animae dimidium meae.

Жизнь продолжается, идут недели и месяцы, и миллион ледяных осколков под кожей тает, превращается в поток холодной воды, затапливающей всё сознание Себастьяна, изменяя его. Его жизнь теперь привычно состоит из кофе, сигарет, алкоголя, секса и убийств. Он уже не чувствует себя мало-мальски живым; он просто как робот, выполняющий свою программу. Без права на ошибку. Конечно, он волен делать всё, что хочет, пока не получает задание, но проблема в том, что он не хочет ничего делать. Слова Джима о душах разрушили последние надежды Морана на какие-то чувства с его стороны, но в то же время заставили задуматься. Ожесточиться. Стать даже равнодушным. Раньше, когда Себастьян убивал людей, в нём что-то ещё протестовало, но теперь не было и этого. Очередной звонок, голос в трубке произносит, протягивая слова: - Басти, приезжай ко мне, есть дело, - и полковник уже мчится к нему, бросив все дела. Джим сидит на диване и курит, стряхивая пепел прямо на ковёр, закинув ноги на журнальный столик. Квартира прокурена так, будто тут беспрерывно курили несколько часов, и количество сигарет в пепельнице подтверждало эту безумную теорию. Себастьян кашляет и, быстрым шагом подойдя к Мориарти, вырывает сигарету из его пальцев. Равнодушие иногда пропадает, обнажая чувства, которые теперь кажутся чуждыми и лишними. Привязанность, желание заботиться и защищать. - В чём дело? - нацеплять маску холодности и равнодушия в подобных случаях Моран научился довольно быстро. - Шерлок, - только и сказал Джим, протянув руку за ещё одной сигаретой. Снайпер перехватил пачку и кинул её в угол, тот самый, в который по ночам частенько летят бутылки из-под виски, рубашки и брюки. Но сейчас чертовски не время оживлять в памяти эти моменты. Шерлок. С тех пор, как эта курчавая черноволосая проблема появилась в жизни Мориарти (а вместе с ним и Себастьяна) прошло уже месяца три. Джим испытывал странные чувства к Холмсу - вроде как, он ненавидел его в самом прямом смысле этого слова, а иногда Морану казалось, что Мориарти одержим детективом. В конкретном случае он его, похоже, ненавидел. Снайпер вздохнул и, подойдя к балкону, настежь распахнул дверь, ведущую туда. В прокуренное помещение хлынул поток свежего холодного воздуха. - Давай так, - Себастьян достал из кармана свою пачку сигарет и кинул её криминальному гению, - Мы выкурим по сигарете и поедем искать Шерлока. План у тебя есть? - Ты просто берёшь свою винтовку, - Джим поджёг сигарету и сделал паузу, - И убиваешь эту мразь. План показался слишком простым и неизящным для такого человека, как Мориарти, но Моран не стал спорить. Через десять минут они уже в машине, и Джим снова такой же, как и обычно - язвительный и раздражительный. Согласно определённым источникам Холмс сейчас находился совсем недалеко. Серый двор. Исключительно однообразные здания вокруг, и ни одного человека. - Разделимся, - шепчет Мориарти, намеренно приблизившись к самой мочке уха Себастьяна и обжигая её своим дыханием, почти касаясь губами кожи. - Ты идёшь и убиваешь Шерлока, я - остаюсь тут и наблюдаю на случай, если что-то пойдёт не так. Что могло пойти не так? Они всегда были уверены в себе, особенно Джим, но сейчас что-то заставляло его нервничать. Он смотрит на свои подрагивающие руки и не может понять, в чём дело. Он смотрит удаляющемуся Морану вслед, но что-то внутри отчаянно хочет закричать, заставить снайпера остановиться. На лице Мориарти застывает странная гримаса: перекошеные губы, прикрытые глаза. Он напряжённо вслушивается в тишину двора. Он не знает, сколько прошло времени. Время застыло или бежало в бешеном темпе? Джим слышит выстрел, и сердце ухает вниз, потому что этот выстрел был произведён не из оружия Себастьяна. Он-то уж точно знал, как именно звучит выстрел из винтовки его полковника. Джим бежит, не помня себя, за угол, откуда донёсся звук. Первое, за что цепляется взгляд, - мелькнувшая под дальнюю арку чёрная ткань пальто. Второе - красная кровь на белой рубашке. И весь мир Джима начинает бесконечно падать куда-то в те доли секунды, когда Себастьян падает на серый асфальт. Ноги подкашиваются, но Джим делает шаг, и ещё шаг. Двадцать три шага до бледного снайпера, который изо всех сил пытался подняться. Джим падает на колени, почти не чувствуя боли от такого резкого соприкосновения их с землёй. Воздуха не хватает. Как будто это его подстрелили, отрывая от жизни какой-то пулей. Себастьян хватается за лацканы пиджака Джима и дёргает вниз, касается побелевшими губами дрожащих губ Мориарти. Полковник шепчет что-то, и Джим только по губам читает «Я люблю тебя». Джим не плакал уже очень давно, но он не отдаёт себе отчёта в том, что сейчас рыдает на груди у Себастьяна, вцепившись пальцами в его похолодевшие плечи, прижимаясь к окровавленной рубашке и пытаясь услышать хотя бы глухое эхо стучащего сердца взамен давящей тишины. Что он, разбивая руки в кровь, бьёт кулаками об асфальт, будто тот был в чём-то виноват. Джим садится в машину, дрожащими руками заводит её, цепляется за руль и давит на газ. Он не обращает внимания ни на разбитые в хлам костяшки пальцев, ни на боль в коленях, он только едет куда глаза глядят. И курит ту самую пачку сигарет. Его пачку. Курит. И снова курит, стряхивая пепел то в открытое окно, то на собственные брюки, не заботясь ни о чём. Он останавливается только тогда, когда становится совсем темно и когда заканчиваются сигареты. В маленьком магазинчике он покупает бутылку самого дешёвого виски и идёт к ближайшему мосту. Ночь такая тихая, как будто конец света наступил не только для Джима. Изредка мимо проезжают автомобили, освещая фарами бледное лицо Мориарти, но не освещая его мысли. Его душу. Он, повинуясь внезапному порыву, бросает даже не откупоренную бутылку в далёкую чёрную воду, и с полминуты наблюдает, как она летит вниз, бликуя в свете фонарей. - Ты был прав. Чёрт возьми. Ты. Был. Прав, - начав с шёпота, Джим говорит всё громче, взгляд устремив в небо, полное звёзд, - У меня есть душа, - он падает на колени, обхватывает плечи мёртвой хваткой собственных пальцев и касается лбом холодного асфальта, - И она болит. - снова бьёт разбитыми костяшками по земле, будто это способно заглушить дикую душевную боль. Он подползает к самому краю моста, но чувствует себя на краю света, глядя на тёмную гладь воды. Цепляясь за почти ледяные железные ограды, он поднимается на ноги и подходит к краю ближе, ещё ближе. Так, чтобы носки ботинок висели над пропастью. Шаг через невысокую ограду, пальцы побелели от холода и силы, с которой Джим сжимает металлические опоры. - Ты прав, - произносит одними губами, не отводя взгляда от одной только звезды, самой яркой, - У меня была душа, но её части больше нет здесь. Какой смысл, - Джим не пил, но чувствует себя немного пьяным. Остаётся только отпустить - ограду, мысли, жизнь. Пальцы медленно разжимаются, Джим закрывает глаза и делает маленький шаг навстречу бездне. Его души здесь больше не осталось.