Synthetic forms

Это место облюбовано корпорацией в двухтысячном. Пологий склон Мауна-Кеа, на нём разбросаны белые грибы — полукруглые крыши обсерваторий, и только одна осмелилась приютиться почти у самого жерла вулкана. “Cloud nest” окрестил её Хэлл в день основания, а много позже, в конце седьмого года, в название затесалось “Unicorn”, когда умельцы из школы искусств Аркадии подарили ему скульптуру единорога и установили на мраморный постамент перед входом — охранять рунный камень. Единорог у Облачного гнезда. Мило, символично. Слегка галлюциногенно. Начиная с середины нулевых, мастер работал здесь с помощником — единственным выпускником своего класса (химия, физмат), которого признал достаточно заумным и ботанистичным, чтобы доверить хрупкие приборы и особенно — катадиоптрический телескоп стоимостью тринадцать миллионов долларов, самый мощный в западном полушарии. В сущности, Хэлл редко находил время на астрономию, и помощник работал там самостоятельно. Были подозрения, что ему скучно куковать в одиночестве, а если точнее — сидеть безвылазно на горе без женской ласки и внимания. Именно сегодня Ангел решил сказать об этом Солнечному мальчику. Подогнать хорошенькую подружку-помощницу или на крайний случай подменить несчастного ботаника на время, пока он прогуляется по полногрудым цветникам. Однако добрые намерения коммандера ELSSAD испарились в тот момент, когда чья-то коварная рука повалила его в высокую траву всего в двух шагах от скульптурного единорога. — Дядюшка, — и сил удивляться как-то не нашлось. — Ты покинул дворец, Кухню... — Какая наблюдательность, вишнёвый мой, — с тенью насмешки ответил Бегемот и уселся на грудь киллера. — У меня есть шифрограмма твоему отцу. Я почему-то решил вручить её лично. Так захотела моя левая нога. А может, то была не нога. — Ты невероятно оживлён. Что я должен передать? — Что он получит по морде. За то, что опять потерял мотивацию. — ?! — У твоего эфирно-амфетаминного родителя депрессия. Поразмышляй над этим, — демон обжорства мягко поцеловал его и исчез. Очкарики, тоскующие без любви на крыше мира, были мгновенно забыты, Ангел вприпрыжку домчался с Мауна-Кеа к дороге и кубарем кувыркнулся в машину. — Что-то ты быстро. Я выкурил всего две сигареты. — Хватит курить, я боюсь увидеть во сне твои чёрные лёгкие, — он выбил из руки Демона окурок. — Поезжай. — Зато это такая готика... — дьявол-ассасин получил по губам и рассмеялся. — Ну что ты куксишься? Ботаник в обсерватории оказался несимпатичным? Как его хоть звать? — Да не был я там! Не дошёл. — Перехватили, значит, — Демон посерьёзнел, вплетаясь в его мысли. — Вообще-то в период, когда выпадает день рождения, папа всегда ходит потерянный, отменяет кабинетные встречи с просителями, безвылазно сидит в розарии... — Юлиус, но я не понимаю. — Ради чего живёт дьявол? — Ну... — Ага, вот видишь. А думаешь, мне легко ответить? — Значит, надо спросить? — Только не сейчас. Сами должны догадаться. Собрав в кучу и отталкиваясь от всего, что знаем о его сущности. — Ты за дорогой следи, ага? Я сам буду голову ломать. — Отличное разделение труда. — Не начинай... — он прижался затылком к креслу и закрыл глаза. — Атмосферный. Хотя Бегемот назвал его Вещественным. Наркотик-воздух. Или воздух-наркотик. Кажется, я теряюсь. Что нужно живым наркотикам? — Торчки. — Торчки есть. И, похоже, радости приносят мало. Что ещё? — Ничего. Отсюда потеря мотивации. — Может, новые торчки? — Было дело, плавали. Определённо — нет. — Ещё? — Я не компьютерный мозг, Энджи, любовь моя несносная. — О-о-о! Нам нужен этот мозг! Старый ворчун. Сворачивай, в Хайер-билдинг. — Мне казалось, что Хэлл круче консервной банки по части интеллекта. Почему не его спросить? Он даже не на Марсе, а в двух шагах. А если бы и улетел, один межпланетный звонок решил бы проблему. — Не решил бы. И нам сейчас нужен не интеллект. А миллиарды комбинаций цифр. — Зачем? — Ты после дозы себя как вообще чувствуешь? Хотя у кого я это спрашиваю... Юс, когда вмажешься, в голове просто матричные потоки парафренных цветов и расщепленных звуков. Чтобы выстроить из них какие-то причинно-следственные связи, нужно перепробовать все варианты совпадений. Ты представляешь себе это? — Разве нам не нужна картина в целом? — Картина в целом, то есть совокупность сладкого кошмара — это, собственно, фигура папочки с контрастными глазами и ногтями. Много ты по ней прочтёшь? — А если он сам не знает? — Жестяк, дорогой, ты меня убиваешь. Он сто процентов не знает! Иначе б не мучился и не валялся в розарии безупречным трупом. Зато мы узнаем. — Мне кажется это бредовым, не в ту сторону выполнимым, Эндж. Наркотический хаос и скучный компьютер несовместимы. — А наш темптер-отец, весь, каков есть — совместим со скучной реальностью вообще? — Убедил. Можно я покурю? — Нет. — Маленький тиран... вылезай. Я поеду дальше на парковку, третий уровень. — И будешь там курить? — Обязательно. Устрою пожар. — В Хайер-билдинг уже был пожар. В котором меня убил кое-кто, — Ангел схватился за ручку двери. — Малыш, прости... — Демон удержал его взглядом на несколько секунд дольше. — Все знают, что у меня дурацкие шутки. — Поднимись к нам на сто двадцать второй, — Эндж вышел, оставив дверку Феррари открытой.

* * *

— Почему тебя так взволновала шифрограмма? — Ксавьер казался миниатюрным на фоне шлейфа, который подключал в новый петабайтный винчестер Ворчуна. Ангел с трудом подавил безумный порыв стащить мужа с двухметровой высоты и затискать. Он будет вырываться и возмущаться, что Энджи больше ни о чём не думает, кроме как... — Эй, красавчик в чёрном, я к вам обращаюсь. А глаза-то какие большие и грустные сделал... Он спустился сам, вытер руки об кусок антистатика, которым обычно протирал мониторы, и обвил белого киллера. И светлого, и бледного. — Ты ведь этого хотел, верно? Дорогой... — Ксавьер беспокойно поцеловал его, уколовшись об ресницы. — Я не люблю, когда ты такой. Я боюсь тебя... — Включи мне свою консерву, малыш. — Он включён. Всегда включён. И даже слышит тебя, — он повернулся, не выпуская Ангела из объятий. — Просто экран себе погасил. Задавай вопрос, я загружу в него недостающую формулу. — Во мне достаточно формул, — проворчал суперкомпьютер, проявив на дисплее одну строку для ввода. — Ты это слышишь? Опять ворчит. Ворчит и спорит, — Кси застенчиво улыбнулся и высвободил одну руку. — Если ты сделаешь ещё шажок, я дотянусь до клавиатуры. — Ксавьер, я не настолько распсиховался, чтобы говорить это так. Разговаривать со мной, как с ребёнком... или пациентом мозгоправа. — Но я же сказал, что боюсь. — Детка, я очень расстроен, только и всего, — Ангел посадил его в огромное кресло и встал позади. — Что за формула? — Я её как раз сочиняю, — пальцы летали над клавиатурой, будто реактивные, на экране, как показалось Энджи, происходила боевая перестрелка, а Ксавьер привычно закусил губу. — Чтобы объяснить ему как-то принцип работы наркотика. Изобразить. Обыкновенным циклом. Только короче. Совсем коротко. Но меня терзают смутные сомнения... — Насчёт чего? — Ты не боишься, что вопрос о Моди будет чем-то вроде вопроса о смысле жизни, вселенной и всего сущего? Что Ворчун ответит “42” или ещё какую похожую чушь выдаст. — Я достаточно психован, чтобы не бояться ничего. В отличие от тебя, либлинг, — он наклонился, целуя золотоволосую макушку. — Я уже успокаиваюсь. — А я уже заканчиваю, — Кси несколько раз нажал на “Enter” и удовлетворённо фыркнул. — Ну? Скажи ему это вслух. — Основополагающая нашего бытия — счастье. Основополагающая бытия эфирного амфетамина и вещества с кодовым именем “acid poison” — зависимые люди, наркоманы. Но они больше не вписываются в решение этого уравнения. Так что нужно живому наркотику для полного счастья? С экрана постепенно поисчезало всё. Киллер с недоверием смотрел на чёрный провал, жалея, что кибер-интеллект работает абсолютно бесшумно. Хотелось бы узнать, насколько усердно скрипят его кристаллические мозги. Ксавьер, успевший разволноваться больше супруга, вскочил и начал ходить туда-сюда, пока Ангел его не поймал и тесно к себе прижал. — В сущности, я ни на что не надеюсь, — выдохнул киллер губами в губы. — Меня поддерживаешь ты. И всё. Если бы папа был мной, ему для полного счастья не хватало бы... — Заберите ответ, — экран мигнул один раз и погас, а на принтере пошла печать. — Не торопись, — шепнул Кси уголком губ. — Ты ведь тоже не хочешь испытать разочарование. — О да, увидеть на бумаге “42”. Инопланетную тарелку. Слово «вечность». — Или милое “666” на боку тарелки под забором, где нацарапано «вечность». — Скорее уж на заборе будет другое слово, неприличное. Давай всё-таки посмотрим. Ангел быстро вытащил листок. Не заметил, как перехватило дыхание. Там было отпечатано чьё-то лицо. Незнакомое. Или... Ксавьер почувствовал панику: — Кто это?! О Господи... Кому позвонить, чтобы узнать, куда поехать... Энджи. — Слышу шум, а где драка? — Демон, внёсшийся в серверную на ракетных лыжах, разулся и с немого разрешения брата поцеловал Ксавьера взасос. — Почему вы стоите как на похоронах? И зачем распечатали фотку Шэдоу? Кстати, где вы её взяли вообще? — Стоп. Ты сказал!.. — Ангел с почтением посмотрел на Ворчуна. — А я ещё подумал, что лицо... с тем дурацким чувством дежавю и убеждением, что Тень никто никогда не видел. Я там был. Но откуда ты знаешь, что это действительно он? — В приступе особой нежности папа... В смысле, нежность была не моя! — Ди, я тебе верю, дальше! — В общем, однажды папа был очень расположен к беседам и откровениям. Обрисовал мне, как выглядит Шэд. Сомнения и расхождения допустимы, но я сразу признал острые очень угловатые скулы. И глаза, оттенок которых невозможно определить: не то синие, не то чёрные, в сетке серых меняющихся пятен. На фото они просто чёрные. Насчёт волос ничего не знаю, причёску муз-любитель «Тетрадки смерти» регулярно меняет. Но раньше или позже, уточнил Мод, они всегда загибаются вверх, напоминая иглы дикобраза. Как тут. — Ну и что нам с этим делать? — нахмурился Кси. — Я не понимаю ответ. Не расшифровываю эти странные намёки. Энджи? — Почём я знаю? — Счастье суперсложного наркотика заключено внутри него самого, — металлически отчеканил Старый Ворчун. — Как в матрёшке. В наркотике второго порядка. Наркотик для наркотика. Троица ненадолго остолбенела. Первым почесал затылок Ксавьер. А заговорил — Ангел: — Насколько ёмким и глубоким должен быть дар Шэдоу, чтобы внедряться в рассудок отца и делать с ним... всякие запрещённые вещи? И может ли депрессия когда-либо возникнуть у него, сидящего внутри, не подверженного глупой смене эмоций? Может? — Ха-ха. Ребятки, мы выкопали репку, — Демон достал сигарету и пошёл из серверной. — Чего?! — оборотень хотел было побежать за ним, но махнул рукой. Повернулся к мужу. — Ксюня, мы наткнулись на заболевшую Тень внутри уже больного владельца Тени. Это просто рай для психиатра. Джекпот. — А что сказал Бегемот? Что делать вообще? — Это только предположение, но я попытаюсь воссоздать весь алгоритм трагедии. Чем нелепее он будет, тем легче в последнее звено впишется лекарство. Итак. Связь с реальностью Шэдоу осуществляет через вещи, которые в ней любит. Перечисляю: ровно один японский мультик и ровно одну компьютерную игру. Благодаря им он взрастил или нашёл себе на острове еду — сладкий рулет и яблоко. Если с рулетами проблем быть не должно, они бесконечно хранятся в специальных контейнерах, не теряя свежести, то яблоки... Хм, папа вообще-то ненавидит яблоки. Я подозреваю, Шэд обобрал все деревья в том печально известном параноидном лесу, новые плоды по понятным причинам не выросли, он сидит голодный. И грустит. И плюётся от рулетов. И заболевает цингой. — То есть ты намекаешь, что мы должны заставить твоего отца поесть обычных яблок?! Для восполнения... Обалдеть, это просто страшный анекдот! Я сейчас зарыдаю. — Детка, мы испечём ему пирог. Ты испечёшь. Ты отлично готовишь, — Ангел приобнял его за плечи. — И Моди не придётся давиться этими сырыми, невкусными, несладкими, в твёрдой кожуре и не присыпанными корицей... — А где мы возьмём те, ну... дикие яблоки? Синие, удлинённые. — Ворчун? Ещё один вопрос: как безопасно сплющивать и окрашивать яблоки в домашних условиях?

_____________