В Асгарде все спокойно

— Эй, Одинсон! — зовет Локи, проходя в широкие двери, непонятно зачем здесь существующие: не палаты, а сплошные анфилады с окнами во всю стену. Комнат как таковых здесь нет, обслуживать нечего, поэтому и слуг не видно. Тор их попросту не держит. Да и видеть-то будет проблематично. Бильскирнир* не зря так назван: окруженный вечными грозовыми тучами, продуваемый насквозь ветрами, чертог громовержца не самое гостеприимное место. Мрачное, как нависшие над ним тучи, освещаемое лишь изредка секундными вспышками молний. Любые факелы задуваются здесь моментально, если не зачаровать их магией. Правда, и та при такой погоде тоже долго не держится, поэтому Локи тут частый гость: несмотря на пустоту в этом подобии чертогов, жилые комнаты здесь все же имеются, поэтому огонь поддерживать в них приходится, так что без магии трикстера никуда. Иногда его, правда, заменяют Фрейя или Фригга, но случается это совсем нечасто, да и зачарованных ими факелов хватает совсем ненадолго. — Молнии свои поубавь! — кричит бог обмана, слушая, как собственный голос растворяется в грохоте, раздающемся в небе. — Гость пришел. Он совсем не уверен, что Тор, вообще, здесь, а не в Вальхалле. Уговор есть уговор, конечно: когда Локи посещает Бильскирнир, громовержец обязан его встретить — но кто по доброй воле будет здесь находиться? Сколько раз сам трикстер, оправдываясь делами, не приходил в назначенные дни? Слишком уж не любил он это дурное место. Даром, что не сам Бильскирниру хозяин. Чертог Тора считался самым большим среди всех прочих, и сейчас Локи злился, вышагивая до комнат племянника через все здание, скользя по мокрому полу в абсолютной темноте, едва разгоняемой светом огонька, что дрожал в его ладонях. — Мелкий паршивец! — возмущался он, уповая, скорее, на возраст сына Одина, нежели на его физическую мощь. От собственной ругани на душе становилось немного легче, да и было не так страшно. Не то чтобы Локи боялся тут находиться, скорее, ему было неприятно: как бог огня он не любил таких промозглых и сырых помещений. Кажется, их не любил и сам Тор, пригревшийся в чертоге Радости под боком Всеотца и не спешащий наводить порядок в выделенных ему палатах. — А! Локи! — из ниоткуда в яркой вспышке света перед носом возник сам лихо ругаемый племянник. — Не думал, что ты так рано. Трикстер от неожиданности едва не врезавшийся в Тора, неблагородно растянулся на скользком полу, не удержав равновесия. — Чтоб тебя и твои банные палаты, — выругался он себе под нос, поднимаясь. — Только явился, что ли? Бог обмана с завистью глянул на Мьелльнир, благодаря которому Одинсон мог перемещаться с легкостью куда захочет. Сам-то он добирался сюда несколько часов. Растопив как следует камин, бог огня с удовольствием растянулся в кресле. — К пиру не присоединишься? — Тор поднялся со своего места, разминаясь. — Рож я ваших не видел, что ли? — ответил Локи, расслабленно глядя на племянника из-под ресниц. — Ну оставайся тогда, — громовержец направился к выходу. — Дрова в угол сухой отнеси, — напоследок скомандовал бог обмана, приманивая магией бурдюк с вином. Когда Тор исчез в яркой вспышке, он довольно улыбнулся. В этом дурном, промозглом месте никто никогда его не ищет. И в обмен на помощь с огнем он всегда пользуется возможностью задержаться здесь на несколько дней. Несколько дней спокойствия: без шуток, без обмана, без вечных ролей, которые иногда так надоедает играть. И Бильскирнир радушно принимает своего гостя, весело перемещающегося по чертогу огнем ярких вспышек наперегонки с молниями, разрезающего непроглядный мрак жарким пламенем своей огненной сути. Бильскирнир прячет от мира в своих мрачных стенах этого уставшего бога, находящего успокоение в бездействии возле весело потрескивающего камина. Прячет Локи, которому тоже нужен отдых от вечного веселья, длящегося долгие, долгие века. Прячет бога Огня, когда-то давным-давно надевшего и больше не сумевшего снять по какой-то не разгаданной до сих пор им самим причине смешную маску шута, чтобы зачем-то рассмешить мальчика, встреченного им тысячелетия назад. Мальчика, оказавшегося единственным, кто его не испугался — и не боится до сих пор. Мальчика, с искренним восторгом следившего за его фокусами с огнем в оба — тогда еще целых — глаза. 18 февраля 2014