Фэльзи — дочь краболова

Пятнистый саблезуб лениво потянулся, и на песочной шкуре заиграли мускулы. "Пора". Фэльзи напряглась и задержала дыхание. Каждый раз, когда она прицеливалась, ей казалось, будто время вокруг замедляется, а потом всё и вовсе исчезает — остаётся только она, напряжение в руках и цель. Так и сейчас. Только вот сейчас от точности выстрела зависела, вероятно, её жизнь, ведь саблезуб не тот зверь, которого она смогла бы одолеть в случае оплошности. Оплошность. Она мысленно попробовала это слово на вкус, ощущая, как от него разит чем-то смертельным, но в то же время будоражащим. По обыкновению, она охотилась до полуночи, но саблезуб, замеченный у скал к югу от Хьяла, увлёк её посильнее рассказов отца о двемерах. Фэль не помнила, как долго выслеживала хищника: прошло уже много времени с тех пор, как беспокойство о том, что же скажет отец, практически вытеснил азарт охоты, так что она просто потеряла ему счёт. Отец, наверняка, давно спит. Завтра Фэльзи извинится перед ним. А сейчас существуют только они — охотник и жертва, — хотя, один неверный выстрел, и они могут поменяться ролями. Остриё стрелы смотрело прямо в горло зверя, слегка покачиваясь, а потом твёрдо замерев в выемке древка. Теперь всё зависело от богов. Пальцы плавно отпустили стрелу. Звук выстрела донёсся до слуха саблезуба слишком поздно. Когда зверь дёрнул ушами и повернул голову к источнику звука, острый наконечник стрелы уже распорол его шкуру и пронзил шею насквозь. Он умер без единого хрипа. "Достойное завершение охоты", — подумалось Фэльзи. Она не ожидала, что всё сложится так удачно. И теперь, оттащив труп к реке и разрезая шелковистую шкуру, она могла позволить вернуться более насущным мыслям. Отец. Пожалуй, она слишком много думала о нём. Это заставляло её чувствовать себя уязвимой — она переживала за него даже в часы охоты, когда ничто не должно отвлекать. Кто знал, что человек, воспитавший её свободной и сильной, окажется таким слабым? Старый краболов всё больше хандрил и, судя по всему, тосковал по матери Фэльзи, хотя на расспросы он всегда отмалчивался. Она стала охотиться, чтобы обеспечить их пропитанием, взяла на себя все домашние обязанности, перестала спрашивать, но неотвратимое непонимание, как отца, так и всего мира, и необъяснимое отчаяние присоединились ко всей той серости, что она впитала в себя. "Почему мы живём так, а не иначе?" "Как бы ты хотела жить?" Как? Она не знала. Она не могла жить, как герои книг, не могла отправиться во все те места, о которых читала, да и не была уверена, что хотела. Просто хотела, чтобы всё было как-то по-другому. Не так, как сейчас. Вероятно, она слишком много думала — возможно, если бы она просто делала то, что должна, то эти мысли не пришли бы ей в голову. Но они пришли. И теперь она определённо потерялась, и бессмысленность, прерываемая заботой об отце, окутала её с головой. Фэльзи знала, что рано или поздно останется одна, будет коротать свои дни в старой лачуге, займёт место своего родителя на старом примостке. А потом умрёт, не оставив после себя никого, кто бы продолжил их с отцом дело. Не то чтобы это её не устраивало — просто она хотела, чтобы всё изначально было иначе. Будто бы вернись она в прошлое, к маленькой заливисто хохочущей девочке, радующейся тому, как солнце сверкает в речных брызгах, то она смогла бы что-то изменить, направить себя по иному пути, не допустить возникновения этой пустоты внутри. Но она не могла. Маленькая девочка осталась в прошлом.

***

— Отец, я знаю, что не должна была уходить на всю ночь, но я охотилась и теперь у нас есть деньги и на бифштекс, и на жаркое, и на пирог. Надо только сходить в Морфал, чтобы... Отец? Слова, которые Фэльзи репетировала всю дорогу испарились из головы, когда она приблизилась к их лачуге. Краболов, сидящий на примостке, как-то неуклюже качнулся, опираясь о старую бочку, и зашёлся кашлем. — Отец? Ты... ты в порядке? Ты болен? — она так и замерла рядом с ручьём, поддерживая шкуру на плече. Затянувшаяся пауза показалась для Фэльзи слишком долгой. — Это ты прости меня, крошка Фэль, — послышался наконец его хриплый голос. — Я был болваном. — Что? Что за глупости? Я вовсе не считаю тебя таким... Да что с тобой такое? — Постой, — рыбак устало поднял руку, что далось ему с трудом, — дослушай же меня. Он вновь помолчал, видимо, подбирая нужные слова. — Я был болваном, когда решил, что маленькая девочка может жить в такой глуши. Я виноват, потому что твоё детство прошло здесь, в этой убогой хижине, вдали от мира, от людей. Я мог бы сделать большее для тебя. Собрать денег, обосноваться в одном из городов... Жизнь отшельника была мне по душе и я не думал, придётся ли она тебе по вкусу. Я сделал этот выбор за тебя. — Перестань корить себя! — Фэльзи отбросила шкуру в сторону и присела рядом с краболовом, взглянув в его усталое лицо. — Сейчас же прекрати это! Эта жизнь мне нравится, у меня есть всё, что я хотела бы иметь. Она прикусила губу, надеясь, что отец не заметит. — Ты просто привыкла... привыкла... — забормотал он, качая головой. — У меня ведь есть сестра, Инге, если она ещё жива, то могла бы устроить тебя в Солитьюде, а я не сказал тебе. — Я бы все равно не бросила тебя здесь, — уверенно сказала Фэльзи. Твёрдый взгляд девушки рыскал по лицу отца, пытаясь отыскать причину его внезапных откровений. — Теперь тебе придётся сделать это. Ох, какой же я глупец, я всё испортил... Без старого дурака ты справишься куда лучше! Ты ведь такая сильная, как твоя мать... Я не позволю, не позволю, чтобы твоя судьба сложилась так. Он говорил про маму. Он говорил про маму очень редко. И все эти нескладные слова, обвинения — это вызывало внутри холодок, который Фэльзи не могла объяснить. — Отец... — она осторожно тряхнула его за плечи и почувствовала, насколько слабым и немощным стало его тело. Как будто силы покидали его. Губы охотницы сжались в тонкую полоску. Она должна была быть решительнее. — Скажи мне. Скажи сейчас. Почему ты говоришь всё это? Рыбак поморщился. — Видишь ли, крошка Фэль... Я болен. Я болен с тех пор, как мы отпраздновали Первый Посев. И теперь я чувствую, что... — Что? — она снова тряхнула его. — Что? — Ты куда лучше справишься одна, ничто больше не будет задерживать тебя. Осознание того, что говорит отец ударило в голову, будто камень. Он был болен, он был болен всё это время и не лечился, считая себя помехой её счастливой жизни. Возможно, старик и выжил из ума, но она должна была заметить, предотвратить... да сделать же хоть что-нибудь. — Слушай, слушай меня, — Фэльзи заботливо обхватила ладонями морщинистое лицо. — Сейчас я пойду в Морфал, продам шкуры и куплю тебе лучшее лекарство. А потом мы отправимся в Солитьюд, к твоей сестре, как ты хотел. Взгляд краболова смотрел куда-то вдаль, сквозь неё. — Ты слышишь? Слышишь меня? — Нет, не нужно... Не стоит... Фэльзи мгновенно вскочила со своего места, словно бы эти слова стали для неё сигналом. Она чувствовала жар на своём лице, спутанные волосы будто мешали. — Я сейчас вернусь. Только дождись меня, хорошо? Дождись меня. Эти слова прозвучали слишком громко в утренней тишине, и ей показалось, что она до сих пор слышит их, отдающимися эхом в её голове. Фэльзи подхватила оброненные шкуры, заскочила в хижину, судорожно хватая валяющиеся там и там охотничьи трофеи, быстро выскочила, задержалась на мгновение, неуверенно глядя на сгорбленную фигурку отца, и помчалась вперёд, вверх по течению Хьяла.