Отношение соседства

Всю неделю я прислушивался к своим эмоциям и желаниям с целью отследить, track down, те, которые меня бы обеспокоили. В сухом остатке – полное разочарование в собственных мыслительных способностях. Видимо, с определенного момента в моей голове стало слишком тесно, мало свободных ячеек, в которые можно было перекладывать, упорядочивая, мысли и микрособытия, как в игре "пятнашки". С детства терпеть не мог эту игру – ни разу не выигрывал. Стас все еще носился со второй – временной, как он рассчитывал сначала, - работой. Судя по мельком сказанному, ему предложили поучаствовать в сопровождении проекта, что бы это ни означало. В доме холодало пропорционально похолоданию на улице. Из домашних футболок мы оба перебрались в свитера, и я больше не мог разглядывать Стасовы предплечья. К этому я уже привык. Ну, к тому, что мне постоянно хотелось смотреть на него, изучать мимику, жесты, мелкие движения рук, то, как отрастают его волосы. В общем-то, нет ничего крамольного в том, что человек меня интересует. Даже и в моей к нему симпатии. Симпатия ведь может быть и дружеской, если нынче этот аспект человеческих взаимоотношений еще актуален. Насколько я помню, у русских классиков герои мужеска полу не стеснялись рыдать друг у друга в объятиях, например. Хотя, это, пожалуй, перебор. С другой стороны, у нас в группе Руслан с Никитой постоянно обнимаются при встрече, и никто до сих пор не покрыл их позором. Правда, у Руслана есть девушка… В воскресенье утром Стас огорошил меня вопросом: - Ты же читал статью, которую сегодня будем обсуждать? - Чего? – я наморщил лоб, пытаясь вспомнить, какую статью нужно было читать и с кем предстояло вести обсуждение. - Я добавил тебя в группу? – уточнил Стас. - К социалистам? Добавил, - подтвердил я, все еще озадаченный. - Так, ты на собрание сегодня идешь? - Нет. Я, собственно, и не собирался на них ходить. Все это как-то странно у них происходит, - я для убедительности передернул плечами. - Ну ладно, - Стас, кажется, был слегка разочарован. – Я бы, конечно, советовал тебе сходить, вопрос интересный. Но ладно, окей. Остаток дня я чувствовал себя неловко, и пребывал в сомнениях, поэтому когда Стас засобирался, я все-таки выразил желание идти с ним, попросив его по дороге рассказать, о чем шла речь в статье. Он, конечно, начал с критики. Создавалось ощущение, что статья не понравилась ему буквально всем: и норму прибыли-то автор с нормой прибавочной стоимости попутал, и рабочую аристократию не так выделил… Видимо, у меня был сильно озадаченный вид, потому что Стас прервал сам себя на полуслове и принялся рассказывать, что такое норма прибавочной стоимости. В целом, на первый взгляд выходило достаточно понятно: отношение прибавочной стоимости к зарплате, мера эксплуатации. Я бы, конечно, обошелся без оценочных понятий, но раз уж Стас настаивает на эксплуатации, буду цитировать точно. По дороге нас нагнал Владимир, и Стас переключился на него – видимо, потому, что тот, в отличие от меня, проявлял абсолютную солидарность. Я уныло шагал чуть в стороне от курящих товарищей и думал, что, наверное, зря вообще поперся на этот их семинар. Ну не заинтересован я в этой теме настолько, чтобы копья ломать об определение рабочей аристократии. У меня дома лежит вчера начатая Going Postal, есть чай, лимон и орешки в шоколаде, которые убывают со скоростью, однозначно указывающей на то, что ем их не только я, хотя Стас всегда отказывается при прямом вопросе. Под вывеской "Салон нижнего белья" уже стояли несколько человек. Все они курили, за исключением девушки с ярко-рыжими прядями в волосах. Я встал поближе к ней, так чтобы тоже оказаться против ветра. Судя по всему, у них обсуждение тоже началось еще до семинара, прямо на улице. Шел крупный снег, и мне было удивительно, что почти все товарищи стояли с непокрытыми головами, ловя на шевелюру снежинки. Снежинки имеют фрактальную структуру, да. Черт, зачем я сюда потащился? Зачем Стас меня сюда потащил? Блестяще, свалим все на Стаса. Похоже, у меня нет своей головы на плечах. Пока я предавался меланхолии (желчной грусти, если пытаться перевести с латыни), подтянулись другие участники, и народ стал спускаться вниз. Я побрел следом за всеми, успокаивая себя тем, что, возможно, мне удастся услышать на этом собрании что-нибудь интересное. Впрочем, я фатально просчитался. В основном, продолжалось обсуждение рабочей аристократии с зарплатами в пятнадцать тысяч и бурное негодование по этому поводу. Конструктивное, безусловно, но мне как человеку стороннему совершенно чуждое. Пару раз взял слово Стас, высказался Владимир, что-то говорил Виктор. Я пропускал мимо ушей и злился на себя за свою безвольность. А потом собрал в кулак всю свою волю (в ход пошло попрекание себя, сомнение в собственной мужественности и прочие частые для меня в ситуации внутреннего конфликта прелести) и просто оделся и вышел. Стас в это время как раз что-то говорил и не заметил моего ухода. В городе я, безусловно, ориентируюсь паршиво, но нужную мне остановку нашел достаточно быстро. Признаться честно, где-то в глубине души я надеялся на то, что Стас меня догонит. Но я стоял долго, ожидая автобус, и, так и не дождавшись товарища, нырнул в спасительное желтое тепло салона. Я чувствовал себя обиженной пятиклассницей, не получившей внимания от любимой учительницы. Или мальчика. Лучше не трогать эту тему. Я стал перебирать в уме всех девушек нашего потока. Мы очень неплохо общаемся с Мариной. И с Юлей. Обе они симпатичны, дружелюбны и, к тому же, весьма интеллектуальны. Возможно, стоит присмотреться. Стоит, наконец, начать жить реальной жизнью, а не потакать этому дурацкому ощущению внутреннего тепла, которое появляется всякий раз, когда я рассматриваю его руки или улыбку, или потихоньку отрастающие волосы. Тем более что сам Стас явно не набивается мне в друзья. По пути домой от остановки я купил себе полторашку разливного пива, даже не интересуясь его свежестью. Подозреваю, что мне хотелось банально нализаться, что при моем достаточно редком употреблении алкоголя было несложно. Но и с этим не сложилось. Едва я зашел в квартиру, как на меня навалилась дикая усталость, и я с трудом добрался до кровати. Сквозь предшествующую сну дрему я еще слышал звук поворачивающегося в замке ключа. В кафе крутили блюз. Я никогда не был меломаном, но блюзы мне обычно нравились, мне вообще импонирует спокойная музыка. Огромный гофрированный абажур свешивался практически до самого столика, создавая пятно, в которое попадали все сидящие вокруг. Стол был маловат для пятерых человек, так что мое правое плечо оказалось вплотную прижато к теплому плечу Марины. Я не очень понимал правила игры, поэтому периодически с ней советовался, тогда наши лица оказывались близко друг к другу, и я представлял себе, как немного наклоняюсь и целую ее в губы. Надо сказать, это не вызывало у меня ни внутреннего протеста, ни воодушевления. Наверное, я бы мог поцеловать кого угодно: теплая компания, глинтвейн и атмосфера полного умиротворения с блюзом и снежинками за окном делали свое дело. Сложно было представить, что существует какой-то мир за пределами этой оранжево-кофейной реальности, что мне придется возвращаться в темную квартиру с полоской белого света из-под закрытой двери и запахом сигарет, впитавшимся во все ткани и поверхности, и отчаянно пытаться заснуть под стрекотание клавиш. Неожиданно у меня в кармане запиликал телефон. Совершив некоторое количество "аллегорических телодвижений", я извлек его и глянул на экран. Номер был незнакомый. Я быстренько прикинул степень неудобства разговора в окрестности четверых хохочущих товарищей, и сбросил звонок. В конце концов, если звонящий не ошибся номером, то перезвонит, а еще лучше – наберет сообщение, подумал я, включая беззвучный режим. До остановки мы дошли всей компанией. Оля с Мариной были немного пьяны, что соответствующим образом сказалось на их поведении: обе припоминали самые веселые моменты игры и ерничали над действующими лицами. Татьяна с Никитой участвовали вяло, кажется, они были заняты друг другом. Должен сказать, что вообще ни разу не видел Татьяну поддатой: алкоголь, по крайней мере, в количествах, потребляемых в нашем кругу, ее не берет. Я, как обычно, шел молча, изредка подсмеиваясь над своими проколами новичка. Мы с Мариной оба жили рядом с институтом, поэтому ждали одну маршрутку. Ходила оная редко. Собственно, до моей остановки вообще сложно добраться без пересадок, даже из центра города. Друзья успели разъехаться. Я никак не мог придумать тему для разговора, и Марина, как назло, замолчала. Что можно у нее спросить? Совета по курсовому, который надо сдавать через две недели? Об учебе и об учебе… О чем вообще говорят с девушками? Надо полагать, глупо задаваться этим вопросом после того, как два с половиной часа болтал с ними обо всем на свете, попивая глинтвейн. - Слушай, - внезапно обратилась ко мне Марина, - ты же живешь с парнем? - Я не… в каком смысле? – запнулся я. – Тьфу, ну, то есть, мы соседи, вместе квартиру снимаем. - Да я догадываюсь, - засмеялась она. – Я не то имела в виду, о чем ты подумал. Просто – вы что, не общаетесь? Ну, ни на какие гулянки вместе не ходите, ты его не упоминал даже ни разу. А, нет, один раз, когда пикеты были против стройки (я, кстати, ходила). - Ну, он математик, четвертый курс, - я пожал плечами. – У нас не очень-то много общего. - Я его видела, на пикете. Такой светленький, с длинными волосами? Немного картавит еще. - Ну да, - подтвердил я. – Он выступал? - Да, - Марина энергично кивнула. – Очень хорошо говорил, даже странно для технаря. Непонятно, почему, я внутренне оскорбился за всех технарей. - Необычный, - задумчиво улыбнулась Марина. - Стас? – ревниво спросил я. Никак не мог понять, что меня больше задевало: то, что Марина так мечтательно улыбается, говоря о Стасе, или то, что о Стасе с такой симпатией говорит кто-то другой. - Ага, - подтвердила Марина, - очень располагает к себе. Располагает к себе? Мы точно говорим об одном человеке? – подумал я, но озвучить это ехидное замечание не успел – подъехала наша маршрутка, и за процессом втискивания внутрь и подсчета мелочи за проезд реплика потерялась. Сидели мы снова очень близко – на задних сиденьях, рядом. Разговор свернул на злополучный курсовик, который пугал обоих объемом предстоящей работы. Я украдкой рассматривал Маринино лицо: маленькие комочки туши на ресницах, ровные брови, зеленые глаза, того же оттенка, что и у меня. Приятная внешность. Я подал Марине руку при выходе из маршрутки. Она поблагодарила и, не опираясь на нее, спрыгнула со ступеньки. Наверное, этот жест старомоден. Во всяком случае, папа всегда подает маме руку при выходе из транспорта. Очевидно, в кое-каких вопросах лучше не полагаться на родительские сценарии. До дома я ее все-таки проводил. Она дружески обняла меня на прощание. Стандарт. Так она обнимает добрую половину потока. По пути к дому я достал телефон, чтобы посмотреть время, и обнаружил два пропущенных вызова с неизвестного номера и лаконичное сообщение: "Позвони, когда сможешь". В районе желудка что-то сжалось. Почему-то мне казалось, что я понял, кто является обладателем номера. Если это действительно Стас, то что же должно было произойти, чтобы он не поленился зайти на мою страницу в соцсети, посмотреть мой номер и даже написать сообщение?.. Я ускорил шаг. Вообще-то, сообщение я получил около часа назад, и если какая-то срочность даже и была, то за это час она явно пропала. Но что-то иррациональное все равно гнало меня вперед семимильными шагами. В квартиру я зашел, готовый к самым разным вариантам развития событий. Привычной полоски света под дверью не наблюдалось. Сердце забилось быстрее. Я решительно пересек комнату, и открыл дверь к Стасу. В свете фонаря над подъездом напротив была видна скрюченная на диване фигура Стаса. К слову, диван имел свойство раскладываться "книжкой", но мой сосед этим свойством никогда не пользовался. Я внимательно пригляделся. Дышал Стас нормально. Я присел на корточки и вгляделся в его лицо. Оно было простым. То есть, вообще-то у него в принципе достаточно открытое лицо, но в сочетании с его манерами оно отнюдь не является располагающим к себе, что бы там ни говорила по этому поводу Марина. Спящий Стас был более… мягким? Беззащитным? Притягательным?.. От-ставить. Во всяком случае, с ним все в порядке. Я вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Вообще-то, как я уже говорил, это отнюдь не в духе Стаса – искать мой номер, звонить дважды, писать, - короче, проявлять настойчивость. То есть, я не могу себе представить ситуации, в которой я бы ему до такой степени понадобился. При этом спустя пару часов, он спокойно себе заваливается спать, гораздо раньше, чем это делает обычно. Возможно, предположения были неверны, и неизвестный номер принадлежит вовсе не моему соседу? Решение этой задачки я решил отложить до утра. Утром Стас не поднялся в привычное время. Я пребывал в сомнениях: с одной стороны, если он банально проспал будильник, то надо его разбудить, иначе прощай первая пара; с другой же стороны, оную пару вполне могли внезапно отменить, и если я отниму у соседа лишний час сна, спасибо он мне не скажет. В конце концов, разум возобладал над чувствами, и я решил хотя бы проверить, жив ли там Стас вообще, и далее действовать по обстановке. Стас был жив. Хотя, судя по мокрым волосам и тяжелому дыханию, чувствовал себя неважно. Видимо, это состояние в книгах обычно называют лихорадкой. Рассудив про себя, что при таком раскладе со стороны Стаса глупо было бы тащиться в универ, я решил его не будить. Возвратившись из института, я застал пустую квартиру. При условии существования некоторой вероятности того, что Стасу полегчало, скорее всего, он просто наплевал на самочувствие и мужественно поперся исполнять свои ежедневные обязанности. Я мысленно выругался. Чего я не люблю, так это болезных, которым не сидится на больничном – и сами себе осложнения зарабатывают, и одаривают своими бациллами окружающих. А Стас и без того хлипкий... Долго негодовать мне не пришлось. Спустя полчаса после моего прихода, сосед ввалился в квартиру на полном автопилоте, с трудом попав ключом в замок, и прислонился к стенке прямо в коридоре. Меня вихрем снесло с дивана, так что осел Стас уже мне в руки. На это раз я выругался вслух. Совершенно непонятно было, что делать с этим полубессознательным телом у меня на руках: до дивана я его, положим, дотащу, а вот дальше – вызывать скорую? Дать отлежаться? А если он скончается, вот прямо сей момент? Растерянный, я не нашел ничего лучше, кроме как спросить: - Эй, ты чего? - Высокая температура, кружится голова, - даже в таком состоянии Стас отвечал четко и по существу. – Отключает. Аспирин есть? - Нету… Блин, щас сбегаю. Ты, это, ласты тут не склей только… Ну, а то мне дело пришьют… - добавил я, чтобы немного заретушировать обеспокоенность и заботу, прорвавшуюся в моем голосе. - С чего бы? - Что? – я не понял, к чему относился вопрос. - С чего бы тебе пришили дело? – пояснил Стас. – Никаких следов насильственной смерти… Не говоря лишнего, я поместил его на свой диван, который, в противоположность Стасову, перманентно не собирался, и почесал в аптеку. Никогда раньше не замечал интересного факта: в нашей округе есть все, что душе угодно – супермаркеты, парикмахерские, салоны красоты, салоны связи, даже затаившийся в подвальном помещении секс-шоп, - но вот аптека у нас только одна, через трамвайные пути наискосок, и бежать до нее нужно целую вечность. И внутри непременно очередь, особенно, когда тебе срочно нужен аспирин. Так и хочется заорать "граждане, пропустите, там человек лежит!"… И внезапно купить совсем не презервативы. Я поймал себя на нехорошей интерполяции темы, и решил сосредоточиться на чем-нибудь другом. - Вам какой? – уточнила фармацевт на мою просьбу. - Э… - я растерялся. - Есть UPSA, есть аспирин, и ацетилсалициловая кислота, - пришла на помощь она. - Ну… аспирин. Обычный, - я завис, как это обычно происходит, когда от меня требуется срочное решение. – Мне что-нибудь от температуры, - проговорил я в отчаянии. - Ну, возьмите ацетилсалициловую кислоту, - посоветовала фармацевт, - то же самое, что аспирин, а стоит дешевле. - Давайте! Надеюсь, я купил то, что требовалось, - думал я, рысью возвращаясь к дому. Пути мне удалось перелететь перед самым носом у трамвая. Я даже успел заметить, как матюгнулся водитель, следом раздался звонок, как на старом велосипеде. Ворвавшись в квартиру, я обнаружил Стаса в отключке. Внутри все похолодело. Он, конечно, мог просто заснуть, но для "просто сна" выглядел чересчур бледным. Я потрепал его по плечу. Реакции не последовало. Меня накрыло волной паники. Моментально вспотели ладони. Я схватил Стасову руку и попытался нащупать пульс, но, как ни старался, никак не мог его поймать. Черт, ну как врачи это делают... Кожа у Стаса была покрыта мурашками, как будто он страшно мерз, и руки оказались рекордно холодными. Отчаявшись определить сердцебиение по запястью, я приложил ладонь к левой стороне его груди. И тут же получил в лоб. То есть, не скажу, что именно туда, но оттолкнуть меня Стасу удалось. - Ой, извини, Андрей… - поморщился он. – Автоматическая реакция. - Ты живой вообще? – проговорил я, оправляясь от неожиданности. - У меня перед глазами все плывет… Ну, и в целом весьма дерьмово, - признался Стас. - Я аспирин принес, - я показал ему упаковку таблеток. Мучительно хотелось спросить, что делать. - Ага, спасибо. Можешь принести мне воды? Я мог. Я мог все, что бы мне ни сказали, если бы это хоть как-то помогло Стасу. Оказывается, это страшно – видеть рядом так тяжело болеющего человека. Еще неизвестно, что с ним вообще произошло – простуда, пневмония, птичий грипп? Пока Стас глотал таблетки, я сидел рядом с идиотским растерянным лицом. Ждал указаний. Как робот-строитель. - Я пойду в свою комнату, - сосед приподнялся на свернутом пледе, служившем ему подушкой. – Я ведь, наверное, тебе мешаю. - Тапочки мои не смеши, - нервно хихикнул я, - далеко ты сейчас уйдешь. У Стаса были опухшие красные веки, как будто он долго плакал, и немного припухшие, красные же губы, мягкие и очень выделяющиеся на лице, как бы "вывернутые" наружу больше, чем обычно. К ним хотелось прикоснуться пальцем. Я поморгал, чтобы отогнать эту мысль. В конце концов, человеку хреново, а тут я со своими странными фантазиями… - Помоги мне, - сказал Стас тоном, который предполагал, что это указание не обсуждается. Я вздохнул. Он сел, видимо, чересчур резко, потому что тут же откинулся обратно, поморщившись. Нет, не светит в таком состоянии никуда перемещаться, если только на руках. Я представил себе, как осторожно беру Стаса на руки – я крупнее его и выше ростом, - он обнимает меня за шею, чтобы не упасть… Бред. Бред потому, что я такое видел только в фильмах, где мужик габаритами с хороший шкаф носил на руках хрупкую женщину, и потому что это же не хрупкая женщина, это Стас. Парней, вообще говоря, не принято таскать на руках. Если только это не раненый товарищ. Да и то предпочтительнее тащить на спине. - Может, температуру померишь? – предложил я. - Давай, - откликнулся Стас. Он был явно разочарован неуспехом попытки. Я достал из глубин шкафа термометр в пластиковом тубусе и вручил ему. Стас послушно сунул градусник под мышку, через ворот свитера. - И часто тебя так? – спросил я, присаживаясь на край дивана. - Часто ли я болею? – уточнил Стас. - Не, я про обмороки, - пояснил я. – Ну, когда болеешь. - Бывает, - будничным тоном сказал он. – Когда температура высокая. - Не завидую, - я поежился. - Да, вроде, и нечему, - слабо улыбнулся Стас. Я усмехнулся. Состояние у него, надо полагать, действительно было незавидное. Я подумал о том, требуется ли Стасу моя помощь в чем-либо. Не хотелось поддаваться эмоциям и просиживать весь вечер у постели больного, подобно сиделке, поэтому надо было четко определить, какие обязанности налагает на меня факт нашего сожительства в пределах одной квартиры. "Сожительство"… какое-то провокационное слово. Температура застыла на отметке 39,7. Я, как человек, у которого за всю жизнь 39-то набегало раза два от силы, пришел в ужас. Стас только философски пожал плечами: - У меня часто так, когда сильно простываю. Видимо, никаких срочных действий это не требовало. Некоторое время я помялся, не зная, должен ли что-нибудь предпринять, но, в конце концов, плюхнулся на вторую половину дивана с учебником, в котором надо было сделать модуль. Стас лежал рядом, вроде бы он даже задремал, потому что дыхание было ровное. Я иногда поглядывал на него, чтобы держать ситуацию под контролем. Это было… уютно. Немного непривычно, пожалуй, но совсем не так невероятно, как мне представлялось. Оказывается, подумал я, Стас бывает обычным. В случае усталости или болезни. Негусто, что и говорить, но лучше, чем ничего. По крайней мере, есть вероятность того, что он бывает таким и в других ситуациях. Интересно, в каких?.. Я перевернулся на правый бок, лицом к Стасу. Как он умудряется спать на спине? В желтом свете настольной лампы его острый профиль выделялся очень отчетливо и сам как будто немного светился. Я мысленно провел линии – спуск по покатости лба; углубление между надбровными дугами и переносицей, овражек, куда ныряешь, как в волну, которая в следующий момент выносит на гребне; горбинка от переносицы, длинный спуск и трамплин в конце, где нос заостряется и немного устремляется вверх; приоткрытые губы, мягкие даже на вид; неожиданно маленький и круглый подбородок, выступающий вперед. Мне было немного неловко так его разглядывать, как будто я вторгался в личное пространство, как будто он мог почувствовать мой взгляд, как прикосновения. Я дотронулся до Стасовой руки. В общем-то, этим путем я уже ходил, и не получил никакой информации о недопустимости оного. Руки у него маленькие, костистые, ногти подстрижены под корень. Обветренные, поскольку он не носит перчаток. Иногда, когда мы вместе бредем к институту, мне хочется предложить Стасу свои перчатки – у него в куртке неглубокие карманы, и руки в них очевидно мерзнут. Правда, до моего корпуса недалеко, и я попадаю в тепло быстрее, чем успеваю отдать перчатки соседу. Чем успеваю решиться предложить, на самом деле. Внезапно Стас повернулся ко мне – на левый бок, я еле успел отдернуть руку. Он уже не спал, но смотрел на меня молча, не спеша заговаривать. Я скривил уголок рта в подобие неловкой улыбки. Он улыбнулся в ответ. - Ну, ты как? – спросил я, чтобы не потерять связь с реальностью. - Да ничего, вроде, полегчало, - ответил Стас. – Пойду к себе все-таки. - Да ты мне не мешаешь, - я прикусил язык: звучало это почти как "останься со мной". На секунду Стас накрыл своей узкой ладонью мою ладонь. Сердце глухо застучало в ушах, желудок по ощущениям прокатился по пищеводу и обратно. Когда за ним закрылась дверь в его комнату, я закусил губу. Что это было? Благодарность? Черт, надеюсь, он не склеит ласты во сне… Из-под двери начал просачиваться запах дыма. Похоже, Стас скорее помрет без сигарет, чем от болезни любой степени серьезности. - Форточку хоть закрой, дубак на улице! – крикнул я. Приплыли, подумал я, машинально вытирая руку о простыню. Надо было своевременно это предотвращать. Все равно Стас болеет и почти не выходит из комнаты, а через две двери не слышно уж совсем ничего, даже если не включать воду. Ччерт… У меня же влажные салфетки возле кровати, а я опять размазываю по постельному белью. Впрочем, этой простыне все равно уже три недели. Я откинулся на подушку. Нужно было вставать и красться в ванную, раскорячившись на ходу, чтобы мокрые трусы не так липли к коже. Это было стыдно. Неловко извиваясь, я перегнулся через подлокотник дивана и ухватил с пола пачку салфеток. На пальцах уже успели собраться мелкие характерные катышки. Я брезгливо стер их. Приплыли, - снова прозвучало у меня в голове. Болт. Прямо под тихо звякнувшей пряжкой ремня. Круглый металлический болт с дыркой посередине. Оказывается, я запомнил его в деталях, когда Стас в очередной раз тянулся, чтобы повесить куртку – вешалка у нас одна, и, когда я вешаю на нее свой толстый пуховик, зацепить за тот же крючок что-нибудь еще становится проблематично для человека невысокого роста. Под свитером у него тогда была футболка, заправленная в джинсы. У меня во сне под его свитером была кожа. Он весь был такой же холодный, как его ладони. И такой же костлявый, как будто фарфоровый, словно его можно повредить, если неосторожно прикоснуться. И дорожки от пупка до паха у него почти не было. Не знаю, как оно на самом деле, но во сне там был только мягкий белый пух. И у меня тряслись руки. А потом все было очень быстро, как обычно бывает во сне. Я почти ничего и не понял. Просто надо вовремя сбрасывать напряжение. А то еще и не такое приснится. Коза какая-нибудь или… Ну вот это я уже совсем зря. Я почувствовал, как у меня почти непроизвольно дернулся уголок рта. Это глупо, некрасиво и не мужественно. А это было мужественно?! – съехидничал внутренний голос. Это было… нереально. Даже во сне. И Стас был одновременно очень похожий и непохожий на себя. Утро, впрочем, явило мне совсем другого Стаса: сосредоточенного и упрямого. Сосредоточенным он был, видимо, потому, что температура со вчерашнего дня у него не понизилась, и передвижения по квартире давались ему с трудом. А упрямым… В общем, ему приспичило куда-то идти. Я стоял посреди коридора, скрестив руки на груди, изображая из себя непреодолимое препятствие. Пожалуй, не хватало Гэндальфского "ты не пройдешь!". Стас меланхолично закручивал вокруг шеи шарф. - Блин, ну ты офонарел, что ли? – я не выдержал и сорвался на повышенный тон. – На улице ебун, ты на ногах еле стоишь! Стас молча продолжал собираться. Он потянулся к вешалке и снял куртку. В свете тусклой коридорной лампочки блеснул тот самый болт на джинсах. Идиот… Ну куда его черти тащат?.. - Ты скажи, что надо сделать, я сам схожу, ладно? Давай так, а? – предложил я, отходя к двери: Стас двигался так, словно не замечал, что я стою у него на пути, и мне приходилось пятиться. - Отойди, пожалуйста, Андрей, - тихо, но решительно сказал он, прижимая меня к двери почти вплотную. - А если нет? – я глянул на него с вызовом, сверху вниз, а получилось все равно так, будто снизу вверх. Очень хотелось просто схватить его в охапку и не пустить в этот хренов мороз, неизвестно куда, с огромным его рюкзаком за плечами. Заварить крепкого чаю, - кажется, в холодильнике еще торчит "жопка" лимона, - завернуть Стаса в одеяло и лежать с ним рядом, читая книжку или делая текст. В конце концов, это даже ничего не предполагает… Просто, как младшего брата, наверное… - Ты чего это? – мое сопротивление у последнего бастиона Стаса явно изумило. - Слушай, ну серьезно: на хрен тебе с температурой куда-то тащиться, ты вчера чуть не скончался тут на пороге, - я предпринял новую попытку образумить соседа. - Понимаешь, Андрей, надо, - ответил Стас таким тоном, словно разговаривал с дебилом. - Ну, давай хоть с тобой пойду, - предложил я. – А то откинешься по пути, а мне потом соседа нового искать… - Слушай, ну что ты как нянька? – вспылил Стас. – Какого хрена ты вообще ко мне привязался? Какого хрена… Если бы я знал… Я молча отошел от двери, почти намеренно толкнув Стаса плечом. Тут же хлопнул замок. Он старый, видимо, поэтому всегда срабатывает, если, закрывая дверь, не рассчитать силу удара. Стас не рассчитал. Собственно, если я мог еще сильнее спалиться, то только если бы повторил наяву все, что мне приснилось ночью. Чтобы отвлечься, я занялся уборкой. Все равно Стас был неспособен в таком состоянии делать свою часть, поэтому мне предстояла двойная работа. Сосед вернулся на удивление быстро, прокуренный так, что я услышал табачную вонь, будучи на кухне. - Вот, держи, - Стас протянул мне пакетик с двумя лимонами. - Ты что, за сигаретами бегал? – я не нашел в себе сил даже возмутиться. - Ну да, - как ни в чем не бывало, ответил он. Извиняться он не собирался. Я махнул рукой и нажал на кнопку чайника. По фигу, будем пить чай… - Как себя чувствуешь? – поинтересовался я на всякий случай. - Да нормально, - Стас пожал плечами. – Только температура еще держится. - Тебе чаю принести? – спросил я и поймал себя на том, что снова веду себя, "как нянька". - Да нет, спасибо, я сейчас приду, - вопреки моим ожиданиям спокойно ответил Стас.