Достучаться до миров

      Ярость бушевала в нем, вырвалась за пределы разума, контроля, заполонила собой все сознание, не позволяя мыслить здраво и рассудительно. Все демоны его черной, насквозь прогнившей души, этим вечером вырвались наружу, ликовали, радовались хоть недолгой, но такой сладкой свободе. Он устал сдерживаться, замучился перед всеми строить из себя каменную статую, не чувствующую: ни боли, ни отчаяния, ни горького вкуса предательства. Утомился с невозмутимым видом выслушивать упреки и насмешки простого люда, а взгляды, что выражали одно лишь презрение выматывали и приводили в бешенство.       До боли стиснув челюсти, трикстер опустил взгляд на заколдованные наручники, окольцовывающие запястья, и с тонких губ сорвалось звериное рычание. Металлические оковы резали запястья, от них невозможно было избавиться, положить кости так, чтобы немного унять изнуряющую боль. Он в который раз безнадежно попытался стянуть, осточертевшее «украшение», но только еще больше разодрал и без того поврежденную кожу. Узник прижал саднящие руки к груди и поднял глаза. Ответный взгляд измученного отражения в большом изящном зеркале был потухшим, некогда озорной зеленый огонь, казалось, угас навечно, а от скромного юноши, что безликой тенью следовал подле самовлюбленного старшего брата, не осталось и следа. В изумрудных глазах монстра, что наблюдал с обратной стороны зеркала, плескалось лишь безумие, да нестерпимое желание мести.       Родные покои более не приносили должного успокоения, но позволяли на некоторое время снять маску равнодушия, и побыть самим собой. Он устало опустился на шелковые простыни и обессиленно прикрыл веки. От оглушающей тишины комнат начинало тошнить, и в голову так некстати закралась горькая мысль, о том, что было бы куда проще, если бы чудовище из отражения поглотила проклятая бездна, по крайней мере, не пришлось бы сейчас прогнивать в компании позора, презрения и одиночества.       Опальный принц апатично мазнул взглядом по искристой дорожке света из окна, в ней танцевали миллионы крошечных пылинок, и судорожно вздохнул, остервенело сжимая прохладные простыни. Каждая крупица истерзанной души ныла от нестерпимой боли. Агония накрывала с головой, и он тонул в ней, упивался, словно она — единственное, что у него осталось.       Но нет, ибо была еще сладкая приторная месть. О, как ему хотелось расквитаться со всеми, кто превратил его в униженное, слабое, жалкое создание, коим он сейчас для себя являлся, как хотелось уничтожить всех лживых, мерзких предателей, что никогда не верили в силы младшего принца. На тонких губах появился опасный звериный оскал. Ему нужно совсем немного времени, чтобы подготовиться к новому мощнейшему удару, и когда настанет час, час великого отмщения, тогда весь Асгард и все девять миров поймут, насколько Всеотец был глуп и безответственен, раз позволил такому чудовищу жить.