Я, видимо, пропустил этот пункт в брачном контракте

Нечего было сказать Теренсу своему посетителю, имени которого он не знал и никогда этим не интересовался. Даже, когда покупал мебель по его чеку, не удосужился взглянуть на экран банкомата, чтобы узнать, кто его облагодетельствовал — не любопытен был. Меньше знаешь — крепче спишь. Вот и имени того мальчишки не знал, по крайней мере не помнил, то ли Роберт, то ли Артур, то ли Джон. Его мальчики, скорее всего, знали. Но время идет, беты стареют, и предыдущий состав своего бордельчика он давно сменил на новый. Даже не интересовался их дальнейшей судьбой, а зачем? Меньше знаешь — крепче спишь. А вдруг кто-то из них спился или кого-то убили, сердце одно, не выдержит всех переживаний. Но что-то кольнуло внутри него. Совесть, что ли? — Извините, но я, действительно, не знаю, как его звали, и сам не видел его с тех пор, как вы тогда ушли. Тут Теренс не солгал, не покривил душой. Он не видел больше мальчишку. Более того, никогда не интересовался дальнейшей его судьбой. Просто не у кого было интересоваться. Да и меньше знаешь — крепче спишь. А пока сидел в «обезьяннике» слышал, как начальник того участка громко кричал кому-то, что, мол, мальчишка помеченный, альфа его объявится, в конце концов, и сдавать его в приют или опекунам не следует, хотя по правилам положено. А потом Теренса отпустили, как ни в чем не виноватого, даже извинения принесли. И чтобы не будить лихо (don't trouble trouble until trouble troubles you — это было его девизом) тихо ушел, не стал писать жалобу за сломанные ребра. Зачем ему судьбой какого-то бродяжки-омеги поинтересоваться?.. — А мальчики твои? — вяло спросил Фелис. Алкоголь и травка уже ударили в голову, он уже с трудом помнил, зачем пришел сюда, а спросил, потому что вопрос давно крутился на языке. Теренс пожал плечами: — Никого с тех времен не осталось. И отошел, заметив, что его ответ уже не интересен посетителю… Фелис вышел из номера поздно ночью. Он с трудом оторвался от такого сладкого и нежного тела. Сколько же он не появлялся дома? Два? Три дня? В заведении уже никого не было, и только хозяин суетился за барной стойкой, протирая и без того чистые бокалы. Он подошел к нему и кинул два пластиковых чека на предъявителя с суммами гораздо большими, чем просил тот первоначально. Один не солгал, второй честно отработал, ни разу не отказался от близости, не пожаловался ни на что. Молчал, честно выполняя условия сделки. Даже не стонал во время оргазмов, с силой закусывая край подушки. А вот он, Фелис, не сдерживался, и, когда мальчишка лежал на животе, стягивал с себя маску и выцеловывал его спину с крыльями лопаток, ягодицы, бедра, оставляя пятна засосов — метки поцелуев. Не скоро сможет хозяин его подложить под следующего клиента, многие не любят осознавать, что кто-то товаром уже попользовался. Он с наслаждением рассматривал бордовые пятна, которые проходить будут неделю, не меньше, и с рыком собственника ставил на спине мальчишки новые… Фелис вышел из бара и, пошатываясь, побрел вдоль улицы. Приходя сюда, именно приходя, он никогда не пользовался машиной и телефоном, оставляя эти блага цивилизации дома — прогуляться никогда не помешает, а звонки от отдыха не отвлекают. Это место — его тайна, а теперь станет тайной вдвойне. Он не был пьян, хотя перед уходом допил водку с соком. Но он был пьян… Пьян сексом, такого секса у него никогда раньше не было и вряд ли будет. Это останется только в его воспоминаниях с идеальным омегой, имени которого он не знал и вряд ли узнает, а лица не видел. Это ему не нужно. Он будет помнить только сам секс, а не партнера. С ним еще останется запах, обалденный запах этого мальчишки… Докурив кальян, Фелис рассчитался и покинул заведение. Он прошел три квартала и свернул на узкую улочку, ведущую к широкому проспекту, где можно с легкостью взять такси на стоянке даже ночью. Он всегда ходил по этой дороге, не изменил привычке и сейчас, вот только ехать домой не хотелось. Да и огромную квартиру, где он жил один, съехав от родителей полгода назад, домом назвать можно было с трудом. Дом для него — это то место, где он родился, вырос, даже, несмотря на то, что прежде, чем поселиться в уютном особняке за городом, его родители сменили несколько мест обитания, но везде был дом. Один его родитель занимался бизнесом, а второй обеспечивал ему желание возвращаться каждый вечер туда, где он ждал его с сыном, домой. Там всегда вкусно пахло едой, свежесваренным кофе, его отец-бизнесмен даже вечером предпочитал кофе, видимо, поэтому сердчишко и стало сдавать. А может оно и к лучшему, что Далтон-старший, сославшись на проблемы с сердцем, больше времени стал проводить со своим супругом. Ведь Фелис вырос, стал самостоятельным, забота и внимание ему уже не требовались в той мере, что раньше, и его отцу-омеге стало казаться, что он никому не нужен — все один да один. Так уж случилось, что детей у них больше не было, хотя оба очень хотели и альфочек, и омежек. Но… Сев в машину, Фелис назвал адрес Эдда. Он никогда не был у него, но адрес знал, тот несколько раз называл ему, хотя к себе домой ни разу не приглашал, в отличие от Марлоу. Фелис не приглашал и к себе Эдда. Они занимались несколько раз сексом в номерах заведений, подобных бару Теренса. На работе парню тоже вольностей не позволял, хотя тот много раз намекал, что готов на все ради своего начальника. И завтраком утром Фелиса он никогда не кормил, хотя именно эти завтраки обсуждали все в офисе. А вот кофе… Кофе Эдд ему варил по нескольку раз в день, этой привилегией он пользовался, как его начальник. Машина быстро довезла его до указанного дома. Но мужчина не спешил выходить, в последнюю минуту он передумал. А вдруг Эдда нет дома? Или того хуже, он дома, только в его постели кто-то другой. Об этих других Фелис старался не думать, когда ложился с ним в постель. Секс с парнем был хорош, а остальное не важно. Он назвал другой адрес и поехал к себе. Сегодня он ночью будет один на один со своими воспоминаниями… Мальчишка вышел из душа и протянул ему пустую тарелку. Фелис мотнул головой в сторону еды, тот отрицательно покачал головой, но рукой показал на сок, на его томатный сок, хотя на столике стояли и другие напитки. Фелис налил ему полбокала, тот снова ушел в душ — выпить без маски не получалось. Вернулся он буквально через минуту, поставил пустой бокал на столик и лег на кровать, раскинув ноги в стороны и чуть согнув в коленях. Фелис улыбнулся под маской. Мальчишка осмелел и старался вести себя развязно. Только у него это плохо получалось, его движения с замашкой на похабность таковыми не являлись, а были движениями уверенного в себе человека… Человека… Фелис подошел к нему и снова перевернул на живот. Провел руками по спине, по ягодицам, раздвинул их и, не выдержав, с рыком уткнулся в расщелинку, а потом, скинув маску, стал вылизывать сочащуюся смазкой дырочку. Это была именно маленькая дырочка, а не раздолбанные зады шлюх, с которыми он имел до этого дело… А потом он плохо помнил, дальше все было, как в тумане…. Он сорвал c себя одежду… Когда одевался, чтобы уйти, даже удивился, что одежда целая, и пуговицы все на месте, не верилось, что в таком возбуждении он смог нормально раздеться… А потом были бесконечные оргазмы... Во время одного из них, когда петля мальчишки сжимала его естество особенно сильно, и он под ним не вздрагивал, как до этого, а крупно дрожал, Фелис впился зубами ему в плечо в порыве чувств, прокусив кожу. Он видел, как струйка алой крови, прочертив дорожку по телу мальчишки, испачкала простыню. Это была уже третья простыня — их запас обнаружился в крошечной душевой вместе с запасом полотенец. А потом он лежал расслабленно возле мальчишки, который уснул от усталости, и зализывал, зализывал ранку на плече. Метка останется, тогда подумалось ему…