Дьявола нет

Порою казалось, что корабль плыл медленно, нерасторопно, никуда не торопясь. Чёрные волны толкали его и шипели, а ветер постоянно менял направление: то он дул навстречу торговому фрегату, то неожиданно начинал подгонять его, раздувая огромные паруса. Иногда тросы натягивались до звонкого скрипа, и корабль летел по волнам так быстро, что уже готов был взмыть в небо. Франциск долго ворочался на кушетке. В мелкую каюту через иллюминатор попадали лучи искусственного света, они плавно протекали по стенам, вырисовывая на них очертания теней. Но потом они пропадали, и каюта быстро уходила во мрак. Немного полежав в одной позе, Франциск слез с кровати и пошарил рукой по тумбе, которая была намертво прибита к углу, чтобы её не снесло во время шторма. Когда пальцы нашли фотографию, Франциск обрадовался своей находке, как ребёнок. Он любил смотреть на Элис, он словно слышал её голос, который вырывался из памяти грубыми и мелкими клочками, но и этого было достаточно, чтобы немного успокоить напряжённые нервы. «Я вернусь к тебе, я спасу тебя, обещаю», — шептал он фотографии, словно та была способна услышать его шёпот. Когда небо над палубой очистилось от тьмы, в дверь каюты кто-то постучался. Франциск как раз пытался снова уснуть после очередного ночного блуждания. Он лениво отвернулся от стены и тихо пробурчал: «Войдите». В каюту вошёл Артур Керкленд. Гипнолупа мигом уловила персиковый свет солнца и забрала его себе, начав переливаться, будто гранёный алмаз. На их фоне лицо Керкленда казалось мертвецки бледным, а живой глаз — маленьким и чёрным, как пуговица. — Я знал, что вы не спите, — сказал он меланхоличным тоном, присев на край неудобной кровати. — Я тоже не спал. Ночь была ужасно долгой и тяжкой. Франциск что-то тихо пробурчал, как бы соглашаясь. — Вода в округе ледяная, словно мы где-то у берегов Антарктиды, — продолжал юноша, подперев кулаком подбородок. — А воздух так и пропах порохом. Война тянется следом за нами. Идёт в Ирландию. — Ирландцев тоже втянут в бой? — Всё возможно в этом мире. Пока что им нет нужды волноваться, ибо англичане и шотландцы держат оборону уверенно. Их война может растянуться на долгие годы. Пока Керкленд говорил, Франциск широко зевал и протирал сонные глаза. Как только он покончил с зевком, то почувствовал на себе пристальный и нехороший взгляд. Артур смотрел на него так, будто в следующую секунду собирался обвинить француза в чём-то отвратительном. — Знаете, — сказал он, на удивление очень прямым и почти равнодушным тоном, несмотря на отвращение, которое ярко горело на его лице. — Много лет назад наш мир отличался от настоящего не только мифическими существами. Наши земли не были соединены между собой, они были разбросаны по воздуху огромными кусками, словно… — Словно их в небо подбросил Создатель, — закончил Франциск, смутно припоминая детские сказки, которые читала ему мать. Ох, как же это было давно… — Да, — англичанин неуверенно пожал плечами. — Да, можно считать и так. Эти куски земли парили над водой, будто призраки. Люди передвигались от одного островка к другому через длинные верёвочные мосты, заросшие от времени мхом и травой. Так как земля была неровной и очень-очень хрупкой, она часто крошилась и меняла форму, словно глина. Дома проваливались сквозь землю, падали с края, теряя опору, но люди к этому быстро привыкли. Они кочевали через бесконечные мосты, которым никогда не было конца, постоянно искали себе новый дом. Естественно, ни о каких войнах не было даже речи. Как уж тут воевать, когда земля в буквальном смысле постоянно уходила из-под ног? То-то же, — он лениво потёр пальцами шею. — И зачем вы мне это всё рассказываете, — напрягся Франциск. — Я? — Артур пожал плечами. — Не знаю. Просто так. Захотелось немного порассуждать. Я несколько лет прожил в полном одиночестве. Люди кружили вокруг меня, словно мухи, но я не ощущал себя частью их механизма. Я ни с кем не общался, не делился своими мыслями и впечатлениями, не стремился искать новых встреч. Не знаю почему… может, потому что не хотел этого? Сначала я чувствовал себя очень неплохо, даже в каком-то смысле счастливо. Но время неустанно шло вперёд, и вскоре моё одиночество обратилось в тяжёлый груз. Я не пытался встретить себе друга, но я совершенно точно нуждался в человеке, который мог бы послушать мои сказки. Хотя бы… из вежливости. Франциск не стремился прерывать речь Керкленда. Ему не часто приходилось слышать такие откровения. Но Артур не торопился с заключениями. Он чуть отодвинулся от француза и затем как бы невзначай прикоснулся пальцами к своей лупе, да так опасливо, словно та должна была его обжечь. — Именно потому я и создал эту лупу. Я думал, что таким образом стану ближе к людям, а люди станут ближе ко мне. Артур замолчал, будто ожидая, что его собеседник хоть как-то отреагирует на такие откровения. Но Франциск упорно молчал. Тогда англичанин продолжил. — Я спрашивал отца, можно ли подчинить человека своей воле, заставить его видеть то, что хочется. Но отец лишь рассмеялся моим словам, потрепал меня по голове и мудро объяснил, что этого сделать невозможно, ибо каждый человек в нашем большом мире — это маленькая вселенная, совершенно исключительная в своём роде. Её невозможно подчинить себе. Ею можно лишь любоваться. — Ваш отец был очень умным человеком. Артур моментально подскочил с кровати и выпрямился, как струна, словно замечание Франциска обожгло его сердце. — Так или иначе, — объявил он на удивление бодрым голосом. — Каким бы он там умным не был, он давно мёртв, а я нет. И, как видите, я научился подчинять эти маленькие вселенные своей воле, какой бы уникальностью они все там не обладали. И он покинул каюту так быстро, словно в глубине души стыдился собственных слов. Франциск проводил его недоумённым взглядом. Как только он уснул, ему начали сниться острова, парящие в небесах, а также огромные чешуйчатые драконы в железных доспехах, словно средневековые рыцари. Франциск сам же и жил в этом мире, был его частью, но он не был человеком, жившем на воздушных землях, он был драконом. Самым счастливым драконом на всём белом свете. Но милый сон длился не так долго, как хотелось бы. Франциск проснулся из-за дёргающей боли в ухе. Ему казалось, что он давно привык к ней, однако ошибся. Каждый удар в голове напоминал выстрел — сильный, жёсткий и как нельзя резкий. Франциск изо всех сил старался не пустить слезу, которая бы звучала для него как унижение. И вот, пока одно ухо создавало ему все круги ада, взрываясь в одной части полушария, будто атомная война, другое ухо продолжалось жить и чувствовать окружающий мир. Слышать музыкальные скрипы дерева, шум моря и хриплые крики чаек. Когда Франциск приподнялся на матрасе, он почувствовал сильный озноб, от которого его начало трясти, как при лихорадке. Спрятав крест под одежду, он закутался в дорожную куртку, тяжело поднялся с постели и прошёлся по комнате неровными шагами. Солнце уже стояло в зените и горело бледно-желтым диском. На верхней палубе как раз происходило какое-то торопливое движение. Как много он упустил? Франциск посмотрел в иллюминатор, но увидел на той стороне лишь гребни морских волн, граничивших с голубым небом. Можно было подумать, что время стояло летнее, а не зимнее, да и война на самом деле казалась навязчивым сном. А затем, как только он отошел от иллюминатора, с верхней палубы послышался ярый крик. Кричал кто-то из моряков, и голос его был очень зычный, от него даже корабль задрожал в испуге. Слова разобрать было невозможно, но Бонфуа среагировал молниеносно — быстро заправил постель, подтянул штаны, поправил сбившиеся золотые локоны и поспешил подняться на палубу. На ступенях он всё же сумел понять, что впередсмотрящий кричал слово: «Земля». «Время и правда летит быстро…» — подумал мужчина, взбираясь наверх и попадая под натиск холодного ветра. Вот тут-то он сразу ощутил запах зимы. От холода немели пальцы. Тем временем моряки — хозяева фрегата — с кошачьей ловкостью гонялись по мачтам, завязывали тросы, и огромные паруса корабля спокойно и почти беззвучно сложились в гармошку, будто веер. Капитан восседал на здоровом кресле в объятиях рычагов. У его левого плеча гибкой змеей извивалась огромная лупа с несколькими отделениями. Мужчина изредка заглядывал в неё и затем набивал какие-то координаты на главной панели. По правое плечо Франциск увидел берег, на котором стоял высокий забор, состоявшийся из сплавленных ржавых пластин. Он подпирался высокими балками. За забором виднелись крыши домов и тонкие трубы, откуда тянулся дым. Солёные воды торопливо омывали ржавый низ забора и блестящие выступы скал. Вода возле берега казалась красной, как кровь. Впередсмотрящий что-то громко прокричал стенам, и те вдруг в ответ издали звенящий скрежет, который неприятно поцарапал слух. Франциск поспешил зажать себе уши, чтобы звенящая боль не посмела перекричать его мысли. Кое-как пересилив себя, он открыл глаза и посмотрел на ворота. Точнее на то, что когда-то было воротами. Железные стены начали вдруг двигаться, подниматься к небу. Вода внизу, заволновавшись, двинулась в появившийся проход. Корабль поплыл тем же путем, аккуратно лавируя между каменными рифами. Когда они миновали забор, перед взором Франциска раскрытия необычайный по своей красоте и странности город. Дома разной величины и формы росли кругом, словно грибы, одни строились прямо на крышах других, иные соединялись при помощи извилистых коридоров. Даже у себя в Париже Франциск никогда не встречал подобных построек. Ближайший берег плавно обратился в длинный канал, который широкой тропой пролегал вдоль города и по ходу своего движения разветвлялся ещё на великое множество рек. Корабли и маленькие лодки проплывали по ним, словно по лабиринту, иногда скрываясь под тенью полукруглых мостов. — Забавно, правда? — спросил знакомый голос. Рядом с Франциском внезапно материализовался Артур Керкленд. Где он был до этого — оставалось лишь гадать. — Мы независимы от войны — истошно кричали ирландцы, лупя себя кулаком по груди… ну да, как же! Стоит посмотреть на эти ворота, и всё сразу встаёт на свои места. Корабль уже нашёл себе подходящую стоянку между другими фрегатами, и капитан отдал приказ опустить трап, чтобы приезжие гости смогли спуститься на сушу. Франциск и Артур сошли с корабля последними. Капитан сам лично попрощался с пассажирами, пожав каждому руки. Ладонь у него была широкая, горячая, а толщина каждого пальца вызывала не то испуг, не то изумление. Франциск частенько вспоминал эти твёрдые, как кремень, пальцы, особенно когда начинал поглаживать свою истерзанную от пожатий руку. Город встретил их весьма шумно и даже радушно, а, вернее — огромным и пёстрым рынком, который тянулся длинной полосой из торговых палаток, где предлагали самые разные по своему предназначению вещи: начиная от продажи форели и заканчивая распродажами курток. Женщины громко спорили с торговцами о дороговизне фруктов, мужчины надрывисто хохотали, чокаясь бокалами с заморской медовухой, детишки убегали прочь от наряженных клоунов-попрошаек. По подворотням шныряли облезлые кошки и собаки, на ржавых трубах, из которых струился дым, царственно восседали чёрные вороны и наблюдали блестящим глазом за живой толпой. Свежий морской воздух очень странно действовал на организм. Франциск ощущал себя ещё более утомленным, чем прежде. Тяжёлые ноги, будто налитые свинцом, совсем не хотели слушаться своего хозяина и волоклись по неровному асфальту с заметным трудом. Артур же всегда шёл рядом и усердно пытался подстроиться под неровную и усталую ходьбу француза. Спрятав руки в карманы, он смотрел по сторонам и часто щурил глаз, когда ему в лицо попадал луч солнца. Над серым и мокрым из-за снега асфальтом тянулась белая дымка, а в воздухе стоял сильный запах морепродуктов. — Где же ваш хваленый банк? Куда нам идти? — вскоре не выдержал Франциск. От разнообразия мерзких запахов его желудок начал непроизвольно урчать, а ноги всё также устало подкашивались, не желая привыкать к ровной почве. Артур скривил тонкие и потрескавшиеся от соли губы. — Не имею понятия, но мы сейчас это исправим, — сказал он и спокойно вытянул руку куда-то в сторону. Франциск не успел и глазом моргнуть, как англичанин уже держал за шкирку маленького оборванца, одетого в потрёпанную куртку и короткие дырявые штанишки. Мальчишка усердно брыкался и рычал, пытаясь вырваться на свободу, но рука Артура оставалась тверда и словно не ощущала чужих укусов. — Отпустите, дяденька! — пищал парнишка. Лицо у него было круглое, чумазое, изо рта торчали два больших молочных зуба. Когда мальчик увидел Артура — в частности, его лупу — его рот широко раскрылся, а в глазах заблестели слёзы. — Я… Я ничего не сделал! Отпустите! — Тише, — шикнул на него англичанин, отводя пойманного попрошайку подальше от главной дороги. — Я ничего плохого тебе не сделаю, мелочь. Ты говоришь мне нужную информацию, а я даю тебе монетку, идёт? На секунду показалось, что в глазах ребёнка заблестели звёзды. Но потом оборванец стал отпихиваться сильнее, тихо и злобно пища себе что-то под нос. — Отпустите его, мсье, — накинулся на товарища Франциск. Ему уже порядком осточертело наблюдать за мучениями ребёнка. Англичанин взглянул на спутника с удивлением, но пальцы всё же разжал, и мальчик испуганно бросился прочь, отпихивая прохожих своим хрупким телом. Как только он исчез в толпе, Франциск набросился на Керкленда с новой силой: — Что вы творите?! Так хватать ребенка… вы могли его покалечить! — Такого, как он? — Артур тонко усмехнулся. — Вы когда в последний раз видели бедных детей, мсье Бонфуа? Они уже давно не дети, а маленькие чудовища, схожие с городскими крысами. — Да мне плевать, кто они такие! Всё равно с ними так поступать нельзя. — Как так? — Так грубо! Таким образом вы лишь напрасно пугаете их. — Каким образом? — Насильственным! — Франциск начал быстро закипать. Ему очень не нравился ход их диалога, причем он ясно видел, что Артур не желал вслушиваться в его слова и искать в них какие-то полезные для себя уроки. — Иного они и не заслуживают, поверьте. А этот сорванец шёл за нами практически с самого корабля и лишь один раз вознамерился сократить дистанцию. Думаете, он делал это от скуки? — англичанин прямо посмотрел в глаза своему собеседнику, и от его тяжелого взгляда у Франциска закружилась голова. — Эх. До чего же вы наивны, Бонфуа.

***

Над головами занудно тарахтели старые самолёты, которые стыковались с площадками на плоских крышах пятиэтажных и шестиэтажных зданий. Франциску казалось, что это никогда не прекратится, что у этого города нету конца. Но, к счастью, фортуна не покинула их и на этот раз и довольно быстро отвела в нужное место. С виду столичный дублинский банк напоминал невысокий цилиндр с кучей круглых окон, как в муравейнике. К главной двери вела высокая лестница с короткими ступенями без перил, на входе висела табличка с нацарапанной краткой историей банка и подписью последнего директора, который владел этим причудливым зданием. Открыв железные двери, Артур учтивым жестом пригласил Франциска войти первым. Как только они оказались внутри, к ним быстро на роликовых коньках подъехал молодой парень с прилизанными светлыми волосами. С виду он был худ и очень угловат, обладал длинными и острым носом, сильно выпирающей нижней челюстью и водянистыми глазками. Франциску он не понравился сразу, а вот Артуру — судя по его спокойному выражению лица — было абсолютно всё равно. — Хотите открыть у нас счёт, милые сэры? — вежливо спросил служащий, хотя в его тонком взгляде было видно лёгкое недоумение и даже некая насмешливость при виде большущей гипнолупы. — О, скорее закрыть, а если он уже и закрыт, то кое-что выяснить, — с холодком ответил англичанин, внезапно беря Франциска под локоть. Такой жест невозможно было не заметить. Но что же он мог значить? — Хм, хорошо, — парень умело развернулся на коньках и повёл своих клиентов к скромной будке. Франциск успел разглядеть других клиентов — к примеру, пожилую пару, которая заполняла какие-то квитанции под бдительным взором служащей — девушки. Та, между прочим, тоже стояла на роликах и порою, когда ей становилось скучно, начинала крутиться возле этой пары, ставя ноги в позу кораблика. Но стоило Артуру и Франциску выйти перед ними на свет, как девушка прекратила кататься и с ужасом посмотрела на новых посетителей. Пожилая пара тоже подняла глаза. «Чего они так пялятся? — изумился Бонфуа. — Никогда неряшливых клиентов не видели?» — Итак, — служащий-парень присел на кожаное кресло, прикреплённое к мраморному полу, и принялся разгребать на столе какие-то документы. — Мне нужны ваши фамилия и код от сейфа, и мы… — когда он захотел протянуть анкету через стол, рука его вдруг застыла, в глазах исчезла былая насмешливость, рот раскрылся, как у марионетки, и по гладко выбритому подбородку потекла тонкая слюна. — Зачем же вы это сделали? — резко нарушил молчание Франциск. Артур присел на свободный стул с круглым сидением без спинки. На лице читалось абсолютное бесстрастие. — Я хочу, чтобы этот парень выдал нам всю информацию, которую скрывает его крохотный и наивный мозг, — Артур не отрывал взгляда от служащего. — Не люблю тайны, они усложняют жизнь. — По-вашему, он стал бы от нас что-то скрывать? — Это банк, а не блошиный рынок! — неожиданно резко огрызнулся англичанин, отчего у Франциска по спине пробежался неприятный холодок. Пока Франциск с трудом унимал в себе горящий стыд, англичанин не стал терять зря время и обратился к молодому служащему, говоря с ним на удивление мягко и спокойно, словно он имел дело с нашкодившим ребёнком. — Мне нужна вся информация о сейфе Шарлотты Паркер. Некоторое время с парнем ничего не происходило — он продолжал сидеть, словно неживая кукла, широко выпучив водянистые глазки. Но затем, как только Франциск начал скучать, служащий вдруг резко поднялся, отчего его кресло закрутилось за его спиной, как юла, и короткими шажками направился к красному шкафчику. Спустя долгие минуты рытья в пыльных папках, загипнотизированный покорно вернулся к столу. В руках он держал тонкую папочку цвета горчицы. — Простите, сэр, но Шарлотта Паркер уже закрыла счёт. Её сейф пуст. Такой ответ совсем не смутил Керкленда. Даже напротив — губы Артура растянулись в победоносной лыбе. — Так и знал, — сказал он. — Позвольте мне? — он протянул руки к папке, и юноша едва ли не с фанатичной радостью вручил её Артуру. — Кто такая эта Шарлотта, мсье? — не удержался от вопроса Франциск. — Потом объясню, у нас нет времени, — небрежно бросил ему англичанин, после чего снова обратился к служащему. — Здесь стоит подпись некоего мистера Паркера. — Её сына, — на автомате ответил юноша, пустив на воротник ещё одну струйку слюны — третью за весь транс. — Ага, — судя по тону, догадки Артура сходились со словами парня. — И-и… когда он забрал последние деньги? — Год и три месяца назад. — За-ме-ча-тель-но, — Артур с вежливой улыбкой вернул служащему папку с документами. — Отлично. Лучше некуда! У вас сохранилась с мистером Паркером обратная связь? — Конечно, сэр. — Тогда напишите адрес на бумажке, пожалуйста. — Шарлотта Паркер — это одна из жён вашего отца? — продолжал давить Бонфуа. — Она ваша мать? Лицо Керкленда стало пугающе серым. — Упаси Господь! Нет, конечно же, нет. Это мать Кевина. Отец любил её так сильно, что не поскупился открыть на её имя счёт в банке. Наверное, в глубине души он надеялся, что она таки оценит его труд и вернётся к нему, но увы… — Тогда, получается, ваши братья живут у этой Шарлотты? — Исключено, — Артур махнул рукой. — Шарлотта давно уж умерла, а дом её снесли ровно через два месяца после смерти. А что же деньги… о них она то ли не знала, то ли не хотела знать. Так или иначе, после её смерти хозяином денег стал её единственный сын — Кевин Паркер, который на самом деле не Паркер. — Как занятно… А расскажите о других женщинах. О матери Скотта, например? — Хм, — англичанин с благодарственной улыбкой вырвал из одеревеневших пальцев служащего листик с адресом и, встав со стула, жестом позвал Франциска следовать за ним. — Итак… На чём мы остановились? Ах, да… Мать Скотта! О ней я знаю не много. Никогда не видел её вживую, лишь на фотографиях. Скотт тоже её не видел. Отец говорил ему, что она очень любила кататься по миру. Про матушку Гарри знаю лишь то, что она жива — здорова и понятия не имеет о том, что её сын тоже жив. — Как же так? — ужаснулся Бонфуа. — Он родился немного… недоразвитым. Врачи были готовы поставить на нём крест, но в дело вмешался мой отец. Ребёнка он забрал себе, а матери сказал, что мальчик не выжил. — Какая паршивая история! А что же ваша мать? С ней-то что случилось? Артур остановился на пороге, задумчиво глядя куда-то вдаль. Франциск смотрел на его зелёный глаз и попытался представить, о чем мог думать его товарищ. — Не знаю, — в итоге сумрачно ответил тот. Его ответ мог значить многое — либо Артур действительно ничего не знал о своей матери, либо знал, но совершенно не горел желанием делиться её историей с Франциском. Может, стыдился? — Зелёный квартал, — прочитал он на маленьком листе бумаги. — Дом номер двенадцать. — Это далеко? — спросил Франциск. — Понятия не имею, — парень пожал плечами и огляделся по сторонам, в надежде отыскать среди указателей слово «Зелёный». — Можно спросить у прохожих. Но для начала надену-ка я повязку на свою гипнолупу. Эти людишки странно на меня пялятся, авось ещё дыру прожгут на теле. Немного позже, поправив рваный и побагровевший галстук на лице, Артур пристал к пухлому мужчине, который возле банка протирал фонарные столбы. — Обратитесь к Луи, — ответил тот, недовольно кряхтя и закутывая красное лицо шерстяным шарфом. — Это местный механик. Он частенько ездит в этот квартал, чинит там монорельсы. Проблематичный район, скажу вам. — Как нам найти этого механика? — спросил Керкленд. Мужчина с неохотой оторвался от своего занятия и указал в сторону узкой улицы, вдоль которой стояли небольшие магазинчики с нужными и ненужными вещами. Поблагодарив, Артур отправился именно туда, уже не в состоянии увидеть того, с каким выражением лица провожал его и Франциска краснолицый мужчина. Точнее говоря, с какой паникой он взглянул на Артура, словно увидел в нём что-то недоброе. «Надо было дать ему другую повязку…» — с сомнением подумал Франциск, глядя на багровые пятна на галстуке, которым была плотно закутана голова англичанина. В указанной мастерской было очень темно и холодно. С виду помещение напоминало гараж, где обычно держат ненужную рухлядь, но только с двумя этажами. Здесь было пыльно и очень сильно разило маслом. Всюду лежали коробки, заваленные до краев инструментами, по полу были разбросаны мелкие винтики и гвоздики, в углу стояли большие, но старые машины, которым, очевидно, больше не светило никогда работать. Подойдя к высокому столику, Артур недовольно забарабанил пальцами по его пыльной поверхности. — Где же этот Луи? — спросил он, глядя по сторонам. — Здесь я, — ответил ленивый голос. Из покрова тени навстречу гостям вышел сутулый юноша с растрепанной тёмно-рыжей копной волос. Круглое лицо его было сплошь чумазое из-за масла, даже козлиная бородка и та была чёрная. Небрежно закинув на плечо полотенце, мужчина протянул гостям руку. Пальцы у него были длинные и худые, и на ладони теснилась россыпь кровяных мозолей. — Здрасьте. Луи — это я. И я здесь главный механик. Чем могу помочь? — от этого механика так сильно несло алкоголем, что хотелось бежать из мастерской, не оглядываясь. Но Франциск каким-то чудом смог побороть в себе отвращение и пожать этому мужчине руку и ни разу не позеленеть. — Начальство позволяет вам работать в таком состоянии? — сердито спросил Артур. — Я же сказал вам, молодой человек, что начальство здесь я, — упрямо возразил ему Луи и гордо ткнул пальцем на свою костлявую грудь. — А это значит, что я сам за себя отвечаю. Итак, зачем пришли? Неужто только языками чесать? Англичанин сурово скрестил руки на груди. — Нам сказали, что вы часто наведываетесь в Зелёный квартал. Мы сами не местные, понятия не имеем, где это место вообще может быть расположено, и посему, — заключил он, подняв подбородок, — нам нужен срочный экскурсовод. — Ага, — Луи качнулся на месте. — Хорошо, ваша воля — я отведу вас туда, но не за бесплатно, конечно же. Путь туда слишком нелёгок и тернист, а, значит… Эй! Не трогайте это! — крикнул истошно механик, увидев, что Франциск подошёл к верстаку и склонился над зимним шариком, который стоял поверх каких-то неубранных чертежей. — На прошлой неделе у меня было таких две штуки! Один шарик я так взял, и он лопнул у меня в руках! Бум! Франциск послушно отпрянул от зимнего шара. Позже он решил не отходить далеко от Артура и ничего не трогать. Когда мистер Керкленд посмотрел ему в глаза, в его взгляде явственно ощущалась немая ругань. Мол, «можете ли вы, мсье Бонфуа, хотя бы минуту постоять на месте?». — Сколько? — напрямик спросил он у механика, который кое-как пытался заправить рубашку в брюки. — Двадцать пенсов туда, двадцать обратно, — сплюнув в сторону, ответил Луи. — И это только дорога, господа приезжие, да. Экскурсия будет стоить дороже. Недолго думая над предложением, англичанин кивнул: — Хм. Хорошо. Сойдёт. — Только деньги вперёд, если чё! Кто вас знает, проходимцев?! Оставите меня с носом, и поминай, как звали! Устало закатив глаза, Керкленд вынул из заднего кармана небольшой мешочек со звенящими монетами и, даже не соизволив посчитать, кинул его в мозолистые руки механика. — Ну что, довольны? — спросил Артур. — Здесь и за поездку, и за экскурсию, и ещё на хлеб с маслом хватит. Договоримся? — Ага, непременно! Я вас довезу до квартала, но для начала должен проверить исправность двигателя. Это займёт час… вы не против? — Луи посмотрел на гостей столицы раскосыми из-за пьяни глазами. Те у него были красными, как гранат, хотя нос был ещё краснее и буквально светился в полумраке, как фонарь. — Целый час ждать? — простонал Франциск, но потом замолчал, почувствовав на себе тяжелый взгляд одинокого зелёного глаза. — Можете здесь посидеть, — Луи небрежно указал на самодельные стулья, которые крепились на одной ножке к полу. — Или можете выпить. Вы любите виски? Нет? Как хотите. Всё равно одна бутылка осталась, а я обычно не склонен делиться, — Луи весело вынул из кармана огромный гаечный ключ, водрузил на розовое лицо очки с затемненными стёклышками и заковылял в глубины своей мастерской. Тогда Артур присел на стул и угрюмо сгорбился. Было видно, что повязка, которая закрывала его причудливую лупу, сильно ему мешала. Он то и дело щупал её, поглаживал, поправлял, совал под неё пальцы и почесывал кожу. — Это были наши последние деньги, между прочим, — сердито пробурчал он. — То, что осталось от покупки билетов на корабль. — Странно, но раньше вас такие ситуации никогда так глубоко не огорчали, — заметил Франциск, вздрогнув, когда комнаты мастерской начали вдруг сотрясаться от загудевшего двигателя. — А меня это совсем не огорчает, — выдавил англичанин. — А что же тогда не так? — Не важно. Забудьте. «Забудьте? Что это значит? Он… он обиделся на меня?» — внезапно ужаснулся Франциск. — Интересно, как этот тип работает, будучи пьяным в дупло? — продолжал ворчать о своём Артур. Он казался невероятно одиноким и злым, сидя на стуле в трёх шагах от Бонфуа. Хотелось подойти к нему, положить руку на плечо и попытаться успокоить. Франциск действительно очень сильно захотел это сделать… но потом быстро отмахнулся от этой идеи, как от мухи. Когда Луи вернулся, его руки были все в масле, чёрные и блестящие, а нос его — длинный и курносый — горел ещё большей краснотой, хотя думалось — куда уже пуще? Круглые рабочие очки ободком удерживали его рыжие волосы, чтобы те не лезли на глаза.  — Ну что, готовы отправиться? — спросил он, еле шевеля языком. Впрочем, стоял он также не ровно. — Поедем как раз по монорельсам. Так быстрее. — Может, лучше пешком? — не вытерпел Франциск, ибо уж больно сильно не хотелось ему пускать этого пьяницу за руль. — Так безопаснее. — И медленнее! Нет уж! Я тут главный, и мне знать, на чём ехать. Франциск с мольбой в глазах обратился к Артуру, но тот не удостоил его поддержкой. — Хорошо, монорельсы — так монорельсы, — пожал он плечами. — Согласен. О том, как механик натягивал на себя пуховую куртку, можно было говорить часами. Это было невыносимо долгое занятие, на которое нельзя было смотреть без боли в глазах. Сначала Луи никак не мог найти рукава, потом, когда он всё-таки их нашёл, попытался упасть, но не упал, а остался стоять на ногах, но очень неровно и очень неуверенно, да ещё и под странным углом. На предложение помочь он яро отмахивался, злобно фырчал и вёл себя вдвойне безумнее обиженного Артура. Но когда-то этот ад должен был закончиться. Кое-как застегнув молнию, Луи похлопал себя по огромным карманам, набитым инструментами, прихватил полупустую бутылку с виски и отправился к дверям. Артур и Франциск пошли за ним следом. Луи завёл их в соседнюю комнату, где первым делом снова поправил свою куртку, а затем начал взбираться по деревянной лестнице, которая вела на чердак мастерской. Точнее, Франциск считал, что это был чердак, так как он находился прямо под крышей здания, а внутри него было очень холодно и темно. Артур же отныне посчитал принять новую тактику — то есть, молчать при любых обстоятельствах, какими бы странными и безумными они не были. Словно он и не присутствовал в разговорах, словно был где-то далеко от этого мира. На любые вопросы он отвечал безразличным кивком. Франциск не на шутку обеспокоился состоянием своего товарища. «Неужели он правда на меня в обиде, — думал он. — Но что я такого сказал? Что? Наверное, не уместно сейчас выяснять отношения прямо на глазах постороннего, но что мне ещё остается делать? Хм… нет! Лучше потом поговорим. Не при свидетелях…». Для начала Луи открыл огромные ставни, впустив в грязное помещение поток белого света и ещё больше холода. Благодаря этому свету Франциск не сразу обратил внимание на нечто огромное и бесформенное, которое скрывалось в брюхе чердака. Луи одним сильным рывком стянул пыльную простынь с вещи, выставив напоказ странную конструкцию, похожую на огромную бочку, облепленному зеркальными листами. Стояло это нечто на рельсах, конец которых завершался в центре чердака в виде дорожного знака. Другой их конец исчезал где-то за ставнями. Рельсы уходили в глубины города и растворялись между домами, словно призраки. — Этими путями никто не пользуется, кроме меня, — гордо объяснил механик, исчезая в бочке вместе с головой. — Вы знаете, — Артур подошёл ближе к рельсам и легонько пнул их носком ботинка. — Выглядит это не особо… безопасно. — Чушь собачья! — Луи высунулся из вагонетки и сердито блеснул стёклышками защитных очков. — Вчера ездил тут, и всё было замечательно! Они ещё лет десять простоят, я вас уверяю! — Гм… — Артур больше не стал задавать вопросы, словно аргументы пьяного механика сумели его успокоить. — Давайте, лезьте, если не передумали, — механик одарил своих гостей ехидной ухмылкой. Франциску ничего не оставалось, как последовать за Артуром. Внутри вагонетки оказалось не так тесно, чего Бонфуа очень опасался. Опустившись следом за Артуром в самое дно бочки, он очутился словно внутри какого-то сложного робота. Всюду в темноте мерцали круглые кнопки, между ногами прямо из-под пола росли рычаги, обмотанные проводами. Франциск сразу же отыскал себе в этом раю техники свободное местечко, не уютное, как хотелось бы, однако на фоне пиратского карцера, оно казалось божьей милостью. Артур сел рядом, положив руки на колени, а механик тем временем проводил какие-то невнятные манипуляции с главной панелью. — Готовьс-сь, — пропел Луи перед тем, как за пределами бочки послышалось шипение, после чего Франциск явственно ощутил толчок. Придя в быстрое движение, вагонетка шумно разгонялась, часто тряслась, иногда наклонялась в сторону, будто намереваясь вот-вот выпасть с рельс, что не могло не привести даже самого бесстрашного человека в панический ужас. Самое страшное заключалось даже не в толчках, а в том, что Артур и Франциск не имели не малейшего понятия, куда едут, потому что окон в этом гробу не было, лишь сверху виднелся небольшой кусочек неба. Луи стоял к ним спиной, крутил за рычаги под ритм монотонного пыхтения механизма, словно действительно знал своё дело, как пять пальцев. И всё-таки не описать словами, какой страх будоражил Франциска изнутри. — Лучше всего передвигаться именно по этим монорельсам, — сказал Луи, подняв голову и посмотрев на небо сквозь стёкла тёмных очков. — Город этот хоть и большой, но чертовский тесный. И душный. Он напичкан мелкой техникой до краев, улицы нагреваются, иногда появляется жуткий запах гари. Таким дышать просто… пр-р, — он вдруг запнулся, остановился. — Божечки, слово забыл! Ну как же оно, а? Пр… противопоказано! Вот! «А, значит, по хлипким рельсам разъезжать не противопоказано, вот как?» — захотел было огрызнуться Франциск, но его опередил англичанин. — Вы часто ездите в Зелёный квартал? — Ага. Я там живу, — вяло ответил Луи. Он достал бутылку из большого кармана и сделал глоток. — Это… — Франциск хотел сказать, что-то вроде «это уже слишком», однако его снова прервали. В очередной раз. — Вы давно живете там? — Я? — спросил Луи, словно в их бочке мог сидеть ещё какой-то механик. — Ну да, достаточно. Уже привык к здешним местам. Да и выпивка тут недурная, — он поставил бутылку рядом с одним из рычажков, которые судя по красной отметке, являлся, возможно, самым важным среди всего остального. Бутылка начала раскачиваться, так и рискуя вот-вот перевернуться. «Пожалуйста, остановитесь… остановитесь… выпустите меня…» — тихо взмолился Франциск, незаметно приложив ладонь к кресту. — А вот вы, — Луи обратился к Артуру. — С виду не похожи на коренных ирландцев, что уж говорить о вашем акценте… Что вы ищете в Зелёном квартале? — Там живёт моя родня, — ответил Артур. — Вот как! Понятненько. А я уже подумал, что вы очередные мигранты. С началом этой идиотской войны в Ирландию подалось куча народу из соседних островов. Ищут тут укрытие, видите ли. Наивные людишки. Франциск уставился в пол, не замечая больше абсолютно ничего. Ни того, что делал Луи, ни той бутылки, которая всё также опасно покачивалась на неровном полу, ни Артура, который так подозрительно пристально прожигал взглядом механика. Он вообще был уже не здесь. Он был в солнечном Париже, стоял на балконе, пил кофе и обнимал за талию любимую Элис. — Мы как раз попали в поле битвы, — сказал англичанин. — Еле убежали. Нам многое удалось пережить. — Ух, опасно! Мне никогда не доводилось бывать на войне. Рискованно это — зад свой подставлять в угоду политиканам, а жить-то хочца. — Верно, — согласился с ним Керкленд, странно щуря глаз. — Вот и мои родственники также полагали, когда неслись из Англии на всех парах. Мой старший брат, к примеру, трус из трусов. Никогда не любил смотреть опасности в глаза. — Ха, если человек умеет увертываться от неприятностей, то это ещё не значит, что он трус. Может быть, он просто оказался куда хитрее и разумнее некоторых своих знакомых. — Ну, возможно. Только я сомневаюсь, что он действовал тогда хитрости ради. Или ума. Он всегда был большой бестолочью в нашей семье. — Как вы мило отзываетесь о своём брате, — протянул механик. — Думаю, он будет в восторге, когда увидит вас на пороге своего дома. — Ох, несомненно, — удовлетворенно прорычал англичанин. — За годы столько всего накопилось. Нам есть о чём поговорить, вспомнить о жизни в Ливерпуле... Внезапно механик надавил дрожащим пальцем на одну из светящихся кнопок, послышался скрежет металла, и Франциск почувствовал телом, что их бочка остановилась. Бутылка все же упала, к его ужасу, и алкоголь разлился по всему полу, распространив всюду свой мерзкий запах. Некоторое время их вагонетка стояла в молчании. Механик медленно развернулся лицом к Керкленду. — Арчи… — прошептал он, еле шевеля блестящими от слюны губами. Затем снял с себя очки, посмотрел на Артура круглыми глазами. — Арчи! Т-ты? — Идиот, — рявкнул в ответ англичанин. — Только сейчас дошло, кто перед тобой сидит? Механик попытался стереть выступивший на лбу пот. — Я…я не узнал тебя. Правда, Арчи! Ты так… так изменился. Я бы никогда… — Пьяный осёл, вот ты кто, — продолжал разбрасываться любезностями Керкленд. — И я вовсе не менялся, — и он сорвал с лица повязку, показав механику свою блестящую гипнолупу. При виде неё, молодой механик содрогнулся всем телом, словно ему за шиворот засунули паука. — Арчи…мать твою! Арчи! Как… как я все же рад тебя видеть! — несмотря на брезгливость, вызванную при виде гипнолупы, он кинулся обнимать Артура, да так крепко, что у того застонали кости. — Любимый братец! Сколько лет, сколько зим! О, Арчи! — Не смей целовать меня, Кевин! — Но как же? Два года… два года прошло же! И не ври, малыш, что ты не изменился! Изменился, и ещё как! Волосы уже ушки прикрывают, а это что? Щетина? Да неужели? — он погладил Артура по щеке, за что тут же получил пощёчину. — Ой, за что?! Грубиян. Франциск смотрел на всё это со стороны, думая лишь об одном — либо это сон, либо он сошел с ума. Третьего не дано. Только сейчас он стал замечать их слабую схожесть: форма красных губ, травянисто-зелёные глаза, кустистые брови… Почему же раньше он всего этого не видел?! — Кстати, и зачем ты выбрал такое идиотское имя — Луи? Оно тебе совсем не подходит. «По мне, так подходит…» — сказал про себя Франциск, не отрывая взгляда от механика. Сложно было представить, но этот пьяница и вправду был Керклендом. Видимо, судьба жестоко над ним подшутила. — Ну, имя как имя. А-а…а кто этот товарищ, кстати? — Кевин умело сменил тему. Когда он приблизился к Франциску, тому пришлось не только в упор созерцать каждую морщинку на розовом и пьяном лице парня, но ещё и жуткий запах перегара. — Странный какой. Выглядит таким подавленным… хотя, если учесть, чей он товарищ, то и не мудрено. Ой, вот только не смотри на меня так, Арчи! Я пошутил! После напряженной заминки Артур заговорил: — Его зовут Франциск Бонфуа. Мы с ним пережали все круги ада, чтобы отыскать вас с Гарри. И… возможно, переживем ещё столько же… в скором времени, — прибавил он после мрачной паузы. — Не думал, что ты будешь дружить с французом. Для Франциска это прозвучало, как оскорбление, и он сердито нахмурил брови. — Не думал, что один из Керклендов окажется обыкновенным ирландским пьяницей, — огрызнулся он. Кевин посмотрел на Франциска с изумлением, словно его поразил сам факт того, что Бонфуа умеет говорить. Но затем его глаза сощурились, и старший Керкленд залился откровенным смехом. — О, ну ничего себе! А что же ты ещё ожидал увидеть, товарищ моего брата? Крутого и непобедимого Кевина Керкленда с третьим глазом на лбу? Ой, не смеши меня! — ещё немного повеселившись от своих же ироничных шуток, которые больше никому, кроме него, не казались смешными, Кевин вернулся к рычагам, подключил все рубильники и снова завел механическую бочку. — Что же, раз такое дело, то поедем сразу к нам домой. Тебе, наверное, интересно знать, как мы живём с Гарри, чем зарабатываем на жизнь. Хотя вижу по твоему хитрому глазу, не просто так ты решил отыскать своих любимых братьев, верно говорю? Задумал что-то? Признавайся. — Поговорим об этом дома, — сдавленно произнёс Артур, когда машина пришла в движение. — К слову, и как же поживает Гарри? — Неплохо. Очень неплохо. В основном сидит дома, за территорию не выходит, так как боится чужих взглядов. Позавчера у него был день рождения, так что пришлось сильно потратиться, чтобы подарить ему новый телескоп, — о младшем брате Кевин говорил очень тепло и с гордостью. Казалось, что он сейчас расплачется. Увы, но Артур совсем не разделял его душевные чувства. Тёмное пятно безумно вращалось под толстым стеклом гипнолупы, обращаясь в тонкую спираль. — Значит, он сидит дома, а ты… — холодно начал он. — А я работаю, как видишь, — Кевин смущённо спихнул бутылку в уголок. — Вы оба только не подумайте, что я прямо такой заядлый пьяница. На самом деле, я не так уж и много пью. — Я вижу. — Да-да, снова этот твой фирменный сарказм, — вагонетка резко накренилась в сторону и, похоже, начала набирать скорость. Франциск вжался всем телом в жёсткое сидение и сильно закусил губу, пока не ощутил во рту вкус крови. Забавно, что подобные законы физики не действовали на братьев Керклендов — те невозмутимо продолжали обмен любезностями, совершенно не ощущая в теле никакого дискомфорта. — Разве это был сарказм? Да ну, братец, я ещё и не начинал! — Артур наклонил голову набок. — Кстати, твоя бородка… — Ну? — Она отвратительна. Кевин тепло заулыбался, хотя Артур этого не видел.