Уттави

Змей поменял на плате кварц, включил генератор и удовлетворенно хмыкнул: процессор работал. За окном плескалось солнце, с крыши капало, чайки кричали свое «ха-ха-ха-ха-ха». Больше чинить было нечего. До обеда оставался бесконечный час безделья. Змей выпрямил ноги и со вкусом зевнул. Помогать Бамбуку на кухне не хотелось. Мешать Чабрецу учит Мартышку - тоже. Мысли об умненьком учителе согрели Змея, но скуку не прогнали. Тихо скрипнула дверь. - Ты занят? Странно. Раньше Сверчка не смущала чужая занятость. - Свободен, - с некоторым сожалением ответил Змей. Только вчера Сверчок взял с собой палатку, еду и ушел на несколько дней к скалам, оставив Мартышку на попечение сожителей. К орнитологу, видите ли, прилетели вожделенные гуси. Змей тоже проведал птиц, но с другой целью: разнообразить меню. Сверчок, непривычно растерянный, остановился у стола. - Садись, - убрав генератор со стула, пригласил его Змей. – Что-то произошло? - Смотрю я на гусей в оптику… - нерешительно начал Сверчок. - Я без всякой оптики двух снял, - похвастался смотритель маяка. – На жаркое. - Про стрельбу мы ещё поговорим. Смотрю я в подзорную трубу. Гнезда наметил, за которыми наблюдение буду вести. Сместился слегка, вижу - Чабрец на камне сидит. Вдруг выстрел. Оборачиваюсь – Чабрец из соснового леса к маяку идет. - Не понял, - моргнул Змей. - Там горы, - сообщил Сверчок. - Я знаю. - Высокие. - Не спорю. - Остров, как на ладони. - Если зрение хорошее. - У меня - хорошее. - Начни сначала. - Там горы… - Не с этого «начала»! – рявкнул Змей. Сверчок вышел из транса. - Понимаешь, - сделал он большие глаза, - я видел двух Чабрецов одновременно. Особого эффекта это заявление не произвело. - Если бы ты знал, сколько подобных жалоб я выслушал за время службы… - пробурчал Змей. – Дальше-то что? - Куда уж дальше! – расстроился Сверчок. – Дальше только психиатр. - Не горюй, - Змей хлопнул орнитолога по плечу, - бывает. Пойдем, проветримся. Погода менялась. Небо помутнело, стало белым, потом серым. Повалил снег. - Скорей бы весна. Сколько можно! От расстройства Сверчок пнул ногой сугроб, который аккуратный Бамбук всю зиму выстраивал вдоль дорожки. Сугроб был прямоугольным и тщательно утрамбованным. Змей постоянно испытывал желание покрасить его зеленой краской. Он и покрасил бы, но трудолюбивый Бамбук, конечно, не застуживал такой насмешки. - Сверчок, ты уже вернулся?! – закричал Мартышка, высовываясь в окно. – Пошли на горку! - Уроки учи… - угрюмо отмахнулся орнитолог. – Простудишься. - Пойдемте, - поддержал идею Чабрец. – Мы уже закончили. Наверно, это последний снег и последние холодные дни зимы. Змей пошел бы за Чабрецом куда угодно, поэтому он немедленно согласился. Сверчку не хотелось оставаться в одиночестве, и он решил тоже принять участие в несерьезном мероприятии. Мартышка притащил большие санки, сваренные ещё осенью из обрезков арматуры, и компания отправилась к холму. В начале зимы, мальчишка сам, пыхтя от усердия, таскал на вершину бесконечные ведра с водой. Взрослые, в лице Бамбука и Змея, тоже принимали участие в оледенении холма, однако, тайно, по ночам. Горка получилась бугорчатая, но скользкая. - Сверчок, поехали со мной, - скатившись несколько раз, предложил мальчик. - Давай, когда ещё выпадет случай, через год племянник уже с девушками кататься будет, - улыбнулся Чабрец. Основательно замерзший Сверчок подумал, что согреться бы не мешало и сел на санки. Мартышка устроился спереди. Поехать не получалось. Змей, заметивший, что парочка неловко загребает ногами снег, толкнул их. Не очень-то и сильно. Зато, не глядя. Не смог оторвать глаза от повеселевшего, стряхнувшего февральскую меланхолию Чабреца. Сани поехали криво, на ухабе подпрыгнули… Мартышка взлетел и бухнулся обратно, катапультировав Сверчка. Орнитолог красиво перелетел через племянника и приземлился носом в сугроб. - Ой, - сказал Чабрец. - Не то слово, - добавил Змей. – В смысле «слово ты не то употребил». Упавший выбрался из снежного плена, встал сначала на четвереньки, а потом и на шаткие ноги. - Эй, - крикнул Чабрец, - тащи сюда санки, я тоже так хочу! Сверчок немедленно откликнулся на просьбу. Он, обогнав племянника, на удивление быстро достиг вершины холма. - Кто? Толкнул? Санки? Смотрел орнитолог почему-то на хрупкого Чабреца. В самом деле, не на Змея же смотреть! Змей, и так крупный телом, в зимней куртке, вообще, напоминал полярного медведя и к рассматриванию не располагал. - А как ты думаешь, кто? – спросил хитрый полярный медведь, покровительственно обнимая Чабреца за плечи. - Гады вы, - заглядывая за горизонт, сообщил Сверчок мирозданью. Снег продолжал падать, но густые хлопья сменились редкими серебристыми снежинками. С холма было хорошо видно, как из дока, где зимовала моторка, вытирая руки ветошью, вышел Бамбук. - Эй, иди сюда! Мы тебя с горочки спустим, - закричал Чабрец. Холодный нос Змея уже несколько минут грелся в его волосах, и не то, чтобы это было неприятно, но… - Что ты кричишь? Я давно уже здесь, - злобно проскрипел Бамбук за их спинами. Сверчок забыл про разбитую губу, Змей – про теплые пушистые волосы. Чабрецу захотелось, чтобы его обняли крепче. - Почему вы глазенки так выпучили? – поинтересовался Бамбук. - Ты – там, - объяснил ситуацию Сверчок и ткнул пальцем в совершенно безлюдный пейзаж. Остальные благоразумно промолчали. - Был… - Ну, был, - пожал плечами Бамбук, - а теперь – здесь. Стою, смотрю, как некоторые обнимаются. - Понимаешь… - Да ты обознался! – здраво рассудил Бамбук. - С кем же, скажи на милость, он тебя перепутал? – из теплых объятий ехидно осведомился Чабрец. - С… - Бамбук растерялся. – Что вы мне голову морочите?! Я еще способен отличить реальность от действительности! Воцарилось молчание. Нарушил его Мартышка: - Давайте, наконец, кататься! Предложение ребенка было, в создавшейся ситуации, не самым рациональным, но все немедленно согласились, даже пострадавший от спорта Сверчок. Бамбук с воплем «разойдись» поехал по льду на своих двоих. Доехал он, правда, на своих четырех, но радостно отсалютовал зрителям и побежал наверх с явным желанием повторить попытку. Мартышка попробовал сделать то же самое, но оступился и кубарем покатился с холма. Сверчок, злобно оглядываясь, устроился на санках и благополучно съехал вниз, где был встречен восторженными воплями племянника. А в это время на холме Змей коснулся губами уха Чабреца. Чабрец трепыхнулся и поспешно спросил: - У тебя руки, наверно, совсем замерзли. Почему ты перчатки не наденешь? - Не хочется, - проурчал в ответ Змей. - Прекратить разврат! – крикнул им добравшийся до вершины Бамбук. - Командный голос вырабатывает, - шепотом пояснил Змей. – Я домой пойду, есть хочется. Змей, легко держа равновесие, съехал вниз и направился к маяку. - Клоун, - с досадой процедил Бамбук. - Моряк, - пожал плечами Чабрец. - Морской клоун. «Интересно, что я буду делать, если ещё один Змей сейчас появится у меня за спиной?» – задался вопросом Чабрец. Хрустнул снег. - А вот и я. Чабрец обернулся так резво, что едва не упал. - Мне понравилось, - одышливо выговорил Сверчок. – Будешь? - Нет. - Скатись хоть раз. Со мной, - предложил Бамбук, выдергивая веревку санок из руки Сверчка. - Нет, - отмахнулся Чабрец, - я головой на хлеб зарабатываю, мне ее жалко. Пожалуй, пойду. Обедать пора. И он начал спускаться по пологой заснеженной стороне холма. - Ты, дружочек, прекрасная сваха, - съехидничал Сверчок, возвращая себе веревку. - Почему это? – взвился Бамбук. Впрочем, он и сам догадался, почему. Поредевшая команда провела на горке ещё четверть часа, после чего Мартышка потребовал еды. Он побежал вперед, а Бамбук за руку потащил домой ослабевшего с непривычки Сверчка. - По-о-омедленней, - стонал тот, еле волоча ноги. - Без нас все сожрут, - пугал орнитолога оголодавший военный. – Уже, наверно, сидят, самое вкусное лопают. Я, между прочим, готовил. - Не сидят! Орнитолог окончательно затормозил. - Ну, ты что? Бамбук повернулся туда, куда уставился Сверчок, и тоже остолбенел. Было от чего. Рядом с маяком росло несколько декоративных кустов, украшенных крупными белыми ягодами. Вот за этими кустами Змей и целовал Чабреца. Отсутствие листьев и прозрачность крон влюбленную пару не волновали. Картина вырисовывалась совершенно недвусмысленная, списать происходящее на дружеское участие никак не получалось. Светлые пальцы ерошили каштановые волосы. Ладонь в знакомой красной варежке доверчиво лежала на широком плече. - Как бы Мартышка не увидел, - обеспокоился Сверчок. - Да я из него самого сейчас мартышку сделаю, - неимоверным придушенным фальцетом прошипел Бамбук. - Правда? – усомнился орнитолог. – Не смеши в моем лице народ. - Это мы еще посмотрим… - Сначала ответь, кого потом будет лечить Чабрец? Трогательно касаясь разбитых губ… йодом. Пошли лучше. Как ты говорил? Съедим все самое вкусное. Бамбук смирился. В прихожей он ругался на Мартышку, бросившего санки у входа, на покрытые ледяной коркой перчатки, на зажевавший свитер замок куртки, на мокрые неподатливые шнурки ботинок. В процессе раздевания бравый воин постепенно бледнел снаружи и чернел изнутри. Продолжая бурчать проклятья, он вошел на кухню и замер с открытым ртом. Змей, Чабрец и Мартышка чинно сидели вокруг накрытого стола. Шедший сзади Сверчок неласково поинтересовался: - Что стоишь? Он подождал пару секунд и пихнул Бамбука в спину. - Заметьте, мы вас ждали… - начал Чабрец. - Все ясно, я же предупреждал! С этой не совсем понятной фразой Сверчок тоже уселся за стол. - Почему ты бледный такой? – участливо поинтересовался Змей у ошалевшего Бамбука. – Проходи, давай. Заждались. Бамбук долго пил воду прямо из-под крана, потом рухнул на свой стул и закрыл глаза. - Что случилось? Отвечай! – приказал Змей. - Он видел, как вы… - Сверчок прикусил язык и неловко уронил гуся обратно в подливку. Мартышка придвинул тарелку к себе, взял кусок булки и закончил речь дяди: - Как вы целовались. Я тоже видел. Только, Сверчок, это были не они. Змей медленно положил вилку и нож на салфетку. Чабрец вкрадчиво спросил: - Почему не мы? - Потому, - чавкая, пояснил мальчик, - что вы никогда не целуетесь. Вяло разложили еду по тарелкам. - Надо это исправить, - шепнул Змей. - Заинька, заткнись, - попросил Сверчок. - Мартышка, - светло улыбнулся учитель, - я тебе игру новую скачал. На рабочем столе лежит. - Можешь взять в комнату сколько хочешь еды. Вот сюда сложи, - поддержал заговор Сверчок, пододвигая племяннику большую салатницу. Мартышка радостно улыбнулся и, прихватив трофей, пошёл к себе. - Мальчик не так глуп, как нам кажется, - вздохнул Змей. - Тем более. Поговорить лучше без него. - Миражи? – с надеждой спросил Сверчок. - Прошлое? – булькнул Бамбук. - Будущее, - пообещал ему Змей. - По крайней мере, следов деятельности этих существ мы не наблюдает, - высказался Чабрец. – Пока. Ками выдвигали версии, спорили и ругались. Дракон молчал. Они били себя в грудь, они закатывали глаза, они щурились и вежливо улыбались. Дракон молчал. Они кричали, говорили, перебрасывались редкими репликами. Дракон молчал. Они тоже замолчали. Когда тишина продлилась пять минут, Чабрец сказал: - Змей, можно с тобой приватно поговорить? Хозяин маяка встал, опрокинув стул. Бамбук уронил кулаки на стол и застонал. - Дурак ты, - усмехнулся Сверчок. – Маршал позвал главкома на совещание. Сейчас мир рухнет. - Что ты в этом понимаешь? - Я? Я, может быть, раз в жизни был счастлив. Когда ты меня там, на лестнице ухватил за руку. И ещё, потом, над пропастью, помнишь? Бамбук поднял голову. - Так не бывает. - Змей, что происходит? – голос Чабреца звучал непривычно строго и требовательно. - На острове? – зачем-то уточнил смотритель маяка. Чабрец решил не рисковать и ответил: - На острове. - Не знаю, - пожал плечами Змей. - Скажи правду. Драконы не врут. Это был нечестный прием: Чабрец нарушил негласный уговор жить настоящим. - Дракона трудно заставить соврать, а заставить его сказать правду - просто невозможно, - надменно заявил Змей. - Не замечал за тобой раньше любви к словесной эквилибристике. Спрошу иначе. Иллюзии - твоя работа? На этот вопрос Змей ответил сразу: - Нет. Кстати, что тебя больше напугало? Наличие иллюзий или их содержание? Чабрец улыбнулся: - Когда тебя целуют, а ты об этом даже не знаешь, становится как-то неуютно. По меньшей мере… Договорить Чабрецу не удалось. Его поцеловали. Не слишком сладострастно, но достаточно горячо. - Так лучше? - Бриться надо, - ошалело пробурчал поцелованный. - Это чешуя, - оправдался Змей. Чабрец удивленно вздернул брови, отстранился и подслеповато прищурился. Змей вкрадчиво осведомился: - Ты, вообще-то, знаешь, как я выгляжу? - В общих чертах. Это не важно. Пойми меня правильно. Одному плохо, но я зарекся подходить к кому-нибудь слишком близко. - Где вы там? – горько, как чайка, крикнул из кухни Бамбук. - Пойдем, народ требует продолжения дискуссии. - С тем же успехом можно облизывать стеклянный леденец, - раздраженно бросил Змей. - Народу страшно, - шепнул Чабрец. Проснулся Бамбук ночью от заливистого хохота. Под его окном, на скамейке, смеялась женщина. - Потише, - недовольно буркнул Змей. - Молчу, молчу… Генерал – такая лапочка. Смотри, как бы он не предъявил права на своего маршала. - Это мой маршал. Милосердная тебя побери! - Вот видишь, «маршал». Вспоминается былое? - Оговорился. Повторяю, мы не можем сейчас вернуться. - Значит, ты понимаешь, что ваше возвращение – просто дело времени? - Жизнь, вообще, - дело времени. Змей помолчал. - Я не хочу возвращаться. Особенно теперь. Милосердная присвистнула. - «Особенно теперь»? Подманил, значит? Приручил? Змей фыркнул: - Что за омерзительные термины? - Нет, голубчик! – взвилась Милосердная. - Это не термины омерзительные. Это ты омерзителен! Бамбуку показалось, что он слышит тихое шипение. - Объясни. - Не понимаешь? Я объясню! Ты хочешь уверить его и себя, что влюблен. Как бы ни так! Ты не простил лезвие у горла, плен и свой постыдный страх. Вот и жаждешь… обладать. В отместку. Кстати, не стесняйся, иди, возьми его прямо сейчас. Маршал не откажет. Он же предатель, вот и будет искупать вину, служа при тебе шлюхой. Знакомый мужской голос отчаянно крикнул: - Годжун-сама, умоляю, стойте! За окном топтались, рычали и визжали. Судя по треску, одежда летела клочьями. Неожиданно все стихло. Много бы дал Бамбук, чтобы узнать, как опытному, но немолодому ками удалось разнять двух фурий. Однако он разнял. - Только из уважения к вам, Джирошин-доно, - тяжело дыша, выговорил Змей. Женский голос звучал теперь уже с приличного расстояния. Голос матерился на всех языках мира одновременно. - Конзеон Босацу, это неприлично! – возмущенно воскликнул древний воин. Бамбук высунул из-за занавески то, что в его представлении было краешком глаза. Перламутровая луна отражалась в подмерзших за ночь лужах, и было неясно: тьма или лунный свет растворили две уходящие к морю фигуры. Змей устало и грязно выругался. Он поднялся и, ссутулившись, побрел на причал. Добрый и отзывчивый Бамбук едва не бросился за ним, но вовремя одумался, спрятался от лунных мыслей под одеялом, да так и пролежал до самого рассвета. Утром жители маяка, не выспавшиеся и унылые, сползлись на завтрак. Говорить об иллюзиях уже не было сил. О другом – не было интереса. Но, постепенно, яркое солнце и острый, порывистый ветер, бросающий в оконное стекло капли тающих сосулек, разбудили измученную компанию. Змей забрал Бамбука и отправился в мастерскую. Сверчок утащил Мартышку смотреть на птиц, а Чабрец прильнул к компьютеру. На крик, долетевший из-за дюны, побежали трое. Первым, зажав в кулаке разводной ключ, летел Бамбук. Следом, на ходу присматривая оружие, несся Змей. Он задержался: пришлось выключать сварочный аппарат и паяльную лампу. Чабрец, разбивший колено о ножку стола, несколько отстал. В общем-то, ничего страшного спасатели не увидели. Сверчок обнимал уже притихшего Мартышку и повторял сипло: «это мираж». - Что случилось? – выдохнул, готовый немедленно порешить всех врагов, Бамбук. Сверчок, больше похожий на разгневанную птицу-секретаря, чем на орнитолога, заорал: - Случилось?! Он закашлялся и продолжил сдавленным, полным яда шепотом: - Да, чепуха. Вот он вытащил меч и вон ему горло перерезал. Судя по энергичным тычкам пальца, горло перерезали смотрителю маяка. - Откуда я меч вытащил? – ошеломленно спросил Чабрец. - Из жопы, - ответил вежливый ученый. – Я-то понял, что это не вы, а Мартышка – нет. - Пойдем, Бамбук, - позвал Змей, - стапеля надо доделать. Завтра… Нет, послезавтра лодку спустим. Ближе к вечеру ветер стих, собрались тучи, и полил дождь. Спать разошлись рано. Мартышка, обпившийся чаю с мятой, перебрался на ночь к объевшемуся валерьянки Сверчку. Бамбук, полный впечатлений от прошлой ночи, заснул, как только добрался до кровати. Спал ли Чабрец, неизвестно. Но его окно выходило в сторону леса, и он не видел, как на прибрежный песок вышел Змей. Немного постояв, Змей глубоко вдохнул морской воздух и повелительно махнул рукой. Рядом с ним соткалось белое, в синих кучерявых прожилках облако, готовое поднять повелителя к алым стенам Тенкай. Через минуту Годжун, во всем своем главкомовском великолепии, уже стоял на розовой от вишневых лепестков дороге. Действовать предстояло молниеносно. Годжун. Явился к ками, временно исполняющему обязанности главнокомандующего. Проследовал с ним в управление, отвечающее за кадры. Написал докладную. Испросил аудиенцию у Императора. Представился по форме. Выразил желание продолжить службу. Оценил ошарашенную мордашку молодого Императора. Подал докладную об изменении штатного расписания высшего звена управления. Убедился, что на мордашке проступил ужас. (Ещё бы, увольнению подлежали больше десятка высших князей.) Подал прошение о бессрочном отпуске по личным обстоятельствам. Забрал подписанное прошение и услышал: «не торопитесь приступать к службе, хорошенько отдохните». Зашел в канцелярию Милосердной и лично тиснул на прошение нефритовую печать. (Новый секретарь характером был слаб, он даже не пискнул, когда печать исчезла в кармане драконьей шинели.) Проконтролировал, что копию приказа поставили на учет и подшили в дело Западной армии. Навестил бодхисатву в ее доме у пруда. - Кто к нам пожаловал?! А мы и не ждали! – встретила Годжуна Милосердная. На лице у Джирошина отразилось клятвенное уверение, что к слову «мы» он не имеет никакого отношения. - Не случилось ли у вас ещё чего-нибудь? – поинтересовалась бодхисатва. - Случилось. И, кстати, - прошение оказалось у Милосердной под носом, - я ушел в отпуск, и, если КТО-НИБУДЬ помешает мне отдыхать, то я на ТЕБЯ донесу. - Да кто ж тебе поверит? – удивилась бодхисатва, тщательно изучив реквизиты документа и подпись Императора. - Во что поверят? В то, что на моем острове появлялись неизвестные хулиганы, которые своим поведением оскорбили Короля Драконов? Или в то, что они были неосторожны и потеряли на месте преступления вот эту приметную канцелярскую принадлежность? - Джирошин, ты видел?! – ахнула бодхисатва. - Немедленно отними у него печать! - Конзеон Босацу, - проникновенно сказал помощник Милосердной, - я ничего не видел. Я слепой старый ками. Но это лучше, чем покалеченный старый слепой ками. И, потом, обратите внимание, Годжун-сама пока не начал пугать вас тем, что поделится подозрениями с Конзеном… Характер у мальчика и раньше был непростым, а теперь… сами знаете. Годжун поймал намек на лету. Милосердная – тоже. Она повернулась к дракону спиной. - Прощайте, - сказал Годжун. Теперь ему предстояло строевым шагом дойти до Туманных отрогов, по дороге не рухнув в тенкайскую пыль. Ближе к рассвету дверь в комнате Чабреца скрипнула, и тихий голос спросил: - Спишь? Голос был практически беззвучным, прикинуться спящим не составляло труда, но Чабрец ответил: - Нет. Змей, бледный и промокший, стоял в дверях. Его заметно потряхивало. - Проходи. Что с тобой? - Гулял. - А волосы почему мокрые? - В море окунулся. - Зачем?! - Смыл с себя тот кисель, который в Тенкай называют воздухом… Змей полез в карман – на ладони у него лежала нефритовая, облепленная помятыми лепестками, печать. - Отпуск выбил. - Ложись быстрее, не хватало простудиться, - приказал Чабрец, вытаскивая из комода полотенце. Змей немедленно залез под одеяло и не уснул только потому, что Чабрец начал сушить ему волосы. - От тебя пахнет морем. - Тут всё пахнет морем… А ты пахнешь ивой. - Может быть, не стоило лезть в воду? Холодно же очень. Только лед сошел. Искупался бы в ванне. - Такую грязь, Чабрец, в ванне не смоешь. Змей щурился, а когда открывал глаза, было видно, что они черны и мертвы. - Понятно, - сказал Чабрец, хотя понятно ему не было. – Знобит? - Нет. Это от усталости. Чабрец вскочил на ноги. - Вот олух! Я же тебе еды припас! Щелкнув дверью маленького холодильника, Чабрец зажег настольную лампу и начал выкладывать на стол тарелки. Змей ошеломленно следил за ним. - Как ты догадался, что я уйду в Тенкай? Что я вернусь именно в твою комнату? Что мне понадобится еда? - Я не догадался. Я знал, что ты обязательно во всем разберешься. И очень боялся, что ты решишь сражаться. - Боялся? Маршал?.. Прости, оговорился. - Только идиоты не боятся. Но, почему ты не взял нас с собой? Меня и Бамбука? - Есть вещи, которые надо делать одному. - Сжатым кулаком бить сподручней. - А на кнопку лучше нажимать одним пальцем. Змей откупорил бутылку. Пиво было темным, густым, оно пахло ржаным хлебом и медом. - Спасибо, Чабрец. Есть не хочется. Я пойду. - Ну уж нет. Чабрец вскочил и неловко обнял Змея, уткнувшись лбом в его широкую грудь. - Ты даже не помнишь, как я выгляжу… - пытаясь отстраниться, сипло сказал Змей. - Любовь делает зрение острым, - касаясь губами прохладной кожи, ответил Чабрец. Змей прошипел что-то невнятное на драконьем языке, поднял голову Чабреца и поцеловал его. Чабрец ответил. Он целовался так, как когда-то ходил в рукопашную маршал Тенпо. Безумно и смертоносно. Лицо Чабреца, освободившись от челки, сделалось светлым, открытым и отчаянным. - Вот ты у меня какой! – восхитился Змей, оторвавшись от нетерпеливых сухих губ. - Я очень долго был один, - смутился Чабрец. Змей давно привык к ноющей боли. Что поделаешь, неразделенная любовь. Боль эта, то ела сердце, то брала за горло. Но Змей ее и болью-то не считал. Так, еще одним признаком жизни. И вдруг, боли не стало. Змей растерялся, но ворвавшийся в раннюю весну сладостно-горький аромат чабреца выгнал из его головы все: рассудок, сомнения и растерянность. Змей обнял любовника, да так, что затрещали кости, и не слишком связно предупредил: - Говори сейчас или я не остановлюсь потом. Чабрец посмотрел на потолок. Странно, но на нем не было написано совета. Чабрец засмеялся. Они будто встретились после разлуки, после тех жизней, в которых не были близки. С каждым поцелуем и каждой лаской воскресала убитая когда-то фантомная любовь. Мучительно медленно. Мучительно медленно они брели куда-то по неведомому лесу чувств. Жадно сплетали языки и ловили прикосновения чужих ладоней на своем теле. Тонули в удовольствии, желали большего и страшились того, что может произойти. Обоим казалось, что ещё капля и счастье станет незаслуженно большим. И тогда оно превратится в смерть. Змей решился первым – слишком долго ждал. Он мысленно показал Милосердной язык, подхватил Чабреца на руки и вернулся к кровати. Наконец они дорвались друг до друга. Когда Чабрец застонал от боли, Змей провел языком по его острому подбородку и легонько куснул любовника за ухо. - Потерпи немного. - Попробую. - Расслабься. - Легко сказать. - Надо было масло… - Машинное или сливочное? Ннн… - Ты жив? - Сейчас соображу. - Соображай, не отвлекайся. Я все сделаю сам. И, надо сказать, дракон сдержал слово. … Прижимаясь грудью к влажной расслабленной спине Чабреца, Змей пытался привести в порядок мысли и чувства. Не получалось. Даже отличить одно от другого не получалось. Получалось только лежать, сжимая узкую теплую ладонь. Через несколько минут Змей догадался сползти с субтильного любовника. Он улегся рядом и осторожно подул на укушенное ухо. - Больно? - Сделай одолжение, - ответил Чабрец, еле удерживаясь от глупого хихиканья, - не предлагай мне завтра жестких табуреток… Они оба привыкли спать в одиночестве, но оба, безжалостно истыканные стрелами Амура, немедленно провалились в мертвый сон. Утро встретило любовников скрипучим голосом Сверчка. - Эй, тебе Змей ничего не говорил? Куда это он с утра… Сверчок до конца открыл дверь, остановился и замолчал. На подушке рядом с растрепанной головой Чабреца наблюдался пегий затылок Змея… - Что это такое?! – заорал Сверчок, тыча пальцем в кровать. - Не твоя забота! – прошипел учитель. - Моя! Моя!! Казалось, что из орнитолога сейчас пойдет пена. - Отдай!!! - Отдай ему, а то он рассудком подвинется, - пробурчал Змей в подушку. Сверчок сграбастал печать с тумбочки, прижал ее к костлявой груди и понес добычу в свое логово. На пороге он звенящим от счастья голосом бросил: «завтрак готов, ждать никто не будет». Во время завтрака Чабрец рассеянно строил в тарелке крепость из каши, Бамбук поджимал губы и злобно дышал носом, а Змей докладывал о «командировке». - … поэтому теперь, Мартышка, Чабрец никого больше убивать не будет, - закончил он повествование. - Зато, кое-кто другой убивать начнет, - пригрозил Бамбук яичнице. Но ему никто не поверил, даже яичница.