Держи мою руку.

Я сижу перед зеркалом и расчёсываю свои волосы, которые теперь едва касаются плеч. Флавий и Октавия должны подготовить меня к казни, потому что повсюду наверняка расставят противные камеры, которые будут обязаны следить за каждым моим шагом. Перед помощниками Цинны стояла непростая задача: меня нужно привести в состояние «базис-ноль» - ежедневный облик, никаких вычурных стрелок и накладных ресниц, лишь малое количество теней, туши и помады. «Стиль» на каждый день. День набирал обороты. Октавия всё время плакала и боялась касаться руками моего лица, она переживала, что может причинить мне боль. Я не стала объяснять ей, что больше не чувствую физической боли, что бывают вещи и посложнее, и не стоит делать акцент на сломленной Сойке, которая не справилась со своим заданием, да и к тому же... Война уничтожила не только мой мир. Конечно, ни Флавий, ни Октавия не являлись жителями ни одного из Дистриктов, их домом был Капитолий, но большая часть Капитолия разрушена. Вения, Флавий и Октавия – единственная группа стилистов, выжившая после Квартальной Бойни. Теперь у них нет ничего: ни Цинны, ни работы, ни дома, ни смысла. Смысла идти дальше. — Оставь, Октавия, — я ласково убираю её руку и щедро намыливаю лицо каким–то гелем. — Я сделаю это сама. Тщательно смыв гель и промокнув лицо полотенцем, я поворачиваюсь к своим друзьям и задираю подбородок. — Творите, — говорю я. — Нас ждут. И они, грустно вздыхая, берут в руки кисточки. Мне по-настоящему жаль этих людей, но только сейчас не самое подходящее время грустить и опускать руки. Впереди — самое главное. Всё утро я провела в раздумьях. Меня никак не отпускала мысль, что снаряд, взорвавшийся в руках Прим, – дело рук Гейла и Бити. В одном я была уверена абсолютно точно: они знали на что идут, знали, с кем им предстоит сражаться. Но знали ли они, что их снаряды выпустят в руки детей на Круглой площади? Сейчас даже не стоял вопрос о том, какие именно дети стояли на площади, ведь детей нельзя делить на своих или чужих. Или... Они сами нажали на кнопку сброса бомб? Флавий и Октавия управились довольно быстро и поспешили подготовить меня ко встрече с Койн. В комнате не было никого кроме меня. Разрушающая тишина. Я бы слышала, как тикают часы, если бы они хоть где-нибудь висели. Похоже, здесь никто не заботится о времени.        Соль по всему моему телу, а мозг пронзает память. Я так не хотела возвращения подобных моментов. Из окна отбывающего поезда мне машет Прим, а стоящий рядом с ней Финник корчит в заднее стекло поезда странные рожи. Энни держит меня за руку и много плачет, но улыбается. Она просит Финника вернуться обратно, бесшумно, одними губами, а он, видимо, слыша её слова в своей голове, только уверенно и убеждающе кивает. Как и мой утёнок. Моя Прим. — Поезд отправляется через пять минут, просьба провожающим покинуть вагоны. Я смотрю на эту картину и смутно понимаю, что происходит. Ни в наших Дистриктах, ни в Капитолии давно нет таких вагонов, но что существеннее - подобных станций. Станций с лавочками на перронах, уютными ресторанчиками и прочими заведениями быстрого питания. В мире, в котором я живу, подобные давным-давно истребили, так почему же я вижу то, что уже давно потеряло свою значимость и весомость, вышло из повседневности? Слишком странно... Я резко распахиваю глаза, когда мимо меня проходит знакомый парнишка, и хотя этот парнишка не оборачивается, я так хорошо знаю его образ и походку, что со стопроцентной уверенностью могу назвать его имя. Я шепчу имя своего старого друга и чувствую, как на меня накатывает жар. Я почти в бреду, но что-то всё еще заставляет меня удерживать связь с реальностью... Дверь шумно распахивается, выводя меня из сна, комы или ступора. Мне всё еще не ясно, что со мной происходит. Вероятно, врачи правы. Я действительно тяжело больна. — Эффи, что дальше? — нетерпеливо спросила я, прежде, чем осознать, что мой гость переступает по ковру медленно и размеренно, но что главное - не создает шума или цоканья, как каблучки Эффи. В комнате прямо за моей спиной кто-то стоял. Спина и затылок порядком нагрелись за пару секунд бездействия. Кто-то явно испепелял меня взглядом. Медленно развернувшись на собственном кресле я застыла. — Кискисс... — негромко начал парень, — давно не виделись. И лучше бы не виделись вовсе. Голос Гейла родил во мне тягостные воспоминания о восстании на Круглой площади Капитолия. Образ Прим, небесного цвета ленточка словно врезалась в мой мозг, наверстывая круги в моей памяти. Сколько еще я буду вспоминать эти ужасные моменты? Сколько еще эти слова будут приходить мне на ум? — Что ты здесь делаешь? — мой голос прозвучал глухо, но уверенно, в нем не было тепла, он звучал размеренно и холодно. Достаточно холодно для того, чтобы на лице Гейла погасла и без того неуверенная улыбка. — Важный день, — Гейл осторожно кивнул, указывая на мой "наряд" и оружие за моей спиной. — Пришёл посмотреть на то, как тушку Сноу пронзит моя стрела? — Я невесело усмехнулась. — Не лучший повод для встречи, ведь мы... — Мы не виделись с того самого дня, — закончил Гейл, медленно рассекая и так катастрофически мизерное расстояние между нами. — Я никогда не прощу тебе Финника, Гейл, — неожиданно выпаливаю я, делая шаг назад. Гейл недоуменно таращится на меня. Он ожидал совсем другой реплики, а я - другой реакции. Из меня вырываются слова, которых я не планирую произносить. — Китнисс, о чём ты? — Он с опаской наблюдает за каждым моим движением, пытаясь уловить смену моего настроения, уже анализируя в голове с чем это может быть связано. — Перестань делать это. — Приказываю я, не понимая, что именно выводит меня из себя, приводит в такое бешенство. Почему я вспомнила Финника, если в моей голове прямо перед моими глазами пылает Прим? — Делать что? — в голосе Гейла уже нет тепла и былой доброты, он поймал ход моих мыслей, понял, о чём я говорю, вспомнил свой поступок, и понял, что я знаю. Знаю о том, какую ошибку он совершил в тот день на Круглой площади. — Быть прежним. Гейл медленно закрывает глаза, чтобы открыть их вновь и сделать глубокий вдох. — Китнисс, я тот, что прежде, — Гейл качает головой, неверяще исследуя очертания моего лица. — Ты так изменилась, выросла, стала злее, увереннее... Или нет? — Он прикидывает, продолжая испепелять меня взглядом. — Жестче. Расчетливее. Умнее. Но не смелее и не грубее. Это ты изменилась, Китнисс, со всеми своими проблемами и вопросами. Ты выросла, но твои проблемы - выросли вместе с тобой. Мне искренне жаль твою семью и твоих друзей, ведь они тоже были моими друзьями, Китнисс. Ты забываешь о том, что я был твоим единственным другом с самого детства, забываешь, сколько мы пережили вместе, бок о бок, плечом к плечу, преодолевая столько трудностей, которые давно сломали бы нас, будь мы отдельно друг от друга, а не вместе. — Ты всегда умел красиво говорить, — я справедливо киваю, и на моем лице появляется мимолетная усмешка. — Вот только единственное, что изменилось в моей жизни с того дня... Первого дня этого ужаса, а именно дня Жатвы... Я потеряла всё, что имела, и любила в общем. Потеряла! Самых близких людей, людей, которых не вернёт ни одно твоё красивое слово о прошлом. Эти люди остались там же, откуда приходят твои слова, прекрати доставать их из-под земли, прекрати пользоваться тем, что давно пора оставить в покое! — я даже не говорю, я шепчу, но этот шёпот подобен самому громкому крику. Гейл не щурится, не двигается, не дышит. Не выдаёт эмоций. Он вновь и вновь переживает вместе со мной наше общее и отдельное прошлое. — Ты мёртв, Гейл. Ты погиб в Двенадцатом Дистрикте на пожаре, когда выводил мою маму и сестру. Гейл... Тебя больше нет. Он не двигается, он следит за каждым моим движением и дышит очень тихо, он боится услышать продолжение этой истории, но не может выйти, закрыть уши, закрыть глаза, поэтому он стоит, и смотрит. А вся моя уверенность тает под этим взглядом. — Твоё тело, возможно, нашли под обломками нашего дома в Деревне Победителей. А может, ты лежишь рядом со своими братьями, со своей семьёй. Тебя больше нет, Гейл, понимаешь? А я так и не сказала тебе, как сильно ты был мне дорог, не попросила прощения и не спасла тебя. И тебя тоже не спасла. Я не спасла, и поэтому ты мертв. Я не спасла. По его щекам текут слёзы. Они настоящие и даже солёные на вкус, хотя я не пробую. Но я чувствую, как напряжение в воздухе спадает и теперь вокруг нас пахнет морем. Соль. Это всё соль, и ничего более. Гейл обнимает меня, я тону в его крепких объятиях, и меня не смущает, как это выглядит со стороны. Я тоже плачу, обнимая человека, который прошёл со мной через то, через что не прошёл и даже не смог бы пройти никто другой. Слишком сложно подобрать слова, когда понимаешь, что тебя вовсе не существует. Еще сложней, когда знаешь, что тебя не может быть рядом с человеком, которого ты так искренне любил всё то время, которое действительно существовал. По-настоящему. Поэтому Гейл молчал очень долго. — Похорони память обо мне в лесу, за оградой, ладно, Кискисс? — наконец выдыхает он. Его руки сильнее сжимают мои рёбра, но я не чувствую боли. Я чувствую только его. — Обещаю. И я медленно растворяюсь в нём, больше не ощущая границ и препятствий. Никакого волшебного света, а я стою посередине комнаты с мокрым от слёз лицом. Эффи убьёт меня, если увидит, но моё лицо сейчас не главное, и плевать, кто и что скажет. Моя задача сейчас - научиться различать реальность и вымысел. Еще одна - к списку предыдущих выявленных. Я больна так же, как и Пит, но только этот яд не от злостных ос-убийц. От моей болезни нет вакцины, и я не уверена, что меня спасёт время или горячий чай. От памяти нет лекарства. Увы, еще не придумали.