Спустя несколько веков

Одна за другой пролетали недели, а юный воин все никак не мог подняться на ноги. За окном лето постепенно сменяло позднюю весну, но в душе Исина становилось только мрачнее и мрачнее. Собственное тело подвело юношу, и с этим он никак не мог смириться. Тем более, дочь целителя больше ни разу не приходила к нему. Изредка в комнату для больных наведывался сам хозяин дома, но большую часть времени Исин проводил в компании дикого мальчишки Киу, которому было очень интересно наблюдать за раненым воином. Со временем юноша даже научился понимать знаки, которые подавал ему мальчик. Немой и неопрятный, тот, к большому удивлению Исина, обладал пытливым умом и очень любил слушать разные истории. От постоянной скуки и безделья воин иногда рассказывал маленькому зверьку о своей жизни, хотя, чаще всего выдумывал всякие небылицы про чудесных животных и волшебных духов. Его воображение болезненно разыгралось, отчего иногда Исину мерещились непонятные шорохи и скрипы за дверью, но воин списывал это на недомогание. Недостатка в свежем воздухе он не испытывал. Аромат цветущих плодовых деревьев пьянил изголодавшееся по витаминам тело, а теплый ночной ветер приносил с болот дурманящий запах распустившихся лилий. Все дни были похожи друг на друга. Ранним утром с первыми лучами солнца целитель заходил к нему с теплым компрессом для плеча и горячим чайным отваром. Спустя несколько часов, через окно к Исину забирался ловкий Киу и приносил пару сочных фруктов. Ближе к обеду юноша, обыкновенно, слышал шелест длинного платья, и легкая тень на мгновенье мелькала в дверном проеме, а затем исчезала в глубине дома. После обеденной трапезы воин рассказывал мальчонке первую, пришедшую на ум историю, а потом забывался тревожным сном. Вечер его проходил в гордом одиночестве, которое только пару раз нарушалось целителем. Старик наведывался ближе к ночи, принося с собой уличную темноту и прохладу, садился рядом с Исином и заводил приятный философский разговор. Темы для него всегда были разные, старец по возможности пытался деликатно обходить неприятную для них обоих тему войны, чтобы воин не чувствовал себя неудобно. Зачастую, старик слишком увлекался и рассказывал о судьбах своих знакомых, реже заговаривал о своей. Исин с живым интересом слушал умные и логичные речи целителя, втайне про себя благодаря судьбу за то, что послала его именно в этот дом. Исин был рад тому, что целителю есть до него дело. За относительно недолгий срок он сумел настолько привыкнуть к окружавшим его людям, что уже с трудом представлял себе, как сможет уйти из их тихого дома обратно на поля сражений. Так, обездвиженный, но бесконечно благодарный, парень начал потихоньку переосмысливать свою прошлую жизнь. Его голова была переполнена всевозможными мыслями и воспоминаниями, иногда он вел диалог с самим собой, зачастую сам себе противоречил, что раздражало его даже больше ноющей боли в плече. С самого своего пробуждения в доме целителя Исин, привыкший к суете и оживленности своего гарнизона, все никак не мог понять, как можно довольствоваться жизнью в лесу, почти никогда не выезжая из глухой чащи. Но потом вдруг осознал, насколько спокойно и гармонично чувствует себя в первозданной тишине природы. Сначала воина возмущали обычаи этого дома и отношение его обитателей к нему самому. Дочь целителя, казалось, совершенно забыла о его существовании, что было довольно неприятно для юноши, но он старался не признаваться себе в этом. Вот только потом Исин вспомнил, каких слов наговорил ей в последний раз, так что не было ничего удивительного в том, как юная особа тщательно его избегает. Дальше воина начала раздражать неспособность самостоятельно передвигаться, ведь даже справлять нужду ему приходилось с чужой помощью. Но потом воин говорил сам себе, что из всего огромного войска Чжао выжил лишь он один, и благодарность за жизнь явно побеждала в нем любые недовольства. Лето уже полностью вошло в свои права, когда целитель сообщил Исину о первых улучшениях. Юноша и сам предполагал, что скоро ему предстоит разрабатывать руку и заново учиться ходить, это его совершенно не пугало. Он был в предвкушении чего-то великого и до невозможности опасного, так что не особо задумывался, сколько боли ему еще предстоит вытерпеть, прежде чем он снова сможет взять в руки меч. На следующее утро Киу ворвался в комнату для больных ни свет ни заря, прыгая и размахивая руками. Его оживление не было понятно Исину, но радость, с которой мальчишка жестами старался что-то рассказать, передалась и раненному воину. Спустя пару минут, за ним вошел целитель, неся с собой странную и кривую деревянную палку. Он выглядел уверенно, когда протянул ее Исину и присел рядом. - Ну что, рана уже не беспокоит? - спросил хозяин дома, несильно нажимая на плечо воина. Тот по привычке болезненно скривился, но не почувствовал той раздирающей сознание боли, которая не давала ему двигаться много долгих недель. Рубец лишь противно ныл, вызывая дрожь где-то внутри грудной клетки. - Нет, - Исин поспешно замотал головой, - больше нет. Киу тут же подскочил к нему сбоку, схватил за здоровую руку и настойчиво потянул в сторону двери. Юноша непонимающе уставился на мальчишку, пытаясь выдернуть свой локоть из цепких темных пальцев, но зверек держал очень крепко. - Я думаю, что ты уже можешь вставать и ходить по комнате, - на лице старика промелькнула улыбка, - только недолго. Исин чуть не подавился громким возгласом радости. Перспектива вскоре покинуть уже осточертевшие четыре стены не могла не радовать, но еще больше молодому человеку хотелось как можно быстрее вернуться в свою былую форму. Он не привык чувствовать себя немощным и неспособным самостоятельно передвигаться, но с благодарностью принял помощь Киу, который добровольно почти взвалил юношу на себя и потащил к двери. Голова Исина закружилась от неожиданной смены положения, но он даже не обратил на это внимания. Следом за ними в спешке засеменил целитель, окрикивая сына. Тот же стремительно пронесся по коридору, будто и вовсе не тащил на себе увесистую тушу Исина. Хлипкая дверь распахнулась прямо перед носом юноши, и его взору предстала залитая солнцем зеленая полянка и далекая полоска поредевшего леса. Двор дома был слишком пустым, как сначала показалось воину. Он успел мельком оглядеть двух пегих лошадей и небольшой огород для трав, прежде чем дикий мальчик поставил его на землю. Мир снова пошатнулся для Исина, и, пока он пытался найти равновесие, целитель впихнул в его руку ту самую кривую палку, что носил за собой. - Она тебе не помешает, - старик приладил палку под руку юноши, пока того придерживал безмолвный Киу, и отстранился, видимо, довольный результатом. - Спасибо, - тихо сказал воин, собираясь с силами. Ноги не слушались и дрожали, не желая подчиняться голове. Исин чувствовал, как от ступней по сосудам и мышцам вверх к голове поднимались импульсы боли. Слабые лодыжки почти не держали, голова шла кругом, виски неприятно покалывало, а перед глазами плясали черные мигающие точки. Воина как будто окатили ледяной водой, руки похолодели, но он старался стоически выносить головокружение с тошнотой и ждать, пока его мир не вернет себе прежние очертания. Спустя пару мучительно долгих минут воин кое как пришел в себя, и его взгляд зацепился за неровную линию горизонта где-то совсем далеко за границей леса. Все вокруг дышало спокойствием, по чистому голубому небу плыли редкие рваные облака, ветер шелестел в редкой листве деревьев, а с небольшого огорода для трав доносился яркий запах перечной мяты. Киу и целитель сохраняли молчание, а Исин и вовсе забыл об их присутствии. В то мгновение для него существовали только мимолетные чувства и эмоции. После целого месяца, который он провел без движения и почти в беспамятстве, каждое ощущение казалось невероятным чудом. Восторг переполнял юношу, он до побелевших костяшек сжал палку в своей здоровой руке и вдохнул ароматный воздух полной грудью. Только сохраняя относительную неподвижность Исину удалось избавиться от противного чувства неполноценности. Все вокруг звенело тишиной, в то время как Исин шумно и размеренно дышал, свыкаясь с мыслью о своем незавидном положении калеки. Неожиданно, краем глаза Исин заметил какое-то шевеление справа от себя, рядом с чащей. Он механически повернул голову и увидел стройную фигуру в светло-белом ханьфу с красной перевязью на талии. Дочь целителя несла в руках большую плетеную корзину, со дна которой на траву крупными каплями стекала вода. Девушка замерла на месте и в упор посмотрела на юношу, который вдруг дернулся, пошатнулся в сторону, схватившись за кривую палку, и, не удержав равновесие, повалился на все еще сырую от росы землю. Его нутро разъедала горечь и жгучий стыд, Исин представил, как выглядит со стороны. Калечный и беспомощный он являл собой жалкое зрелище. Злость на самого себя охватила сознание воина, ярость плескалась в глазах вперемешку с обжигающими слезами. Онемевшее тело больше ему не подчинялось. Вмиг к юноше подскочил Киу, потянул на себя и поволок обратно в дом. Пелена слез застилала глаза Исина, но он все таки увидел, как целительница встрепенулась и засеменила в противоположном направлении от дома. Чуть позже, в комнате для больных, он лежал на своей койке с блаженной улыбкой на губах. Воспоминания о падении и дочери целителя благополучно изгладились в его памяти, а им на смену пришла эйфория и радость от появившейся возможности вставать с неудобной бамбуковой подстилки в любое время, когда захочется. Пусть на первых порах воину нельзя было много времени проводить на ногах, да и все движения давались с трудом, зато, как приятно болели конечности после недолгой прогулки из одного конца длинного коридора в другой или обычной лежачей разминки! Юноша воображал, как силы, бегущие по его жилам, медленно перетекают из одной части тела в другую, разгоняя и будоража кровь. Правая рука пока что слабо поддавалась, Исин еле мог шевелить пальцами и запястьем. Иногда ему казалось, что этот безжизненный, почти нечувствительный кусок плоти присоединен к нему по ошибке, и, судя по всему, совсем не должен быть там. Когда целитель касался и ощупывал раненную руку, воин почти ничего не чувствовал. Но следуя советам старика, юноша стал иногда разрабатывать запястье. Он шевелил пальцами, пытался покрутить ладонью в стороны, конечно, это у него особо не получалось, но какую радость он испытывал, когда спустя некоторое время суставы и мышцы начали больше поддаваться. К началу первого месяца жары Исин даже мог сгибать руку в локте и с каждым днем увеличивал амплитуду движений. Ходить получалось уже на порядок лучше, горькие и противные отвары целителя он проглатывал, даже не морщась, и без содрогания смотрел на огромный шрам от плеча до бедра, проходивший по его торсу и затянувшийся темно-розовой пленкой кожи. Юноша был собой ужасно горд, ведь больше ему не требовалась чужая помощь, чтобы сходить в туалет, и мыться он теперь мог самостоятельно! Но, после того, как Исин начал беспрепятственно передвигаться по дому и его окрестностям, ему стала невыносима мысль, что он не приносит семье целителя ровно никакой пользы, а лишь обременяет их лишними заботами. Он даже попросил старика дать ему какое-то занятие, чтобы оказать хозяевам дома посильную помощь. Но мужчина отказал Исину в его просьбе. "Ты еще слишком слаб, чтобы быть полезным, побереги силы для выздоровления" - сказал целитель, когда воин приковылял к нему, почти не опираясь о палку. Ослушаться хозяина дома воин не решился, но с его решением был в корне не согласен. Так что это не мешало ему иногда тайно выбираться из дома вместе с диким мальчишкой и отправляться на прогулку по близлежащему пролеску. Обычно, Исин просто шел вслед за Киу, вдыхая теплый и терпкий лесной воздух, который будто согревал изнутри. В последнее время все для парня казалось таким необычным и интересным. Царство Вэй слишком сильно отличалось от его родного Чжоу, пусть и граничило с ним на северо-западе. Здесь все было для юноши в новинку. Он никогда раньше не видел огромные связки бананов, растущих на высоких стройных деревьях, никогда не слышал звонкого пения маленьких пестрых птичек с красными хвостиками и ни разу в жизни еще не чувствовал себя настолько живым. Ноги и поясница уставали от долгого пребывания в стоячем положении, но голова оставалась на удивление ясной. Даже леса в царстве Чжоу были другими, более темным и колючими. Там никогда не водились маленькие лупоглазые зверьки, которые сейчас сновали под ногами, потревоженные человеческим присутствием, и совсем редко можно было встретить семью, которая не имела хотя бы маленького хозяйства. Каждый крестьянин на родине воина должен был выращивать зерно и разводить скот, чтобы сначала прокормить свою семью, а потом отдать половину урожая на содержание царской армии. В Вэй этого можно было не делать, как понял юноша. Каждый третий день в глушь, где стоял дом целителя, на толстой лошади, нагруженной баулами и свертками, приезжал коренастый и лысеющий мужчина. Он по-дружески приветствовал старика и стаскивал с кобылы свои многочисленные мешки с рисом, овощами, вяленым мясом и рыбой. Пока дочь целителя, чьего имени Исин все еще не знал, уносила еду в дом, целитель расплачивался с торговцем лекарствами и разными травами, которые выращивал и готовил сам. Исин часто задумывался, насколько равноценным был такой обмен... и приходил к выводу, что совсем ничего не смыслит в науке торговли. Его стезей была война, но теперь он сильно сомневался, что сможет вернуться в армию дома Чжоу. Рука все еще почти безжизненно болталась, не принося, в прочем, никаких особых неудобств. Общение воина с целителем с каждым днем становилось все более непринужденным, Киу продолжал восхищаться раненным гостем, а дочь целителя все так же холодно смотрела в сторону Исина и пыталась не говорить ему ни одного лишнего слова. В общем, юношу все устраивало, и даже подчеркнутая невнимательность со стороны целительницы не особо его беспокоила. Любой новый день он встречал со слабым, но уже с каким-то подобием улыбки, и даже взял себе в привычку каждое утро медленно прогуливаться вдоль кромки леса, собирая сухие ветки и полевые цветы. Все это целитель потом использовал в изготовлении лечебных отваров и чаев. Исин однажды даже напросился посмотреть за этим волшебным процессом, но быстро потерял интерес к глиняным чашкам, маленьким котелкам и толченым травам. Он бесцельно бродил по дому в поисках избавления от скуки и рисовал в воображении множество славных битв, в которых царство Чжоу разбивало армии других государств, когда обнаружил себя перед входом в кухню. В доме целителя было множество комнат, большинство из которых Исин уже исследовал вдоль и поперек, но некоторые двери все же были закрыты для раненного воина. Кухня таковой не считалась, так что юноша без особых сомнений приоткрыл хлипкую дверцу и тихо вошел. Смешение разных запахов ударило Исину в нос и взбудоражило аппетит. Несколько мгновений воин стоял не шевелясь, силясь различить каждый аромат в отдельности, а потом вдруг заметил сидящую за низеньким столом девушку. Она обернулась на шум шагов и окинула воина равнодушным взглядом, продолжая крупно нарезать круглый кочан капусты. - О, прости... - спохватился Исин, - Я не хотел помешать... Ответа не последовало. Юноша почувствовал себя неудобно. Мало того, что он не приносил ровно никакой пользы, да и еще вызывал в дочери целителя очень неприятные чувства. Ему было совестно за перед девушкой, но гордость долгое время не позволяла Исину прийти к целительнице с извинениями. Не известно, сколько бы времени прошло, прежде чем он бы все таки осмелился подойти к ней, если бы в тот момент так бесцеремонно не вломился в кухню. - Я... Я бы хотел принести свои извинения, - робко начал юноша, смотря куда-то мимо, - мне не стоило говорить тебе столько грубостей... Целительница промолчала. - Я сожалею, что оскорбил твоего отца и его дом, назвав вас варварами и врагами... - воину было трудно подобрать слова, - что грубо обошелся с людьми, которые спасли мне жизнь, что... что не принес вам ничего, кроме убытков и проблем, и... - воин готов был продолжать, но девушка прервала его. - Достаточно, перестань, - довольно твердо сказала она, поднимаясь с места, - надеюсь, что тебе и права жаль. Дочь целителя подошла к странного вида глиняной печи, в которой на огне стоял котелок, и сосредоточила все внимание на нем. - Я знаю, что приношу вам всем большие неудобства, так что обещаю покинуть этот дом так скоро, как смогу, - Исин готов был поклясться, что эти слова обрадовали девушку. Для пущей убедительности воин пару минут постоял на месте, опустив глаза в пол, пока целительница была занята своим делом, потом медленно развернулся и, прихрамывая, вышел из комнаты. И только, когда за Исином закрылась дверь, губы девушки тронула легкая тень улыбки. Целительница была довольна, что раненный чувствовал вину свои слова, пусть даже сказанные в момент агонии и горячки. Значит, она в нем не ошиблась. Значит, он стоил того, чтобы его спасти.