Год приключений, потерь и чудес

      Стейс прищурилась от солнца и обернулась назад, рассматривая улицу на той стороне дороги. Она из последних сил цеплялась за что-то, что бы остановило её посещение здания перед ней. Пятый этаж, седьмая палата. Девушка заправила за ухо растрёпанные ветром волосы и прикусила губу. Это не так легко, как казалось. Правду говорить страшно: почему-то именно она всегда приносит больше всего боли.       «Ты никогда не выберешься из этого дерьма, если закроешь всё в себе. Просто отпусти это», — слова Чарли крутились в голове, заполняя собой все мысли.       — Просто сделай это. Соберись, чёрт возьми!       Проходящие мимо люди покосились в сторону Стейс, которая что-то шептала себе под нос.       Девушка слишком резко сорвалась с места и поднялась по ступенькам к двери. В холле было шумно. Звонили телефоны, люди шаркали ногами, шуршали бумаги — всё смешалось, путая мысли, заставляя сомневаться в своём решении.       Стейс взяла на ресепшене халат и на дрожащих ногах пошла к лифту. Закоченевшие от нервозности пальцы нажали на кнопку с цифрой «5». Стейс повернула голову в сторону. На стене кабинки лифта отражалась она сама. Девушка улыбнулась, смотря на размытое отражение: на два тёмных пятна вместо глаз, на искривлённое тело, на серый цвет кожи и потемневшие волосы. Стейс улыбнулась: она была так же уродлива внутри, как и в отражении на стене кабинки лифта.       Лифт остановился и открылся. Коридор пятого этажа практически такой же, как и остальные, но есть в нём что-то особенное. То ли это холод, которым тянуло от светло-голубых стен, то ли отчаянье, выползавшие из каждой палаты этого унылого этажа.       Девушка тяжело вздохнула и медленно зашагала вдоль коридора, рассматривая пожелтевшие листья вазонов и немного перекошенные картины. «Даже вазоны здесь умирают от тоски и одиночества», — тоскливо улыбнулась Стейс, оттягивая те секунды, когда она откроет дверь седьмой палаты.       Стейс остановилась, оглядывая через стекло нужную палату. Возле окна стояла инвалидная коляска, а в ней сидел человек. Питерсон подняла глаза к потолку, проглатывая жгучий комок в горле. Она так ненавидит себя за то, что сделала, она так боится рассказать правду и потерять его. Глубокий вздох — скрипит дверь.       — Привет, — тихо шепчет Стейс, но в этой глухой комнате шёпот кажется слишком громким и неуместным. Здесь нужно только молчать.       Всё так же тихо. Тишина давит на уши и раздражает, но сейчас девушка благодарна Майклу за то, что он не говорит. Он, как и прежде, сидит в коляске и смотрит в окно. Небо сегодня необычайно красивое и чистое.       — Прости, что так долго не заходила. Я была за…       — Это не важно, ничего из того, что ты можешь сказать, — его голос хриплый и совсем тихий, словно он молчал веками и вдруг решил заговорить.       Стейс прикрывает глаза дрожащей рукой, сцепив зубы. Хочется рыдать: нет сил больше хранить всё в себе.       — Зачем ты так?       — Я же сказал: это не важно. Просто уходи.       — Я не уйду, мы давно не виделись, и нам нужно поговорить.       — Это лишнее. Что бы ты ни сказала, оно больше не будет иметь никакого смысла, — побелевшие пальцы сжимают подлокотники коляски.       — Объясни, я не понимаю.       Стейс тупо смотрит на чёрную спинку коляски, на потускневшие тёмные волосы и на расплывчатое отражение в окне. Отражение Майкла нечёткое, но он всё равно кажется прекрасным по сравнению с тем, что девушка увидела в лифте. К этому силуэте хочется притронуться, а то, в лифте, вызывало только желание уничтожить его.       — Мы поболтаем, и ты уйдёшь. Потом снова вернёшься, и мы снова поболтаем. В следующий раз солнце будет светить так же ярко или небо затянут тучи. Эти разговоры не будут иметь никакого смысла, потому что ничего не изменится. Эти стены сохранят всю ту же тоску и ненависть, вазон в углу пожелтеет и в конце концов умрёт. Пыль осядет новым слоем на всё, что не движется, в том числе и на меня. А я всё так же буду сидеть у окна и наблюдать за городом с высоты пятого этажа. Поэтому не трать зря своё время и уходи туда, где кипит жизнь и свободно дышится.       — Прекрати… — тихо шепчет Стейс, закрывая наполненные влагой глаза.       — Тебе не нужно приходить сюда…       — Прекрати заботится обо мне, словно я этого заслуживаю!       Стена тишины осыпается осколками. Крик Стейс заполняет каждый сантиметр небольшой и холодной палаты. Чарли был прав: то, что она копила внутри себя, вырывается наружу и разрушает всё, к чему прикасается.       Майкл тяжело вздыхает и опускает голову. Отросшие волосы рассыпаются по сторонам, оголяя потемневшие корни с крашеными кончиками. Стейс цепляется взглядом за побелевшую кожу на шее, за мелкие родинки, за эти тёмно-синие прядки волос. Девушка зажимает нижнюю губу между зубами. Ей нужно увидеть его лицо.       — Стейс, просто ухо…       — Посмотри на меня.       — Уходи.       — Я прошу тебя: посмотри на меня, я умоляю тебя, просто посмотри мне в глаза!       Стейс кричит надломленным голосом, ударяя руками по белоснежной простыни. Матрас под ней тихо поскрипывает от резких движений.       — Не на что смотреть, Стейс, просто уходи, — его голос всё такой же тихий, спокойный и усталый.       — Я должна тебе кое-что рассказать.       — Стейс…       — Нет, я должна сказать, а ты — выслушать. Всё это время я не приходила, потому что не могла видеть тебя таким… таким…       — Ущербным, калекой, ненужным? — голос Майкла холоден.       — Нет… нет, ты всё неправильно понял. Я не могла смотреть на то, как ты заживо себя хоронишь. Я не могла видеть тебя таким… убитым. Прости, просто… Это так сложно, Майкл, это так сложно — вечно быть сильной. Всё это время, — прерывистые вздохи, покрасневшие глаза, внутри всё сжимается в комок. Правду всегда трудно говорить. Она всегда приносит только боль. — Всё это время я была с другим. Прости меня, Майкл. Мне… мне просто нужен был кто-то, кто помог бы мне забыть все проблемы.       Майкл наблюдал за облаками. Они размеренно плыли по небу, а ему оставалось только сидеть в этой тоскливой коробке, где остановилось время. Стейс рыдала и умоляла о прощенье, и это казалось Майклу до ужаса глупым. Кто они друг другу? Люди, оказавшиеся вместе по нелепому стечению обстоятельств. Ни больше ни меньше. И эта пустота внутри вовсе не из-за того, что она всё это время спала с кем-то, кто не был ей обузой. Просто здесь очень тоскливо и бесконечно одиноко.       — Кто-то, кто не был бы для тебе проблемой?       — Прекрати нести эту чушь! Ты никогда не был и не будешь для меня проблемой!       Коляску резко дёрнуло в сторону, и Майкл оказался лицом к лицу со Стейс. Она осталась такой же прекрасной. Светлые рыжеватые волосы, большие серо-зелёные глаза, всё тот же макияж и губы, такая же стройная и высокая. Правда эти слёзы совсем ей не к лицу: они делают её уставшей. А Майкл другой. Он больше не улыбается широкой белозубой улыбкой, и глаза больше не горят — совсем уж потускнели, как и волосы. Тёмно-синие пряди не торчат забавно, как раньше: они теперь свободно лежат на лбу, падая на глаза. И кожа уже не белая, а серая, и щёки ужасно запали. Взгляд мёртвых глаз на некогда красивом лице.       — Почему ты… почему ты не кричишь на меня, почему просто делаешь такой вид, будто тебе абсолютно всё равно?       — Я уже говорил тебе: всё, что ты скажешь, не будет иметь никакого смысла, — зло бросает Майкл и разворачивает коляску обратно к окну.       — Ты сдался. Ты даже не пытаешься бороться.       — А ты нет? — слова прозвучали резко и со злостью.       Стейс замерла, отупело уставившись в спину парня.       — Да, я сдалась, — девушка шмыгает носом и утирает мокрые глаза. — Но разница между мной и тобой в том, что я переборола себя и призналась в том, чего боялась больше всего. Я призналась себе в том, что мне было легче трахаться с парнем, чем задумываться обо всём, что творится. Но не ты. Ты всё ещё боишься.       — И чего же я боюсь, Стейс?       — Ты боишься поверить, боишься надеяться.       — Надежда? — смеётся Майкл. — Надежда для глупцов и трусов, которые не способны принять реальность и верят в чудеса, а чудес не бывает. Так что нет, я не боюсь, потому что во мне нет ни надежды, ни веры. Это место убило во мне всё живое, оно убило во мне глупого мальчишку, который верил, будто в жизни когда-то всё будет хорошо, — его голос пропитан ядом и презрением. Он ненавидит себя и всё, что его окружает.       — Твои ноги буквально собрали по частям, ветка пробила тебе грудь и задела сердце, а ты сейчас сидишь здесь живой и здоровый. Разве это не чудо?       — Здоровый? Живой? — Майкл шипит, словно змея. Он резко разворачивается на колёсах и гневно смотрит на Стейс. Она до ужаса глупая, если считает, что-то, что случилось, это и есть чудо, потому что для него это Божья кара. Лучше уж умереть, чем всю жизнь просидеть в инвалидной коляске. — Чудо? Сними очки, милая, разве ты не поняла ещё тогда, когда тебя трахнул Зак, что жизнь — это подлая сука?       — Заткнись!       — Правда в том, что ты молодая и красивая, ты можешь наплевать на всё и жить в своё удовольствие, а не внушать себе, будто ты мне что-то должна. Пройдут года, и ты заведешь семью, родишь ребенка, будешь каждый день гладить рубашку своему мужу и готовить тосты на завтрак. А я останусь здесь, в этой тоскливой светло-голубой коробке, где остановилось время, и буду наблюдать за облаками. Друзья не будут приходить ко мне вечно. У каждого своя жизнь — у них нет времени на калеку.       — Прекрати! Замолчи! Заткнись!       — И единственный, кто будет со мной — это одинокая медсестра, у которой муж скончался от рака, но вскоре ей надоест всё это, и она загуляет, как последняя шлюха, потому что я не смогу дать ей то, что она захочет. И знаешь, что самое страшное?       Стейс замотала головой, моля о том, чтобы он остановил это безумие.       — Она сломает себе жизнь, потому что решит пожалеть калеку. Всё ещё веришь в чудеса?       Стейс глубоко вздохнула, растирая тушь и карандаш для глаз. Майкл спокойно и с неким превосходством смотрел на неё. Он был прав: это место действительно убило в нём всё живое. И казалось, что слезы, которые он вызвал у неё, приносили ему удовольствие.       Стейс схватила сумку и выбежала в коридор. Девушка пустилась к лестнице, пробегая лифт. Ей нужен воздух, солнце и люди. Ей нужно бежать подальше от этого места, полного тоски и отчаянья.       Она не может позволить себе стать частью этого безумия.