Кто я, если не твой?

Прошел еще один день без посетителей, и Эйгон больше не мог выносить скуку, решив испытать пределы своей свободы. Он вышел, увидев сира Эррика, преданно стоящего на своем посту. “Сбегаете?” Обыденно спросил рыцарь, даже не взглянув на него. Эйгон усмехнулся, поворачиваясь на каблуках, чтобы зашагать по коридору. Нечто в том факте, что никто, казалось, не верил в его способность или желание сбежать, заставляло его чувствовать себя питомцем, одомашненным и принадлежащим кому-то. Хотя, по правде говоря, он уже отчасти им и стал, проведя время с тех пор, как покинул присутствие Рейниры, думая только о том, чтобы снова оказаться в нем. Она сказала ему подождать, пока его не позовут, но ничего не сказала о том, как он мог бы развлечь себя в это время. Это заняло некоторое время, но в конце концов он нашел кухни Драконьего камня и приставал к повару, пока тот не принес ему бутылку крепкого вина из их запасов. Забрав свой приз, он побрел на какой-то балкон, прижался к стене и выпил четверть ее за один присест. Он чувствовал себя неприкаянным, неуверенным без направляющей руки Рейниры. Почувствовав однажды ее власть, он возжелал большего, готовый принять ее слово как закон, если только она снова прикоснется к нему. Если он пока не мог обладать ею, то, по крайней мере, мог ощутить знакомые объятия пьяного забвения. Выпивая в тишине, глядя на море, Эйгон размышлял о том, что же такого есть в ней, что заставило его с такой готовностью повиноваться, когда он так яростно отказывался выполнять приказы, отданные ему кем-либо другим. Возможно, это энергия, которую он чувствует, текущая через нее, кровь дракона, которую его мать и дед никогда не понимали. Они не могли знать, что значит быть драконом и как его приручить. Дракон — не раб, как говорили, он позволяет подчинять себя лишь достойным. Эйгон во многом такой же. Он всегда хотел, чтобы им гордились, дать тому, кто этого заслуживал, контроль над собой и пожинать плоды хорошего поведения. Как бы он ни старался, все, что делала его семья, — это игнорировала его или смотрела на него с таким пустым разочарованием, что это разбивало ему сердце. В конце концов, все, что ему оставалось — это сдаться, разочаровать их настолько, чтобы они отказались от него в ответ, оставили его спокойно пить и блядовать, не ожидая ни правления, ни ответственности. Они дали ему понять, что он недостаточно хорош для любви, так почему же он вообще должен быть хорошим? Но только не Рейнира, только не она. Конечно, она тоже никогда не уделяла ему особого внимания, но этого следовало ожидать. Во всем виновата его семья, создающая этот разрыв между ними, разжигающая неприязнь к нему, которая основана не на чем ином, как на желании Отто Хайтауэра видеть свою кровь на троне. Преимущество этого, однако, в том, что у него никогда не было шанса разочаровать ее, учитывая, что ее мало заботило, чем он занимался раньше. Теперь, когда он сбежал от короны и предложил ей себя, у него была возможность, и ее он не разочарует. Бутылка вскоре опустела, но его мысли были далеки от этого. Все, о чем он мог думать, была Рейнира, ее глаза, ее руки, ее запах. Он представил себе, как будет служить ей после их свадьбы, чувствуя, что чем больше он думает, тем больше становится твердым и страждущим. Вино быстро сводило его с ума, мысли путались в бессвязный узел, у которого был только один свободный конец. Рейнира, Рейнира, Рейнира Эйгон не мог вспомнить, как и когда он поднялся, но он снова шел по коридорам, не зная четкого пути, зная только, что не может больше ждать встречи со своей будущей женой. В конце концов, он нашел ее за деревянным столом, откинувшейся на обычном стуле, как будто это был сам Железный трон. Она не заметила его, сосредоточенная только на письмах, которые читала. Он стоял как зачарованный мгновение, пока его ноги не сдвинулись без разрешения, шагнув дальше в комнату. Она подняла голову на звук, приподняв брови, хотя и не выглядела по-настоящему удивленной, увидев его. “Кажется, я говорила тебе подождать, пока ты не понадобишься”, на распев сказала она. “Прости”, пробормотал он, слегка покачиваясь, “не мог больше ждать”. Эйгон подошел к ней, словно в трансе, протянул руку, чтобы коснуться ее, прежде чем остановил себя, и рука зависла над ее плечом. “Так не терпится?” Она отодвигает стул, чтобы оказаться к нему лицом, не вставая, “Ты пил?” Ее фиалковые глаза сузились. “Немного," он смущенно почесал затылок, “я все думаю о тебе”. “Обо мне?" Рейнира спрашивает с притворным невежеством, выразительно переводя взгляд на выпуклость в его штанах. “Наша брачная ночь”, Он ерзает на месте, “Я хочу, чтобы она наступила поскорее”. “Мы поженимся завтра вечером, этим я сейчас и занимаюсь”, Она указывает на бумаги на своем столе, “Это все?” “Нет," скулит он, "ты нужна мне сейчас”. Рейнира закатывает глаза от его неуемности, уже планируя, как научит его терпению в спальне, но его влажные глаза и надутые губы такие милые, и она хочет увидеть, как он распадается на части. Она тянет его за бедра, заставляя сесть верхом себе на ногу. “Продолжай”. “Чт... На твоей ноге?” Спрашивает Эйгон, его разум замирает при мысли о том, чтобы тереться об нее, как собака, хотя его предательское тело уже двигается, прижимаясь к ее твердым мышцам. “Ты получишь мою ногу или ничего, Эйгон”. Она берет письмо, делая вид, что читает его. “Сейчас у меня нет времени на твои нужды. Получай удовольствие или уходи”. Она чувствует, как он становится еще тверже, его член бездумно трется о нее, а его руки крепко сжимают ее талию для устойчивости. Слова на бумаге в ее руке расплываются, поскольку ее внимание полностью обращается к тихим звукам, которые уже срываются с его губ. Он тяжело дышит, поскуливая, когда толкается особенно сильно. Она чувствует, как становится мокрой, наслаждаясь его унижением. “Посмотри на себя, извиваешься у меня на коленях, как дешевая шлюха”, слова слетают с ее губ сами собой, бумага, что она держала, падает, и она запускает руку в его белые волосы. Эйгон прикусывает губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон, и прижимается сильнее в поисках облегчения. Свободной рукой Рейнира сжимает его губы и очерчивает их двумя пальцами, говоря недовольно: “Не думай лишать меня своих сладких звуков, братец. Теперь ты мой, как и твое удовольствие”, вспыхивает порочная мысль, и она засовывает эти пальцы в его рот, задерживаясь на кончике его языка. “Стони под моими пальцами, шлюха”. Он смотрит на нее дикими глазами, его зрачки расширены. Нескрываемое желание, которое он видит в ее глазах, заставляет его сделать так, как она сказала, посасывая ее пальцы и чувствуя, как его горло вибрирует под ними. Он двигается быстрее, чувствуя, что приближается к завершению. “Будь хорошим мальчиком и кончи для меня”, шепчет Рейнира ему на ухо, и он чувствует, как его бедра подрагивают, когда он кончает, простая команда овладевает всем его телом. Он наклоняется вперед, зарываясь лицом в ее плечо. Прилив эндорфинов, смешанный с вином в его организме, заставляет его шмыгать носом, еще глубже зарываясь в нее лицом. Она позволяет ему лежать так несколько минут, слегка поглаживая его по спине. Он получает знак сесть, когда она шлепает его по заднице и двигает бедром под его весом. Заплаканные глаза смотрят на нее в ответ, когда она ловит его взгляд, и Рейнира не может удержаться и не поцеловать его до крови, снова впиваясь зубами в его искусанные губы. Он настолько послушен и стремится угодить, что удивительно, как никто раньше этим не воспользовался. Все, что ему требуется, — это ласковое прикосновение, и он выполнит любую ее команду. Ей не терпится выдрессировать его, сломить и превратить в покорного мужа, который будет слушаться ее как в спальне, так и за ее пределами. “Спасибо”, шепчет Эйгон, блаженно улыбаясь ей. “Конечно”, она приглаживает его волосы, отмечая то, как он сразу же наклоняется к ней, “я ведь обещала позаботиться о тебе, не так ли?” Она отодвигается, чтобы он встал и поправил ее платье, так он и делает. “Увидимся завтра вечером”, говорит Рейнира, когда он все еще стоит и не собирается уходить, “Иди, будь терпелив, и тогда ты будешь вознагражден”. Он только кивнул, ошеломленный и слегка пристыженный ощущением того, как его семя остывает под нижним бельем. Рейнира взбудоражено улыбнулась, давая ему отмашку, поскольку он все еще не двинулся с места. Когда он подошел к двери, Рейнире пришла в голову порочная идея, желая точно проверить, насколько он предан ей, “Эйгон,” она ухмыльнулась, когда он немедленно остановился как вкопанный, резко обернувшись, “Ты не можешь ублажать себя ни сегодня, ни завтра. Ты понял меня?” “Но... почему нет?” Тут же заныл он, умоляюще глядя на нее. Ее взгляд стал жестче: “Ты желал быть моим, не так ли? Ты все еще этого хочешь, или мне следует отменить эту свадьбу?” "Нет!” Это было последнее, чего он желал, что угодно, только не это. “Я не буду ублажать себя, я обещаю!” Он был готов снова упасть на колени, но его милосердная сестра сжалилась над ним, выражение ее лица вернулось к приятному удовлетворению. "Хорошо. Не разочаровывай меня”, О, это было намного лучше, чем она ожидала. Ее ненасытный младший брат, которого никто не считал способным к самоконтролю, так яростно клялся вести себя прилично при одной мысли о том, что не женится на ней. “Спи спокойно”. Он ушел, пожелав ей того же, бормоча на прощание обещания хорошо себя вести. Боги, Рейнира не могла дождаться их первой брачной ночи.

***

Это был самый долгий день в жизни Эйгона. Воспоминания о том, как он кончил на ноге Рейниры, всплывали перед его мысленным взором почти каждое мгновение, заставляя его руку автоматически тянуться к члену, прежде чем ее приказ резко звучал в его голове. Проблема была в том, что воспоминание о ее жестком тоне и абсолютном контроле возбуждали его еще сильнее, увеличивая искушение прикоснуться к себе. Но тогда он думал о возможности разочаровать ее, если бы сделал это, и ему приходилось хлопать ладонями по сиденью, напоминая себе, что он точно этого не сделает. Каждый раз, сопротивляясь, он думал о награде, которую она обещала, и все начиналось заново. В общем, это был порочный круг, сводивший его с ума с каждой итерацией. Он даже не мог выйти из своих покоев, чтобы отвлечься, потому что его член отказывался уменьшаться, красноречиво натягивая штаны. Итак, он ждал, слоняясь без дела почти в агонии, ожидая окончания дня. К счастью, это вскоре произошло, и пришли служанки, чтобы одеть его в традиционный валирийский свадебный наряд. Он слегка покраснел, когда они увидели его твердость, хотя раньше он бы выставил ее напоказ, флиртуя, чтобы посмотреть, примет ли кто-нибудь из них его предложение потрахаться. Но не сейчас, никогда больше. Теперь он принадлежал только Рейнире, и скоро так же будет и в глазах старых валирийских богов. Свободные полы его мантии, к счастью, скрывали его твердость от взглядов людей, когда он шел к утесу, где должна была состояться свадьба. Валирийский священник уже был на месте, как и вся семья Рейниры, а теперь и его семья. Она была сногсшибательна в своем платье, статуя единственной богини, которой он поклонялся или будет поклоняться в будущем. Джейс, Люк и близнецы посмотрели на него с ироничной насмешкой, и он покраснел от осознания, что они точно знали природу его соглашения с Рейнирой. Однако он был невозмутим в своем положении, с гордостью давая миру понять, что преклонил бы колени у ног своей жены при одном ее взгляде. Деймон смотрел на него почти так же, хотя в его глазах был другой, более темный блеск, похожий на тот, с каким смотрела на него Рейнира, думая, как его использовать. Он подошел к каменному алтарю, Рейнира присоединилась к нему, и принял кинжал из драконьего стекла. Священник начал петь, но все, на что он мог обращать внимание, была она. Он посмотрел на нее, спрашивая разрешения, и в ответ на ее кивок прорезал тонкую линию на ее губе, собрав кровь пальцем, чтобы нарисовать священный символ у нее на лбу. Она сделала то же самое с ним, заставляя резко вдохнуть, когда он почувствовал холод на губе. Холод длился недолго, сами его вены загорелись от ее прикосновения, ее мягкий палец рисовал на нем очертания. Они порезали ладони, кровь смешалась, когда они пили из кубка. Эйгон думал, что сможет питаться только ею до конца своих дней, насыщаясь ее эссенцией, вызывающей зависимость. Когда она поцеловала его, ему показалось, что он физически чувствует их связь, словно ее рука натянула воображаемую цепь вокруг его горла, как это было с его волосами во время его предложения руки и сердца. Их горячая кровь смешалась, когда они пили друг друга, слизывая общую кровь со своих зубов. Он был готов умолять ее трахнуть его прямо здесь и сейчас, на виду у всей их семьи и собравшихся доверенных лордов. Эйгону было все равно, что его мольбу услышит весь Вестерос, лишь бы Рейнира услышала. “Мы — одна плоть, одно сердце, одна душа, отныне и навсегда. Пойдем, муж, — она наклонилась к его уху, — пришло время получить свою награду”. Его сердце стучало, широкая улыбка расплылась по лицу, когда он изо всех сил старался держаться подле нее и не бежать в ее покои. Когда они приблизились к покоям Рейниры, он внезапно почувствовал, что его прижали к стене, хотя он видел, что она все еще перед, а не рядом с ним. Сбитый с толку, он поднял глаза и увидел пристально ухмыляющееся лицо Деймона. “Это твоя брачная ночь, и из уважения к тому, какая ты нежная девица, я буду держаться подальше от наших комнат”, протянул он, “но не думай, что я не буду замечать тебя. Возможно, я еще решу помочь Рейнире в твоем обучении”. Лихорадочный взгляд Эйгона метнулся к Рейнире, которая лишь безмятежно улыбнулась ему. “Ты это позволишь?” “Возможно,” она обвила рукой его талию, оставляя невесомый поцелуй, пока Деймон все еще крепко прижимал его к стене, “только если ты будешь плохо себя вести, или же будешь очень хорошим.” Она наслаждалась равной смесью страха и возбуждения на его лице, когда вытаскивала его из объятий более высокого мужчины. “Хотя сегодня вечером только я предъявлю на тебя права. Деймону придется дождаться своей очереди”. Последнюю часть она сказала с мрачной улыбкой своему дяде, и они обменялись взглядами, которые обещали опасность и восторг в одном флаконе. Когда она вошла в свою комнату, он быстро последовал за ней, как собака за своим хозяином, с жаждой за пределами слов. Он замешкался у двери, неуверенный в том, что она позволит, наблюдая, как она снимает платье и садится на край кровати. “Раздевайся”, сказала Рейнира, устраиваясь поудобнее. Он снял с себя одежду, прикрываясь рукой, пока не увидел, как она строго покачала головой. Тогда он опустил руки по бокам, полностью обнаженный перед женой. Необычно застенчивый, он ждал ее команды. “Красивый”, она поманила его жестом, “встань на колени.” Эйгон снова опускается перед ней на колени, хотя на этот раз их разделяло значительно меньше одежды. Он чувствовал запах ее возбуждения, сводивший его с ума, и его голова бессознательно склонялась к ее бедрам. “Кто тебе разрешал?” Рейнира притянула его назад, нежно, но крепко схватив за волосы. “Прости,” захныкал он, “Мне нужно попробовать тебя на вкус, Рейнира. Можно мне, пожалуйста?” Он благоговейно уставился на нее, не уверенный, что сможет пережить ее отказ сейчас. “Уже лучше,” она вернула его голову в прежнее положение, свободной рукой задирая сорочку выше бедер. “Можно.” Эйгон немедленно набросился на нее, слизывая ее нектар, словно умирал с голоду. И так оно и было, он давно жаждал ее тела, ее похвалы, ее внимания. Он делал это беспорядочно, не заботясь о том, в каком состоянии должно быть его лицо, когда он ублажал ее с дикой самозабвенностью. Ее стоны были святым гимном, ведущим таких грешников, как он, к спасению. Он отмечал каждую ее реакцию, акцентируя внимание на тех местах, которые заставляли ее тяжело дышать больше всего. Стимулировать вокруг ее лона, левее клитора, всасывая его целиком губами и поглаживать внутри нее легкими движениями языка, казалось, работало лучше всего. Он фиксировал это в уме, доводя ее до пика. “Какой быстрый ученик”, слова Рейниры были хриплыми, ее ногти впились ему в скальп, когда она крепче сжала его локоны, “Ты делаешь так хорошо сейчас”. Эйгон отчаянно застонал от похвалы, бедра задрожали, нетронутый член попросил внимания. Но он знал, что не получит его, пока его жена не получит удовлетворение, как и должно быть. Удовольствие Рейниры превыше всего, и он с радостью пробудет в таком положении хоть вечность за привилегию попробовать ее на вкус. Вскоре после этого Рейнира напряглась, обхватив ногами его голову, пока наседала на его лицо во время оргазма. Она кончила и, наконец, отпустила его, теперь нежно поглаживая рукой его губы и подбородок, чтобы собрать с них свою влагу. Те же самые пальцы проникли в его рот, заставляя облизать их дочиста. Он так и сделал, наслаждаясь вкусом ее прикосновения к своему языку. Рейнира чувствовала его тихие стоны под своими пальцами, видя, как нижняя часть его тела бесконтрольно извивается. “Ты так отчаянно хочешь меня, не так ли?” Проворковала она, высвобождая пальцы, чтобы приподнять его подбородок. “Ты хочешь, чтобы я прикоснулась к тебе?” Он яростно закивал: “Да, да!” “Забирайся на кровать, Эйгон,” она наблюдала, как он поднялся на ноги и метнулся к ней, как будто предложение было бы отменено, не двигайся он достаточно быстро. “Ложись на спину и держись за изголовье кровати.” Он принял позу, вцепившись руками в изгибы изголовья. Рейнира села на него верхом, достаточно низко на его бедрах, чтобы его член не доставал до ее лона. Он был каменно-твердый, покрасневший от основания до кончика и из него сочились маленькие капельки жидкости. Она стянула с себя рубашку до конца, швырнув ее через всю комнату и ухмыляясь тому, как его голодные глаза блуждали по ней, а руки дернулись прикоснуться, прежде чем он вспомнил о ее приказах. “Ты самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел”. Он застонал, нетерпеливо дрожа при одном взгляде на нее. “Спасибо, мой сладкий”. Она погладила подушечками пальцев его член, давая лишь самый слабый намек на прикосновение. “Ты сделал, как я сказала?” Она убрала руку, ожидая его ответа. По его растерянному взгляду стало понятно, что его бедный, затуманенный мозг не мог понять ее в данный момент, “Ты держал руки подальше от своего члена прошлой ночью?” Разъяснила она медленнее. “Я так и сделал, клянусь,” простонал он, “мне было так тяжело, но я хотел быть хорошим для тебя.” Увидев правду в его открытом выражении лица, Рейнира вернула свои успокаивающие, сводящие с ума поглаживания по всей длине. “Ты сделал, я так горжусь”. Она улыбнулась ему, наклоняясь для поцелуя, одновременно обхватывая его член всей рукой, усиливая давление. “Держи руки поднятыми, или я остановлюсь”. Эйгон застонал ей в рот, почти обезумев от желания. Они страстно целовались, их порезы от свадебной церемонии горели, но не настолько, чтобы вынудить их оторваться друг от друга. Рейнира продолжала в том же духе еще несколько минут, пока не почувствовала, как его бедра дико задергались, зная, что он скоро извергнется. От того она села, улыбаясь тому, как он пытался поймать ее губы. Она отпустила его член, глядя как он покачивается сам по себе. Эйгон захныкал, из его глаз потекли слезы, под стать преякуляции, вытекающей из конца. “Почему, Рейнира? Я уже...” всхлипнул он, пытаясь прижаться к ней, но оказался придавлен ее сильными бедрами. “Шшш, я знаю, знаю.” Она слизнула соленые слезы с его щек, решив, что у них вкус власти. “Я держал руки поднятыми, я вел себя хорошо, не так ли?” Его голос дрожал от отчаяния, костяшки пальцев побелели от того, с какой силой он вцепился в спинку кровати. “Ты вел себя хорошо, и ведешь”, Рейнира снова взяла его, погладив раз или два, прежде чем прижать его к своему влагалищу, “Но я хочу, чтобы ты кончил в меня”, С этими словами она опустилась на его член одним плавным движением, грациозно запрокинув голову, когда он полностью вошел. “Разве это не лучше?” Риторически спросила она, наклоняясь обратно, чтобы посмотреть на его выразительное лицо. Эйгон, казалось, был в экстазе, глаза закатились, зубы прикусили его шикарную нижнюю губу, сдерживая оргазм. Он мог бы кончить только от ее слов, но райское ощущение ее стенок вокруг него было еще лучше, подталкивая его к разрядке быстрее, чем он достигал ее с тех пор, как был зеленым юнцом, трахающимся в первый раз. “Потерпи, Эйгон, еще немного”, подбадривала Рейнира, стимулируя клитор, пока образ его беспомощности разжигал огонь в ее сердце. “Я уже так близко, просто от того, что слышу твои восхитительные стоны. Я хочу, чтобы мы кончили вместе”. “Я сделаю это”, выдохнул он, приподнимаясь, чтобы соответствовать ее движению, очарованный тем, как ее идеальные груди подпрыгивали при каждом движении ее тела. “Пожалуйста, кончи, Рейнира, я не могу больше терпеть”. “Ты можешь”, она потянулась вперед, чтобы ослабить его смертельную хватку на деревянном изголовье, переплела их пальцы, наклонилась над ним и прижала его руки к матрасу. “Я в тебя верю, Эйгон”. Его прелестные слезы — вот что в конечном счете довело ее до конца, мысль о том, что каждую ночь она будет видеть, как его отзывчивое тело изгибается под ней, заставляет ее гореть жарче, чем пламя Балериона. Она сжалась вокруг него, выдыхая свое разрешение между стонами, рефлекторно продолжая двигаться, чувствуя, как его горячая сперма обжигает ее стенки. Эйгон взвыл от удовольствия, когда ему, наконец, позволили кончить, всхлипывая от всепоглощающего экстаза, разлившегося по его крови. На несколько мгновений у него потемнело в глазах, а когда он пришел в себя, она все еще была на нем, медленно двигаясь. Он дернулся от перевозбуждения, поскуливая. Рейнира тихо рассмеялась, слезая с него, чтобы откинуться на подушки. Она притянула его к себе, приглашая устроиться у нее на груди, когда он растерялся. Бедный мальчик вел себя так, словно никогда в жизни не знал любви, отчаянно нуждаясь в ней, но опасаясь, что ее отнимут. Когда он понял, что она действительно хочет дать ему это, он обвился вокруг нее, цепляясь за нее всеми конечностями. Она только улыбнулась, заключив его в объятия и играя с его волосами, в то время как другая ее рука рисовала круги на его спине. “Ты довольна мной, Рейнира?” Пробормотал он ей в шею, уткнувшись лицом в ее изгиб. Она немного отклонилась назад, приподняв его лицо, чтобы посмотреть в его глаза, “Очень,” она нежно поцеловала его, “Ты создан для этого, братец, чтобы быть моим,” сердце Рейниры потеплело от чистого восторга в его глазах, “я не могла бы просить о лучшей шлюхе.” Она слегка поддразнила его. Эйгон покраснел от ее слов, отчасти смущенный тем, как сильно ему нравилось, что она его так называет. Однако для него важно то, что теперь он ее шлюха, и он счастливо улыбнулся при мысли о том, что так будет до конца его жизни. И какой же будет эта жизнь — служить Рейнире. “А теперь спи, у нас много дел на завтра”. Рейнира накинула на них одеяло, позволяя ему удобно устроиться рядом с ней, что для него означало прижаться к ней как можно ближе, переплетаясь во всех отношениях. “Спокойной ночи, жена, и спасибо тебе за все это”. Прошептал он, начиная дремать. “Всегда пожалуйста”, она крепче сжала его в объятиях, почувствовав довольный вздох на своей обнаженной коже, “Приятных снов, муж”. Нежный голос Рейниры убаюкал его, и на этот раз его сны были приятными, возможно потому, что она приказала им быть такими.