Роль Господа нашего

Она не должна была уходить! Кто угодно, но не она! Одна лишь мысль о том, что Констанции… его Констанциии, а не мадам Бонасье… Одна лишь мысль, что ее нет, не давала ни спать, ни есть. Ее не было, а он жил… Сначала д’Артаньян полагал: это лишь потому, что он должен отомстить за нее убийце! Миледи должна понести законную кару! Так и свершилось. Хотя он сам оказался слаб, едва не вступился, вдруг на мгновение поверил ее лжи о любви. Д’Артаньян тогда молился, наверное, как никогда в своей жизни. И видел пред глазами облик Констанции. Потом… Пришло понимание Атоса, его стремления идти под пули, не пригибаясь и не таясь. Он не боялся, не дорожил тем, что называют жизнью. Даже встреча с кардиналом лишь слегка встряхнула юношу. Просто потому что ошеломила – д’Артаньян был готов умереть. Во всяком случае, так ему казалось. - Другой человек мог бы ответить вашему высокопреосвященству, что его помилование у него в кармане, а я только скажу вам: приказывайте, ваша светлость, я готов ко всему! – тогда дерзко объявил он. Он провоцировал кардинала, он желал сам отдать бумагу, которую тот дал Миледи, но не верил, что это его спасет, скорее, еще глубже потопит. И мысль о казни его скорее веселила и внушала радость – вот так все и закончится. Коротко, ярко… и больше не будет тупой боли от осознания, что сердце ныне пусто… Грамота с чином лейтенанта королевских мушкетеров была тем, что смогло выдернуть его из этих мыслей. Его самые смелые юношеские мечты, так лелеемые по дороге в Париж, они осуществились – и как скоро! На короткие мгновения именно это взяла в нем верх – гасконец упал к ногам кардинала, благодаря за милость. И… тут же понял, что не желает этого чина, новый лейтенантский плащ не даст ему той радости, как когда-то. Он пытался отдать патент друзьям не из скромности, а искренне считая каждого из них более достойным этого места. Не вышло – и д’Артаньян со слезами на глазах смотрел, как Атос вписывает его имя в открытый лист. - Итак, у меня не будет больше друзей, и, увы, не останется ничего, кроме горестных воспоминаний! - Вы молоды, - ответ Атоса звучал, по мнению юноши, неуместно, - и ваши горестные воспоминания еще успеют смениться отрадными. Атос говорил то, во что д’Артаньян поверить не мог. Он лишился возлюбленной – а теперь и они, его друзья, собирались покинуть его! Получить лейтенантский патент такой ценой – это ли не жестокая насмешка судьбы?! Юноша, глядя в землю и, на деле, ничего не видя пред собой, ушел. Бродил по узким улочкам, никого не замечая и даже ни о чем не думая. Не считать же мыслями одни и те же вопросы, роящиеся в голове! Почему умерла она? Она – которая не сражалась ни с кем, не убивала! Которая даже не интриговала, просто верила в любовь своей королевы к герцогу и ради этих чувств страдала сама, рисковала собой. За что она поплатилась? А королева… Из-за ее мимолетной прихоти умирали люди – Анна никого и не пыталась защитить! Но почему Констанция? Не Шеврез, что плела интриги, не иные дамы из королевского окружения – не они, а его милая, добрая Констанция?! Почему, наконец, не он? Ведь это он сражался на дуэлях, он насмешничал над гвардейцами кардинала, он шел в атаку против ларошельцев… Но он жив, а она… Нет, хуже, он не просто жив, он получил повышение! А его друзья именно сейчас уходят… С такими мыслями он очутился в небольшой сельской церквушке, просто забрел, сам не зная, отчего. Сидел на дальней скамье, почти у входа и безумно слушал старичка-кюре, который горячо вещал: - Бог есть жизнь, дети мои! Бог не хочет смертей и войн! Бог ждет, что еретики раскаются! И настанет мир! И настанет жизнь!.. Д’Артаньян поморщился, резко встал и вышел из церкви. Бог есть жизнь! Но не для всех – и как он выбирает? Настроение из философского стало злым. Гасконец готов был проклинать этого Бога и его мир, где есть жизнь, но не для его возлюбленной! Где есть смерть – но не для его врагов! И даже не для него! Вот в таком расположении духа он и явился к Тревилю – принимать свое назначение. Друзья хотят оставить его? Что ж, он им устроит прощальный ужин! Когда слуга доложил о приходе трех мушкетеров, д’Артаньян уже злорадно предвкушал их беседу. Стоило им троим заговорить об отставке – и он дерзко вызвал их на дуэль! Пусть разозлятся и убьют его! Или пусть извинятся и заберут свои прошения! *** Являться на дуэль мушкетеров – не иначе, как это была добрая традиция всех гвардейцев кардинала! - Констанции не стало, но я знал, что у меня есть вы… а вы… вы… теперь вас нет, - высказывал д’Артаньян друзьям. На всю эту лирику гвардейцы внимания не обращали. Они, еще новобранцы, вовсе не знали, с кем имеют дело! Это стало понятно, когда гасконец принялся бормотать о том, что, конечно, он тут прославился, его все знают… И в этот момент один из гвардейцев обозвал юношу щенком, велев убрать шпагу. - Ваша слава бежит впереди вас, д’Артаньян, - не удержался от иронии Арамис, уже готовясь размяться – все же появление гвардейцев очень удачно. Тост Атоса тоже пришелся очень кстати. Выпитое вино вместе с обещанием всегда быть вместе, даже расставшись, прийти друг другу на помощь… И вот уже четыре шпаги, как прежде, направлены в одну сторону! *** Вечером в трактире, отмечая отставку друзей, д’Артаньян смеялся и давал клятву переписываться с уже бывшими мушкетерами. В новой схватке с гвардейцами кардинала он уцелел – вновь! Ни царапины… Драка захватила его, обострила чувства. Он видел движения, казалось, до того, как противник их совершал. Он крутился, уворачивался, колол. Он жил в бою… Как ни крути, но Бог хочет его жизни. Образ Констанции порой возвращался, тихо колол сердце… Нет, он никогда не сможет ее забыть, никогда не сможет принять, что она вот так ушла от него… Но боль потери стихала. Бог есть жизнь. Значит, ему придется жить… - За лейтенанта д’Артаньяна! – поднял бокал Арамис. - Нет! – вскричал Портос. – За маршала д’Артаньяна! Черт побери, с вашим умением спешить вы им станете через год! - За здоровье маршала д’Артаньяна! – дружно провозгласили друзья. – За его чин и жизнь! - Бог есть жизнь, - тихо прошептал тот. И поднял бокал. – Черт побери, а почему бы и нет?!