…там Сигюн сидит,
о муже своем
горько печалясь,-
довольно ли вам этого?
(Прорицания вёльвы, 35)
Должен ли я был ревновать жену свою, верную и кроткую, ни разу повода не давшую озлобиться или прогневаться, пока был я рядом и пороги наши обивали куда более достойные асы? Должен ли желать найти ей достойного мужа теперь, когда меня рядом нет? Я с почтением опускаю голову, наравне с другими слугами, когда царственная чета, Один и Фригг, проходят мимо, с интересом слежу исподлобья за Тором, ведущим за руку деву-воительницу, и взглядом в упор провожаю одинокую, поникшую фигуру Сигюн, лицо которой скрыто под белой тканью. Коли по нраву тебе шутить миром и войной, шути шутки вовеки, на самую смешную из них разменяв свою бесконечную жизнь. Ведь не только жизнь я отдал, чтобы расквитаться по долгам с теми, кто ничем мне не был должен, но Вечность. Вечность, которую мог целовать ее тонкие пальцы, ее сладкие, пьянящие уста, я отдал, не подумав, что потеряю. Вечность свою среди асов, не зная, что мне уже не вернуться в круг, пусть неродной, но Семьи. Статный бравый воин страстными взглядами провожает мою Сигюн, неприступную к его любви. Наглый дерзкий ас провожает мою Сигюн, гордую к чужой жалости. Добрый смелый юноша сторожит двери моей Сигюн, тоскующей в ожидании, сгорающей день ото дня. Кому из них посчастливится быть рядом, когда боль измучит ее до конца, чтобы подставить плечо, чтобы любить вернее моего, чтобы быть рядом вечность – или гораздо дольше? Нелепо ревновать ее, и я отхожу от ее окон прочь, окон, где горит свет до самого рассвета, где не спит жена, верно ожидая возвращения мужа. «Локи повержен!» - и всякий счастлив знать, что напавший на слабых мидгардцев Бог будет наказан. «Локи повержен!» - и до рассвета Один и сыновья его решают судьбу злого Бога. «Локи сбежал!» - и страх окутывает лица асов, и улыбка прячется в устах верной Сигюн. Словно лисицу, загоняют асы чужака, потерявшегося и испуганного – и оттого злого, на которого я нацепил свою личину – озлобленного и так похожего на меня, однажды сумевшего сбежать из-под конвоя на Земле. Мидгардец падает, попав под удар копья. Убив столько людей, жаль ли мне этого, ставшего частью моего плана? «Предатель убит!» - и никто не пытается вызнать, правда ли это Локи, и Хель никогда не расскажет ни одной живой душе, чья грудь пробита насквозь недрогнувшею рукой. Пятна крови расходятся на песке, пока асы спорят, достаточно ли я был им братом, чтобы хоронить меня с почестями. Красный закат дрожит на горизонте, пока руки Тора, дрожа, ломают копье, вытаскивая обломки из моего тела. Красные прожилки рассекают глаза моей верной Сигюн, горько плачущей над телом своего мужа, так вернувшегося к ней. Касаясь тела бледными руками, Сигюн прощается со своим мужем. Слуга, исподлобья следящий за ней, намертво сжимает зубы, крепко стоит ногами на земле, чтобы не сорваться, не кинуться ей в ноги, вымаливая прощение за каждую выкатившуюся из глаз ее слезу. Жизни не дадут – самой скверной – предателю асы. Камни летят в невинную жену и детей его. Локи – единожды предатель, и наказание ему было страшнее смерти. Детей его звереподобных Один, не сумев убить, на цепь посадил да по краям Света отправил – в пустоте ли, среди мертвых ли - существовать. Локи – дважды предатель, и смерть за смертью ждала бы его, и Сигюн его, и детей его, чудом живых оставленных, не вернись он уже мертвым. Слуга крепко сжимает кулаки, раздирая до боли ладони, горящие лаской к той, что целует скрытое чужой личиной лицо. Слуга знает, что нет больше Локи, погиб он, и нет его для Сигюн, верной и любящей, ни здесь, нигде. Слуга вжимается спиной в камень, пытаясь слиться с ним, видя, как день за днем и ночь за ночью до изнеможения молится Сигюн, в надежде, что душа Локи ее услышит или Хель позволит ей увидеть мужа. Но Хель лишь хохочет, растворяясь в воздухе, пристально глядя слуге, стоящему в тени гробницы, в глаза. Статные смелые асы – и приближенные Одина, и слуги его – как на подбор златовласы и синеглазы. Только не милы ей ни золото волос, ни синь глаз. Сигюн низко опускает голову, проходя мимо стройных рядов вслед за Одином и Фригг, вслед за Тором и Сив – одна. Прячась под вуалью, не видит она, не замечает взглядов – восторженных ее красотой, печальных – о ее судьбе, пристальных – дерзкого, зеленоглазого слуги, в упор глядящего на нее. Когда память о предателе сотрется, когда проклятья перестанут кидаться вслед детям его, роду его, умная Сигюн разделит вечность с кем-то из асов, что подарит ей новых детей – златовласых, с глазами самой яркой синевы - и так заставит ее забыть о тяжелой утрате. Когда боль ее утихнет, когда перестанет мерещиться тень чужая и звучать отовсюду родной смех, уставшая Сигюн отдохнет в ласковых руках, что не запачканы кровью сотен невинных смертных. Когда горевший до самого рассвета в окнах верной Сигюн свет погаснет, слуга, обернувшись волком, завоет горько – на Луну ли, на судьбу ли свою – и исчезнет, счастливый, что любовь сумел оставить он своей светлой Сигюн, а не вечность рядом с черепом бога под погребальной маской. 30 марта 2013