Твой путь по цепям воды, На упругих лапах звери шли, Чуя запах беды! Зов крови! На броне драконьей Полыхнуло солнце! Зов крови! Давно ли ты понял, Что никто не вернется?.. (с.) Мельница "Зов Крови"
Неспешными, медленными шагами, на большие колонны накатывала осенняя тоска, желтыми искорками блестя на солнце, и показывая свое превосходство над теплым зеленым временем года. Под сенью близлежащей посадки пробирало до благоговейной дрожи, мокрой и терзающей последние остатки здравого смысла. Изящно-золотистые резные клиновые листья опадали, как жемчуга сыплются из рук речных нимф. По золотому ковру, который расстилали для своей госпожи мифические существа, шла женщина необычайной красоты с золотыми кудрями и светлыми глазами. Она и была осенью. Размашистые тени Неупокоенных душ кружились вокруг каждого живого существа, намереваясь растерзать его, заставить ощутить всю ту боль, которую он ощущал в течении жизни. Темнело. Алый диск солнца уже висел на западе, отражаясь искристой водной дорогой по глади Темзы. Реддл поднял взгляд в небо: нежно-розовые размывы перемешивались со светлым облаком, рисуя причудливые фигуры, понятные лишь кому-то слишком творческому. Мужчина ощущал, что в сегодняшней одежде ему очень неудобно - он привык, что его шею стягивает галстук, сейчас же она была открыта. На нем был длинный темный плащ, спускавшийся вниз, подобный одежде Средневековья. Сверху же, поверх длинной одежды, под которой находились обычные удобные брюки, был застегнул дуплет, тоже темного цвета с серебристыми полосками. Сегодня Розье задали тон средневековья. Официальная часть бала проходила под общей темой Позднего средневековья. Сама хозяйка дома отказалась поехать по берегу реки ночью на лошадях, так как сейчас она соответствовала идеалу средневековой красоты - под ее темно-голубым шелковым платьем виднелся сильно выпирающий живот. Сегодня Люси была как никогда хороша - розовощекая и очень счастливая, Розье зря беспокоился о ней. Ее темные волосы скрывал головной убор - филле. Это была громоздкая широкая шляпа с ниспадающей вуалью, которая скрывала ее шею, открывая лишь ее приветливое лицо. Том вновь оглядел собравшихся: пары разодетых по моде того времени людей, кружились в горячем и жестком ритме вольты. Мужчина оперся руками на мраморное ограждение и вновь посмотрел с балкона вниз. Ветер слегка растрепал его волосы, но он продолжал смотреть на реку и усиленно размышлять. Остался один крестраж - чаша Пенелопы. О, Мерлин, он думал только об этом тайном месте. Нельзя хранить две частицы своей души рядом с собой, а где спрятать еще одну вещь - не имел понятия. Это место должно было быть очень далеко и глубоко - на дне реки подошло бы. Никто бы не коснулся его вещей, и то, нельзя было быть столь уверенным. Он был рад тому, что внутри него теперь существовала эта мысль о приближающемся могуществе: его идеи поддержало уже около семидесяти человек - это было просто прекрасным прогрессом. "Власть - все", - он всегда повторял себе это убеждение, его сила воли пересиливала мысли о простой спокойной жизни, о которой он мечтал, когда был маленьким зажатым ребенком. Ему всегда хотелось, чтобы кто-то понял его. В глубине души мальчик ощущал нестерпимое одиночество, рваную рану, которую не заглушило даже убийство отца-предателя. Ведь Том все рассказал ему и своей бабке с дедом - то, что он его сын, и что сейчас они умрут от руки незаконного сына. Тогда он впервые упивался убийством, и на время эта боль в душе затянулась. По крайней мере, он так думал, но спустя полгода он стал вновь ощущать это. Реддл любил одиночество, прекрасно знал о том, что оно ограждает его от ненужных и глупых людей. Но каждому подростку требуется общение. Хотя бы маленькая толика общения. В последнее время, несмотря на все раздумья о его совершенных убийствах, Том все чаще думал о том, как ему залечить эту рану. В глубине души он осознавал, что никогда шрам не затянется полностью, ничто не излечит его. Он будет жить вечно - жить вечно с этой болью. Наследник всегда разделял мнение, что мужчины сильнее женщин, что лишь они могут властвовать не только в политике, но и над женщиной. Но почему тогда Розье думал лишь о своей жене? Почему эта проклятая сила захватывала всех, кроме него? Он никогда не чувствовал любви в своей душе. Понимал, что многие любят его, но в душе ему были противны все эти проявления чувств. Том представлял картины, которые в будущем исполнятся, и пелена времени рассеется - все увидят его могущество: ...Он стоит перед фонтаном в Министерстве, и все магическое сообщество склоняет головы перед его силой. Власть - ощутимая субстанция, она приятным теплом разливается от его груди и до кончиков пальцев. Под высоким потолком раздается смех - леденящий, острый как нож, он режет душу на части. Раскрывает руки и закрывает глаза, ощущая каждой мышцей долгожданное спокойствие. Но тут же возникал второй образ видения - единственная женщина в этой толпе стоит, гордо подняв голову, плечи расправлены, а глаза горят зеленой смертью. Самой настоящей смертью - он уже запомнил цвет этой вспышки. Причем, каждый раз эта женщина разная - то темноволосая, то с каштановыми косами до пола... Его единственный страх - смерть. Том, вспомнив обо всем этом, повернул голову и посмотрел на реку, после чего внезапно ощутил боль в груди. Слегка сдвинув золоченую застежку, стягивающую его тяжелый плащ мужчина коснулся рукой больного места. После той ночи в пустыне все чаще его грудь болела. Особенно по ночам. Мужчина думал, что Гриффиндор что-то не так сделала - впервые женщина его тронула сама, без его разрешения - это было как-то странно. Ему было неприятно. А она была слишком смелой. Не его типаж. Реддл вновь посмотрел на реку, вдруг ему показалось, что над водой поднималось кольцо. Нет, не кольцо - колесо. Действительно - огромное деревянное колесо, с золотистым палками внутри, на нем же стояла венценосная женщина, вокруг которой искрилась вода, маленькими фонтанчиками, словно вокруг нее кружили дельфины. Она смотрела перед собой и, перебирая ногами, крутила это колесо. Том зажмурился, но открыв глаза вновь увидел ту же самую картину. Он не понимал, почему люди, стоявшие на остальных балконах, и люди на том берегу реки не могли заметить это странное явление. Женщина раскинула руки в стороны: черные волосы спадали до пят, глаза горели нетерпением. В этот же момент она посмотрела прямо на него - взгляд проник куда-то под кожу, достиг органов, заставляя заледенеть воздух в легких. Перед глазами потемнело, мужчина зажмурился от боли в груди, которая стала невыносимой. Том оперся на перила и попытался перевести дыхание, но именно в этот момент почувствовал прикосновения мягкий рук на своих плечах. Странный приятный запах свежих яблок и теплые пальцы: - Что с тобой? - тихий, насыщенный мелодичными нотками, женский голос. Мужчина не сразу узнал этот голос, но вот руки ощутив мгновенно. Внутри все заледенело, лишь та болезненная часть груди, где что-то словно сжалось, не давая ровно дышать. Отодвинувшись от высокой тени, которая вырисовывалась на алеющих от заката плитах, мужчина прошипел: - Не трогай меня. Никогда более - после тебя мне плохо, - Энни посмотрела на него с непониманием и удивлением. Она поджала губы, видя что он даже не поворачивается к ней: - В каком смысле плохо? - едва слышно произнесла та, глядя на него округлившимся глазами. Мужчина выдохнул, после посмотрел на реку, но все, что он видел испарилось. Никакого колеса и женщины, бегущей по нему. - Просто не смей меня трогать, - выдохнул он и быстро покинул балкон, оставив девушку в одиночестве. Боль разжала свои тиски, и Том безболезненно выдохнул, а после быстро направился в зал, даже не рассмотрев платье Гриффиндор в светлых лучах заходящего солнца. Девушка, оставшаяся смотреть ему в след, отвернулась и посмотрела на реку, после чего вытащила свою палочку и трансфигурировала одно из своих многочисленных колец в маленькое зеркальце. Все было как обычно - глаза серо-зеленые, ровно накрашенные ресницы, придававшие ее взгляду определенную дерзость и некую властность из-за тяжелых век. Светло-белое платье под горло с длинными, вышитыми золотой нитью рукавами. Волосы убраны под вуаль, покрывающую ее макушку. Белую вуаль удерживала золотая диадема с сапфирами, она достала ее из своего хранилища в Гринготтсе, как только узнала, что состоится такой прием и выглядеть нужно соответствующе. Трансфигурировав вещь обратно, Энни оперлась локтями на перила и склонила голову вниз. И что она опять сделала не так? Почему люди от нее бегут, как от чумы? Что Люси, что... этот. Даже язык не поворачивался назвать его как-то по-другому. Он отталкивает ее уже второй раз, что тогда в пустыне, что сейчас. А Люси... Счастье, что поняла свою ошибку и извинилась, сейчас бы вообще сидела дома и разъедала остатки своего сознания меланхолией. Несколько дней назад подруга заявилась в ее квартиру с бледным лицом. Было раннее утро. Энни еще не пришла в себя после произошедшего в пустыне - сразу же после этой короткой прогулки, Том вернул ее обратно в магазин. Забрав платье, которое она должна была перешить для Андресен, они направились по ночным улицам Косого переулка к ее дому. У входа Реддл остановился, сказав что не последует далее за ней, коснулся рукой ее руки и тут же выпустил, спустя секунды он исчез со звонким хлопком. В ту ночь девушка не спала - доделывала платье, хотя очень хотелось заснуть и оценить произошедшее трезвым взглядом. Слишком странны были те видения в воде, голоса в пустыне. Такие странные голоса - знакомые ей с детства, словно кусочек родного находился прямо рядом с ней. Энни была очень удивлена, что ранним утром, когда солнце поднялось чуть выше линии горизонта, в ее дверь позвонили. Ей безумно хотелось побыть одной и поразмыслить над сложившейся ситуацией. Но ее планам не удалось сбыться. Впустив подругу внутрь, она спросила хочет ли та чая, но Люси отказалась. Под платьем у девушки виднелся огромный живот, она выглядела очень обеспокоенно, поэтому Гриффиндор тут же опередила ее рассказ: - Что случилось? Зачем тебе нужна моя помощь? - опустившись рядом с ней, она провела рукой по руке Люси. Кожа отдавала ледяным ужасом, видимо это и испытывала та: - Я очень боюсь, Энни, безумно боюсь, - голос у девушки чуть подрагивал, губы были поджаты, словно она вот-вот расплачется. Гриффиндор выпустила ее руку и, услышав, что на кухне вскипел чайник, быстро наполнила две чашки и, бросив в одну из них горстку лавандовых лепестков, заставила чашки взмыть в воздух и долететь до гостиной. - Чего тебе бояться? Тебя никто не тронет, - произнесла она, уговаривая подругу, которая только мотала головой. Спустив руку на свой живот, Люси прошептала: - Мне кажется, Эван все время смотрит на других женщин... - Это все паранойя. Хватит, милая, - с нетерпением выговорила Энни, отпив чая и поставив свою чашку на стол. Эван все время смотрит на других женщин... Мерлин, глупышка. Твой Эван танцует только с тобой, а общается только с мужчинами, с дамами же поддерживает вполне себе холодную и деловую беседу. Не то что некоторые, которые все время меняют партнерш. Как те некоторые, как кто-то один. Один единственный, который не позволяет ей жить спокойно. Заставляет быть другой, вламывается в сознание, в редкие моменты воспоминаний заставляет рыдать даже за работой. Послушав сплетни о Томе, которые ходили в высшем обществе, она узнала что каждая женщина хотя бы раз помышляла, что будет, ляг она с ним в койку. - Он говорит тоже самое... что верен, но... есть еще кое-что, что меня волнует... - Люси сжала горячую чашку, так, что костяшки ее пальцев побелели. Гриффиндор подняла на нее взгляд и вымученно кивнула: - Что же еще? - Энни посмотрела на подругу, кажется, Люси было тяжело говорить, она стала поглаживать свой живот. Изредка, она чувствовала движения малыша, как он ударяет своей ножкой по животу изнутри. Ночью женщина ощущала его дыхание. - Мне приснился сон. Ужасный сон, где мой сын погибает. Мерлин, я ужасно за него боюсь... - Энни поднялась на ноги так резко, что Люси вздрогнула от неожиданности. Девушка стала расхаживать по комнате. В висках что-то дернулось, словно сорвались тормоза: - Сон? Мерлин, как же ты глупа! Это же всего лишь сон!!! Ты придаешь этому столько значения, словно это уже произошло! Тебе уже написали из будущего, и ты знаешь что стрясется?! Девушка не заметила, как ее голос стал срываться на крик. Ощутив это и видя глаза Люси, наполненные удивлением и непониманием, она ощутила укол совести в душе и сказала более мягко: - Прошу, не придавай этому значения... Андерсен неожиданно для себя почувствовала невероятную безысходность, глядя на подругу. Она словно не понимала ее - слова отлетали от нее, как от стенки. Но вроде бы девушка успокоилась и медленно опустилась рядом с Андерсен. - Я несчастна... Я прошу тебя - раскинь карты, скажи, что все мои сомнения - это ложь... Гриффиндор ощутила, что внутри нее вновь поднимается волна негодования и отчаяния. Это Андресен несчастная? С прекрасным мужем, малышом в животе, взаимной любовью? ...Несчастная... Да, конечно, она самая несчастная, куда уж выслушать Энни, с которой произошло гораздо больше несчастий, нежели с ней. - Не буду, - резко произнесла Энни, и тихо сказала, - не раскину. Ты вполне себе счастлива. Только придумываешь себе проблемы, а потом страдаешь. И теперь до конца жизни она будет жалеть об этих словах. После этих жестоких слов, Андерсен поднялась, посмотрела на подругу взглядом полным жалости и невероятной грусти и покинула ее квартиру так же внезапно, как и появилась. Не сказав ни слова. Только после сильного удара входной двери об косяк, Энни поняла, что произошло, и что она натворила. Это произошло по ее вине. Девушка взяла и без повода обидела подругу, хотя ей требовалась поддержка, тем более в такой тяжелый для нее период. Гриффиндор же осознала, что повела себя как последняя свинья. Хотя в ней взыграла именно та самая черта, которая не давала ей ладить с людьми - она неохотно признавала свои ошибки. И ей было тяжело сесть и написать письмо. Но все же, в конце дня совесть пересилила. Она уселась за стол и, достав чистый листок пергамента, стала быстро писать. Ей хотелось извиниться как можно скорее, ведь несмотря на то, что Люси практически ничего не знает о ней, Энни очень привязалась к ней, очень полюбила ее и ценила как подругу. Ценила ее мнение, но сейчас повела себя просто отвратительно - за все время у нее просто сдали нервы. Особенно после такой ночи - у девушки не было особой выдержки. Благо, ее Айра носила письма быстро, к следующему утру, она уже получила ответ. Кажется, Люси не очень злилась на нее и, прочитав ее письмо поняла, что зла Энни ей не желала. Они отметили их примирение ужином в одном из ресторанчиков в Косом переулке. А спустя еще некоторое время от Андерсен пришло приглашение на новый прием. Встретились они довольно тепло, словно этого не было, и кажется, и Энни, и Люси это порадовало... Сейчас же, стоя на балконе поместья Розье, девушка ощущала, что в поведении Реддла виновата тоже она. Вот только чем она провинилась? Вроде бы между ними ничего не произошло, но тогда что? Для нее все это оставалось загадкой, она не понимала, что происходит вокруг нее. Какие между ними чувства? Собственно, никто из них не предлагал встречаться, заиметь отношения, к тому же серьезные отношения. Это все было им слишком чуждо, когда люди хотят быть вместе, подходят друг к другу, мужчина предлагает встречаться. Но не здесь. Не с этими двумя людьми, абсолютно с двух разных полюсов. Кажется, ему, после той близости, расхотелось иметь с ней контакт. Как и думала девушка, после того, как он добился своей цели, Реддл охладел к ней. У всех людей так: и у мужчин, и у женщин. Женщины лишь ненадолго сохраняют после таких близостей привязанность, а потом, если не любят по-настоящему этого человека, забывают. Но тогда почему он пришел тогда ночью и отвел ее в пустыню? Что это были за странные голоса? Увидев внизу знакомую тень, девушка отвела взгляд, зная себя и то, что вслед за ним она не побежит. Реддл направлялся в сад, слушая шелест опадающих листьев. Сад у Розье был просто огромным: наполненным статуями полуобнаженных дев и фонтанами с громко журчащей водой. Мужчина ощутил, что боль в груди прошла окончательно, дыхание стало ровным. Он не знал куда брел по дороге, топча мокрые золотистые листья. Черт бы побрал его за все те мысли, которые градом посыпались на его голову, все эти размышления о двойной жизни, власти, подчинении остальных и о чем-то другом - сокровенном кусочке спокойствия, который он отдаст своему разуму. Такого разделения быть не может, ничто и никто не должен отвлекать его от целей, иначе он дольше будет к ней идти, а это непозволительно для него. Он не нарушит свою клятву, ведь он дал ее самому себе, стоя в темной комнате перед зеркалом в золотой оправе и видя впервые свой властный облик в отражении. Мужчина всего и всегда добивался один, был одиночкой, может, где-то в душе и считал себя особенным, но никогда не показывал это посторонним. Все люди выделяли его сами: учителя в Хогвартсе, девки в Албании. Гриффиндор в Тайной комнате. Том вышел в небольшой полукруг, в середине которого стоял фонтан, а по краям небольшой площадки стояли лавочки. Мраморные лица застыли в нежном волнении, тела сплетались, казалось еще одно мгновение и они подадутся вперед, сливаясь воедино. Насколько он понял, эту статую заказал отец Эвана, когда женился на Элеонор. Адам и Ева. Cherchez la femme. * Всегда ищите, ведь лишь они виновники всех бед. И его в том числе. Мужчина откинул голову на скамейку и прикрыл глаза, ощущая легкое дуновение вечернего ветерка. Единственное что могло остудить его злобу. - Вы слишком печальны, - пропел голос прямо над его головой, и Том раскрыл глаза. Перед ним стояла женщина лет сорока. В ней чувствовалась знатность и определенная порода. Одета она была в такое же одеяние, как и у большинства приглашенных, платье переливалось ярко-синим цветом, а темные локоны струились на спину. Голос ее был таким спокойным, что Том не вытащил палочку, лишь сжал ее в руке: - Вам только кажется, - тихо произнес он, глядя на незнакомку, та же улыбнулась и приблизилась к фонтану: - Мой муж говорит, что мужчине не о чем грустить, если у него есть опора. Та, которая будет его ждать все время. - Я могу узнать ваше имя? - Реддл сжал палочку еще сильнее, ощущая что-то неладное - его реакция никогда прежде не притуплялась. Та повернулась к нему, после чего сладко улыбнулась, но промолчала, не дав ответ на его вопрос, продолжая говорить те вещи, которые крутились у него в голосе: - Вы ведь хотите идти в другое место, совершенно в другое, там где ваша душа успокоится. Своим упрямством вы лишь разделяете и без того огромную пропасть сомнений и неразрешенных конфликтов. - Как ваше имя? - настойчиво произнес Реддл, наконец припоминая, что та женщина на колесе, в воде была схожа с этой. Женщина же продолжала игнорировать его вопросы: - Много лет назад один очень сильный мужчина подчинил себе слабую, хрупкую и беззащитную женщину, ибо они оба были так измотаны взаимной гордостью и обидами, не смогли прийти к компромиссу. После безумного соития их души наполнились пустотой, в течении практически года они не могли смотреть друг другу в глаза, но как только оставались наедине с собой видели лицо воображаемого соперника в любом предмете. Слышали отголоски сознания этого человека. К чему я, собственно, клоню: компромисс может решить ваши проблемы, мистер Реддл, - произнесла она с нажимом, и в голосе ее отразилась сталь и непоколебимость, - хотя, учитывая характер вашего дальнего предка на компромисс вы не пойдете никогда. В этот же момент раздался звонкий хлопок - женщина испарилась в голубом сиянии, Том, от такой неожиданности запустил оглушающее заклятие как раз в то место, где она стояла прежде, но не успел. Незнакомка пропала, а в небо взвился орел, изображенный на гербе Когтеврана.* * *
Звонкий смех ласкал его уши, Розье давно не был так счастлив. Настолько рад, что у него руки были горячее, чем, наверное, пламя в камине, а сердце вырывалось из груди. Яркие вспышки пролетали перед его глазами, при очередном повороте в танце, шорох платья, которое он купил ей звенел и показывал всем, что лишь его жена может носить такие дорогие вещи. Лишь она одна - особенная и долгожданная. И слишком чувствительная. Хотя даже на излишнюю чувствительность ему было наплевать - он танцует со своей любимой женой, та улыбается и довольно смеется. В ее глазах более нет ни капли надменности и недоверия, руки ее горячи, а щеки как цвет самой нежной розы. - Я очень рад, что ты наконец-то улыбаешься, - прошептал мужчина достаточно сдержано, не желая показывать все свое самодовольство и радость жене. Люси улыбнулась, слегка склонившись перед ним в поклоне: - Это только твоя заслуга, ты помог организовать все это, - девушка поднялась и их ладони соединились, пара вновь медленно пошла по кругу, - ты самый лучший подарок судьбы. - Видишь, для того чтобы возблагодарить судьбу, не нужно заглядывать в карты, - подзадоривал ее Эван , украдкой поглядывая на ее живот. Действительно, сегодня она настоящий идеал - светящаяся от счастья покорная женщина - его единственная женщина. К тому же носящая его малыша под сердцем. - Я уже забыла про этот инцидент, неужели ты до сих пор злишься на Энни? Даже я уже ее простила... - прошептала Андерсен, вновь в танце сближаясь с мужем. Эван, одетый сегодня в изумрудный плащ и легкую кольчугу посмотрел в ее глаза и помотал головой: - Она же извинилась перед тобой. Значит и передо мной она извинилась. Но в следующий раз, пусть держится спокойней, не впервые слышу, что она несдержанна. Женщина посмотрела на него слегка осуждающе, словно он произнес что-то не так, но в душе поняла, насколько муж волнуется за ее состояние и как дорожит и ей, и их малышом. Она, услышав, что музыка гальярды стихла, склонилась перед мужем, как склонялись благородные дамы в течении тысячи лет. Эван, аккуратно поцеловав руку жены, уложил ее руку в свою ладонь и повел во главу стола. Сегодня столы расположились вдоль стен, центральную же часть приемного зала уделили месту для танцев. На столе стояли древние кубки, в бочках стоял эль и итальянское красное вино. В общем, все соответствовало духу того времени. - Не говори так - наверняка, я тебе тоже надоела во время беременности. Эти частые смены настроения, а теперь еще усталость с головными болями. Вот и Энни не выдержала - ведь я иногда действительно переживаю из-за всякой чуши. - Люси, хватит. Да, все иногда надоедают друг другу, но это не значит, что я отношусь к тебе с меньшей любовью. И это не значит, что она должна была так низко себя вести. Девушка вздохнула и поправила вуаль, которая съехала чуть в сторону во время танца. - Я уже помирилась с ней, мы с той злополучной ссоры уже сходили в ресторан, а сейчас еще и она тут. Я не сержусь и очень ее люблю. Розье промолчал, глядя на жену, лишь коротко кивнул. Он знал, что девушки очень дружны, несмотря на существенные различия. Хотя, все равно - осадок после тех слез его жены остался - ему не хотелось, чтобы она плакала. К тому же из-за кого-то, даже из-за него. - Кстати, а где она? - спросила Люси, оглядывая зал. __________________________________________________ *Ищите женщину. (фр.)