King and Lionheart

      Следующее утро началось с похода в «стойла». Это гордое название носила невнятная деревянная постройка, ютившаяся вплотную к вратам города. Там обретались два пони, царский винторогий баран и, с прошлого года, корова. К ней-то и направлялась Эстрид. Подменить Дори в нелёгком вопросе добычи молока её только что упросил Хегар. Его сынок вчера крепко набрался и теперь вполне мог спьяну взяться доить, скажем, норовистого барана. — Ну, Золотинка, выспалась? Поделишься молоком, а? — Эстрид принялась наглаживать корове бока и приговаривать всякую ласковую чепуху, как учили её роханцы. — Простите за беспокойство, госпожа! — послышался вдруг сзади слегка озадаченный, но бодрый голос. Сзади и сверху.       Гномка обернулась и увидела за деревянными рейками человеческого паренька лет семнадцати. Любопытство на его лице отразилось особенно сильно, когда он заметил её бакены, изящно вплетённые в причёску. «Ну всё, — подумала Эстрид. — Сейчас начнётся. Сначала замешательство, потом яростное отрицание: да ну, да как так, у женщины — и борода!». Ох и натерпелась она этого, прежде чем сообразила на поверхности представляться мужчиной… Подавив недоумённый смешок, парнишка нарочито сосредоточенно уставился ей в глаза и спросил: — Вы доярка, да? — Нет, я оружейница, — дружелюбно ответила Эстрид, наслаждаясь тем, как мальчишка ожидаемо вздрогнул при низком звуке её голоса. — Среди гномов нет доярок. — Но вы ведь… — паренёк, окончательно запутавшись, указал на корову, куда-то в район вымени, где всё это время не переставали мелькать сноровистые пальцы гномки.       Девушка вздохнула. — Дрова умеешь рубить? — спросила она лукаво, между делом покончив с дойкой. — Конечно, — неуверенно ответил её необычный собеседник, явно не понимая, к чему клонит чудная гномья женщина. — Лесоруб, наверное! — продолжала издеваться Эстрид, привычным движением подхватив ведро, наполненное пенящимся молоком. — Нет, я, как отец, ры… Ах, вы вот о чём, — наконец догадался паренёк и разулыбался.       Гномка с усмешкой покачала головой — не блещущий умом сын рыбака почти успел утомить её. — Вам помочь донести, тяжело ведь! — засуетился мальчишка, как только она вышла из стойла.       Добиваться, чтобы он сообразил, какой пушинкой для оружейницы является ведро молока, Эстрид не рискнула. Это могло до вечера затянуться. — Спасибо тебе, — благодарно улыбнулась она, протягивая свою «неподъёмную» ношу и удовлетворённо отмечая, что для него она заметно тяжелей.       По пути к воротам Эстрид поинтересовалась изначальной целью его визита и, судя по сбивчивым объяснениям, догадка девушки оказалась верна — мальчугану попросту любопытно было взглянуть на гномов. Не исключено, что и ведро он угодливо тащит лишь в надежде узреть залы гномьего царства изнутри. Что ж, парня ждало разочарование: во-первых, наспех и без прикрас вырубленный лабиринт в Синих горах ничего интересного из себя не представлял, а во-вторых, ни одного человека туда и на порог не пустят. Не при живом Торине — это точно.       Как говорится, помяни орка… Иными словами, узбад в компании Двалина вышел им навстречу, стоило Эстрид прикинуть, какова будет торинова реакция на любознательного парнишку. И гном угодливо продемонстрировал это вживую. При виде сопровождающего Эстрид человеческого юноши, молодой король нахмурился, стиснул кулаки почти что до дрожи и скрипнул зубами так громко, что, наверное, морийского балрога разбудил.       Гномка прекрасно знала по рассказам Дис, что после разорения Эребора Торин до посинения возненавидел Трандуила, а с ним не только лесных эльфов, но и весь дивный народ как таковой. Однако о владыках Дейла, о дорвинионских купцах, о наместниках Гондора узбад и по сей день отзывался с уважением, как и о людях в целом. И чем так не приглянулись ему те, что решили осесть вблизи их нынешнего пристанища, Эстрид никак не могла взять в толк. И пускай Торин отказался объяснить ей это вчера, сейчас она сама увидит. — Чем обязан столь внезапным и скорым визитом? — проскрежетал король, тщетно силясь скрыть обуревавшее его бешенство.       Мальчуган тут же стушевался под огненным взглядом гнома, несмотря на значительное превосходство в росте. — Господин, я только... Отец просил... Мне нужно... — промямлил он, почти заикаясь. — Он мне помогает с молоком, — поспешила на выручку своему перепуганному подручному Эстрид и, для верности, стрельнула глазами в направлении ведра, подпрыгивающего в его дрожащих руках. Она прекрасно видела и ощущала ярость, исходящую от Торина. Если сейчас же не обозначить дружественные намерения незваного гостя и — что важнее — её собственное согласие на его помощь, узбад имеет полное право разорвать нарушителя спокойствия голыми руками.       Однако благосклонность Эстрид к парню, казалось, лишь взбесила Торина сильнее. Он одарил девушку беглым взглядом, красноречиво велевшим ей прикусить язык Разумеется, это здорово разозлило Эстрид, но она постаралась не подавать виду, чтобы разъярённый король кого-нибудь ненароком не убил. — Спасибо, юноша, — прохрипел Торин, — дальше, думаю, справится Двалин.       С этими словами гном почти что вырвал из пальцев побелевшего от ужаса мальчика ведро и, всучив его Двалину, схватил Эстрид за руку, чуть повыше локтя. — Идём, — негромко бросил он и поволок гномку к вратам. Затем, обернувшись, снова обратился к пареньку: — Двалин будет рад выслушать тебя.       В подтверждение царских слов мрачный вояка хищно оскалился. Пацану было невдомёк, что это самая добродушная из улыбок свирепого гнома.       Как только створка врат с грохотом захлопнулась, скрыв их от глаз мальчишки, Эстрид с силой дёрнула руку, норовя вырваться из хватки Торина, но тот вцепился намертво. Он молча тащил её за собой, будто набедокурившую девчонку, и это злило особенно. Какое право он имел указывать ей, с кем говорить, что говорить и когда? Да ещё и на глазах чужого человека. За минуту горе-король успел выставить себя взбалмошным тираном, а её — нерадивым посмешищем. Чудесно! С каждым шагом Эстрид раздражалась всё больше, теперь их с Торином молчаливая процессия походила на небольшую грозовую тучу, вот-вот готовую взорваться раскатом грома.       Наконец, когда рука ниже локтя начала неметь, обескровленная стиснутыми до предела пальцами короля, гномка всем телом рванулась назад и смогла высвободиться. Торин в тот же миг резко развернулся на пятках, вперив в неё разъярённый взор.       Первой не выдержала Эстрид. — Что ты позволяешь себе?! Ревнуешь, что ли?! — срывая голос, заорала она, чудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на узбада с кулаками. — Естественно, Балкун тебя забери! — вторил он на столь же высоких тонах. — А как ты думала?! Ты — женщина моего клана, и я не позволю ни одному чужаку касаться тебя, говорить с тобой и даже смотреть на тебя, ясно?!       Живо помня плачевные для себя же последствия первой пощёчины, подаренной Торину в незабвенный вечер Даруунит, гномка заставила себя держать обе руки внизу. Чтобы хоть немного унять злость, она сжала ладони в кулаки, повернулась спиной к скрежещущему зубами королю и, гордо подняв голову, направилась к вратам. Девушка была исполнена решимости выйти на поверхность снова, и пускай Торин рвёт и мечет, она не позволит собой помыкать. — Не смей, — прохрипел узбад едва слышно. — Остановись… Кхелир, я запрещаю!       И она застыла. Он назвал её истинным именем. Эстрид не помнила точно, поскольку уроки истории они с Фрерином если не прогуливали, то просыпали, но приказ, сопровождаемый сакральным именем на кхуздуле, символизировал волю не то Дурина, не то и вовсе Создателя лично. Ослушаться — значило отречься от себя как гнома. Перестать им быть. Как бы упряма она ни была, как бы ни злилась на Торина, это меркло перед перспективой лишиться самой сути чада Махала. — Лучше б ты себе не позволял касаться меня, — мстительно бросила она и нарочито медленно скрылась за поворотом на лестницу.       Узбад устало провёл ладонями по лицу и зашагал в противоположном направлении. С пацаном пускай Двалин разбирается. Может, в это и трудно поверить, но сейчас он, по сравнению с самим Торином, безобидный кролик.       Эстрид, просто обезумевшая от бешенства, ворвалась в кузницу и спешно развела в домне огонь. Нужно было срочно почувствовать в руках молот, ощутить на щеках жар раскалённого металла и, даже если в результате ничего путного из этой работы не выйдет, как следует поколотить по наковальне. Раз уж по голове Торина поколотить нельзя. Потревоженная его сегодняшней выходкой, неожиданно с новой силой всколыхнулась обида за поцелуй. Это при том, что Эстрид всего год назад клялась, будто напрочь о нём позабыла.       Расплавленная сталь заполнила форму, на мгновение ослепив девушку своей белизной.       Эстрид сдула с носа выбившуюся из причёски прядь. Стоило её заправить, но в нынешнем состоянии гномка скорее окончательно погубит плетение.       Удар. Податливый металл с готовностью уплощается.       До чего бесит это отношение. Словно она всё ещё несмышлёная двадцатилетка, составляющая компанию его брату. А он сам — деятельный старший сын, на которого спихнули надоедливую малышню: вроде и тянет отогнать их от себя, чтобы друзья не засмеяли, а с другой стороны, если набедокурят, отвечать перед дедом ему.       Удар. Искры бьют из-под молота.       Неужели так сложно перестать к ней цепляться? Целый год она не давала ему поводов для недовольства, но стоило раз пойти наперекор — всё, их перемирие пошло прахом. Он снова в ней видит чужое создание. Помеху. Врага.       Удар. С шипением падает на раскалённую сталь слеза. *** — Он… Что?! — округлив глаза переспросила Дис. — Двалин говорит, утащил её внутрь почти что в охапке, — пожал плечами Хорин, для которого в таком поступке узбада не было ровным счётом ничего странного. — Согласен, грубовато, но я бы так же сделал, если бы она заартачилась. А что? Можно было уже и самой смекнуть, что здесь всё не так, как в Эреборе. Люди эти тут ещё и поселиться толком не успели, о каком доверии может…       Хорин осёкся, услышав заливистый хохот жены. Дождавшись, пока она отсмеётся, гном вопросительно поднял брови. Но Дис лишь покачала головой и, извинившись за внезапность, выскочила из горницы.       Вздохнув, мужчина принялся за очередной чертёж. Махал, должно быть, долго посмеивался в усы, когда просил свою супругу заронить в сердце Хорина любовь к взбалмошной королевской дочери. ***       Торин успел уже в бессильной злобе истыкать попавшимся под руку кинжалом всю столешницу и хотел было пойти по второму кругу, но услышал звук отворившейся двери и, замерев, поднял голову. На пороге стояла Дис, скрестив на груди руки и с насмешкой оглядывая сильно пострадавший от царской ярости стол. Гном, в общем-то, понимал её ироничное отношение к подобному способу выпустить пар. В первый миг он и сам собирался отправиться в кузницу и направить всю злость в работу. Но слишком уж велика была вероятность встретить в тех коридорах Эстрид, занятую примерно тем же, а попадись она ему сейчас на глаза, Торин, наверное, вообще бы эту наглую, неблагодарную девицу прибил.       Вот и пришлось вместо неё казнить невинную столешницу, благо он давно искал повод заменить эту деревянную конструкцию на приличествующий гномьему королю солидный каменный стол. — Что? — грубо бросил Торин, с размаху всадив кинжал меж досок. — Она опять к тебе плакаться прибежала?       В ту же секунду узбад мысленно отругал себя за сказанное, поскольку вспомнил, что о самой безумной его выходке Эстрид до сих пор никому не «плакалась». Какой бы она ни была невежественной упрямицей, за молчание ей стоило отдать должное.       Дис несколько мгновений глядела на него с плохо скрываемым торжеством, а затем накинулась с объятиями. Оторопевший гном не спешил обнимать сестру в ответ, совершенно не понимая, чем заслужил такое поощрение. — Я рада, что ты смог её простить, Торин, — прошептала принцесса.       А ведь верно. Дис, как всегда, увидела в его очередном сумасбродном порыве логику, о которой сам Торин и не догадывался. Он не мог сейчас сказать, когда именно это случилось, но в какой-то момент Эстрид стала для него не номинальной, а самой настоящей частью клана. Женщиной дуринова рода, которую некому больше защитить. Верилось с трудом, но он простил потерю брата, случившуюся по вине Эстрид, гораздо раньше его гибели.       Торин от всей души прижал к груди сестру и рассмеялся. Ему впервые за долгие годы было так легко. Теперь он сможет оберегать Эстрид, не чувствуя при этом отвращения, злобы и даже простой неприязни. Сможет, если понадобится, заменить ей отца, братьев и Фрера. Сможет, проклятье, наконец-то сможет быть хорошим королём.