалось так легко! И я подумала, что надо снова извиниться перед ребятами за то, что втянула их во всё это. И я подумала, что всё получится. Было здорово, правда здорово. Мы играли Вивальди, Баха, Чайковского, Бартока… Рондо, сонатины и концерты плелись и лились, у и нас удивительно здорово выходило, будто мы были сыгранный ансамбль. И память была не на шутку услужлива, хотя у нас и были ноты и пюпитр. -Знаешь, - сказала она во время очередной передышки, - а людей стало подходить больше. Ты их будто притягиваешь. -Правда? Я рада. Но не только я. Ты тоже молодец. Ты великолепно играешь! -Спасибо. Я просто всегда хотела это делать, вот и вышла играть сюда, ведь на сцену пока… не пускают, можно так сказать. Выступаю только в музыкалке да на конкурсах. -Почему? -Ну, семья у нас небогатая, и денег на новый хороший инструмент нет. Твой вот великолепен. Я зыркнула на скрипку Такисимы, что держала в руках. -Я тебе даже завидую. Что красив, что звучит. Дорогой, да? -Думаю, да. Это не мой. Я его одолжила всего на день. Я нахмурилась. Опять деньги ставали преградой, и меня это так раздражало, что руки невольно сжали инструмент человека, принадлежавшего к высшему свету. -Хикари… Ты хмуришься! Я тебя обидела чем-то? Прости! -Нет, злюсь. Злюсь, что всем правят деньги. -Да брось, - эта спокойная девчушка снова улыбнулась. Вышло солнце, из-за туч вышло солнце. – Вот как мы с тобой здорово играем. Посмотри, сколько набросали в футляр уже! Я специально решила выставить всего один футляр, чтобы мы не соревновались. И – удивительно – пока о дележке денег не было и речи. -Знаешь, давай ещё что-то сыграем и пойдём перекусим. Я так устала. Мы тут с самого утра, а уже час дня. -Это точно… Не напоминай о голоде! У меня желудок сводит… После долгих раздумий, чем бы так красиво завершить своё выступление, Эви предложила Вивальди «Лето». Я сглотнула. Этот концерт очень много значил для меня, но я решила, что сыграем. Медленная часть лилась мрачновато, перекатываясь терцовыми интервалами. Начинали сгущаться тучи, и даже подтянулось немного слушателей. Я играла, не глядя на зрителей – так было легче. Эви тоже смотрела куда-то в пространство, лицо её было серьёзное и спокойное. Мы подходили к быстрой части. Ещё одна нота… Сейчас! Шестнадцатые ноты посыпались, будто капли дождя, пальцы летали по грифу, и я всё думала, что собьюсь, но руки по привычке сделали всё за меня. Ветер нагибал ветки, солнца уже не было, а мы всё играли, разгоняя мелодию сильнее и сильнее. Потом – снова медленно и мерно, и дальше вторая часть – распевное соло. Веяло свежим. Ветер гнал листья, бумажки, трепал волосы, шарфы, одежду. Звуки неслись, нарастая, ускоряясь, сливаясь с ветром. Я никогда ничего подобного, даже на сцене, не ощущала, играя. Казалось, это пробивало меня всю, на сквозь, казалось, звучали мои кости и кровь. Мысли были где-то далеко. Я думала о воде, о каплях, о тепле, о друзьях и солнце. Думала о движении и напряжении, а пальцы качались и прыгали по струнам. Скрипка у Такисимы была красивая, чего греха таить – тёмного дерева с золотыми узорами. И звучала она правда удивительно. Время от времени я поглядывала на Эви. Тучи всё сгущались, и на фоне чёрного неба даже тёмная зелень казалась салатной. Я чувствовала, что сейчас ударит такой ливень, о котором утром даже подумать никто не мог. Но надо было доиграть. Напряжение всё возрастало с тем, как мы подходили к моей любимой, самой быстрой части. Её иногда играли даже отдельно от концерта, так она была хороша. И носила название «Шторм» Звуки лились и ткались, и было так здорово думать о дожде, о пряном тяжёлом воздухе, а толпа всё собиралась и собиралась. Дождь всегда повевал на меня таинством, и мне казалось, что, отслонив занавес, я что-то увижу. Ожидание было немое и тихое. Ветер не шелохнул и листка. И тут ударил шторм! Мы перешли на быструю часть. Звуки срывались и гнулись, прыгали, били, летели, кружились, и живое движение сбивало меня с ног. Никогда я так не играла, никогда. Мне казалось, что сам дождь, сам шторм говорил во мне. Поднялся ветер, и пришлось даже упираться ногами, чтобы стоять устойчивей. Мы всё увеличивали и увеличивали скорость, а страха сорваться больше не было. Это меня радовало и удивляло. Солнца не было. По городу катился и разливался наш Шторм. Акценты звенели, сыпались на брусчатку, смычки взлетали в равномерном штрихе, а свежести и пряности всё добавлялось. Наконец, заключительная часть. Мы неслись по терциям и квартам, бежали за высокими нотами в шестую позицию, скакали по струнам в штрихе соттийе, и было весело, было здорово, было триумфально. Наконец-то напряжение моё развязалось и снизошло нотами. Я чувствовала, как сейчас ясно очерчены мы с Эви против туч, как чётко вырисовались напряжённые мускулы. Как только мы доиграли, грянул гром, который заглушил крики браво и взрыв аплодисментов. Люди подходили к футляру, бросали деньги. Мы улыбались, глядя друг на друга. Мы обе ощущали развязавшийся Шторм. Он гулял теперь где-то по улицам. Раскаты становились всё гуще, а потом сверкнула молния в полнеба, и от звука, казалось, мир сейчас треснет пополам. Любила я такую сильную грозу. Забежать под какой-то навес мы ещё успели, ловя первые тяжёлые капли, а дальше ударил такой ливень, что страшно было подумать, что бы было, задержись мы хоть на секунду. Вода плясала на брусчатке, оставляя «коронки», значит, дождь скоро пройдёт. Мы насчитали 37 фунтов стерлингов мелкими деньгами, а дальше удивлённая Эвелин указала мне на целую пачку купюр, перевязанную резинкой, будто только из банка. Я вытаращилась – это была уйма деньжищ! -Может, фальшивые? Она качнула головой. -Я уже проверила, плюс, можно попросить проверить продавца. Я только тут заметила, что мы стояли под навесом уютненького кафе. Сидя в тёплом помещении, мы с аппетитом ели, запивая горячим чаем. -Ощущение, будто мы накликали дождь. – Сказала Эви. – И ещё, если ты поймёшь меня… Ощущение чуда и тайны! Я глупости говорю? Я качнула головой. -Я понимаю тебя. Совершилось чудо, правда. Оно ходит и заглядывает в дома, оно скачет по лужам. Эви улыбнулась. Деньги мы разделили ровно пополам, хоть девушка и протестовала (мол, у меня беда, я без денег!), и всё равно получилось много для каждой. Я была рада, и я знала, что родители Эви тоже будут рады, и я знала, что она сама рада. Я хотела бы отдать ей всё, но нам ведь надо было где-то жить, а мало ли, как там дела шли у ребят. Мне всё казалось, что на нас лилось с темного неба светло-голубое чудо. Здорово было, здорово.