Достучаться до миров

Bad Wolves — Zombie — к прослушиванию обязательна.

      Княжна стояла в тени векового дуба, прижавшись плечом к иссохшей мертвой коре. Густая растительность и полумрак утренних сумерек надежно защищали от ненужных пока взглядов, кроны над головой сплетались между собой, и серое небо было видно лишь кусочками. Осенний, искристый после ночной грозы воздух, казалось, застыл, вместе с напряженной донельзя девушкой. — Готова, принцесса? — словно шепот ветра послышался за спиной успокаивающий баритон. Эвелин опустила глаза, на промерзшую, пожелтевшую траву, чувствуя, как заполошно отбивает свой ритм сердце, стучит суматошно прямо о ребра, при взгляде на толпу, что с каждой секундой росла, и отрицательно качнула головой. На кончиках пальцев эфемерно скользнуло прохладное прикосновение, и она среагировала мгновенно, сжав кулак, предотвращая возможное отступление, захватывая длинные пальцы в плен: — Я могу сделаться невидимым и стоять рядом… Снова качнула головой: — Нельзя рисковать, — голос дрожал, она выдохнула и вновь подняла глаза на толпу. Многие были верхом, иные — неподвижно стояли, как призраки в грязном, видавшем виды тряпье. Подул ветер, и лошади стали нервно перебирать ногами. — Я не знаю, что говорить… — признание далось легко, быть может, потому что, собственные подрагивающие пальцы, сейчас мягко массировали другие — упоительно холодные. Эвелин зажмурилась и глубоко втянула носом морозный воздух, заполняя им легкие до отказа. Сейчас она ощущала себя совсем юной девочкой, которую вдруг поставили среди взрослых и наказали принять, слишком ответственное для ее возраста решение. А она только и могла, что невнятно топтаться на месте, теряясь, хватать ртом, кажущийся, чересчур густым воздух, и мечтать спрятаться под плотным бархатом изумрудного плаща, надеясь, что происходящее вокруг — всего лишь дурной сон.       Отчаянно хотелось домой — в Мидгард: живой, шумный, утопающий в вечном движении, где для страха просто не оставалось времени, где мама и друзья, которые наверняка уже отчаялись ее отыскать, снова сбежавшую в неизвестность. Взгляд скользнул по белокаменному монументу, он отсвечивал оранжевым в лучах восходящего солнца, и всем своим величественным видом напоминал, что дом, вот он — здесь, и мама — здесь, и даже папа. За это нужно цепляться и бороться, несмотря на холодный, липкий ужас, растекающийся по венам. В этом месте царила потусторонняя тишина, а время застыло больше тысячи лет назад и его сейчас было чересчур много, чтобы бояться. — Я здесь, — прошелестел голос у самого уха. И этого хватило, чтобы стремительно вернуться в реальность, сморгнуть жгучую влагу с уголков глаз, и развернуться, не выпуская, мраморных пальцев.       Пронзительный алмазный взгляд напротив холодный, но живой, и даже бледная кожа кажется прохладной. Эвелин рассеянно коснулась острой скулы подушечками пальцев и именно сейчас задумалась, почему он все время холодный? Но спросить не решилась, да и не успела бы: Локи перехватил запястье, коснулся пальцев сухими губами и вдруг, отпустив на мгновение руку, материализовал в воздухе тонкий серебряный браслет. Девушка обмерла, безмолвно наблюдая, как Бог ловко застегивает украшение на запястье: — Думаю, так будет проще… — улыбнулся он и наклонил голову, осматривая свои труды небрежным взглядом, а затем снова переплел с ней пальцы. Княжна растерянно заглянула в изумрудные глаза. В них плескалась насмешка: — Ты нашел его? — Я не терял его, — пожал плечами Локи и посмотрел над головой девушки вдаль. — Кажется, начинается… Эвелин моментально пришла в себя и рывком развернулась, отпуская руки Бога.       Толпа почти полностью заполонила руины павшего города, но теперь, отчего-то казалось, что народа недостаточно. Эвелин не могла посчитать даже примерное количество человек, но отчетливо понимала: этого слишком мало. Среди мужчин были женщины и дети. Она обернулась, глядя через плечо на Бога, словно надеялась, что он сейчас по щелчку пальцев направит сюда еще одну армию, но трикстер смотрел вперед бесстрастно, скользя равнодушным взором, по разрушенным колонам и жалким остаткам некогда величественной крепости. — Помни, принцесса, мы не воевать пришли, — мгновенно распознав на девичьем лице испуг, сказал Локи. — Тебе нужно лишь напомнить этим людям, кто ты такая, они уже веками воюют против новых порядков, они пойдут за тобой, просто покажи им, кто здесь великая княгиня… — Он игриво подмигнул. — С капелькой магии в кармане. Эвелин судорожно вздохнула, чувствуя, как по позвоночнику заструился холод: — Знать бы, как?.. — буркнула она, прослеживая глазами, как на высокий деревянный помост с высоко поднятой головой поднимается Эйдис. Женщина остановилась в центре платформы, воздвигнутой, судя по всему, для собраний повстанцев, и подняла руку вверх, призывая народ замолчать. Обвела мутным суровым взором толпу и вдруг встретилась глазами с княжной. Незаметно кивнула и заговорила высоким ровным тоном: — Приветствую вас на очередном собрании, верные великому князю! Сегодня мы не будем обсуждать очередной набег на дворцовый рынок, и даже не будем планировать очередное покушение, потому как, сегодня наше собрание воистину особенное! — Эйдис на мгновение замолчала, еще раз осматривая толпу повстанцев, а затем продолжила еще громче. — Больше тысячи лет мы боролись за право быть услышанными, сражались, дабы вернуть нашему миру былое могущество, когда мы были равными самому Асгарду. Но нас не воспринимали всерьез, помыкали, изгоняли, истребляли, просто за то, что мы хотели быть независимыми и сильными, как в былые времена, когда Ванахейм был под покровительством великого Ньёрда. Нам так и не вернули законного наследника, что должен был занять престол и восстановить шаткое после войны равновесие, быть может, он сам не захотел возвращаться в руины своего мира, не нам судить ребенка, что остался сиротой и рос в другом мире, что, возможно, стал его домом. — Женщина почтительно склонила голову, вновь посматривая на княжну. — Но Фрейр, как мы все знаем, был не единственным наследником трона! В сборище прошелся волнительный рокот. Кто-то закричал: — Других наследников уже в живых нет! — Очередной лжекнязь, пожаловал! — голоса начинали перебивать друг друга. — Эйдис, говори прямо! Женщина вновь вскинула руку и, терпеливо дождавшись всеобщего молчания, объявила: — Княжна не погибла после нападения Ётунов, как все думали. Народ заголосил во второй раз: — Быть того не может! — О гибели было объявлено официально! — То было ложью! — закричала Эйдис, срываясь на хрип. — Всеотец не мог посадить, на опустевший трон, ребенка и назначил своего человека — родного брата. От нас скрыли, что юная княжна тогда невероятным образом спаслась, как и ее брат, чтобы мы не поднимали волнения, в итак пострадавшем от войн мире. Половина Ванахейма приняло этот обман и новые порядки, но мы веками жили с надеждой, что законный наследник вернется домой, и это случилось! Эвелин внутренне сжалась, осознавая, что час настал, вновь обернулась, но Бог уже, словно бы растворился в воздухе. Девушка нервно повела плечом, прогоняя наваждение и остатки неуверенности и, выдохнув, решительно шагнула из тени дуба, чувствуя кожей, до боли знакомую, успокаивающую прохладу серебряного плетения на запястье.       Едва скупые солнечные лучи осветили лицо княжны, а босоногий мальчишка у самой кромки людского моря, заметив неожиданную гостью, потянул мантию женщины, стоящей рядом, привлекая внимание, раздался пронзительный крик. Княжна резко остановилась, будто столкнулась с невидимой стеной. Собственно, так оно и оказалось: что-то незримое с невероятной силой потянуло за руку обратно в лес, а в следующее мгновение, Эвелин оказалась пригвожденной спиной к кривому стволу вечнозеленой ели. — Замри, — короткий приказ и холодное дыхание прямо на губах. Девушка распахнула глаза, перепугано озираясь. Невозможно описать то, что творилось дальше. Вакханалия поднялась страшная: толпа оглушительно шумела, слышались отчаянные крики ужаса, кто-то кого-то звал, а в чащу темного леса бежали женщины с детьми на руках. — Что произошло?! — едва не срываясь на крик, вопросила Эвелин, бегая глазами по пустоте леса: она ощущала кожей прикосновения, но не видела самого Бога. — Почему все убегают?! — Хёнир, будь он проклят! — ответил трикстер, прижимая, дрожащее тело собой к стволу дерева. — Узнал про собрание… Княжна попыталась вырваться — безуспешно: стальной захват крепко держал за предплечья: — Локи, отпусти! — отчаянно взмолилась она, содрогаясь всем телом; где-то за спиной ребенок звал мать. — Нужно помочь им! — Глупая! Там целое войско, ты ничего не сможешь сделать. — Ты же маг, черт тебя побери! — Их слишком много. — А ну отпусти! — Эвелин, наконец, оттолкнула от себя трикстера. Его очертания призрачно мелькнули в воздухе, а через мгновение материализовался и он сам. Бог яростно вонзил в глаза девушки огненный взгляд и прошипел: — Кто так необдуманно в бой ломится?! Но она уже не слышала. Стремительно вылетела из-за дерева, оглядела руины некогда величественного города и тут же ощутила, как к горлу подступает тошнота. На примятой толпой траве, тут и там лежали тела мужчин и женщин. Оставшиеся в живых перепрыгивали через трупы, спасаясь бегством. Стоял такой гвалт, что хотелось заткнуть уши. Где-то в стороне ржали перепуганные, брошенные хозяевами кони. — Кажется, дядюшке стало известно, что его хотят подвинуть, — по правую руку остановился Локи, скользнул стеклянным взглядом по телам, что лежали совсем рядом. — Решил попытаться удержать власть: объявил гражданскую войну, решил истребить староверов… как неразумно для столь древнего существа. Эвелин казалось, что она сейчас задохнется: в воздухе стоял отчетливый металлический запах, а из-за клубов удушающей пыли, не было видно даже высокого монумента. Люди продолжали разбегаться, но несколько десятков мужчин отважно сдерживали натиск, позволяя, оставшимся в живых женщинам и детям скрыться в лесах. На мгновение девушке показалось, что их нашли, и нападающие были асгардскими эйнхериями: обмундирование, оружие — все было идентичным, но асы не стали бы истреблять невинный народ, чтобы отловить беглецов.       Взгляд сам собой скользнул влево. Уже знакомый малыш сидел почти в эпицентре разрухи около женщины, чью мантию совсем недавно теребил в ручонках. Она не двигалась. А Эвелин в этот момент увидела себя посреди ледяной пустыни, в которую превратили ее родной город, и будто переживала все заново. Какой-то мужчина подхватил растерянного мальчишку под руки и, стремглав полетел в сторону леса.       Перед глазами расстилалось красное марево, в голове стоял шум собственной крови. Ярость клокотала в жилах, пробуждала силу, что еще минуту назад крепко спала, на кончиках пальцев почувствовалось знакомое покалывание, и внезапно все встало на свои места, показалось таким примитивным, что губы сами собой дрогнули в безумной ухмылке. Один из воинов в золоченых латах оказался слишком близко, замахнулся мечом на мужчину, что был вооружен лишь небольшим ножом, и победная гримаса на его лице послужила катализатором.       Княжна вскинула руку ладонью вверх, поджала пальцы, чувствуя, как невидимая нить прокладывает себе путь по пожухлой, смерзшейся в коросту траве, прямо, к ничего не подозревающему варвару. Когда блестящий в лучах рассветного солнца меч почти коснулся плеча, обороняющегося из последних сил мужчины, колени воина вдруг подогнулись, и он рухнул наземь, хватаясь двумя руками за горло; его оружие упало рядом с ним на траву. Эвелин, ухмыляясь, поджала пальцы чуть сильнее, и воин захрипел, расширив от ужаса бесцветные глаза. Справа его судороги заметил еще один солдат, поспешил на помощь, но девушка, до боли сжав челюсти, подняла вторую руку, и та же участь настигла второго солдата: он пал на колени, хватаясь за горло.       Она кожей ощущала на себе заинтересованный алмазный взгляд, но не могла отвести глаз, от подрагивающих в агонии жертв, чувствуя, как их жизни висят на кончиках невидимых нитей, что идут от ее ладоней. Это пьянило похлеще осознания собственной власти, затмевало разум, и княжна, наклонив голову на бок, сжала пальцы обеих рук еще немного. Войны почти синхронно рухнули на землю, а перевозбужденный мужчина, бросив нож, испуганно пытался отползти дальше, от извивающихся солдат. — Эвелин… — бархатный баритон свежим ветерком вторгся в воспаленное сознание. Девушка против воли повернулась на голос, нисколько не ослабляя хватку. Взгляд Бога был мягким, почти по-детски невинным: — Мы не воевать пришли, — осторожно напомнил он. — Покажи своим людям, кто ты. Она рассеянно кивнула, прошипев: — Покажу… — и вжалась ногтями в ладони. Солдаты вскинулись, задыхаясь, их лица посинели и скривились: — Нет-нет, послушай… прошу! — Локи подошел ближе, коснулся запястья, зажав браслет в пальцах. — Ты не хочешь их убивать. Эвелин чуть расслабилась, растерявшись, потерянно заглянула в глаза Бога, поморщилась: — Очень даже хочу. Трикстер качнул головой, сделал еще шаг навстречу, оказываясь совсем близко: — Остынешь и будешь жалеть, ты не убийца… Княжна совсем стушевалась, под просящим взглядом божества, нахмурилась: — С каких пор тебя волнует чья-то жизнь, Локи? — Меня не волнуют жизни этой черни, глупая! — скривился Бог. — Меня волнует твое психологическое состояние, потому что мне — мне! — выслушивать потом твои истерики. Эвелин на мгновение сама задохнулась, окончательно расслабляя руки, и воины мгновенно вскочили на ноги, озираясь по сторонам, старались отдышаться. Девушка, будто сквозь плотный туман наблюдала со стороны, как Локи идет вперед, его ладонь охватывает зеленоватое свечение, и пальцы сжимаются на рукояти кинжала. Она отсчитывает, не в силах отвести взгляд: раз — солдаты вдвоем бросаются в атаку, два — один из них, озирается, потому что Бог растворился в воздухе, три — из горла второго воина фонтаном идет кровь, четыре — второй солдат сжимает окровавленными пальцами металлическую рукоять, торчащего из грудины кинжала.       Трикстер брезгливо поморщился и размеренным шагом вернулся к девушке. Княжна дрожала: — Так, значит, у твоей воздушной стихии есть и темная сторона… — довольный, словно кот перед сметаной проронил Бог, будто только что совсем не он убил за несколько секунд два человека. — Воздух — это жизнь, а перекрывая к нему доступ, ты убиваешь — не плохо, интересно, что тогда у твоего брата? Быть может, тоже любит игриво… придушить? — Не интересно, — буркнула Эвелин, оглядывая поле брани. — И я не понимаю твоего энтузиазма, учитывая, что все накрылось медным тазом. — Отчего же? — как ни в чем не бывало, отозвался Бог. — Изменим план походу. — Что делаем с этим? — она нетерпеливо кивнула, на рьяно бьющиеся стороны неподалеку: остатки ее людей безнадежно отступали. — Все сложилось как нельзя лучше! — восторженно отозвался трикстер. — Ты примерно поняла, как использовать магию: ярость — плохо, все остальные эмоции — хорошо, пользуйся! Покажи себя своему народу. Девушка закусила губу, осматриваясь, раздумывая, как наиболее удачно применить свои способности, чтобы никого не покалечить и в то же время — доказать свое превосходство.       Идея пришла в голову мгновенно, но княжна сомневалась, получится ли осуществить задуманное. Времени на тренировку не было: вражеское войско безжалостно добивало, оставшихся смельчаков, смещая их к лесу. Локи снова растворился в воздухе, как и кинжал в груди павшего солдата, и девушка подозревала, что без потерь они все-таки не обойдутся. Она прикрыла веки, пытаясь, прочувствовать силу, что будто свежий бриз бежала под кожей, сконцентрировалась, пропуская через себя стихию, гуляющую сейчас в заросших мхом руинах, надеясь, обуздать ее.       Воздух, будто заструился между фалангами пальцев, лаская кожу, и она слегка раскрыла ладонь. Воздушная стихия покорилась, направляясь туда, куда указали пальцы. Эвелин проделала те же манипуляции с другой рукой, воздвигая впереди себя, воздушную невидимую глазом стену. Кисти рук дрожали от напряжения, словно на запястьях повис неподъемный груз, и княжна плотно сжала челюсти, поморщилась, отдавая всю себя духовной концентрации. Стена возросла в десятки раз в высоту и поползла по траве, прямо к сражающимся воинам. Девушка сгорбилась под гнетом силы, но выставила перед собой руки ладонями вверх, проталкивая стену далеко вперед, прорезая воздушный промежуток, между воюющими сторонами.       Солдаты в золотом обмундировании на миг отступили, озираясь по сторонам, не понимая, что удерживает их от окончательной расправы. Воины тоже остановились, как вкопанные, выставив перед собой оружие, смехотворное, по сравнению с отполированными до блеска мечами врагов. По кладбищу былого города гулял сильнейший ветер, завывал в изумрудных кронах. Наступающие солдаты, вдруг словно очнулись от морока, вновь двинулись в атаку, отчаянно стараясь переступить невидимую преграду.       Эвелин чувствовала, как дрожат от усталости ноги, и подгибаются колени, шагнула вперед, ощущая, как чистейшая ярость вновь завладевает рассудком, и поджала пальцы одной руки, делая стену с левой стороны более плотной. Враги те, что были слишком близко, внезапно скривились, оружие попадало из рук на землю, а солдаты начали хвататься за горло. Свои люди продолжали перепугано отступать в чащу леса, некоторые уже смотрели и указывали пальцем на незнакомку.       Но воинов, что на мгновение оказались безоружными, быстро сменяли другие, усиливая натиск на незримый барьер. Девушка ощутила, как по виску сбежала капелька пота, руки тряслись так сильно, что дрожь эта переходила на все тело. Она распахнула глаза, тут же различая плод своего труда — кристально-чистую энергию, что состояла целиком из воздуха, будто все ветра разом вдруг столкнулись в одном месте и кружили теперь, образуя длинную и высокую неприступную стену. Эвелин держала ее из последних сил, уплотняя особенно сильно со стороны врагов. Они тоже заметили девушку, что стала причиной их внезапной беспомощности, а княжна вдруг различила в обломках деревянного помоста изогнутое, словно корень дерева тело. Эта была Эйдис. И из груди ее торчала стрела, а совсем рядом, почти, касаясь женщины рукой, лежал солдат в золотых латах с перерезанным горлом. Он сжимал в руке меч и весь содрогался в предсмертной агонии, а его обмундирование заливала алая кровь из глубокой раны.       Эвелин что-то невнятно промычала, срываясь, и чувствуя, как глаза застилает пелена, сжала одну руку в кулак так сильно, что побелели костяшки пальцев, а ногти впились в ладонь. Сразу несколько рядов золотых солдат рухнули на колени за мгновение до того, как собирались атаковать девушку. Они задыхались, хватаясь пальцами за влажную вытоптанную траву, а сознание княжны, казалось, вспыхнуло синим пламенем. Воины хватались за шеи, падали на землю, сотрясаясь от нехватки воздуха, а она только и могла, что исступленно сжимать один кулак, накрывая солдат, удушливым полотном барьера. — Убивать нужно на холодную голову, милая, — совсем рядом с ухом раздался тихий голос. — Не увлекайся… Эвелин неистово замотала головой. Слезы застилали взор, превращая картину бойни, в невнятное коричнево-золотое пятно: — Давай отправим Хёниру послание? — Я больше не могу держать, — всхлипнула девушка, прикусывая губу до крови. — Проще убить… — Проще, — согласился призрачный голос, и Эвелин в очередной раз на миг подумала о темном ангеле на плече. — Но мы преследуем другие цели, помнишь? Княжна зажмурилась, и по щекам сразу побежали дорожки слез: — Скажи им, кто ты, и пусть они передадут эту весть своему хозяину. Эвелин раскрыла глаза, ослабляя захват так, чтобы воины смогли снова дышать, и охрипшим голосом прокричала: — Остановите осаду, или я сделаю так, что вы задохнетесь в обломках этого города! Солдаты хватали ртами спасительный кислород, по одному поднимали головы и осторожно вставали на ноги, забывая оружие на земле: — Я Эвелин, княжна Белого города, дочь великого князя Ньёрда и полноправная наследница трона Ванахейма! — на одном дыхании произнесла девушка, вскидывая голову и, не прекращая удерживать барьер с обеих сторон, лишь немного ослабив его действие. — Многие века вы мирились с порядками, установленными асгардцами, приняли чужие устои и традиции, думая, что истинный наследник больше не вернется, но эти люди, которых вы так жестоко истребляете, жили с верой в сердце, и за свою веру боролись! Девушка выдохнула, опуская, наконец, руки, и стена растворилась в воздухе. Солдаты двух фронтов не двигались: — Как будущая княгиня Ванахейма, приказываю вам сложить мечи и вернуться во дворец, дабы сообщить новость о моем возвращении своему хозяину! Воины растерянно переглядывались, пожимали плечами, поглядывая, на то место, где возвышался невидимый барьер, поднимали оружие с земли и убирали мечи и кинжалы в ножны. — Хёнир наверняка сразу настучит Одину, — едва слышно проронила Эвелин, обращаясь уже к божеству, что невидимым призраком стоял совсем рядом; она кожей ощущала его прохладное присутствие. — Даже если я заявлюсь во дворец, крича о своих законных правах, какова вероятность, что князёк предусмотрительно не изменил ванийское законодательство? — Мы не в Мидгарде, принцесса, — отозвался Бог. — Во многих мирах, таких как Асгард или Ванахейм кровь превыше закона: кто бы ни занимал трон в отсутствие прямого наследника, он полностью теряет свои полномочия, если наследник объявляется, именно поэтому Эйдис и повстанцы так рьяно боролись за свои убеждения, правда, они надеялись на Фрейра… — И что я просто явлюсь во дворец с кучкой повстанцев и попрошу Хёнира уступить мне место? — Эвелин заметила, как из леса показались несколько женщин, за их спинами мельтешили дети. — Именно так, дерзкая девчонка, раз Один до сих пор не вклинился в бучу, значит мои опасения подтвердились… несколько раньше, чем я ожидал, но, тем не менее. Всеотец не вмешивается в естественный порядок вещей, а Хёнир полностью подчиняется Асгарду, а значит, может уже собирать вещички. — О чем ты? — девушка настороженно посмотрела в сторону голоса. — Нас нашли, — спокойно отозвался незримый трикстер. Княжна едва не завопила от негодования, но в последний момент сдержалась, с опаской оглядывая толпу людей: — Локи, какого черта?! — прошипела она, скрещивая руки на груди, надеясь, что своим непринужденным видом не вызовет подозрений. — Не горячись, а не то опять кого-нибудь ненароком придушишь. — Ох, я бы придушила… — Не получится. — Это еще почему? — Я сильнее и ловчее. Эвелин прикрыла глаза, и устало выдохнула: — И давно? — наконец, спросила, открывая глаза, и наблюдая, как женщины ищут в толпе своих мужчин. — Еще в Мидгарде. — Но… как? Как они нас нашли, если ты укрыл нас даже от этого вашего всевидящего стража?! — Полагаю, виновата моя матушка, лишь она назубок знает мою магию и заклинания, что ее отменяют. — Почему так? — Она сама меня всему научила. — И ты сразу не подумал о том, что все этим кончится? — Я надеялся успеть усадить тебя на трон, прежде чем мать разобьет мое заклятие, но она справилась удивительно быстро… Эвелин ясно уловила благоговение и восхищение в голосе Бога, а еще удивительное спокойствие, и окончательно растерялась: — Но… почему мы до сих пор здесь? — Тебя теперь никто не тронет, — тихо ответил трикстер. — Обвинения в адрес княгини дружественного мира — прямое объявление начала боевых действий, Один не пойдет на это: Асгарду не нужна война, да и он сам, наверняка, много лучше других понимает, что ты, как никто другой, восстановишь шаткое равновесие в Ванахейме. — Локи, мне плевать, что будет со мной, я сейчас не об этом, — девушка каким-то внутренним чутьем почувствовала усмешку Бога и разнервничалась еще сильнее. — Со мной все будет нормально, если ты об этом. — Быть может, Один простил тебя, в конце концов, он же твой отец, кто хочет видеть своего ребенка в темнице? Подумай, после всего, что ты наворотил в Мидгарде, Всеотец приговорил тебя лишь к домашнему аресту. — В кандалах, — равнодушно подметил Бог. — Могло быть хуже… — Куда уж хуже?.. — Возможно, отец дал тебе шанс на искупление, когда понял, что ты помогаешь мне. — Как великодушно с его стороны… — Прекрати язвить, это твой отец! — взорвалась Эвелин, сжав руки в кулаки, и машинально поворачиваясь, в сторону возможного местонахождения трикстера, просверливая ледяным взглядом пустоту перед собой. — Он жив, здоров и хочет помочь тебе выкарабкаться из дерьма, в которое ты сам себя загнал. — Она поджала губы, качая головой, и совсем тихо добавила. — Кому-то не дано даже этого. — Не нужны мне его подачки, — проронил Бог тоном холодным как лед. — Ах, прошу прощения, я запамятовала, ты же у нас обделенный приемный сын, мне-то сиротке твоих обид не понять… — Прекрати язвить. — Ладно, — девушка глубоко вздохнула, стараясь привести в относительную норму, напрочь расшатанную нервную систему. — Поговорим позже, иначе люди подумают, что их будущая княгиня, ко всему прочему, еще и поехавшая. — Ты невидима. Я укрыл тебя сразу после твоей душещипательной речи. Княжна хотела было возмутиться, но уже не нашла в себе сил и просто изнуренно присела на корточки, обхватив голову руками.       Остатки вражеского войска постепенно растворялись в темноте леса, остальные — ошарашенно озирались, пытаясь высмотреть в утреннем тумане, очертания своей спасительницы, что неожиданно появилась, и так же внезапно растворилась в воздухе подобно ветру. — Один не знает, где я, — нарушил тишину, прерываемую лишь тихими разговорами людей, Бог. — Он думает, я остался в Мидгарде. Как только я понял, что за нами слежка, я скрыл себя другим заклятием и оставил на Земле приманку. Тебя укрывать больше не было необходимости, а потому, я думаю, Всеотец ничего не заподозрил, когда ты вернулась в Ванахейм одна. — Получается… — Эвелин запнулась, слишком уж много информации вертелось в голове, и она никак не могла переварить ее всю. — Твой отец со спокойной душой наблюдает за твоей подделкой в Мидгарде, пока ты здесь со мной? Но зачем, Локи?.. — Потому что я не верю в благие намерения моего семейства. — Тем не менее, твоего «дублера» еще не поймали, наверное, это что-то значит? Бог не ответил. Девушка отвернулась, осматривая свой народ, постепенно растворяющийся в тенях леса, и покачала головой, выдохнув: — Ты — параноик, Локи. — Свободный параноик.       Воцарилось молчание, и княжна была этому несказанно рада — выдалось время, чтобы навести порядок в мыслях. Несмотря на убежденность Бога в безопасности, нужно было оставаться начеку, потому как все больше походил столь немыслимый счастливый конец на затишье перед бурей. Нужно было быть готовыми, вот только, с какой стороны ожидать ураган — не вполне понятно. Зачем Локи дурит голову Одину, учитывая, что, судя по всему, Всеотец не торопится надевать на сына кандалы, тоже не ясно. Лукавит ли царь Асгарда и пока просто наблюдает, чтобы разобраться в ситуации, прекрасно зная, своего изворотливого отпрыска или, в самом деле, вспомнил о семейных ценностях и решил отпустить демону ночи все грехи? И, разумеется, все еще оставалось одно незавершенное дело, первое в списке. — Я хочу увидеть брата, — сказала княжна, чувствуя, как желудок совершает кульбит от волнения. — Успеешь, — тут же отрезал Бог. — Разберись сначала со своим королевством: люди растеряны, напуганы и, наверняка, не поняли, что сейчас произошло. Девушка повела плечом и угрюмо призналась: — Я сама до конца не поняла… — Ты никого не убила, тем самым, заслужив доверие народа. — А ты убил, — совсем тихо заметила Эвелин, машинально, снова рассматривая пустоту, будто надеялась разглядеть в ней залитого с ног до головы кровью Бога. — Не впервой… я помогал удержать натиск. Княжна отрешенно кивнула, а затем осторожно спросила, глядя перед собой расфокусированным взором: — Ты пытался спасти Эйдис? — Скорее, наказал ее убийцу. Эвелин снова кивнула и вдруг улыбнулась, заметив: — Мне нравится эта твоя сторона, Локи. Он промолчал и, похоже, решил вовсе свернуть, затянувшийся разговор: — Уходим отсюда. — Куда? — Ну, мне нужно исполнить свой долг перед тобой, помнишь? Княжна поджала губы, осматривая усыпанные телами руины. Их оказалось не так много, но от картины, что расстилалась перед глазами, было трудно дышать. Заброшенные останки города опустели, и эта безмолвная пустота разрасталась болезненной язвой глубоко в груди: — Надо похоронить их, — озвучила она свои тяжелые мысли. — Не оставлять же все так… — Если захочешь, это будет твоим первым приказом. — Я не умею приказывать. — Придется научить тебя. Дыхание вдруг перехватило, Эвелин часто заморгала и не удержалась от вопроса, что сидел в самом центре души и давил-давил камнем: — Ты останешься со мной?.. Страх вдруг сдавил горло так, будто пытался задушить в отместку за то, что посмела воспользоваться, не прирученной доселе силой. Этот неизбежный момент, отчего-то казался таким далеким, а потому, не настолько пугающим. И вдруг он настал, и слишком символичным сейчас виделось то, что решиться все должно было здесь и сейчас: на этом месте, после всего, что произошло. Слишком резко и скоро, и она оказалась совсем к этому не готова.       Воздух разрезало зеленоватое свечение, и в облаке эфемерного изумрудного поля появился сам Бог. Он был действительно в крови, но не так, как представляла себе Эвелин: лишь подрагивающие от напряжения длинные пальцы оказались испачканы и немного скула, возможно, от того, что он утирал рукой лицо. Холодный малахитовый взгляд скользил по затихшему полю боя и не выражал абсолютно ничего. Княжна терпеливо ждала. — Если ты все еще этого хочешь, — наконец, выдохнул он, поворачиваясь к девушке. Княжна поежилась от бесцветного взгляда, что сейчас смотрел слишком равнодушно. И больше не изучал. — У меня есть выбор? — она ощущала себя совершенно неуютно, и самым простым решением казалось, перевести этот напряженный момент в шутку; Бог любил так делать. Уголок тонких губ дрогнул: — А сама как думаешь? Эвелин неопределенно повела плечом: — Думаю, женщины слишком любят плохих парней с хорошими манерами, а потому, особого выбора априори не имеют. Она задумчиво прикусила щеку и, выдохнув, отвернулась от страшной картины перед глазами, что путала мысли, мешала рассуждать здраво, и продолжила говорить уже серьезно, не моргая, глядя на лесную чащу: — Я думаю, что ты лжец, Локи, и при любом выгодном для тебя случае, можешь, не моргнув глазом, предать. Я думаю, ты обманываешь, даже когда говоришь, что не обманываешь. Ты играешь, изворачиваешься и делаешь больно, а порой очень больно. Я вообще много думаю о тебе и о том, как помочь тебе… — Сделать себя лучше? — хмыкнул трикстер. — Нет, — девушка быстро качнула головой. — Я не хочу делать тебя лучше, потому что мы не имеем права переделывать тех, кого любим, чтобы нам стало удобно. Мы или принимаем все достоинства и недостатки, или отпускаем. — Она подняла глаза на Бога и пожала плечами, будто извиняясь. — Я не могу отпустить тебя и просто хочу помочь тебе, разобраться в себе… вот и все. Локи кивнул, опуская взгляд на пожухлую траву, и едва заметно улыбнулся: — Оскорбить и сделать комплимент в одном предложении… — он игриво прищурился от солнечного луча, что выскользнул из-за тяжелых пепельных облаков. — Думаю, в политике у тебя проблем не будет. Эвелин отвернулась в сторону леса, понимая, что этот очередной смазанный ответ на вопрос — все, чего она сможет добиться от несносного божества. — Идем домой, Великая княгиня Золотого города, — с насмешкой произнес Локи, подтверждая ее мысли, и направился в лес. — Ненавижу золото… — устало вздохнула девушка, бросая прощальный взгляд, на тихие белокаменные руины, утопающие в белоснежных солнечных лучах, и поспешила за своим Богом.