История одной куклы

POV Адам. 23 мая. Финикс. Штат Аризона. Что произошло со мной сегодня на концерте, я так до конца и не понял. Резкая боль в животе, от которой аж перехватило дыхание. От болевого шока я едва не вырубился, но все длилось не больше минуты, а может и вовсе несколько секунд. Я не знаю. Мне эти секунды показались вечностью. Так или иначе, все это время я оставался в сознании и думал только об одном: нужно как-то доиграть концерт. Мои фанаты – это все, что у меня есть, и я в долгу перед ними, потому что, как бы странно это ни звучало, на самом деле это я больше нуждаюсь в них, чем они во мне. Это они делают меня тем, кто я есть. И если даже взять в расчет одни только меркантильные интересы, то это ОНИ покупают мои пластинки и билеты на концерты. А билеты и правда стоят недешево. Наверняка многим из них пришлось просить денег у родителей, а кто-то, может быть, долгое время копил их сам, жертвуя простыми подростковыми радостями – походами в клубы, новой косметикой или модной кофточкой… Я не мог их подвести. Но боль прошла так же внезапно, как и появилась. И до конца концерта больше не давала о себе знать. Разумеется, та глупая реплика про диету была не более чем шуткой. По правде говоря, это просто было первым, что пришло мне в голову. Питаюсь я нормально. Да, кое в чем себе, конечно, приходится отказывать, но речь идет разве что о выпечке, жареной картошке и сладком кофе с молоком. В остальном же я – обычный среднестатистический американец, который запросто может разогреть себе в микроволновке купленные в супермаркете котлеты или с горем пополам собственноручно сварить томатный суп. И если мне не изменяет память, то ничего подозрительного за последние сутки я не ел. Вечером накануне мы всей группой заказывали роллы из японского ресторана, утром я бодро схомячил тарелку творога с базиликом, а перед концертом только пил черный кофе из кофемашины. Теоретически ничего из перечисленного не могло стать причиной такого острого приступа, да и желудок мой за несколько лет гастрольной жизни повидал всякое, и так просто его не проймешь. Но что-то все-таки было не так. Еще со вчерашнего вечера я ощущаю себя как-то странно. Нет, я не чувствую, что заболел или еще что-то. Просто внутри появилось какое-то состояние нарастающей тревоги. Ночью у себя в номере я даже вскочил с кровати и отдернул занавеску, потому что мне показалось, что за мной кто-то следит. Естественно, там никого не было. Но тревога не уходила. От греха подальше я позвонил матери и брату, и только когда убедился, что с родными все в порядке, смог наконец уснуть. Гоняя в уме эти мысли, я лежал диване в гримерке, который был настолько узким и коротким, что ноги прошлись закинуть на подлокотник. Дверь чуть скрипнула, и на пороге появился немного взлохмаченный Рэтлифф, который, в отличие от меня, уже успел смыть грим, снять концертный костюм и переодеться в свои неизменные черные джинсы и футболку с устрашающими черепами. Несколько секунд он колебался. Видно было, что внутренне гитарист пытается принять правильное решение – войти или удалиться, убедившись, что я жив и со мной все в порядке. Видимо, вежливость и сострадание все-таки взяли верх над гордостью и упрямством, потому что он тяжело вздохнул, зашел в гримерку, намеренно оставив дверь широко раскрытой, и осторожно присел на край дивана в районе моих вынужденно задранных кверху ног. - Как ты? – его глаза по-прежнему были опущены. Он старался смотреть куда угодно, хоть на собственные ботинки, только не на меня. Но поскольку блондин все-таки нашел в себе силы, чтобы прийти и поинтересоваться моим здоровьем, я не мог не оценить его поступок. Мне было приятно. - Неплохо, - я старался оставаться сдержанным, чтобы в очередной раз не сказать или не сделать какую-нибудь глупость, которая снова возведет между нами стену на несколько долгих недель. Он молчал и продолжал сверлить взглядом пол. Я тоже не решался заговорить и ждал, что же он будет делать дальше. - Понятно, - буркнул наконец Томми и знакомым жестом пропустил через два пальца свою длинную челку, заправляя ее затем за ухо. Я хорошо знал все эти жесты. Он нервничает. Когда он волнуется, он может заправить челку за ухо пятнадцать раз за минуту. Такое ощущение, что когда парень находится в спокойном расположении духа, челка ему совсем не мешает – он только периодически встряхивает ею и продолжает заниматься своими делами, даже если она полностью закрывает ему глаза. Но как только в воздухе повисает напряжение, челка явно становится лишней. Он все время теребит волосы – сминает, вытягивает, пропускает сквозь пальцы, без конца заправляет за ухо… Ну, это, наверное, все-таки нормально. Я, например, в такие моменты начинаю грызть ногти. - Ты… Тебе точно не нужна помощь? - Все в порядке, Томми, - я спокойно улыбнулся, и он, почувствовав в моем голосе улыбку, все же поднял на меня взгляд. Глубокие темно-шоколадные глаза изучали меня. Наверное, искали подвох. А может быть, просто разглядывали, но очень придирчиво – я бы сказал, с пристрастием. Этот немой диалог длился около минуты, а потом он резко встал: - Ну тогда я пойду. Я не пошевелился, только проводил его взглядом до выхода. Но когда он уже взялся за ручку, чтобы прикрыть за собой дверь, я не удержался и окликнул его. - Томми! Он остановился и вопросительно посмотрел на меня. - Что? - Спасибо, что пришел. Он отвернулся, чтобы я не мог видеть его лицо, и, не поворачивая головы, тихо произнес, выходя: - Поправляйся… Я не понимаю этого парня. Вот ей богу, не понимаю. Он играет в моей группе уже второй год, но до сих пор я так и не разобрался, что же творится внутри у этого маленького колючего чертенка. Иногда он ведет себя как все нормальные люди, а иногда… Иногда я его просто не узнаю. На вечеринках он может дурачиться вместе со всеми, может много выпить и потом ползти до своего номера, держась за стенки. А может взять и просто исчезнуть куда-то посреди шумного веселья. Как будто что-то на него вдруг находит. Я помню свой день рождения год назад. Мы весело гуляли в банкетном зале какого-то отеля. Он смеялся, выпивал, даже участвовал во всех дурацких конкурсах, которые они с ребятами для меня приготовили. Да куда там! В какой-то момент этот «натуральный натурал» у всех на глазах взял и засосал Айзека, который, кстати, числится не кем-нибудь, а его лучшим другом. Визг вокруг стоял такой, что произведенным эффектом гитарист наверняка остался чрезвычайно доволен. Мы снова хохотали как ненормальные, потом кто-то начал игру на раздевание. Подвыпивший Сутан, оставшийся к концу игры в одних миниатюрных черных плавках, полез на меня с поцелуями… И в этот момент я понял, что Томми исчез. Еще минуту назад он был здесь, играл вместе с нами и даже успел лишиться своих футболки, ботинок и носков, но вдруг как сквозь землю провалился. Обнаружил я его в трейлере. Он сидел на полу ровно в том же виде – босой и без футболки, наигрывал на гитаре бессмертный шедевр депешей и… пел. В смысле, тихонько напевал себе под нос: Your own personal Jesus Someone to hear your prayers Someone who cares... Это было так трогательно и забавно. Не имея ничего общего с депешовским вокалом, да еще и чуточку картавя на букве «с», он пел спокойно и… умиротворенно, что ли? Словно медитировал под собственное пение. Увидев меня в дверях, он только пристально посмотрел – ровно тем же взглядом, что и сейчас, выходя из гримерки, и невозмутимо продолжал: Your own personal Jesus Someone to hear your prayers Someone who's there С тех пор эта мелодия стоит у меня в мобильнике на звонке. На контакте «TJR» разумеется. И можно было бы предположить, что парень просто прикидывается натуралом, а на самом деле неровно ко мне дышит, но когда пару месяцев спустя я набрался смелости и попытался поцеловать его вне сцены, за кулисами, он с размаху так зарядил мне в глаз, что я едва не потерял сознание. Признаться, такой физической силы и такого тяжелого удара от столь миниатюрного существа я совсем не ожидал. Разумеется, «сдавать» его Сутану я тогда не стал. Амрулл же, накладывая мне грим, метал гром и молнии и клялся всеми своими индонезийскими богами, что не оставит в живых того, кто посреди гастрольного тура украсил лицо звезды фингалом. Вот и сейчас. Мы не разговариваем уже неделю. Причем я даже толком не знаю, что на этот раз послужило причиной размолвки. Признаться, я не всегда могу уловить, какая моя фраза или действие становится спусковым крючком. Но то, что несколько минут назад он подавил в себе свою гордость и сам пришел ко мне в гримерку справиться о моем здоровье – определенно хороший знак. Если не сказать, что подобное в его поведении я вообще вижу впервые. Обычно первым шаг к примирению делаю я. А сейчас… Он все еще злится, но переживает. Похоже, парень серьезно испугался, увидев меня неподвижно лежащим на сцене. И если честно, я даже благодарен судьбе за это странное происшествие на концерте. Может быть, оно послужит для нас поводом снова попытаться найти общий язык...