Отношение соседства

День отъезда Стаса выдался феноменально, рекордно жарким и хмурым. Окна во всей квартире были распахнуты настежь, но горячий тяжелый воздух оставался неподвижным, поскольку на улице стоял полный штиль. Я с утра рассекал по дому в одних трусах, наплевав на всяческие правила приличия, обливался потом и — периодически — холодной водой из-под крана. Стас паковал вещички. За время обитания здесь он оброс изрядным количеством библиографического хлама, который мы с большим трудом рассовали в две картонные коробки, подобранные возле мусорных баков, и перетянули шпагатом. Общение наше ограничивалось сугубо прикладными разговорами. Что-либо выяснять уже не имело никакого смысла, поэтому мы дружно сделали вид, что между нами ничего никогда не происходило, и готовились распрощаться как неблизкие, но добрые товарищи. В последний раз попили чай на прибранной перед отъездом кухне. Несмотря на жару, чай был единственным, что качественно утоляло жажду. Стас сидел, откинувшись на стенку, в безразмерной, мокрой на спине и на груди футболке, и меланхолично размешивал в кружке оставшийся глоток чая. За воротом у него висели круглые ленноновские очки с темными стеклами. Я все ждал, когда же он их наденет, мне почему-то казалось, что это будет смотреться очень забавно. В окно было видно, как наползает на наш двор из-за соседнего дома черная брюхатая туча. Стас залпом допил последний глоток и поднялся. Пора. Я наблюдал за тем, как он взваливает на себя раздувшийся рюкзак, спортивную сумку, берет в каждую руку по коробке с книгами. - Ты уверен, что тебя не нужно провожать до вокзала? - Уверен. Щелкнул замок. Где-то совсем близко громыхнуло — разразилась рокотом давешняя туча. - Дай хоть руку тебе пожму, — вздохнул я. Стас поставил на пол одну из коробок и крепко пожал мне руку. Я немного задержал его холодную влажную ладонь, запоминая ощущения. - Удачи тебе, Андрей, — он вынул из-за воротника футболки свои смешные очки, надел их и широко улыбнулся. Колючая русая прядь нависала над левым стеклом. - И тебе удачи, — эхом отозвался я. Хлопнула дверь. Шаги некоторое время гулко отдавались в колодце лестничных пролетов, потом затихли. Я стоял, прислонившись к дверному косяку, босыми ногами на грязном коврике и слушал собственный пульс. В голове и внутри, по ощущениям — повыше желудка, расползалась пустота. Внезапно что-то хлопнуло, звякнули стекла, и в ту же секунду я почувствовал, как в квартиру ворвался холодный ветер, а вместе с ним — отчетливый дробный звук. Я ринулся на кухню. Окно захлопнулось, одна из створок была разбита. На полу поблескивали мелкие осколки стекла, два крупных куска лежали на подоконнике, еще один, как обломанный зуб, торчал в раме, и по нему отстукивали ритм упругие крупные капли. Это был дождь. Настоящий, правильный дождь. Он обрушивался на землю тугими струями, расчерчивал застоявшийся горячий воздух торопливыми крупными стежками. Потоки воды в одночасье хлынули по улицам, и в окно было видно, как перескакивают через эти ручьи девушки в босоножках. Большие тяжелые капли барабанили по карнизу, разбивались об него, обдавая нижнюю часть стекла фонтанами брызг. Я осторожно открыл уцелевшую створку, высунул голову и глубоко жадно вдохнул запах мокрого асфальта, влажного бетона и листвы. По лужам, издавая боевые кличи, неслись дети, спеша укрыться под бетонными козырьками подъездов. Мимо, оскальзываясь, пробежал парень в прилипшей к телу мокрой футболке. Под козырьком моего подъезда стоял Стас и мял в руках мокрую сигарету.